выбить ее из  седла.
Ей под силу любые испытания. Вот и совсем  недавно  ей  удалось  избежать  -
одному Богу известно как - этой непонятной засады  в  Брансуик-Фолсе...  Да,
она из породы неукротимых, из породы воинов и рыцарей!  Можно  сказать,  что
опасность делает ее сильнее, удачливее, прозорливее... И  еще  прекраснее...
Как бы усиливая ее невероятную жизнестойкость...  Анжелика!  Анжелика!..  Мы
пройдем через все, не так ли, родная моя? Пройдем оба... Где бы ты ни  была,
я знаю, что ты найдешь меня...
   Он вздрогнул. Над кущей зарослей  одного  острова  взгляд  его  обнаружил
необычный предмет.  Это  был  оранжевый  вымпел  на  мачте  корабля,  корпус
которого был закрыт деревьями. Застыв, как  заметивший  добычу  охотник,  он
долго и внимательно разглядывал это место в подзорную трубу, затем встал и в
раздумье зашагал к своим спутникам.
   Он нашел то, зачем пришел на вершину горы Мон-Дезер.

Глава 18

   - Монсеньор, монсеньор!
   Он услышал это обращение с французской рыболовной лодки, которая  шла  по
ветру в нескольких кабельтовых от шебеки графа де Пейрака в момент, когда он
огибал мыс Шоодикка.
   На баке стоял Жан Ле Куеннек, которого он  послал  из  Пофама  на  поиски
Анжелики.
   Вскоре оба судна бросили якорь у  причалов  Голдсборо,  и  граф  поспешил
навстречу бретонцу.
   - Рассказывай и побыстрее!
   На лице Жана не было обычного радостного выражения, и Жоффрей  де  Пейрак
ощутил в груди холодок страха.
   - Ты смог добраться до  госпожи  графини?  Почему  она  не  с  тобой?  Вы
встретили "Ларошельца"?
   Бедный Жан стоял с опущенной головой. Нет, он не  встречал  "Ларошельца",
да,  ему  удалось  добраться  до  госпожи   графини.   Пройдя   весь   район
Андроскоггина, разграбленный и испепеленный индейцами, он нашел ее  в  бухте
Каско.
   - Мне известно все это... Нам сообщил  об  этом  Кантор,  после  чего  он
отправился за ними.
   - Увы, он уже опоздал, - грустно сказал  Жан.  -  Кантор  никого  там  не
найдет. Золотая Борода захватил мадам де Пейрак в заложницы.
   Чтобы смягчить эффект этой трагической новости, Жан уточнил, что, по  его
мнению, госпожа графиня не подвергалась опасности.  Она  умела  постоять  за
себя, а пират держал в узде свой экипаж.  Полностью  сохранив  хладнокровие,
она помогла ему вовремя убежать, чтобы он смог доложить графу обо всем,  что
с ней произошло.
   Затем он рассказал, каким образом ему удалось бежать.
   - К счастью, они не преследовали меня. Целый  день  я  шел  вдоль  берега
моря. К вечеру я наткнулся в маленьком заливчике на эту французскую рыбацкую
лодку,  причалившую  к  берегу,  чтобы  запастись  пресной   водой.   Рыбаки
согласились взять меня на борт и даже изменить свой  курс,  чтобы  побыстрее
доставить меня сюда.
   Побледнев, Жоффрей де Пейрак сжал кулаки:
   - Опять этот бандит Золотая Борода... Я буду преследовать  его,  пока  не
придет его смертный  час!  В  прошлом  месяце  он  захватил  командира  моих
наемников, а теперь мою жену!.. Какая дерзость!
   Он с беспокойством думал о Ле Галле и  Канторе,  которые,  скорее  всего,
вышли к месту встречи, когда там никого уже не было, или, что гораздо  хуже,
могли натолкнуться там на  морских  разбойников.  Обнаружив,  что  мать  его
попала в их руки, Кантор может не выдержать  и  вступить  в  преждевременную
схватку с пиратами. Впрочем, нет, его сын знал подлинную цену  осторожности!
На Средиземном море он постиг  все  хитрости  корсарской  жизни.  Он  должен
ограничиться тем, что установит тщательное наблюдение  за  кораблем  Золотой
Бороды и постарается обо всем известить отца.
   Увы, на подготовку "Голдсборо" к погоне и бою должно было уйти  не  менее
двух дней. Если работать всю  ночь  напролет,  может  быть,  удастся  завтра
вечером вывести в  море  и  шебеку,  усилив  ее  двумя  пушками,  и  корабль
Ванерека. Надежда была на то, что увидев эти силы, пират устрашится и пойдет
на переговоры.
   Жоффрей де Пейрак снова обратился к бретонцу:
   - Я чувствую, что ты не осмеливаешься сказать мне все... Что ты скрываешь
от меня?
   Его горящий взгляд впился в перепуганные глаза  Жана,  который  продолжал
отрицательно качать головой.
   - Нет.., монсеньор, клянусь вам... Клянусь пресвятой Богородицей и святой
Анной... Я сказал вам все... Почему вы думаете, что я что-то скрываю?
   - Но что-то с ней все же случилось?.. Она ранена?.. Больна?.. Говори!
   - Нет, монсеньор, я бы не мог скрыть от вас такой беды... Мадам де Пейрак
совершенно здорова... Она оказывает помощь всем другим... Она  осталась  там
как раз для того, чтобы помочь больным и раненым... Она  даже  зашила  брюхо
одного из этих сабуинов, того, который продал ее...
   - Об этом  тоже  мне  известно...  -  проницательный  взгляд  Пейрака  не
отрывался от честного лица матроса, который за зиму стал для него не  просто
соратником, но и  другом.  Он  не  дрогнул  ни  перед  ирокезами,  ни  перед
надвигавшимся голодом. А вот сейчас Жан весь дрожал. Пейрак обнял  за  плечи
молодого человека.
   - Что с тобой?..
   Жану казалось, что он вот-вот разрыдается, как ребенок. Он опустил голову
еще ниже.
   - Я так долго шел, - пробормотал он. - Мне было так трудно не попасться в
руки поднявшихся на войну дикарей.
   - Это правда... Пойди отдохни. Чуть ниже форта  есть  маленькая  таверна.
Хозяйка мадам Каррер и ее дочери вкусно готовят,  а  сегодня  из  Европы  им
доставили вино из Бордо. Подкрепи свои силы и приготовься выступить со  мной
уже завтра, если погода будет благоприятствовать нам.
   Граф де Пейрак и Ролан д'Урвилль собрали в  зале  совета  Маниго,  Берна,
пастора Бокера - главных должностных лиц гугенотской общины. Кроме того, они
пригласили на совет Ванерека и его помощника, а также  капитана  "Голдсборо"
Эриксона и отца Бора.
   Неотлучный телохранитель Хуан Альварес с суровым видом встал за графом.
   Жоффрей де Пейрак кратко рассказал присутствующим о последних событиях. В
связи с тем, что его супруга, графиня де Пейрак попала  в  руки  противника,
необходимо проявлять крайнюю осмотрительность.  Нравы  корсаров  дворянского
происхождения были хорошо им известны по опыту карибских островов и мадам де
Пейрак  могла  не  опасаться  плохого  обращения,  пока  выступала  в   роли
заложницы. Жиль Ванерек согласился с этим мнением графа. Дамы из  дворянских
семей, будь то испанки,  француженки  или  португалки,  не  имели  оснований
жаловаться на своих тюремщиков по поводу условий, в  которых  они  вынуждены
были дожидаться свободы в обмен на  щедрый  выкуп.  Поговаривали  даже,  что
некоторые пленницы, оказавшись во власти флибустьеров с приятной внешностью,
не слишком торопились на волю. Но было известно и другое. Некоторые  пираты,
озверев от преследования, особенно, когда им угрожало неравное сражение  или
кораблекрушение, и не оставалось никакой  надежды  получить  выкуп,  жестоко
расправлялись с заложниками.
   Надо было предусмотреть также, что  после  ухода  кораблей  Голдсборо,  в
случае нападения, сможет обороняться лишь на суше. Поэтому до отплытия  надо
было подготовить все вооружение, пополнить боеприпасы.
   Пока они обсуждали эти вопросы, в приоткрытую  дверь  просунулась  голова
часового-испанца в  черном  стальном  шлеме,  который  прокричал  испуганным
голосом:
   - Ваше превосходительство, вас здесь спрашивают!
   - Кто это?
   - Какой-то человек.
   - Пусть войдет.
   В дверях появился ладно  скроенный,  заросший  бородой  человек  в  одних
рваных и мокрых матросских штанах.
   - Курт Риц! - воскликнул Пейрак.
   Он сразу узнал второго заложника  Золотой  Бороды,  вербовщика-швейцарца,
которого он нанял к себе на службу  во  время  поездки  в  Мериленд.  Жители
Голдсборо также узнали его, потому что в мае он высадился в порту с  группой
солдат, завербованных в качестве наемников графа де Пейрака.  Пока  наемники
готовились к походу в глубь континента, люди Золотой Бороды  напали  на  них
под покровом темноты  из  засады,  устроенной  на  островах.  Произошло  это
незадолго до решающего сражения, вынудившего пирата обратиться в бегство.  В
Голдсборо опасались, что Курту  Риду  пришлось  поплатиться  жизнью  за  это
поражение Золотой Бороды. Но вот  он  стоял  теперь  перед  всеми,  живой  и
невредимый, хотя и выглядел очень усталым.
   Пейрак сердечно обнял его за плечи:
   - Gruss Gott! Wie geht es Ihnen, lieber  Негг?  <Слава  Богу!  Как  дела,
дорогой господин? (нем.)> Я волновался за вас.
   - Мне все же удалось бежать с этого проклятого  корабля,  провести  этого
чертова пирата, монсеньор.
   - Когда это случилось?
   - Почти три дня назад.
   - Три дня, - задумчиво повторил Пейрак.  -  Не  стоял  ли  тогда  корабль
Золотой Бороды в северной части бухты Каско, у мыса Макуа?
   - Вы ясновидящий, господин граф!.. Именно там я услышал  это  название  в
разговоре между матросами корабля... Мы бросили якорь на рассвете...  Экипаж
сошел на берег, весь день шла какая-то суета...  К  вечеру  я  заметил,  что
каморка, в которой меня держали, плохо закрыта.  Юнга,  принесший  мне  еду,
забыл задвинуть засов. Я дождался глубокой  ночи  и  выскользнул  наружу.  Я
оказался на корме под ютом. Казалось, что на корабле никого нет,  на  берегу
горели огни. Видимо,  экипаж  решит  отпраздновать  свою  удачу.  Ночь  была
безлунной. Забравшись на ют, я постепенно продвинулся к  кают-компании,  там
прыгнул в воду и доплыл до ближайшего островка. Убедившись, что  на  корабле
не объявлена тревога, я определил следующий островок по направлению к суше и
поплыл дальше, хотя не такой уж я  хороший  пловец.  На  берег  я  ступил  к
восходу солнца. В западной стороне я увидел беженцев-англичан, но  решил  не
подходить к ним, а  направился  на  восток  и  спрятался  среди  скал.  Днем
наблюдал за каноэ индейцев-тарратинов, себаго и  эчеминов,  которые  шли  на
север. На поясах у них висели скальпы. Помахав им рукой, я показал на крест,
который ношу на шее. Мы, жители Верховьев Роны, католики. Они взяли  меня  с
собой и высадили где-то в устье реки Пенобскот. Дальше я шел и днем и ночью.
Чтобы не  обходить  фиорды  по  берегу,  пересек  вплавь  несколько  морских
рукавов. Не раз меня чуть не унесло течениями и приливом... И вот я здесь.
   - Gott sei dank! <Слава Богу. (нем.)> -  воскликнул  Пейрак.  -  Господин
Берн, нет ли у  нас  поблизости  фляжки  с  добрым  вином,  способным  влить
бодрость в представителя лесных кантонов Швейцарии, самого великого пловца в
соленой воде этой страны?
   - С удовольствием.
   Взяв с маленького столика флягу с бордосским вином, мэтр Берн наполнил им
большую оловянную кружку.
   Швейцарец залпом осушил ее.  После  соленой  морской  воды  он  испытывал
страшную жажду, но и желудок его был пуст,  и  поэтому  крепкое  вино  сразу
ударило ему в голову, а лицо налилось кровью.
   - Уф! Es schmekt prima. Ein feiner Wein! <Очень вкусно. Прекрасное  вино!
(нем.)> Меня так заболтало волнами, что закружилась голова.
   - Вам повезло, - сказал кто-то. - В  период  равноденствия  здесь  всегда
бывают бури, но на этот раз они прошли стороной.
   Швейцарец налил себе вторую порцию, после которой стал совсем молодцом.
   - А вы сохранили мою славную алебарду? - спросил он. -  Ведь  я  был  без
нее, когда эти дьяволы напали на меня в скалах.
   -  Она  там,  на  своем  месте,  -  ответил  ему  Маниго,   указывая   на
оборудованные в стене  козлы  с  копьями  различной  длины.  Самое  длинное,
украшенное прекрасной чеканкой, принадлежало швейцарцу. Под изящной стальной
шишкой, надетой на конец копья, скрывалось  грозное  оружие:  крюк,  которым
можно было поддеть и потащить противника,  отточенное  лезвие,  как  бритвой
срезающее голову, тонкое острие для укола в живот и сердце.
   Курт Риц, вернув себе любимую алебарду, радостно вздохнул.
   - Наконец-то ты со мной! Сколько же мучительных недель я провел  на  этом
корабле, грызя себе кулаки... А что с моими людьми?
   - Они в форте Вапассу.
   Глядя на него, все думали о том, что он бежал в  тот  самый  день,  когда
Анжелика де Пейрак была захвачена Золотой Бородой. Знал ли он об этом? Видел
ли он супругу графа? Какое-то неясное предчувствие удерживало и их, и самого
Пейрака, от вопросов.
   - Плохо ли  с  вами  обращались?  -  спросил  Пейрак  не  без  некоторого
колебания.
   - Отнюдь нет!  Золотая  Борода  не  негодяй  и,  к  тому  же,  он  добрый
христианин. Каждый вечер и каждое утро его матросы собираются на палубе  для
молитвы. Но, господин граф, он хочет  вашей  смерти.  Он  говорит,  что  ему
принадлежат все территории района Мэн, которыми вы владеете, и что он прибыл
сюда со своими людьми основать колонию...  Ему  было  обещано,  что  женщины
Голдсборо отписаны в его распоряжение и достанутся ему и его людям.
   - Какая наглость! - завопил Маниго, подпрыгнув на стуле.
   - Встретив неожиданное сопротивление, он сначала решил использовать  меня
как заложника для вступления в переговоры. Но после того, как вы  разгромили
его десант, он ретировался в бухту  Каско,  чтобы  подлатать  свой  корабль.
Однако, он упрям, как осел, и обязательно вернется сюда.
   Еще раз приложившись к кружке с вином, швейцарец впал в полную эйфорию.
   - О, я мог бы многое  рассказать  вам  о  Золотой  Бороде.  Мне  довелось
говорить и  с  его  матросами,  и  с  ним  самим.  Человек  он  крутой,  но,
безусловно, честный... На расстоянии он внушает страх, однако, намерения его
прямы... Но  дело  в  том,  что  в  этой  истории  замешана  женщина...  Его
любовница... Они встретились в Макуа. Видимо, она все и подстроила...  Лихая
баба, ничего не скажешь. Одна из тех, кто при вас все подсчитает,  подскажет
вам, как получить хороший барыш, наполнит добром сундуки  и  снова  отправит
вас воевать за новые трофеи. А  вы  будете  рады  стараться...  Правда,  эти
шлюшки  умеют  и  отблагодарить  мужчину.  Красивы,   как   Венеры,   хорошо
соображают. Если кто и не захочет рисковать  ради  них  своей  головой,  то,
значит, он не любит ни жизни, ни любви... Любовница Золотой Бороды - женщина
как раз такой закваски... Красотка, каких мало... Когда она  поднималась  на
борт, весь экипаж буквально затрясло. Она француженка.  Ждала  его  на  косе
Макуа. Глаза у нее, как родниковая вода, волосы, как луч солнца... В ту ночь
именно она помогла мне  бежать.  Днем  Золотая  Борода  распорядился  выдать
матросам по три кружки рома, чтобы отпраздновать событие... Сам же он...
   Курт  Риц  запрокинул  голову  назад  и  беззвучно  засмеялся.  Затем  он
опрокинул в горло еще одну кружку вина и продолжил свой рассказ:
   - Так вот... Кто бы мог подумать... Он обезумел от любви...  Сквозь  щели
моей каморки я видел, как он вел ее на корму корабля. Он держал ее за руку и
смотрел, неотрывно смотрел ей в лицо.
   Хмель все сильнее ударял ему в голову, и он разглагольствовал, не замечая
их молчания, не видя, что они застыли, как свечи, в неясном свете, что никто
не улыбается, что лица их окаменели.
   Раздался отрывистый голос графа:
   - Имя этой женщины?
   Голос графа прозвучал, как из ваты, глухо и отдаленно. Все присутствующие
готовы были провалиться сквозь землю. Курт Риц тряхнул головой.
   - Не знаю! Знаю только, что она француженка... И красавица, это точно!  И
еще, что Золотая Борода прилип к ней всей  кожей  насмерть...Я  ВИДЕЛ  ИХ...
Ночью в кают-компании, через окошко кормовой башни... Окошко было открыто...
Я уже был на корме и рискнул заглянуть... На столе стояла свеча  и  освещала
их... Голая женщина в объятиях Золотой Бороды... Тело  богини...  Волосы  до
плеч... На солнце она казалась блондинкой, но тут я увидел,  что  волосы  ее
были как из лунного света... Россыпь бледного золота... Волосы феи... В этой
женщине  есть  нечто  такое,  чего  нет  ни  у  одной  другой...   Что-то..,
сказочное... Понятно, почему пират потерял голову... Я не решился прыгнуть в
воду оттуда, испугался приоткрытого окна. Некоторые  люди  сохраняют  чуткий
слух даже в момент любви... А Золотая Борода - это такой  командир,  который
всегда начеку... Поэтому я выждал немного еще...
   Он все говорил и говорил. Опьянев, он  не  замечал  гнетущей  тишины,  не
ощущал ничего тревожного в  том,  что  ему  давали  все  сказать,  описывать
подробности любовной сцены.
   - Откуда же она, эта женщина?
   - Понятия не имею.  В  общем,  они  встретились...  Ее  имя...  Погодите,
кажется, вспоминаю. Я слышал, слышал, как лаская ее, он говорил:  "Анжелика!
Анжелика!". Ей подходит это имя...
   Наступило зловещее молчание.
   И тут алебарда выпала из рук Курта Рица, а сам  он,  немного  протрезвев,
отшатнулся назад и прислонился к  стене.  Лицо  его  побледнело,  выпученные
глаза в панике уставились на Пейрака.
   - Не убивайте меня, господин граф!
   Никто не двигался. Граф де Пейрак также сохранял полную неподвижность, но
в его мрачном взгляде бывалый  солдат  прочитал  свой  приговор.  Протрезвев
окончательно, но все еще ничего не понимая, он  смотрел  на  де  Пейрака,  и
ощущение смертельной опасности все больше охватывало его.
   Каким-то внутренним чутьем он уловил, что все участники  этой  непонятной
для него сцены, все те, кто стояли как привидения в  могильной  тишине,  все
вместе и каждый в отдельности предпочли бы быть  глухими,  немыми,  слепыми,
погребенными на шесть футов под  землей,  лишь  бы  не  переживать  то,  что
происходило в это мгновение здесь, за закрытыми дверями этого зала.
   - Что случилось, господа? - простонал он. - Что я сказал?
   - Ничего.
   Это "ничего" упало из уст Пейрака, как нож гильотины.
   - Ровно ничего, в чем вы могли бы себя упрекнуть, Риц... Идите...  Теперь
идите,  вы  нуждаетесь  в  отдыхе...  Через   несколько   дней   вы   должны
присоединиться к нашим людям в Аппалачах, в форте Вапассу...
   Шатающейся походкой швейцарец дошел до двери.  Когда  он  вышел,  за  ним
молча последовали другие, низким поклоном прощаясь с  правителем  Голдсборо,
как если бы перед ними был сам король.
   Выйдя наружу и надев  на  головы  свои  шляпы,  все  они,  не  вступая  в
разговор, отправились по домам,  и  только  Жиль  Ванерек  отвел  в  сторону
д'Урвилля и попросил его:
   "Объясните мне..."

Глава 19

   Жоффрей де Пейрак повернулся к Хуану Фернандесу:
   - Позови ко мне Жана Ле Куеннека!
   Когда Жан вошел  в  зал  совета,  граф  уже  был  один.  Склонившись  над
развернутой картой, он, казалось, внимательно ее изучал.
   Лицо его было наполовину закрыто густой шевелюрой, чуть посеребренной  на
висках, глаза опущены вниз к карте.
   Но когда он выпрямился и взглянул на Жана, тот  сразу  почувствовал,  как
холодная змея тревоги свилась в клубок у него в груди.
   "Что же с ним происходит?  Что  случилось  с  моим  господином?  Болезнь?
Рана?.. Да, похоже, рана души... Рана смертельная..." - пронеслось у него  в
голове.
   Жоффрей де Пейрак обошел стол и приблизился к бретонцу  таким  твердым  и
спокойным шагом, что тот опять засомневался.
   "Нет, все в порядке... Я не должен давать волю своему воображению..."
   Жоффрей де Пейрак пристально смотрел на него. Жан был среднего роста, ему
по плечо. Он был хорошо сложен, на лице его были написаны живость и  отвага.
Выглядел он моложе своих тридцати лет. Характер его закалился в бесчисленных
испытаниях, он умел быть при необходимости скрытным, но Для графа де Пейрака
не было секретов на его лице, он читал на нем, как в открытой книге.
   - А теперь,  Жан,  -  тихо  сказал  он,  -  скажи  мне  все,  что  ты  не
осмеливаешься говорить.
   Бретонец побледнел. Он с ужасом осознал, что уклониться ему  не  удастся.
Он знал, с какой настойчивостью Жоффрей де Пейрак шел к  поставленной  цели,
особенно, когда он нуждался  в  подтверждении  своих  дьявольских  прозрений
ясновидца. Тогда  он  уподоблялся  охотнику,  неумолимо  преследующему  свою
жертву.
   - Что ты хочешь скрыть от меня? Ты думаешь, я не вижу  смущения  в  твоих
глазах? Скажи мне все, что было. Гд