ля.  Свежий  воздух  будет
способствовать ее выздоровлению. Как будто ей мало было воздуха на  мостике!
Но Корьяно был настойчив. Ей необходимы прогулки. В  первый  раз  она  робко
ступила на берег, так странно было чувствовать под ногами твердую почву. Она
побрела тогда в сторону  от  деревни,  предоставив  флибустьерам  заниматься
своей гнусной торговлей. Ей удалось укрыться в тени храма среди  белоснежных
обломков старинных статуй.
   От веточки базилика пахло так же, как от этой  выжженной  солнцем  земли.
Деревья тут не росли. Все было бедно и  голо  и  в  то  же  время  исполнено
вечного величия. Тут  не  было  воды,  но  была  живительная  влага  поэзии,
благодаря которой произросли неувядаемые легенды и мифы.
   На  пригорках  звонко  перекликались  пастухи,  а   Савари,   вооруженный
деревянными гребнями, пробирался по крутым тропкам, чтобы  вычесывать  ладан
из козьей шерсти. Сегодня вечером он принесет свою добычу - горсточку липкой
смолы. Сегодня вечером на берегу соберутся плакальщицы, будут царапать  себе
лица и посыпать пеплом седые волосы... Она  закрыла  глаза.  Душистый  запах
навевал мечты, а солнце пробуждало в ней желание жить...
   Маркиз появился рядом и стал разглядывать ее. Она все  еще  опиралась  на
колонну, и поза ее была юношески грациозна, голова склонилась  под  тяжестью
узла золотых волос, губы прикасались к зеленой былинке, веки  опустились,  и
он подумал, что ему нравится двусмысленное очарование ее мужского костюма. В
платье она слишком бы походила на ту, "другую", и он  убил  бы  ее  в  конце
концов. А так она была слишком женщиной, сиреной, и слишком беззащитной.
   Анжелика ощутила давящий взгляд, подняла глаза и отодвинулась назад.
   Он повелительно махнул рукой:
   - Иди сюда.
   Она шла неторопливо, кончиком бабуши отбрасывая с тропинки  камушки.  Под
серебряными пряжками, стягивавшими ее штаны у колена, выступали уже окрепшие
и  загоревшие  икры.  Корьяно  был  прав.  У  пленницы  пополнели   щеки   и
восстановился матово-теплый цвет лица. Д'Эскренвиль схватил ее за  плечо  и,
нагнувшись, процедил с обычной издевкой:
   - Возрадуйся, сыне! Этих поповских дочек, знаешь ли, не тронули...
   Она посмотрела на него, не зная, принимать ли его слова всерьез. В  серых
глазах пирата мерцали необычные искорки.
   - Я очень рада, - сухо проговорила она.
   Он не заявил, что поступил так ради нее. Только вытащил  ее  на  тропу  и
заставил подниматься рядом с собой по крутому боку возвышавшейся  над  морем
горы. Сквозь рукав она ощущала жар его руки и дрожь, пробегавшую по ней.
   - Не смотри на  меня  так,  словно  я  собираюсь  тебя  пожрать.  Или  ты
принимаешь меня за Минотавра?
   - Нет, за того, кто вы есть.
   - То есть?..
   - Ужас Средиземноморья.
   Он остался доволен ответом и сильнее сжал ее плечо. Они поднялись уже  на
самую вершину. Внизу, на голубой глади залива, виднелся "Гермес", отражаясь,
словно красивая игрушка, в муаровой глубине.
   - Закрой глаза, - скомандовал д'Эскренвиль.
   Анжелика вздрогнула. Какую  еще  жестокую  игру  он  придумал?  Его  лицо
исказила гримаса бешенства.
   - Закрой глаза, тварь!
   Для верности он прикрыл ей  глаза  ладонью  и  протащил  немного  вперед,
прижимая к себе. Потом отнял руку.
   - Теперь смотри.
   - О!
   Они оказались на площадке, где стояли руины храма. Три белые,  словно  из
соли сделанные, ступени вели  к  портику,  вымощенному  мраморными  плитами,
сквозь щели между которыми пробивались невысокие растеньица.  А  дальше,  за
кустами малины с желтыми и красными ягодами, начиналось  чудо:  два  длинных
ряда статуй, совершенно целых, словно замерших в танце и пронизанных солнцем
на фоне небесной лазури.
   - Что это? - прошептала Анжелика.
   - Богини.
   Он медленно повел ее посреди этих мраморных улыбок и  нежно  изгибавшихся
рук, по этому божественному сборищу, навевавшему теперь  тоску,  потому  что
там никто уже не курил благовоний -  только  пахло  малиной  -  и  никто  не
возносил молений - только слышался шум прибоя. Увлеченная чудесным  зрелищем
Анжелика не замечала, что он продолжал прижимать ее к  себе.  В  конце  ряда
статуй, на возвышении, стояла статуя ребенка, торжествующего божка с луком в
руках, чудесного белоснежного малютки, овеваемого ветрами.
   - Эрос!
   - Как он хорош! Это ведь бог любви, не так ли?
   - А он когда-нибудь попадал в вас своей стрелой?
   Пират отошел в сторону и нервно похлопывал кончиком  хлыста  по  сапогам.
Очарование храма пропало. Анжелика не отвечала и в поисках тени прислонилась
к цоколю статуи Афродиты.
   - Вы, должно быть,  так  же  хороши,  когда  увлечены  любовью,  -  снова
заговорил он спустя  несколько  минут.  Его  взор  обежал  статуи  богинь  и
вернулся к Анжелике. Она не понимала его. Чего он хочет?..
   - Ты думаешь, твое высокомерие подействовало  на  меня,  и  потому  я  не
прихожу ночью поучить тебя, как следовало бы. Слишком  много  воображаешь  о
себе, дело вовсе  не  в  этом.  Не  было  еще  рабыни,  которая  посмела  бы
противостоять  Ужасу   Средиземноморья.   Просто   мне   надоели   вопли   и
сопротивление. Разок это забавно, придает пикантности, но  потом  надоедает.
Ты что, не можешь быть полюбезнее со мной?
   Она ответила холодным  взглядом,  которого  он  не  заметил,  потому  что
принялся ходить взад и вперед, стуча каблуками по мраморному  полу  храма  и
перебивая ритмичное стрекотание цикад.
   - Влюбленная, вы должны быть очень хороши, - вдруг глухо заговорил пират.
- У вас было такое лицо, когда вы лежали ночью у меня на руках  с  закрытыми
глазами и шептали еле слышно: "Любимый мой!".
   Отвечая на ее недоумевающий взгляд, он добавил:
   - Вы не можете этого помнить. Вы были тогда больны, бредили. Но я не могу
этого забыть. Мне все представляется ваше лицо, каким  оно  было  тогда.  Вы
должны быть очень хороши в объятиях человека, которого любите.
   Он подошел к статуе Эроса, и в глазах его  мелькнуло  что-то  похожее  на
чувство.
   - Я бы хотел быть таким человеком. Я хотел бы, чтобы вы меня полюбили.
   Анжелика ждала чего угодно, но не этого.
   - Полюбить вас! Вас!.. - Она разразилась смехом. Какая  нелепость!  Разве
маркиз не знает, что он  -  мерзкое  существо,  погрязшее  в  преступлениях,
злобный и бессердечный мучитель людей? И хочет, чтобы его любили!..
   Ее звонкий смех раздавался так громко в безлюдной тишине. Насмешливое эхо
повторило его, и ветер унес отзвук вдаль.
   - ...Полюбить вас! Вас!..
   Маркиз д'Эскренвиль покрылся мраморной бледностью. Он подошел к  Анжелике
и, размахнувшись, ударил ее раз и другой по щеке. Она ощутила во рту соленый
вкус крови. Он ударил опять, и она упала к его ногам. Изо рта  у  нее  текла
струйка крови.
   - Еще смеется! - крикнул он, задыхаясь. -  Ах  ты,  тварь!..  Да  как  ты
посмела! Ты еще хуже той, другой! Хуже всех! Я тебя продам!  Я  тебя  продам
злому  старому  паше,  рыночному  торговцу,  мавру,  злодею,  который   тебя
замучит... Но ты уж ни на кого не посмотришь с  выражением  любви...  Это  я
запрещаю... А теперь убирайся! Убирайся! Я не хочу, чтобы на меня напустился
Корьяно со своими людьми... Убирайся, пока я тебя не убил!..
   Через  день  оба  корабля  флибустьеров  бросили  якорь  перед   островом
Санторин. Маркиз д'Эскренвиль вышел из своей каюты, где  пролежал  два  дня,
куря гашиш.
   - Ты все-таки завел  меня,  куда  хотел,  ах  ты,  чертов  собиратель!  -
закричал он, с ненавистью глядя на Савари. - Ну, что  тебе  светит  на  этой
голой скале? Коз тут не больше, чем в других местах, даже меньше. Смотри, не
вздумай обманывать меня, ты, старый лис.
   Мэтр Савари убедительно доказывал, что тут  можно  будет  собрать  больше
ладана, чем в других местах, но пират продолжал сомневаться.
   - Не понимаю, где твои козлы могут тут вымазаться в этой смоле. Тут же ни
деревца, ни кустика нет.
   И действительно, Санторин, в древности называвшийся Терой, не походил  на
другие острова. Это было чудо природы, утес высотой в сотни  три  туазов,  в
цветной чаше которого, напоминавшей неаполитанский шербет,  содержались  все
тайны этой земли. Между бурыми камнями виднелись  прослойки  черного  пепла,
поверх лежала красная глина, прорезанная белыми жилками  пемзы,  -  так  что
можно было догадаться, что этот странный остров был  просто  частью  кратера
вулкана,  а  в  середине  кратера  располагался  рейд,  где  останавливались
корабли. По другую сторону рейда находился островок Терасья -  другая  часть
кратера.  Подземный  вулкан  не  переставал  действовать.   Жители   острова
жаловались на частые вспышки, от которых тряслись их глинобитные мазанки,  а
из моря вылетали залпы лавы, снова падавшие на дно.
   За домишками  тропа  вела  вверх,  где  возле  античных  развалин  стояла
ветряная  мельница.  Гуляя,  Анжелика  забралась  туда  и  уселась  в  тени,
погруженная в печальные думы. Щека еще  болела  от  вчерашних  ударов.  Надо
бежать, но как?..
   Вдруг зазвенели колокольчики, и на тропе появился мэтр Савари с козами  и
каким-то греком, с которым он дружески беседовал.
   - Представляю вам, сударыня, Вассоса Миколеса. Славный юноша, не так ли?
   Анжелика вежливо промолчала. Ей случалось  любоваться  мужчинами-греками,
сохранявшими античную энергию и грацию. Но этот невысокий  сутулый  и  тощий
парень с реденькими усиками красотой не отличался. Скорее уж он  походил  на
своего спутника. Анжелика переводила взгляд с одного на другого.
   - Да, сударыня, вы угадали, - обрадовался Савари. - Это мой сын.
   - Ваш сын, мэтр Савари? А я не знала, что у вас есть дети.
   - Имеются кое-где на Востоке. Хе-хе-хе! Я ведь был помоложе и  поретивее,
когда тридцать лет назад впервые попал на  остров  Санторин.  Я  был  просто
молодой француз, бедный и галантный, как все французы.
   Он  рассказал,  что,  попав  опять  на  Санторин  лет  пятнадцать  назад,
убедился, что его незаконный  сын  растет  хорошим  рыбаком.  Все  семейство
Миколесов взирало на француза-путешественника с великим почтением,  и  тогда
он оставил там на хранение целый бочоночек минерального  мумие,  добытого  в
Персии с риском для жизни.
   - Вы понимаете, сударыня, что это  значит?  Целый  бочоночек!  Теперь  мы
спасемся!
   Анжелика не слишком понимала, чем это им поможет. Не понимала и того, что
может поделать тощий отпрыск маленького парижского аптекаря против  экипажей
двух пиратских кораблей. Но Савари весь лучился уверенностью. Он нашел  себе
помощников. Вассос со своими  дядьями  привезет  мумие  в  Кандию  и  сумеет
передать отцу. И тогда в этом царстве рабов произойдут великие дела!

Глава 15

   Уже несколько часов "Гермес" тихо покачивался на волнах у  входа  в  порт
Кандии. Жестоко  палило  солнце.  Бриз  доносил  с  берега  запахи  масла  и
апельсинов. Наконец начался закат, и  по-восточному  яркая  пестрота  красок
города  стала  покрываться  розоватой  дымкой.   Крит   раньше   принадлежал
христианам, а теперь оказался в руках мусульман, и нынешние его  хозяева  не
замедлили подтвердить свою власть, соорудив много минаретов, белыми  свечами
торчащих среди колоколен и куполов греческих и венецианских церквей.
   Д'Эскренвиль спустился в каик и поехал на берег, едва  корабль  встал  на
якорь. Анжелика сидела на мостике в разглядывала город - цель ее стремлений,
ее безумного путешествия.
   От древнего Крита, где решил поселиться Минотавр, от страшного  лабиринта
теперь осталась  только  Кандия,  город,  исполненный  суеты  и  беспорядка,
современный лабиринт, в котором заблудились и перемешались все расы, гордиев
узел трех материков, Азии,  Африки  и  Европы,  от  которых  она  находилась
примерно на равном расстоянии. Только турок там  почему-то  не  было  видно.
Когда пиратские фрегаты подняли зеленый с белым флаг герцога Тосканского, на
форте взметнулось красное с белым полумесяцем оттоманское знамя, и  на  этом
все формальности кончились.
   На рейде и вдоль набережной покачивалось на якоре  десятка  два  галер  и
военных судов, несколько сот барок и парусников. Анжелика обратила  внимание
на нарядный галиот с десятком начищенных до блеска пушек.
   - Это не французская галера? - спросила она с надеждой.
   Стоявший рядом Савари мельком взглянул на корабль.
   - Нет, это мальтийская галера. Видите: флаг красный с белым крестом. Флот
Мальты один из  самых  сильных  в  Средиземноморье.  Христовы  рыцари  очень
богаты. А вообще, чего вы ждете от французов в Кандии, раз вы пленница?..
   И он стал объяснять, что Кандия, кому бы она ни  принадлежала  -  грекам,
французам, венецианцам или туркам, - оставалась и останется тем, чем была  в
течение веков, - прибежищем пиратов-христиан, как Александретта - прибежищем
оттоманских пиратов, а Алжир -  берберских.  Все,  кто  бороздили  моря  под
любыми флагами, - Тосканы, Неаполя, Мальты, Сицилии, Португалии, с  командой
из наихудших представителей христианского общества у себя на борту, рано или
поздно являлись на рынки Кандии, - надо было лишь заплатить турецким властям
пошлину.
   Анжелика разглядывала товары, выложенные на набережных и на  баржах;  там
были, конечно, ткани, рыба, бочонки с  оливковым  маслом,  груды  арбузов  и
дынь, но всего этого было не так уж много, гораздо меньше, чем полагалось бы
в торговом порту.
   - Тут больше всего военных кораблей. Зачем они здесь?
   - А зачем мы с вами здесь?  -  У  Савари  блеснули  глаза.  -  Видите:  у
большинства кораблей люки закрыты. Торговые суда,  везущие  обычные  товары,
всегда открывают вход в трюмы, войдя в  порт.  Видите  усиленную  стражу  на
мостиках? Что они сторожат там? Самый дорогой товар.
   Анжелика не сдержала дрожи.
   - Рабы? Это все торговцы рабами?..
   Савари не ответил, потому что как раз в  эту  минуту  к  борту  "Гермеса"
подошел довольно жалкий каик, на корме которого сидел  европеец  в  потертой
одежде и шляпе с общипанным плюмажем,  с  маленьким  -  не  больше  носового
платка - флажком в руках. На флажке были золотые лилии на серебряном фоне.
   -  Француз!  -  воскликнула  Анжелика,  продолжавшая,  несмотря  на   все
саркастические замечания ученого, надеяться на помощь соотечественников.
   Пассажир каика услышал ее, слегка поклонился и крикнул:
   - Есть Эскренвиль на борту?
   Так как никто не отвечал, он уцепился за веревочную лестницу  и  поднялся
на борт. Несколько матросов, стоявших на вахте, то есть развлекавшихся игрой
в карты и щелканьем семечек,  небрежно  отвечали,  что  начальник  где-то  в
порту. В это время из каюты вышла Эллида, приветливо улыбнулась растерянному
посетителю и тихо сказала Анжелике:
   - Это господин Роша, французский консул. Не поговоришь ли ты с ним? Может
быть, он тебе поможет... Я пойду принесу вам французского вина.
   - Теперь вспоминаю. Господин Роша! Да ведь это  имя  того,  кто  занимает
принадлежащую мне должность в Кандии! Может быть, он что-то сделает...
   Господин Роша разглядел, что перед ним не молодой человек, а  женщина,  и
решился подойти.
   - Я вижу, моему старому приятелю и коллеге Эскренвилю по-прежнему  везет.
Разрешите мне представиться вам, прекрасная  путешественница.  Роша,  консул
французского короля в Кандии.
   - А я  маркиза  дю  Плесси-Белльер,  которой  принадлежит  место  консула
французского короля в Кандии.
   На физиономии  Роша  сменялись  выражения  недоумения,  недоверия,  потом
опасения и подозрения.
   - Разве вы не слышали, что я приобрела эту должность?  -  мягко  спросила
Анжелика.
   - Слышал, разумеется, сударыня,  но  я  удивлен.  Если  вы  действительно
маркиза дю Плесси-Белльер, что могло побудить вас забраться сюда? Я бы хотел
удостовериться в вашей личности.
   -  Придется  вам  удовлетвориться  моим  словом.  Ваш  "коллега",  маркиз
д'Эскренвиль, ограбил меня, захватил в плен и забрал все мои бумаги,  в  том
числе и ту, что удостоверяла принадлежность мне этой должности...
   - Понимаю, -  пробормотал  незадачливый  дипломат,  бросая  бесцеремонный
взгляд на Анжелику и старого Савари. - Вы, так  сказать,  вынужденные  гости
моего доброго приятеля д'Эскренвиля?
   - Да, а мэтр Савари, которого вы видите перед собой,  мой  управляющий  и
советник.
   Савари тут же вступил в свою роль:
   - Не будем терять времени. Сударь,  мы  предлагаем  вам  дельце,  которое
принесет вам сто ливров.
   Роша пробормотал, что не видит, откуда у пленных...
   - Эти пленные будут в состоянии заплатить вам через три дня  сто  ливров,
если вы сейчас окажете им некоторую помощь.
   Эллида принесла поднос с кувшинчиком  вина  и  стаканами,  поставила  его
перед ними и удалилась,  как  подобает  хорошей  служанке.  Ее  отношение  к
Анжелике как будто убедило Роша, что  перед  ним  действительно  не  простая
рабыня, а  знатная  дама.  Они  обменялись  несколькими  словами  про  общих
знакомых, и чиновник совершенно уверился в истинности ее  слов,  но  тут  же
погрузился в море сомнений.
   - Я в отчаянии, сударыня. Попасть в руки д'Эскренвиля - это  худшее,  что
могло приключиться с вами. Он ненавидит всех женщин вообще, и, когда захочет
расправиться с кем-то, добычу у него уже не вырвешь. Я сам  ничего  не  могу
сделать.  Работорговцы  пользуются  здесь  всеми  правами,  и,  как   гласит
пословица, "добыча принадлежит пирату". Я не обладаю никакой  властью  ни  в
административном, ни в финансовом отношении.  Я  не  могу  выступить  против
д'Эскренвиля и не рискну утратить жалкие преимущества моей должности.
   Поправляя свое небрежное одеяние и посматривая на поношенные башмаки, он,
смущаясь и волнуясь, пытался оправдать свое поведение. Он был младшим  сыном
в семье графов де Роша, и наследства ему не причиталось. Поэтому, когда  ему
исполнилось восемь лет, его отправили в одну из колоний на Востоке, в  Школу
восточных языков. Тут бедные дети из дворянских семейств обучались восточным
языкам и особенностям жизни и нравов  в  этих  краях,  чтобы  служить  потом
переводчиками при консулах. Он рос во французском квартале  Константинополя,
обучался и Корану, играл вместе с сыновьями пашей. Там он и  познакомился  с
д'Эскренвилем, тоже учившимся в Школе восточных языков. Окончили  они  Школу
одновременно, и молодой д'Эскренвиль получил хорошее место  в  администрации
колонии; карьера его быстро шла вверх, пока  он  не  влюбился  в  прекрасную
супругу королевского посла в Константинополе.  У  дамы  был  любовник,  а  у
любовника долги. Чтобы выплатить их  без  ведома  посла,  кокетка  уговорила
молодого  д'Эскренвиля  подделать  цифры  в  бумагах.  Очарованный  ею,   он
послушался. Когда обман вышел наружу, расплачиваться  пришлось,  разумеется,
ему.  Красавица  от  всего  отреклась   и   даже   нашла   какие-то   мелкие
доказательства, усугублявшие вину молодого человека.
   История достаточно банальная, но д'Эскренвиль совершенно потерял  голову.
Он продал свою должность, купил небольшой  корабль  и  сделался  пиратом.  В
общем, он добился  в  жизни  большего,  чем  его  соученик.  Роша  терпеливо
подымался по ступеням дипломатической карьеры,  но  совершенно  запутался  в
кавардаке должностей и постов, которые продавались и  переходили  из  рук  в
руки среди придворных в Версале. Он знал только,  что,  занимая  этот  пост,
имеет право на два с половиной процента  стоимости  товаров,  поступающих  в
Кандию из Франции. Но вот уже четыре года, как ни торговая палата в Марселе,
ни министр Кольбер и не думают выплатить ему полагающиеся суммы.
   - ...Я не преувеличиваю. Даже чиновник, занимающий  более  высокий  пост,
чем я, и имеющий влиятельную родню, - это наш  посол  в  Турции,  маркиз  де
Ла-Э, - попал в тюрьму за долги именно потому, что уже несколько лет  ничего
не получает от министра. Видите,  мне  надо  как-то  выпутываться  из  этого
положения. У меня ведь есть  жена  и  дети,  черт  побери!  -  вздохнув,  он
добавил:
   - Я могу все-таки попробовать услужить вам, если только это  не  столкнет
меня с маркизом. Что я могу сдела