седые  клубы
разлучавших их стойких туманов.
   И всегда над ними висела опасность другой разлуки, стремительной, как это
течение, которое сейчас с бешеной скоростью несло  их  корабль  в  неведомую
даль.
   "Нет, он не любит меня. Я так и не завладела его сердцем.  Наверное,  мне
удалось возбудить в нем всего лишь поверхностную страсть.  А  этого  слишком
мало, чтобы он снизошел к моим мольбам, прислушался  ко  мне...  Как  ужасно
ощущать себя бессильной, стоять перед ним с пустыми руками.., и чувствовать,
как он одинок, зная, что я была его женой".
   Окружавшие ее женщины видели, как она шевелила губами и  что-то  шептала,
машинально теребя пальцами свои  светлые  волосы,  посеребренные  жемчужными
капельками воды. В их глазах она прочла немую мольбу.
   - Ах! Вы бы лучше помолились, - нетерпеливо сказала  Анжелика.  -  Причем
именно сейчас, вместо того, чтобы ждать какого-то чуда от  вашей  несчастной
попутчицы.
   Опустившаяся ночь была наполнена глухим шумом волн, свистом ветра и  боем
сигнального колокола, в который звонили, преодолевая усталость, юнги Мартиал
и Тома. Этот несмолкаемый звон наводил уныние.
   "Как они наивны, эти люди, несмотря на их  воинственный  вид!  Звонить  в
сигнальный колокол во время тумана надо на широтах  Ла-Рошели,  Бретани  или
Голландии, чтобы оповестить другие корабли, людей на суше, зажигающих маяки.
Но здесь, в этой тишине, в колокол звонят только для нашего  самоуспокоения,
пытаясь уверить, что мы не одни на целом свете..."
   Казалось, звучит похоронный звон. Онорина  прижалась  к  Анжелике,  и  ее
широко раскрытые глаза напоминали матери ту ночь, когда она увела малютку  в
обледенелый лес, где рыскали волки и солдаты.
   Она решительно поднялась.
   "Я спущусь вниз.., поговорю с ним. Должны же мы знать, что нас ждет!"
   В этот момент прозвучал усиленный рупором голос Никола Перро и, посмотрев
вверх, все увидели в сгустившейся тьме,  как  затрепетали  и  упали  паруса,
раздался треск,  и  корабль  неистово  закачался,  как  будто  сопротивляясь
трудному маневру. Команды следовали одна за другой, все  матросы  сбились  с
ног. Даже испанцы проявляли непривычную для них дисциплинированность.
   Люди Рескатора, до сих пор безучастно сидевшие возле  шлюпа,  вскочили  и
стали внимательно следить за парусами. Они должны были прийти  на  помощь  в
трудную минуту, но, видя, что новички вполне справляются без них,  не  стали
вмешиваться. Наблюдая за  действиями  команды,  они  жестами  выражали  свое
одобрение. Один из них зажег огнивом фонарь и стал что-то  напевать,  другой
принялся жевать табак.
   - Мне кажется, что наши парни  не  такие  уж  плохие  моряки,  -  сказала
госпожа Маниго, уловив реакцию людей Рескатора. - Похоже, что наши  пленники
готовы поставить им хорошую  отметку.  Мэтр  Каррер,  а  что,  если  бы  они
разбежались по вантам? Было бы интересно посмотреть, как  вы  будете  ловить
их, вы, любитель порассуждать о маневрах корабля, ни разу  не  притронувшись
ни к парусам, ни к штурвалу.
   Прикорнувший адвокат, вооруженный мушкетом  и  пистолетом,  встрепенулся.
Раздался смех. Вместе  с  надеждой  вернулось  и  чувство  юмора.  Произошла
какая-то перемена. В воздухе снова захлопали тугие паруса.
   Но  рассвет  принес  измотанным  женщинам  полное  разочарование.   Стало
холоднее, чем накануне, но еще больше  всех  бросало  в  озноб  от  ощущения
неодолимой мощи течения. В розданной воде был  привкус  гнилого  дерева.  Ее
собрали со дна бочек. Разговаривать  никому  не  хотелось,  и  когда  вбежал
радостный Ле Галль, на него посмотрели, как на безумца.
   - Добрые вести.., спешу успокоить вас, сударыни! Мне  удалось  с  помощью
лага определить наше положение, что было не просто, потому что мало  солнца.
Так вот, мы изменили направление и теперь идем на юг.
   - На юг? Но сегодня холоднее, чем вчера!
   - Это потому, что  последние  два  дня  нас  увлекало  теплое  Флоридское
течение. Теперь же - и я готов держать пари - мы попали в  холодное  течение
из Гудзонского залива.
   - Проклятая страна! -  проворчал  хранивший  молчание  старый  пастор.  -
Попробуйте разобраться во всех этих теплых и холодных течениях! Я задаю себе
вопрос, не были бы королевские тюрьмы для нас более гостеприимными, чем  эти
опасные края, где все наизнанку - и люди, и стихия.
   - Отец! - с укором сказала Абигель.
   Пастор Бокер тряхнул седыми прядями. Еще далеко не все ясно. Главное не в
смене течений, думал он, а в том, как избежать новых жертв.
   Паства совсем отошла от него, да он и сам не знал, о чем с ней  говорить.
Что касается всех прочих, то эти нечестивцы вообще были глухи к  заклинаниям
старого пастора, его призывам к справедливости и милосердию.
   -  Я  никогда  не  соглашался  с  пастором  Рошфором,  этим  неисправимым
авантюристом, который хотел  всех  нас  разослать  по  океанам.  Пропади  он
пропадом. Вот к чему это приводит...
   Между тем, женщины осыпали Ле Галля вопросами.
   - Когда будет высадка, прямо сейчас?
   - Где она будет?
   - Что говорят Эриксон и канадец?
   - Ничего! Попробуйте поговорить с этим ворчливым  медведем  или  чертовым
горбуном, который так же общителен и приветлив, как устрица в раковине. Зато
он великолепный рулевой. Вчера он  мастерски  воспользовался  слиянием  двух
течений для перевода корабля из  одного  в  другое.  Фантастический  маневр,
особенно в таком густом тумане.
   - Совершенно убежден, что он голландец, - назидательно произнес  Мерсело.
- Увидев его шпагу и одежду, я подумал сначала,  что  он  шотландец,  но  на
самом деле только голландцы могут так чувствовать течения. Они  будто  нюхом
их чуют...
   Слушая его, Анжелика вспомнила, как, сидя за своим  письменным  столом  в
Ла-Рошели,  он  каллиграфическим  почерком  писал  гусиным  пером  "Летопись
реформации". Сегодня его белый воротник выглядел, как тряпка, черный  сюртук
треснул по швам в плечах, а ноги были босыми - башмаки он, видимо, потерял в
сутолоке мятежа.
   - Очень хочется пить, - сказал он.
   - Могу предложить рюмку шарантской водки, мой друг, - с горькой  усмешкой
пошутила его супруга.
   Намек на былой комфорт на родной земле вызвал в памяти янтарную пиратскую
водку, зрелые гроздья винограда на стенах Коньяка. Сейчас в  горле  жгло  от
морской соли, а кожа у всех была скользкой, как у сельди в бочке.
   - Скоро мы пристанем к берегу. Там должны быть родники, тогда и напьемся.
   Слова Ле Галля вызвали вздохи надежды.
   Анжелика  держалась  в  стороне.  Как  только  дела  шли  лучше,  на  нее
переставали обращать внимание, но если что-то  разлаживалось,  все  начинали
умолять ее что-нибудь сделать. Пожав плечами, она подумала, что и  к  такому
отношению можно привыкнуть.

Глава 6

   В зыбком полуденном свете внимание Анжелики  привлекли  голоса  Маниго  и
Никола Перро, стоящих невдалеке на палубе.
   - Мы хотим спустить шлюп, чтобы разведать берег, - сказал канадец.
   - А где мы сейчас?
   - Я знаю столько же, сколько и вы, не больше.  Но  могу  поручиться,  что
берег рядом. Было бы сумасшествием причаливать, не найдя надежный проход.  Я
не сомневаюсь, что удастся найти залив или бухточку для укрытия корабля,  но
войти туда надо так, чтобы не разбиться о скалы. А теперь послушайте...
   Сдвинув набок свою меховую шапку, он приложил руку к уху и нагнул голову,
как бы улавливая далекий шум, воспринимаемый только им.
   - Слушайте!
   - Но что?
   - Шум волн, ударяющихся о скалы. Они образуют гряду,  которую  мы  должны
преодолеть.
   Все напрягли слух, но признались, что не слышат ничего, кроме стука  волн
о борт корабля.
   - А я слышу, - сказал Никола, - и этого достаточно.
   Туман стал таким плотным, что всем, кто открывал  рот,  казалось,  что  в
горло льется густая жидкость. Втянув ноздрями порцию тумана, Никола объявил:
   - Земля недалеко. Я ее чувствую.
   Теперь и они ощутили  землю.  Таинственные  дуновения  принесли  в  белую
пустыню океана радостное свидетельство близости родной ЗЕМЛИ.
   Берега, песок, камни, может быть, даже трава и деревья...
   - Не раздумывайте слишком долго, решайтесь, - усмехнулся канадец. -  Ведь
здесь бывают такие приливы, что за два часа уровень воды поднимается на  сто
двадцать футов.
   - Сто двадцать футов? Вы смеетесь! Такого быть не может!
   - Можете не верить, воля ваша. Но главное, не пропустить час  прохода.  В
противном случае советую вам прыгнуть в воду  до  того,  как  ваша  скорлупа
сядет брюхом на камни. Это самый скалистый берег в  мире,  говорят,  другого
такого нет нигде. Да разве вы можете понять все это, после  вашей  маленькой
Ла-Рошели с ее жалким двенадцатифутовым приливом!
   Он говорил с полузакрытыми глазами и, казалось, посмеивался над ними.
   На носу послышался лязг якорной цепи.
   - Я не отдавал приказа! - закричал Маниго.
   - Иначе нельзя,  патрон,  -  откликнулся  Ле  Галль.  -  Земля  и  впрямь
близко... А вот на каком точно  расстоянии  в  таком  тумане  на  глазок  не
определить...
   Подошел матрос и доложил, что якорь коснулся дна на глубине сорока футов.
   - Как раз вовремя!
   - Теперь никуда не денешься, - повторил Ле  Галль.  -  Придется  во  всем
слушаться их.
   Он показал движением подбородка на Никола  Перро  и  матросов  Рескатора,
которые готовили шлюп.
   Как только набежала высокая волна, они опустили  его  на  воду,  а  затем
спрыгнули сами. Маниго и  Берн  нерешительно  переглядывались,  боясь  снова
остаться в дураках.
   -  Подождите!  -  закричал  судовладелец.  -  Я  должен  переговорить   с
Рескатором.
   Глаза канадца  стали  жесткими,  как  свинцовая  пуля.  Его  рука  тяжело
опустилась на плечо Маниго.
   - Бойтесь ошибиться, приятель. Вы забываете, что все боеприпасы - хотя их
немного - которые есть у нас в трюмах, предназначены именно вам, так же, как
и ваши предназначены нам. Вы захотели войну, вы  ее  получили.  Но  помните,
если вы потеряете свое превосходство, не ждите от нас пощады.
   Перешагнув через поручни, он соскользнул по тросу в шлюп,  качавшийся  на
пенистых волнах темно-фиолетового в  дымке  тумана  моря.  После  нескольких
гребков он скрылся из  виду,  и  только  связывавший  его  с  кораблем  трос
продолжал разматываться, как нить Ариадны.
   Эриксон остался на борту. Он готовился выполнить необходимый  маневр,  не
обращая внимания на окружавших его презренных пассажиров-протестантов,  этих
пресноводных моряков, которые снюхались с испанским отребьем, чтобы отнять у
него "его" палубу. По его свистку десять матросов встали у кабестана.
   Трос быстро разматывался, таща за собой канат в руку  толщиной,  который,
как змея, впивался в плоть тумана. Раскрутившись почти  до  конца,  кабестан
остановился. Трос натянулся и задрожал в тумане, как огромная  змея  -  шлюп
пристал к берегу.
   - Сейчас они закрепят его в скалах, чтобы получить точку опоры,  а  затем
подвести нас к проходу, - заметил Ле Галль.
   - Как же так, ведь сейчас отлив?
   - Не знаю, я тоже думал, что здесь проходит скальная гряда, через которую
можно пройти только при приливе. Во всяком случае, так должно быть.  Но  как
установить время приливов и отливов?
   Не верилось, что их бедствиям приходит конец.
   Хриплым голосом  Эриксон  подал  сигнал  вахте  у  кабестана,  и  матросы
принялись изо всех сил подтягивать трос. Чуть раньше он скомандовал  поднять
якорь, и теперь "Голдсборо" плавно скользил  по  волнам,  словно  подчиняясь
чьей-то невидимой руке.
   Матросы дружно ухали в  такт  кабестану,  лица  их  были  покрыты  потом,
несмотря на сильный холод. Натянутый  трос  дрожал  так,  что  казалось,  он
вот-вот лопнет.
   Ле Галль первый увидел и молча показал Маниго на темные гребешки рифов  в
кружевах пены, едва различимые в тумане. Они со  всех  сторон  подступали  к
кораблю.
   Между тем "Голдсборо" продолжал, как в волшебном  сне,  плавно  двигаться
вперед по узкому  и  глубокому  проходу.  Каждый  миг  мог  раздаться  удар,
зловещий треск,  страшный  возглас:  "Тонем!"  Тем  не  менее,  корабль  шел
совершенно спокойно, и только туман становился все плотнее, так что люди  на
палубе уже почти не видели друг друга. Внезапно их  как  бы  подняло  высоко
вверх, затем опустило так мягко, что  лишь  некоторые  почувствовала  легкий
толчок. Выйдя из крена,  "Голдсборо"  выпрямился  и  закачался  на  ласковых
волнах.
   - Прошли рифы! - победоносно произнес Ле Галль.
   Вздох облегчения вырвался из груди друзей и врагов, всех, собравшихся  на
палубе.
   Раздалась резкая команда Эриксона, лязгнула опущенная цепь.  Снова  встав
на якорь, "Голдсборо" еще безмятежнее закачался на волнах.  Все  ждали,  что
сейчас послышится плеск весел возвращающегося шлюпа.
   Этого не произошло, и тогда Ле Галль несколько раз прокричал в  рупор,  а
затем приказал звонить в колокол. И тут Маниго, которого  осенила  внезапная
идея, подошел к кабестану и потянул за трос. Трос легко поддался и  повис  у
него в руках.
   - Оборвался трос!
   - А может, его обрубили?
   К ним подошел матрос-гугенот с острова  Св.  Маврикия,  который  все  это
время находился у кабестана.
   - Это случилось в тот самый момент, когда мы  проходили  рифы.  На  шлюпе
поняли, что нас может увести на скалы, и  выполнили  этот  красивый  маневр.
Теперь мы в безопасности.
   Вытащив провисший трос, они убедились,  что  он  действительно  разрублен
топором.
   - Да. Трос у них уже кончался. Красивый маневр!  -  повторил  восхищенный
матрос. Все повторили:
   - Да, замечательный маневр, и у совсем незнакомых берегов.
   Вдруг Маниго осенило новое подозрение:
   - Но кто стоял у кормового весла, когда мы  проходили  между  скал?  Ведь
Эриксон был рядом с нами.
   Они пошли  на  корму.  Анжелика  последовала  за  ними.  Ей  хотелось  бы
предвидеть и встретить лицом к лицу любую из затаенных  опасностей,  которые
она ощущала повсюду. Стихия им больше не угрожала, но  успокоения  не  было.
Человеческая солидарность,  возникшая  в  борьбе  с  морем,  исчезла.  Между
протестантами и Жоффреем де Пейраком начиналась новая, решающая партия.
   На корме все увидели тело испанца - самого никудышного человека  из  всех
бунтовщиков, чья никчемная жизнь была прервана ударом кинжала в спину...
   - Неужели Эриксон доверил эту вахту ему?
   - Это немыслимо. Или же он предусматривал его замену другим!..
   Они долго смотрели друг на друга молча, не находя ни слов, ни возможности
что-то объяснить, как-то приободриться.
   - Госпожа Анжелика, -  обратился  Маниго  к  единственной  женщине  в  их
группе, - не правда ли, что когда мы проходили рифы, за штурвалом был именно
ОН?
   - Как я могу знать, господа? Ведь меня в трюме не было. Я все время  была
здесь, с вами. Это не значит, что я одобряю ваши действия. Просто я все  еще
верю, что всем нам удастся спастись.
   Ларошельцы молча опустили головы. Такой счастливый исход  казался  теперь
маловероятным. Им вспомнились слова канадца: "Не ждите от нас пощады!"
   - Остались ли на посту хотя бы те часовые, которые были у люков?
   - Будем надеяться! Впрочем, кто знает, какие еще ловушки подстерегают нас
в этом молочном море.
   Маниго тяжело вздохнул.
   - Я боюсь, что мы не выдержим никакого сравнения с нашими противниками ни
в бою, ни в управлении кораблем. Но раз уж вино открыто,  надо  пить.  Будем
бдительны, друзья мои,  и  приготовимся  дорого  продать  нашу  жизнь,  если
потребуется. Кто знает, может быть, фортуна и  улыбнется  нам.  У  нас  есть
оружие. Когда рассеется туман, определим, где мы  находимся.  Земля  близко,
вот с этой стороны, как подсказывает эхо. Мы стали  на  якорь  на  спокойном
рейде. Даже если шлюп не вернется, доберемся до берега в имеющейся на  борту
лодке. Нас много, и мы вооружены, в том числе и пушками. Проведем  разведку,
обязательно найдем и  запасемся  питьевой  водой,  под  вооруженной  охраной
переправим на берег Рескатора и его людей, а затем поплывем на острова.
   Его слова никого не утешили.
   - Похоже, я слышу звон цепей, - сказал Мерсело.
   - Да это эхо.
   - Эхо чего?
   - Может быть, это с другого корабля? - предположил Ле Галль.
   - Нет, это больше напоминает звон нашей ларошельской цепи, когда ее тянут
от рейда в гавань к башне святого Никола.
   - Вы бредите!
   - Я тоже что-то слышу, - сказал кто-то.
   Все снова замерли в ожидании.
   - Проклятый туман! Как тут не вспомнить наши  славные  родные  туманы.  Я
никогда не встречал такого, как этот.
   - Наверное, это из-за теплого и холодного течений, в которые мы попали.
   - Удивительно хорошо  разносится  звук.  Ведь  обычно  густой  туман  все
приглушает.
   - А где Эриксон? - спросил вдруг Маниго.
   Найти канадца не удалось.
   Когда стемнело, юный Мартиал зажег первый фонарь  и  сразу  же  пришел  в
необыкновенное волнение.
   - Идите сюда! Посмотрите! - закричал он.
   Сбежавшиеся мужчины, женщины, дети застали его в созерцании великолепного
зрелища: скромный огонек отразился в тумане целой иллюминацией. Свет от него
попадал  в  тысячи  ледяных  кристалликов,  от  которых   вспыхивали   новые
бесчисленные огоньки - зеленые, зелено-золотые,  желтые,  красные,  розовые,
голубые. Когда загорелись  остальные  фонари  и  от  каждого  побежала  своя
многоцветная фантасмагория, все, раскрыв рты от восторга и ужаса, восхищенно
спрашивали друг друга: "Где мы?"
   Анжелике никак не удавалось заснуть, и она несколько раз  поднималась  на
палубу. После долгих дней плавания было  странно  чувствовать,  что  корабль
стоит на якоре, а где-то вблизи прибой накатывается на гальку.
   Она вспомнила ощущение неотвратимости боя,  как  в  Бокаже  во  время  ее
бунта, атмосферу на борту королевской галеры и среди мальтийских рыцарей  за
несколько часов до нападения врагов.
   "По существу я женщина-воин... Жоффрей не знает этого. Он ничего не знает
обо мне, о том, какой я стала!"
   Она смотрела на окруженные радужными ореолами силуэты закутанных в темные
плащи продрогших людей, очарованных  зрелищем  этой  странной  ночи.  Зыбкий
туман временами покрывал их плечи искрящимся инеем.
   "Почему я здесь? - спрашивала она себя. - Ведь они мне не  милы,  вернее,
больше не милы. Я возненавидела Берна, который был моим лучшим другом. Я  бы
простила ему очень многое, но то, что он хотел убить Жоффрея, - этого  я  не
прощу никогда. И все же я здесь... Я поступила правильно: ведь здесь дети...
Онорина. Я не могла их оставить. Жоффрей сильный человек. Он познал в  жизни
все, что доступно мужчине. Он крут. У него нет слабостей,  даже  такой,  как
любовь ко мне..."
   Ей так недоставало его присутствия, вдали от него  она  чувствовала  себя
как в ссылке. Той ночью он был таким родным, таким нежным... Что это было  -
мираж или действительность? Теперь она не знала...
   Анжелика снова вышла на палубу, когда стало рассветать.  Внезапно  кто-то
тронул за ее плечо. Обернувшись, она  увидела  тех  двух  матросов,  которые
вместе с Никола Перро сопровождали ее в Ла-Рошель. Неужели и они  перешли  к
бунтовщикам? Но это опасение сразу отпало.
   Один из  них,  без  сомнения,  мальтиец,  зашептал  на  средиземноморском
наречии "сабир", которое она понимала достаточно хорошо.
   - Хозяин прислал нас, чтобы защитить тебя и ребенка!
   - А почему меня надо защищать?
   - Стой смирно!
   В этот же момент ее крепко схватили за запястья. Раздался глухой стук.  У
ближайшего люка рухнул наземь часовой ларошельцев. И  тут  Анжелика  увидела
какое-то огромное необычное существо, похожее сразу на человека, на животное
и на птицу. В неясном свете колыхался его плюмаж из красных перьев, на плечи
свисало множество кошачьих хвостов. Взметнулась  отливающая  медью  рука,  и
новый удар свалил второго часового. Анжелика не слышала, как  появилось  это
существо, быстрое, как призрак. И вот уже отовсюду, перелезая через поручни,
по палубе заскользили другие  такие  же  молчаливые  призраки.  Их  огненные
перья, накидки из голубого и рыжего м