е удары волн,
вызвавшие килевую качку поскрипывавшего судна, нагнали, в конце  концов,  на
нее глубокий сон.
   Проснулась она, словно после кошмара, в чернильной тьме и,  приподнявшись
на ложе, ощутила что-то необычное. Сильная качка  продолжалась,  хотя  ветер
как будто утих. Вдруг она поняла, что ее  разбудило.  Это  была  тишина.  Не
слышно было гонгов надсмотрщиков. Никаких звуков! Можно было  подумать,  что
галеру,  оставленную  людьми,   несет   по   волнам,   как   обломок   после
кораблекрушения. Ужас охватил молодую женщину. Она позвала:
   - Господин де Лаброссардьер, проснитесь!
   Ответа не было. Ей удалось встать  и  с  трудом  сделать  три  шага.  Она
споткнулась обо что-то мягкое и чуть  не  упала.  Нагнувшись,  она  нащупала
галуны мундира. Анжелика схватила за плечо человека, лежавшего  на  полу,  и
потрясла его.
   - Господин де Лаброссардьер, проснитесь же!
   Он подчинялся ее  руке  со  странной  покорностью.  Анжелика  лихорадочно
искала его лицо и в ужасе бросилась назад, ощутив смертельный холод.
   Поднявшись, она отыскала свой саквояж, который всегда держала около себя,
а в нем дорожный фонарик; высекла огонь и после трех попыток -  ветер  гасил
огонек - сумела накрыть его красным стеклом и осветить палатку. Господин  де
Лаброссардьер лежал на  боку.  Глаза  его  уже  остекленели,  на  лбу  зияла
страшная рана. Обойдя его, Анжелика добралась до порога. Там она споткнулась
о еще один труп - солдата, видимо также убитого одним ударом. Она  осторожно
приподняла край занавески на двери и огляделась. Во тьме виднелись  какие-то
огоньки, в той стороне, где помещались гребцы. По мосткам, над их  скамьями,
двигались какие-то силуэты, это были не надсмотрщики с  длинными  бичами,  а
фигуры в красных рубашках, хрипло перекликавшиеся.
   Анжелика отпустила занавес и отступила  в  глубину  палатки,  не  обращая
внимания на пену, заливавшую ее, когда на корму накатывала особенно  большая
волна. Ужас охватил ее. Теперь она понимала, почему больше не слышно гонгов.
   Шорох босых ног заставил ее поднять  голову.  У  входа  в  палатку  стоял
Никола в каторжных отрепьях. На заросшем лице, под шапкой  спутанных  волос,
сверкал тот же взгляд, та же  улыбка,  напугавшая  ее  когда-то,  когда  она
увидела его за окном таверны. Он заговорил, и его сбивчивая  отчаянная  речь
казалась продолжением кошмара.
   - Маркиза Ангелов... красавица моя... мечта моя... Видишь меня? Ради тебя
я  разбил  свои  цепи...  Одним  ударом  управителя,  другим   надсмотрщика.
Ха-ха-ха! Мы всех их побили... Мы уж давно это готовили... Но рискнули из-за
тебя... Увидеть тебя тут... Живую!.. Такой, какой ты мне представлялась  все
эти десять лет, когда я смотрел на небо... А ты принадлежала другому...  Что
ж это?.. Ты его целовала и ласкала... Я тебя знаю! Ты своей жизнью жила, а я
своей... Ты вроде выиграла... Но это не навсегда...  Колесо  поворачивается.
Вот оно и привело тебя сюда...
   Он подходил к ней, протягивая руки со следами цепей на запястьях,  цепей,
которые он так долго терпел на себе. Никола Каламбреден два  раза  убегал  с
каторги и опять оказывался на галерах. Но на третий раз он победил. Он и его
товарищи убили весь экипаж, всех солдат и офицеров. Галера была в их власти.
   - Ты почему не отвечаешь?.. Испугалась?.. А ведь я когда-то держал тебя в
руках, и ты тогда не очень-то боялась!
   Сверкнула молния, разодравшая небо пополам, и вдали пророкотал гром.
   - Ты разве не узнала меня? Не может этого быть... Я уверен, что  ты  меня
узнала еще тогда...
   До  нее  донесся  запах  соли  и  пота  от  его   лохмотьев.   Охваченная
отвращением, она закричала:
   - Не трогай меня! Не трогай меня!
   - Ага, ты меня узнала. Скажи, кто я?
   - Ты Каламбреден, бандит.
   - Нет, я Никола, который был твоим повелителем на Нельской башне...
   Налетела  большая  волна,  накрыв  их  с  головой,  и  Анжелике  пришлось
ухватиться за поручни, чтобы ее не смыло в  море.  Тяжелый  удар  по  палубе
слился  с  грохотом  грома.  Молодой   каторжник   появился   у   порога   в
растерянности:
   - Каид, главная мачта обломилась. Что делать?
   Никола с руганью отряхнул свои лохмотья и набросился на парня:
   - Идиот несчастный... что ж ты требовал  убить  всех  матросов,  если  не
знаешь, как тут управляться? Ты же сказал, что знаешь, как  вести  судно  по
морю.
   - Так парусов больше не осталось.
   - Славно! Значит, будем грести. Пусть за привычное дело берутся те,  кого
мы еще не расковали. А ты иди, отстукивай им ритм. Я их заставлю поработать,
этих смуглолицых и несогласных!
   Он ушел, и скоро на галере вновь раздался монотонный стук гонгов, слышный
сквозь свист бури. Галера, какое-то время бессмысленно метавшаяся  в  разные
стороны, приняла нормальное положение, а Никола несколькими  ударами  топора
перерубил основание мачты, и сильный удар волн снес ее с  судна.  Заработали
помпы, и весла помогли галере выровняться.
   Теперь, когда кошмар принял  определенную  форму,  к  Анжелике  вернулось
хладнокровие. Ей  уже  случалось  переживать  смертельный  испуг,  но  когда
напряжение  достигало  границ,  в  ней  просыпались  ярость  и  боевой  дух,
помогавшие одержать победу.
   Вымокшее платье прилипало  к  телу  и  мешало  двигаться.  Она  с  трудом
добралась до  своего  саквояжа,  открыла  его,  вытащила  оттуда  одежду  и,
воспользовавшись затишьем, стащила с себя платье и промокшее  белье.  У  нее
был с собой взятый на всякий случай мужской костюм из тонкого серого  сукна;
кое-как она натянула его на себя. В кюлотах и застегнутом  до  самого  горла
камзоле  она  чувствовала  себя  в  большей  готовности   справиться   и   с
кораблекрушением и с... каторжниками. Она надела сапоги, скрутила  волосы  и
засунула их под фетровую шляпу. У  нее  хватило  предусмотрительности  снова
порыться в саквояже, отыскать там все деньги, что у нее  еще  оставались,  и
спрятать их в поясе. Все это она успела сделать при качке,  замиравшей  лишь
на минуты, и часто залетавших в палатку волнах,  заливавших  водой  пол,  по
которому скользило тело несчастного Лаброссардьера.
   Вновь появился Никола  и  завопил  "Анжелика!",  увидев  силуэт  молодого
человека  и  не  понимая,  куда  она  пропала.  Вглядевшись,  он  сказал   с
облегчением:
   - Ах, это ты. А я уж подумал, что тебя смыло за  борт,  когда  не  увидел
тебя в платье.
   - За борт может очень быстро снести, если эта качка продолжится.
   Сквозь разорванные занавеси со свистом дул ветер. За  Никола  шел  старый
одноглазый каторжник с седой  головой.  Наклоняясь  против  хода  судна,  он
твердил:
   - Оттуда видно... Оттуда  видны  пляшущие  огоньки...  Там  есть  гавань,
говорю тебе... Там надо укрыться от бури...
   - С ума ты сошел!.. Что ж нам, опять попасть в руки надсмотрщиков!
   - Это маленькая рыбацкая гавань. Мы их напугаем, и они будут  вести  себя
смирно. А как только море успокоится, мы уйдем оттуда. А если мы не войдем в
гавань, то разобьемся о скалы.
   - Я не согласен.
   - Что ж ты предлагаешь?
   - Попробуем продержаться на море, пока не наступит затишье.
   - Это ты сошел с ума. Это старое корыто столько не выдержит.
   - Что ж, решим вместе. - Он схватил Анжелику за руку. - Ты  иди  и  стань
под мостиком. А тут тебя может смыть. Не хочу, чтобы ты досталась рыбам.  Ты
- для меня...
   Во тьме угадывался беспорядок разоренной галеры.  Помещения  для  гребцов
были наполовину залиты водой. Под ударами бичей  своих  прежних  сотоварищей
галерники-иностранцы, - русские, мавры и турки, - гребли, напрягая все  силы
и взрываясь время от времени криками отчаяния и ужаса.
   А куда же делся мэтр Савари? И что стало с Флипо?
   Никола опять оказался возле нее.
   - Все хотят войти в ту гавань. А я не хочу. И еще  несколько  человек  не
хотят. Мы сейчас спустим фелуку и уйдем в ней. Пошли, маркиза.
   Она пыталась ускользнуть от него. Ей виделась возможность спасения,  если
галера с взбунтовавшимися каторжниками войдет в гавань. Но Никола поймал ее,
взял на руки и понес к фелуке.
   Когда рассвело, их лодка  подпрыгивала  на  гребнях  волн,  как  ореховая
скорлупка.  Небо   прояснилось.   Облака   исчезли.   Но   море   оставалось
темно-зеленым и бурным, яростно бросая к  берегу  жалких  людей,  дерзнувших
противостоять его гневу.
   Когда лодка оказалась совсем близко от  грозных  береговых  скал,  Никола
воскликнул:
   - Ну, что Бог даст, каждый за себя!
   Каторжники попрыгали в воду.
   - А ты умеешь плавать? - спросил Никола Анжелику.
   - Нет.
   - Все равно, пошли.
   Он бросился с нею в море, стараясь поддерживать ее голову над водой.
   Анжелика порядком глотнула морской воды и  чуть  не  захлебнулась.  Волна
вырвала ее из рук Никола и понесла к берегу со скоростью мчащегося коня.  Ее
ударило о скалы, и она вцепилась в них со сверхчеловеческой  силой.  Наконец
море откатилось, и Анжелика  проползла  немного  выше.  Но  налетела  другая
бешеная  волна,  накрыв  ее  с  головой,  словно  холодным  саваном;   потом
откатилась  и  снова  догнала  ее.  И  все-таки  ей  удавалось  каждый   раз
продвинуться еще немного вперед. И наконец она вытащила свое тело,  тяжелое,
как свинец, на береговой песок. Еще! Еще немного!..  Она  проползла  вперед,
нашла какую-то ямку среди песка и высохших  трав,  влезла  туда  и  потеряла
сознание.
   Первая ее мысль была совсем ребяческой. Она открыла  глаза,  увидела  над
собой суровое синее небо и со страхом подумала, что за всю эту  жуткую  ночь
ей ни разу не пришло в голову обратиться к Богу и предать Ему свою душу. Эта
забывчивость ужаснула ее, словно она обнаружила в себе какое-то скрытое зло.
Смущенная, она не смела исправить свою оплошность благодарением за  то,  что
Провидение снова даровало ей жизнь. С трудом она приподнялась. Ее тошнило от
морской воды, которой она столько наглоталась, и...  Стоило  ли  благодарить
Провидение? На берегу, в  нескольких  шагах  от  нее,  спасшиеся  каторжники
развели костер.
   Солнце поднялось уже высоко и  грело  сильно,  так  что  на  ней  высохли
промокшая одежда и даже волосы. Правда, в  них  было  полно  песка.  Саднило
обожженную солнцем кожу лица, руки были исцарапаны.
   Понемногу к  ней  вернулись  все  чувства.  Она  слышала  хриплые  голоса
каторжников у костра. Их было человек десять. Двое что-то готовили на  огне,
остальные стояли кружком и спорили о чем-то.
   - Нет, так не пойдет! -  кричал  рослый  белокурый  галерник.  -  Мы  все
делали, как  ты  велел,  соблюдали  закон  перед  тобой.  Теперь  ты  должен
соблюдать его перед нами.
   - Мы все ее заслужили, эту адмиралову маркизу, - заявил другой тягучим  и
картавым голосом. - Почему это ты  говоришь,  что  она  только  тебе  должна
достаться?
   Никола стоял  к  Анжелике  спиной,  и  она  не  слышала  его  ответа.  Но
каторжники бурно протестовали.
   - Так мы и поверили, что она тебе раньше принадлежала!
   - Как это может быть? Она дама высшего света, что  у  нее  могло  быть  с
таким, как ты?
   - Хочешь надуть нас, приятель. Так не делается.
   - А если он и правду говорит, это все равно ничего не  значит.  В  Париже
свои правила, а на галерах свои.
   Один из галерников, лысый и беззубый старик, произнес, подняв палец:
   - Знаешь, как говорят  в  Средиземноморье:  "Рыба  -  баклану,  добыча  -
пирату, а женщина - всем".
   - Всем, всем!  -  завопили  остальные,  угрожающе  надвигаясь  на  своего
предводителя.
   Анжелика подняла глаза к верхушке скалы. Надо было  попытаться  добраться
туда, может быть, удастся спрятаться среди кустов или в леске  над  берегом.
Наверное, тут есть и жители. Рыбаки защитят  ее.  Она  осторожно  встала  на
колени. Если бы там затеяли драку, у нее было бы время уйти.
   Но ссора затихла. Кто-то проговорил:
   - Ну, ладно, пусть будет так, возражать  не  будем.  Ты  у  нас  главный,
значит имеешь право первым довольствоваться... Но другим тоже оставь...
   Грубый смех сопровождал эти слова. Анжелика увидела, что  Никола  идет  к
ней быстрыми шагами. Она попыталась бежать, но он в три прыжка догнал  ее  и
схватил за запястье. Глаза его яростно сверкали, вздернутые  губы  открывали
почерневшие от табака зубы. Он даже не заметил ее  сопротивления,  а  просто
потащил почти бегом по крутой козьей  тропинке,  ведущей  к  скале.  До  них
доносились похабные шутки и смех прочих галерников. Никола тащил  ее  сквозь
камни и колючие кусты, а  ветер  взметнул  волосы  Анжелики,  словно  знамя,
словно шелковое ослепляющее покрывало.
   Она ничего не видела и задыхалась.
   -  Остановись!  -  закричала  она.  -  Каторжник  продолжал   бежать.   -
Остановись! Я больше не могу!
   Наконец он расслышал, остановился и огляделся, словно  пробудившись.  Они
обежали подножье скалы, и теперь перед ними было  море.  Его  темная,  почти
черная синева отделялась от светлой синевы неба, в котором кувыркались белые
чайки. Свежий душистый воздух охватил их.
   Беглый каторжник вдруг ощутил этот безграничный простор.
   - Все это теперь мое, все это...
   Он выпустил Анжелику, поднял руки, чтобы полной  грудью  вдохнуть  чудный
воздух, расправил плечи, ставшие еще шире за  годы  работы  с  веслом;  узлы
железных мышц выступали под красной рубашкой.
   Анжелика отпрыгнула в сторону и бросилась бежать. Он крикнул:  "Вернись!"
- и бросился за ней. Он настигал ее и она повернулась к нему лицом, выставив
вперед когти, как обозленная кошка.
   - Не подходи ко мне... Не трогай меня...
   Ее зрачки так сверкнули, что он застыл на месте.
   - Что с тобой? Ты что, не хочешь, чтобы я тебя поцеловал? А ведь  столько
времени прошло... Ты не хочешь, чтобы я приласкал тебя?..
   - Нет!
   Брови его нахмурились. Казалось, он никак не мог понять, что она говорит,
хотя напрягает внимание. Он вновь попытался схватить ее, но она  увернулась,
и он недоуменно забормотал опять:
   - Что с тобой? Неужели ты так ко мне... Анжелика! Я ведь  десять  лет  не
имел женщины. Не прикасался ни к одной,  да  и  не  видел  их...  И  вот  ты
появилась, ты оказалась тут, ты... Я разбил цепи, чтобы прийти к тебе, чтобы
отнять тебя у другого... И что же, мне нельзя до тебя дотронуться?
   - Нет.
   В черных глазах каторжника заметалось  безумие.  Он  бросился  на  нее  и
схватил, но она так яростно царапалась, что снова выпустил, растерянно глядя
на кровоточащие царапины на своих руках.
   - Да что же с тобой? Ты не узнаешь  меня,  милочка?  Все  позабыла?..  Не
помнишь, как спала возле меня, там, на Нельской башне? Я ведь тебя ласкал, я
за тобой ухаживал, когда мне хотелось и тебе хотелось... Это ж не  сон!  Это
было на самом деле! Скажи, разве это было не так, что мы  с  тобой  земляки,
что я всегда только  тебя  и  хотел...  и  ты  хотела  меня,  даже  накануне
свадьбы... Это ведь правда, настоящая правда. Я всегда любил только  тебя...
И ты ничего не помнишь... Я Никола, твой друг Никола, который  собирал  тебе
землянику...
   - Нет, нет! - кричала она, отчаянно пытаясь убежать. - Никола  давно  уже
умер. А ты - ты бандит Каламбреден. Тебя я ненавижу!
   - А я тебя люблю! - взревел он.
   Они бежали, продираясь сквозь кусты,  сквозь  какие-то  колючие  деревья.
Наконец Анжелика споткнулась о пень и упала. Никола бросился на нее. Но  она
уже вскочила на ноги и отчаянно отбивалась, молотя его кулаками по лицу.
   - Я ведь люблю тебя, - повторял он с недоумением. - Я всегда тебя  любил,
никогда не забывал... Столько лет подыхал на скамье галеры  и  все  думал  о
тебе... Всегда думал о тебе, и ты мне снилась, я обнимал тебя  во  сне...  А
теперь я больше ждать не могу...
   Он пытался  сбросить  с  нее  одежду,  но  с  мужским  костюмом  Анжелики
справиться было нелегко, а она продолжала  отбиваться  со  сверхчеловеческой
силой. Наконец ему удалось разорвать воротник и обнажить ее грудь.
   - Ну, позволь же мне, - умолял он. -  Ну,  пойми...  Я  изголодался...  Я
помираю, так хочу тебя, тебя...
   Среди зарослей мирт  и  можжевельника,  под  налетающими  порывами  ветра
продолжалась эта отчаянная безнадежная борьба.
   И вдруг каторжника оторвало от нее  и  отбросило  на  несколько  шагов  в
сторону. Из кустов вышел человек в разорванном мундире. Плечи  и  грудь  его
были изранены, на распухшем лице засохла кровь, но Анжелика узнала  молодого
лейтенанта Миллерана.
   Никола уже поднялся и тоже узнал его.
   - А, господин офицер, значит, вы не пришлись по вкусу  рыбам,  когда  вас
выбросили за борт? Как жаль, что не я вас выбрасывал.  Тогда  бы  вы  уж  не
явились сюда нам ме...
   - Негодяй! Ты за все ответишь! - крикнул молодой человек.
   Никола бросился  на  него.  Они  дрались  на  краю  скалы;  вдруг  Никола
споткнулся,  зашатался  и  полетел  вниз.   Анжелика   отчаянно   закричала.
Послышался глухой удар тела, упавшего на прибрежные камни.
   Лейтенант Миллеран вытирал пот со лба.
   - Праведный суд свершился!
   - Он умер, - кричала  Анжелика.  -  Теперь  он  действительно  умер.  Ах,
Никола! Ах! Теперь ты ух не вернешься...
   - Да, он умер, - повторил офицер. - Вот уже море уносит его.
   Оглушенный  перенесенной  борьбой,  он  не  понимал  ее  криков  и  боли,
бросившей ее на колени на краю скалы.
   - Не смотрите туда, сударыня, незачем. Он действительно умер. Вам  больше
нечего бояться. Но встаньте и, прошу  вас,  перестаньте  кричать.  Не  надо,
чтобы другие бандиты вас услышали.
   Он помог ей подняться, и с трудом двигаясь, они стали удаляться от  места
трагедии.

Глава 6

   Они очень долго шли по пустынному берегу, и  наконец  впереди  показалась
черная башня замка, стоявшего на мысу.
   -  Слава  Богу!  -  прошептал   лейтенант   Миллеран.   -   Мы   попросим
гостеприимства у владельца.
   Молодой офицер едва стоял на ногах. Позади была страшная ночь  в  ледяной
воде, когда он еле держался на волнах, борясь с судорогами  и  отчаянием.  А
когда на заре он увидел берег, то из последних сил доплыл до него и свалился
на песок. Потом, придя в себя, он подкрепился несколькими ракушками, которые
нашел на берегу, и решил пробираться в глубь острова в поисках помощи.
   Вдруг он услышал женские крики  и  выбежал  на  то  место,  где  Анжелика
боролась с Никола. Охваченный гневом при виде преступника, зачинщика  бунта,
стоившего  жизни  его  товарищам,  Миллеран  нашел  в   себе   силы,   чтобы
расправиться с ним, но в схватке сам получил  несколько  жестоких  ударов  и
теперь совершенно изнемогал. Анжелика тоже не могла похвастаться  бодростью.
Обоих томила жажда.
   Увидев замок, они обрадовались и ускорили шаг. Вдали на берегу можно было
различить человеческие фигуры, а за поворотом тропинки встретилось небольшое
стадо коз, мирно жующих невысокую траву. Миллеран вгляделся в них. Вдруг  он
нахмурил брови и увлек Анжелику за камень, показав знаком, что надо лечь  на
землю.
   - Что случилось?
   - Не знаю... Но эти козы наводят на подозрение.
   - Что же они натворили?
   - Вполне возможно, что в  бурные  ночи  их  нарочно  водят  по  берегу  с
фонариками на шее.
   - Что это значит?
   Он приложил палец к губам, потом  ползком  добрался  до  края  обрыва  и,
оглядевшись, подозвал ее жестом.
   - Я не ошибся. Смотрите, - шепнул он.
   Под ними открывался вид на широкую бухту, над которой возвышался  мрачный
замок. В бухте, окруженной скалами, плавали остатки разбитого  бурей  судна.
Прибой выносил мачты, весла, паруса, обломки позолоченных  поручней,  бочки,
доски. Волны подталкивали  их,  разгоняя  и  сметая  вместе,  а  между  ними
виднелись человеческие тела. Другие трупы, выброшенные на берег,  отражались
в неглубоких водах прилива, и в глаза бросались красные пятна их рубах. А на
берегу, над которым носились пронзительно кричавшие чайки, бродили мужчины и
женщины с баграми, вытаскивая все, что держалось на воде. У скал другие люди
сталкивали тела утопленников подальше в море. Несколько человек на  челноках
добирались до застрявшего на подводных камнях