а руки перешли площадь, направляясь к  иезуитам,
где их ожидало изучение грамматики, математики, богословия  и  механики.  Их
сопровождал служитель семинарии и его подручный.
   Все вместе, Анжелика, граф де Пейрак и их свита поднялись по улице Дю Фор
и вышли на площадь Оружейников, за которой на берегу реки  возвышался  замок
Святого Людовика, резиденция губернатора. Замок был построен на самом крутом
участке горы, как раз над Нижним городом.
   Это было большое двухэтажное здание, протянувшееся с севера на  юг  вдоль
скалы, с высокими крышами,  покрытыми  привезенным  из  Франции  шифером,  и
многочисленными трубами. Ворота были с западной стороны. За  ними  начинался
просторный двор, с одной стороны которого была стена, с другой - казармы.
   В центре площади Оружейников, обсаженной вязами и кленами, было свободное
место, специально отведенное  для  солдатских  учений.  Со  всех  сторон  на
площадь прибывали люди. Их силуэты  были  пока  едва  различимы  в  утренней
полутьме. Со стороны улицы, носящей  название  Большая  Аллея,  прибыли  два
всадника. Спешившись, они привязали своих коней на углу здания суда,  откуда
появилась коренастая фигура лейтенанта полиции господина Гарро  д'Антремона.
Обменявшись приветствиями, все трое  направились  в  сторону  замка  Святого
Людовика. По дороге их обогнала карета, прибывшая из города; она скрипела на
рессорах, а копыта лошадей скользили по мостовой, отполированной инеем.  Это
господин Фронтенак возвращался после утренней  мессы.  Поскольку  он  втайне
враждовал с иезуитами и  недолюбливал  епископа,  он  ходил  на  исповедь  и
слушать мессу в маленький монастырь на окраине  города  на  реке  Сан-Шарль,
возле Нотр-Дам-Дезанж.
   Почти все уважаемые люди в Квебеке начинали свой день с посещения мессы и
с причастия. Во всякое время года, даже холодными и темными зимними  ночами,
эти господа спешили к  своим  пастырям.  У  каждого  был  свой  покровитель,
которого они почитали верно и ревностно.
   Интендант Карлон раз в неделю  посещал  маленькую  часовню  Святой  Веры,
стоящую в  отдалении  на  пересечении  нескольких  улиц  и  тропинок,  между
монастырем урсулинок и церковью Святой Анны.
   Гарро  д'Антремон  каждую  вторую   пятницу   месяца   посещал   часовню,
примыкающую к собору, посвященную Святому Михаилу Архангелу,  и  служил  там
торжественную мессу с помощью трех священников, неизвестно по какому поводу,
но, по  всей  вероятности,  очень  важному,  так  как  глава  гражданской  и
уголовной полиции ни разу не пропустил ни одной службы.
   Фронтенак выскочил из кареты и подошел к графу и графине де Пейрак.
   Румяный от холодного воздуха, он поцеловал руку Анжелике.
   - Мадам, простите за то, что я вынужден  был  назначить  Совет  на  столь
ранний час. Нам придется обсудить так много вопросов, что  с  трудом  хватит
целого дня. Но ваше  присутствие  необходимо...  Ах!  что  я  говорю?  Я  не
искренен. Я настойчиво добивался вашего  присутствия  среди  нас  по  многим
причинам.  Нам  будет  необходимо  прибегнуть  к   вашей   компетенции   при
определении дальнейшей участи этих молодых девушек  с  затонувшего  корабля,
которых вы привезли с собой, и при решении многих других  вопросов,  но,  по
правде говоря, и такого же мнения придерживаются все  остальные  господа,  я
полагаю, что мы уже не можем больше обходиться без вас.
   Его любезность вызвала у Анжелики  улыбку.  Она  подтвердила,  что  будет
очень рада принять участие в Совете, так как уже в  течение  многих  месяцев
Квебек был средоточием всех ее мыслей.
   Они вошли во  двор  замка  через  большие  ворота,  увенчанные  гербом  и
мальтийским крестом в каменном изгибе свода. По  обе  стороны  ворот  стояли
часовые.  Они  приветственно   обнажили   шпаги.   Пиксаретт   ответил   им,
величественным жестом подняв руку. Он был одет  в  свой  знаменитый  красный
камзол английского офицера, что не помешало ему в  то  же  время  обуться  в
мокасины. Его волосы были заботливо смазаны медвежьим жиром  и  заплетены  в
косы, убранные в чехлы из лапок лисы, а на голове красовалась бобровая шляпа
с двумя черными страусовыми перьями  -  подарок  губернатора.  Он  сам  себя
пригласил на Совет, и это никого не смущало. Он первым войдет в дом.
   Носильщики факелов потушили свои светильники в бочках с песком. Стало уже
совсем светло.
   Господин де Фронтенак увлек Анжелику на террасу, выходящую На  реку.  Это
была галерея, вымощенная плитками и огражденная чугунной балюстрадой, идущей
вдоль всего восточного фасада.
   Отсюда открывался великолепный вид на  Святой  Лаврентий  и  горы.  Снизу
поднимались и таяли в воздухе дымки из труб Нижнего города.
   Фронтенак был счастлив. Встающее солнце затопило своими лучами террасу  и
освещало фасад замка Святого Людовика. Огромная темная туча повисла над ним,
и оттого его  лучи  казались  еще  более  ослепительными.  Выглядывая  из-за
багровых облаков, солнце, казалось, смотрело прямо на  них.  Перед  тем  как
спрятаться под низким сводом бледно-серого неба,  дневное  светило  блеснуло
ярким пучком лучей и угасло.
   - Я не удивлюсь, если пойдет снег, - сказал губернатор.
   Он открыл двери террасы, выходящие прямо в зал Совета. Лакеи  закрыли  их
за ними.
   В конце громадного зала находился камин, пламя которого грело и  освещало
комнату. Над мраморной доской камина висело большое аллегорическое  полотно,
прославляющее подвиги короля Франции и  принадлежащее,  как  говорили,  перу
ученика знаменитого ле Брюна. На другой стене, напротив, был портрет графини
де Фронтенак в военном облачении и блестящей  каске  с  перьями,  при  этом,
однако, в ее ушах сверкали бриллиантовые серьги с жемчугом. В руках  ее  был
лук, а за спиной угадывался колчан со стрелами.  Общий  темный  фон  картины
выгодно оттенял перламутровый цвет ее лица и пухлых плеч. Анжелика,  знавшая
о красоте мадам де Фронтенак, подумала, что художник не льстил ей. Говорили,
что к ней вожделел сам король, и это было одной из  причин  того,  что  граф
Фронтенак получил пост губернатора Канады.
   По обе стороны камина стояли знамена.
   Этот большой  зал  выглядел  очень  торжественно.  Конечно,  это  не  был
Версаль, но что-то напомнило о нем, когда  губернатор  величественным  шагом
приблизился  к  столу,  стоящему  посредине,  за  которым  он   должен   был
председательствовать.
   Фронтенак усадил справа от себя Анжелику, слева - господина де Барданя.
   Взгляд Анжелики встретился со взглядом посланника короля, и она не смогла
сдержать улыбку.
   Между тем господа все продолжали прибывать, иные, входя, звенели шпорами,
другие - высокими каблуками своих туфель с пряжками. Наконец  сопровождаемый
шуршанием ткани величественного облачения,  появился  епископ  в  придворной
сутане и лиловой мантии.
   Монсеньер де Лаваль занял  место  в  центре  стола,  напротив  интенданта
Карлона. Другие члены Совета и приглашенные участвовать в этом  чрезвычайном
собрании уселись по своим местам. Большинство были одеты в шляпы и  плащи  и
носили шпаги.
   Небезызвестный господин Базиль явился в меховой шапке и  широкой  меховой
накидке. Сняв их, он остался в жилете с роговыми пуговицами и в  бриджах  из
простого полотна
   Маркиз де Виль д'Аврэй, напудренный  и  надушенный,  усевшись  справа  от
Анжелики, поведал ей о том, что  господин  Базиль  в  течение  двадцати  лет
столько раз принимал участие в заседаниях Большого Совета, что  ему  прощали
его пренебрежение к костюму и даже смирились с присутствием его  приказчика,
Поля-ле-Фолле, стоявшего всегда рядом с ним либо за  спинкой  его  кресла  .
Писарь канцелярии Карбонель пытался записать его в свои  списки  под  именем
Лефоллс, но приказчик исправил на ле Фолле или ле  Фу  <Ле  Фу  и  ле  Фолле
по-французски означает - сумасшедший, сумасбродный> . По  истечении  времени
все смирились с его именем, присутствием в Совете и насмешливым видом.
   Базиль один стоил всех письмоводителей, нотариусов, законодателей. У него
была своя рука на рынках Верхнего и Нижнего города, на складах  и  причалах,
он принимал участие  в  самых  разнообразных  невидимых  операциях,  которые
благодаря его ловкости и знанию закона проходили всегда успешно.
   Индеец Пиксаретт втиснулся между Анжеликой и Фронтенаком,  который,  видя
это, предложил ему председательствовать вместе с ним. Пиксаретт считал,  что
его долг возглавлять Совет, на котором будет обсуждаться судьба  Акадии.  Он
представлял объединенные племена абенаков -  союзников  французов,  и  часть
алгонкинов с юго-запада, с побережий океана и рек Пенобскот и Кеннебек, куда
входили  значительные  этнические  группы:  мик-максы,  этчемины,  малеситы,
песмакодиксы, пентагуеты... Он  начал  раскладывать  на  столе  целую  серию
деревянных палочек.
   Участники заседания,  рассаживающиеся  по  местам,  смотрели  на  него  с
беспокойством. Они уже были знакомы с индейским красноречием и знали, что те
способны были говорить часами. Когда индейцы собирались  произнести  длинную
речь, они пользовались специально заготовленными маленькими четырехугольными
деревянными палочками, напоминавшими им об отдельных пунктах их речи. Каждая
палочка представляла собой отдельный параграф их доклада.  Они  раскладывали
их перед собой на  столе  и  по  мере  надобности  одни  убирали,  а  другие
добавляли. Судя по всему, Пиксаретт собирался говорить долго. И так как  все
остальные участники имели те же самые намерения,  можно  было  предположить,
что за право выступить развернется ожесточенная борьба.
   Появилась мадам де Меркувиль, сопровождаемая рабом-индейцем, купленным  у
"путешественника", возвращающегося с Больших  Озер.  Его  правая  щека  была
обезображена ожогом недавнего клейма, изображающего цветок лилии. Но это  не
мешало ему с гордым видом нести сумку из  ковровой  ткани,  куда  деятельная
дама поместила целую кипу бумаг.
   - Мы не сможем  решить  все  вопросы  на  этом  Совете,  -  заявила  она,
приветствуя Анжелику, - но мы непременно должны прояснить ситуацию с  вашими
"дочерями короля". Вы уже внесли вашу долю милосердного участия в их судьбе.
Теперь дело за нами. Прокурор и интендант затеют спор, когда встанет  вопрос
о кредитах, но интендант всегда бывает на моей стороне, так  как  я  оказала
ему большую помощь в его торговле с Антильскими островами.
   Она была креолка, рожденная на этих солнечных островах, где  губернатором
был ее отец. С детства она приобрела любовь и вкус к многочисленным торговым
операциям, которыми так знамениты карибские порты: зерно  меняли  на  сахар,
лес - на изделия из шелка, рабов - на табак, военное снаряжение - на  ром  и
т. д.
   Перед началом заседания она успела  шепнуть  Анжелике,  что  у  нее  есть
важные связи в Париже и что одна из них будет для  Анжелики  весьма  ценной.
Речь шла об одной даме, подруге детства, с  которой  они  вместе  росли  под
ярким небом Мартиники, а затем воспитывались в пансионе во Франции.
   Вернувшись на Антилы, мадам де Меркувиль не прекратила переписываться  со
своей подругой, которая нынче находилась в  Версале  в  окружении  короля  и
сумела привлечь его внимание. Уже начинали произносить, ее имя  как  будущей
фаворитки Его Величества.
   - Как же зовут вашу подругу? - спросила Анжелика, любопытствуя узнать имя
соперницы Атенаис де Монтеспан.
   - Маркиза де Ментенон.
   Анжелика порылась в памяти, но это имя ей ничего не  говорило.  Мадам  де
Меркувиль скромно  уселась  рядом  с  Пьером  Голленом,  который  был  самым
незаметным из пяти членов Совета.
   Она не хотела всем показывать,  что  занимает  место  среди  них,  но  на
нынешнем собрании было больше приглашенных, чем обычных заседателей.
   Анжелика увидела господина ла Водьера, уверенным шагом вошедшего  в  зал.
Молодой человек остановился возле господина Карлона  и,  обменявшись  с  ним
несколькими фразами, уселся рядом, обведя медленным  неприязненным  взглядом
всех  собравшихся.  Непримиримое  выражение  его  лица   контрастировало   с
нежно-голубым цветом его глаз. Анжелика не  могла  не  восхититься  еще  раз
красотой  этого  молодого  человека.  Она  вспомнила,   что   его   жена   -
очаровательная Беранжер-Эме, чьи живость и любезность покорили ее накануне.
   - Эта семейка с амбициями, - пробормотал  Виль  д'Аврэй  едва  слышно.  -
Жаль, что его жена так прелестна, а он - так красив...
   Граф де Ломени-Шамбор был одет в скромный серый костюм военного покроя. В
мягком свете, проникавшем сквозь стекла витражей, его лицо с тонкими чертами
было задумчивым и, как показалось Анжелике, печальным.
   Интендант Карлон, несмотря на то, что оживленно беседовал со всеми, также
казался поглощенным какими-то мрачными раздумьями, и Анжелика, знавшая,  что
оба этих человека связаны узами  дружбы,  почувствовала,  что  они  удручены
каким-то личным горем. Ломени поймал на себе ее взгляд  и,  удостоверившись,
что она смотрит на него, удивленно улыбнулся.
   Интендант же, напротив, нахмурился.  Он  и  Анжелика  находились  слишком
далеко друг от друга, чтобы обмениваться словами, но  одна  и  та  же  мысль
пришла им в голову: история с приездом, а точнее - с неприездом герцогини де
Модрнбур доставит им сегодня много неприятных моментов.
   Жоффрей сидел в конце стола,  одетый  в  камзол  из  красного  бархата  с
серебряным шитьем. Его  грудь  украшала  бриллиантовая  звезда  на  муаровой
ленте. Обводя взглядом всех  присутствующих  за  столом,  Анжелика  пыталась
угадать, был ли среди них "шпион" Жоффрея.
   Пользуясь указаниями этого шпиона, Жоффрей выбирал  подарки  для  знатных
жителей Квебека. И, по всей видимости, ему удалось  угодить  всем,  так  как
восторженный шум по этому поводу  до  сих  пор  не  утихал.  Лишь  мадам  де
Кастель-Моржа не  получила  предназначавшуюся  ей  безделушку  из  золота  с
изумрудами.
   Где же была она сейчас, эта воинственная Сабина де Кастель-Моржа?  Должно
быть, она укрылась наверху в своей квартире  в  замке  Святого  Людовика,  в
отчаянии от того, что в ее собственном доме зияла дыра, а те, кого  она  так
стремилась не  допустить  в  Квебек,  находились  сейчас  в  зале  заседания
Большого Совета.
   Перед  тем  как   открыть   заседание,   губернатор   попросил   епископа
благословить собравшихся и прочесть короткую молитву. После того, как трижды
было произнесено: "Святой Иосиф,  покровитель  Новой  Франции,  молитесь  за
нас", - все уселись, и заседание началось.

***

   Все знали, что главной темой собрания Большого Совета  было  рассмотрение
всех тех вопросов, которые касались пребывания господина де  Пейрака  и  его
людей в городе.  Следовало  рассматривать  это  событие  по  всем  аспектам;
подвести итоги и сделать выводы, то есть проделать все то, что не успели  во
время экстренного ночного собрания в день прибытия.  Каждый  присутствующий,
составил свой доклад или список вопросов по интересующим его  проблемам.  Но
атака господина Тардье и те обвинения, которые он выдвигал,  были  настолько
неожиданными, что если его целью было удивить всех собравшихся, то он в этом
весьма преуспел,
   Юный Тардье де ла Водьер  со  свойственной  ему  непреклонностью  обвинил
господина де Пейрака в незаконных действиях, заключавшихся  в  том,  что  он
провез в Новую Францию иностранные товары без уплаты таможенной пошлины.
   - Какие товары? - осведомился интендант.
   - Самые всевозможные.
   - Но какие же?
   Ноэль Тардье сделал знак своему канцеляристу,  и  тот  передал  ему  лист
бумаги, исписанный сверху донизу.
   - Картины религиозного содержания, имеющие  большую  ценность,  церковные
украшения, предметы культа, предметы ив  золота,  серебра,  слоновой  кости,
драгоценные  камни,  ткани,  шелка,  бархат,  ковры,   эмали,   изделия   из
перламутра, из черного и палиссандрового дерева,  каррарский  мрамор  и  так
далее. Кроме того, парфюмерия,  табак  из  Вирджинии  и  Мэриленда,  вина  и
различные спиртные напитки и прочее,  и  прочее.  Все  эти  товары  подлежат
двойному налогообложению, так как они не только иностранного  происхождения,
но и являются предметами роскоши. Даже при приблизительной оценке эта  сумма
весьма значительна, и, не получив  ее,  колония  потерпит  ощутимый  убыток.
Некоторые же предметы требуют тщательной экспертизы, например рака с мощами,
так  как  чтобы  определить  ее  ценность,  надо  сначала  убедиться  в   ее
подлинности.
   - Но  ведь  речь  идет  о  подарках,  -  вскричал  Монсеньер  де  Лаваль,
оскорбленный всем услышанным.
   - Нет, извините, о товарах, - смело возразил молодой прокурор.
   - А военное  снаряжение  вы  не  посчитали?  -  насмешливо  спросил  Виль
д'Аврэй. - Два иностранных ядра, пробившие дыру в стене  дома  господина  де
Кастель-Моржа?
   - Я не считаю военное снаряжение, - возразил прокурор. - Но вот  корабль,
да... на него стоит обратить внимание... Я имею в виду ваш корабль, господин
де Виль д'Аврэй.
   И поскольку маркиз молчал от изумления, тот продолжал:
   - Разве вы сами не говорили, что  один  из  кораблей,  стоящих  в  бухте,
принадлежит вам и что это подарок господина де Пейрака?
   Виль д'Аврэй побагровел от  негодования.  В  течение  некоторого  времени
Ноэль Тардье мог разглагольствовать в полной тишине, и его звучный и  хорошо
поставленный голос разносился эхом под сводами, большого зала замка  Святого
Людовика. Его речь повергла присутствующих в гробовое молчание.
   Епископ, обескураженный, спрашивал себя, не  является  ли  все  сказанное
нападками на церковь и лично на него.
   Фронтенак не знал, что и сказать. С того самого  времени,  как  в  Канаду
прибыл этот многообещающий юный администратор, он не переставал  удивлять  и
тревожить губернатора.
   Нахмурившись, купцы размышляли о тех трудностях, с которыми  им  пришлось
столкнуться из-за фанатичного рвения прокурора, и  о  тех,  которые  им  еще
предстоит узнать.
   - Но этот корабль я получил  в  обмен  на  моего  несчастного  "Асмодея",
потопленного бандитами, - взорвался наконец Виль д'Аврэй, обретя дар речи. -
Берегитесь! Если вы ищете со мной ссоры, я потребую возместить  мне  убытки,
которые я понес на службе королю. И, поверьте,  это  вам  обойдется  гораздо
дороже, чем тот налог, который вы пытаетесь с меня содрать, кровопийца...
   - Не хотите ли вы сказать; что речь идет  о  военной  добыче?  -  спросил
прокурор, презрительно выпятив губы.
   - Военная добыча! - воскликнул Базиль, ударив обеими ладонями по столу.
   С самого начала всех этих пререканий он оставался  спокойным,  поглаживая
подбородок и задумчиво рассматривая  Ноэля  Тардье,  как  некое  неизвестное
животное, причины поведения которого необходимо понять,  чтобы  сделать  его
как можно менее опасным.
   - Военная добыча! Вот и решение, мой мальчик, - сказал  он,  похлопав  по
плечу прокурора, который явно не  оценил  этот  фамильярный  жест.  -  Я  не
ошибусь, предполагая, что вы не  столь  озабочены  налогами  для  пополнения
государственной казны, как юридическим обоснованием свободного хождения этих
товаров,  без  которого  вас   могут   обвинять   в   пренебрежении   вашими
обязанностями и даже в  соучастии  с  нарушителями.  Ваше  положение  не  из
легких, и мы на вас не в обиде. Мы знаем, что вы такой же, как мы все, и что
вам не так уж хочется платить  налог  за  те  восхитительные  золотые  часы,
украшенные эмалью, которые так радуют  вашу  супругу  со  вчерашнего  дня  и
ставят ее в ряды виновных. Ваше замечание относительно корабля господина  де
Виль д'Аврэя доказывает, что вы выбрали путь компромисса, устраивающий всех:
"Военная добыча считается трофеем и не подлежит налогообложению".
   И  Виль  д'Аврэй,  поняв  намерение   делового   человека,   пустился   в
драматическое  повествование,  желая  показать,  сколько  битв  с   пиратами
пришлось  выдержать  его  кораблю.  Он  говорил  на  редкость   убедительно.
Трагические события происходили этим летом и были еще свежи в  памяти.  "Еще
немного,