я и сблизился?
   - Надо отыскать этого священника. Это не должно быть трудно. Я помню, что
он принадлежал к ордену...
   Дегре улыбнулся.
   - Из вас вышел бы хороший полицейский. Но я избавлю вас от лишних хлопот.
Зовут этого священника  отец  Антуан.  В  Париже  он  уже  давно  не  живет.
Последние несколько лет он находится в Марселе, при каторжниках.
   Анжелика просияла. Наконец она знала, куда ехать. Прежде всего она поедет
в  Марсель  повидать  этого  отца  Антуана.  Найти  его  будет  нетрудно.  И
разумеется, в конце концов, священник назовет  ей  имя  таинственного  лица,
пославшего его к Дегре, чтобы осведомиться о судьбе мадам де  Пейрак.  Может
быть, он даже  знает,  в  каком  месте  находится  этот  неизвестный?..  Она
замечталась, глаза ее светились, она закусила верхнюю губу.
   Дегре иронически посматривал на нее.
   - При условии, что вам будет разрешено выехать из Парижа, -  завершил  он
тираду, которую легко можно было прочитать на ее оживленном лице.
   - Дегре, неужели вы помешаете мне уехать?
   - Милое дитя, мне приказано  помешать  вам.  Разве  вы  не  знаете,  что,
взявшись за дело, я держусь за него  всеми  зубами,  как  собака,  хватающая
преступника за  одежду.  Я  готов  предоставить  вам  все  интересующие  вас
сведения, но не надейтесь, что я предоставлю вам ключ от дверей на волю.
   Анжелика с отчаянной мольбой в глазах быстро повернулась к полицейскому.
   - Дегре! Друг мой Дегре!
   Полицейский чиновник не изменил каменного выражения своего лица.
   - Я поручился за вас перед королем. Такие обязательства не берутся назад,
поверьте мне.
   - А вы говорите, что вы мне друг!
   -  В  той  мере,  в  какой  я  могу  соблюдать  приказы  Его  величества.
Разочарование, обманутые надежды жгли Анжелику. Она ненавидела Дегре, как  и
прежде. Она знала, что в своей  работе  он  упрям  и  скрупулезен  и  сумеет
оградить ее непреодолимой стеной. Сыщик, ищейка, в конце  концов  он  всегда
ухитряется поймать того, за кем гонится. Тюремщик, он умеет держать  в  узах
тех, кого поймал. От него не убежишь.
   - Да как же вы могли взять на себя это гнусное поручение, зная, что  речь
идет обо мне? Я вам этого никогда не прощу.
   - Признаюсь, я был доволен, что помешаю вам делать глупости.
   - Так не вмешивайтесь же в мою жизнь! - закричала  она,  вне  себя.  -  Я
питаю глубочайшее отвращение к вам и людям вашего сорта. Ненавижу вас,  плюю
на вас, злые пройдохи, притворщики, лицемеры, жалкие лакеи, пресмыкающиеся у
ног господина, который бросает вам поглодать косточку.
   Дегре расслабился и расхохотался. Больше всего она ему нравилась в облике
Маркизы Ангелов;  эта  сокрытая  часть  ее  жизни,  прошедшей  в  роскоши  и
ублаготворении, вдруг проступала, когда она приходила в ярость.
   - Послушайте, маленькая...
   Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо.
   - Я мог бы отказаться от этого поручения, тем более что  король  дал  мне
его благодаря моей  репутации.  Он  понимает,  что  удержать  вас,  если  вы
задумаете сбежать из Парижа, возможно, лишь мобилизовав  лучших  полицейских
города. Я мог бы отказаться, но он говорил со мной о вас,  выражая  тревогу,
беспокойство, как мужчина с мужчиной... А сам я, как уже говорил  вам,  тоже
принял решение пустить в ход все, что можно,  чтобы  помешать  вам  еще  раз
разбить свою жизнь.
   Выражение его лица смягчилось, и глубокая нежность  появилась  в  глазах,
устремленных на замкнувшееся личико, которое он насильно удерживал в руках.
   - Сумасшедшая, милая моя и безумная. Не сердитесь на вашего друга  Дегре.
Я хочу помешать вам пуститься в опасные, страшные приключения... Вы рискуете
все потерять и ничего не получить.  А  гнев  короля  будет  страшен.  Нельзя
чрезмерно рисковать. Послушайте меня, маленькая Анжелика... бедная маленькая
Анжелика...
   Никогда еще он не  говорил  с  ней  так  нежно,  так  ласково,  словно  с
ребенком, которого нужно оберегать от собственных порывов, и  ей  захотелось
прижаться лбом к его плечу и потихоньку выплакаться.
   - Обещайте же мне вести себя  спокойно,  а  я  со  своей  стороны  обещаю
сделать все, что возможно, чтобы  помочь  в  ваших  поисках...  Но  обещайте
мне!..
   Она покачала головой. Ей хотелось уступить, но она не верила королю и  не
верила Дегре. Они всегда будут стараться запереть ее  без  выхода,  удержать
ее. Они бы хотели, чтобы она все забыла и на все соглашалась. И она  боялась
самой себя, той подлости, той вялости, которая таилась в ней и  когда-нибудь
стала бы  ей  внушать:  "Что  толку  упираться?  Ведь  король  опять  станет
приставать к тебе. Ты будешь одна, без защиты, против  сил,  объединившихся,
чтобы помешать тебе добраться до любимого".
   - Обещайте мне! - настаивал Дегре.
   Она снова отрицательно качнула головой.
   - Вот ослиное упрямство! -  Вздохнув,  он  выпустил  ее  из  рук.  -  Ну,
посмотрим, кто из нас двоих окажется сильнее. Ладно, так и решим. Желаю  вам
удачи, Маркиза Ангелов.
   Анжелика хотела немного вздремнуть, хотя в окнах  уже  засветилась  заря.
Совсем заснуть она не могла и лежала  в  каком-то  промежуточном  состоянии:
отяжелевшее тело ничего не  ощущало,  а  ум  упорно  работал.  Она  пыталась
проследить таинственный  путь  прокаженного,  бездомного  и  отвратительного
нищего, бродившего по дорогам Иль-де-Франса, пробиравшегося к Парижу. Но эта
последняя подробность, казалось, обрывала  все  иллюзии.  Как  мог  бежавший
узник, знавший, что его  ищут  и  преследуют,  что  его  приметы  объявлены,
решиться вернуться в Париж, полный его врагов?  Жоффрей  де  Пейрак  не  был
настолько безумен, чтобы совершить такую  глупость.  А  может  быть,  и  да!
Подумав, Анжелика решила, что это было в его духе. Она пыталась  догадаться,
о чем он думал. Неужели он  за  ней  вернулся  в  Париж?..  Какая  смелость!
Вернуться в Париж, в большой город, осудивший его, где у него не осталось ни
друзей, ни приюта... Его дом  в  квартале  Сен-Поль,  тот  красивый  особняк
Ботрейи, который он велел построить для Анжелики, был  опечатан.  Она  стала
припоминать, как часто Жоффрей ездил из  Лангедока  в  Париж,  чтобы  самому
наблюдать за работами.  Неужели  осужденной  преступник  Жоффрей  де  Пейрак
надеялся укрыться в этом доме? У него ведь ничего не было;  может  быть,  он
решил пробраться в  свой  дом,  чтобы  взять  там  деньги  и  драгоценности,
хранившиеся в ему одному известных потаенных местах? Чем больше она  думала,
тем правдоподобнее казалось это предположение. Жоффрей де Пейрак вполне  мог
пойти на страшный риск, чтобы добыть необходимые средства. Обладая золотом и
серебром, он мог спастись, иначе ему оставалось только  бродить  нищим,  без
помощи и надежды. Крестьяне стали бы бросать в него камнями, рано или поздно
его бы выдали властям. А одной  горсти  золота  достаточно  было  бы,  чтобы
выбраться на свободу! И он знал, где взять это золото. В его доме в Ботрейи,
где все уголки были известны ему.
   Анжелике казалось, что она слышит его рассуждения, узнает  его  привычные
презрительные интонации: "Золото  все  может",  -  так  он  говаривал.  Имея
немного золота, несчастный уже не был беспомощным. Конечно,  он  вернулся  в
Париж. Он пришел сюда, теперь она была совершенно уверена в этом.  Это  было
вполне правдоподобно. Король тогда еще не на все наложил свою руку.  Он  еще
не предложил этот особняк  принцу  Конде.  Дом  стоял  пустой,  -  проклятое
жилище,  с  восковыми  печатями  на  дверях.  Охранял  его  один  смертельно
напуганный привратник, да еще старый слуга, баск, которому некуда было уйти.
   Вдруг сердце Анжелики забилось неровными толчками; она ухватилась за  эту
нить. "Я видел его... Да, я его видел, проклятого  церковью  графа,  там,  в
нижней галерее... Я его видел. Это было ночью, вскоре после  того,  как  его
сожгли. Я услышал шум в галерее и узнал его шаги..." -  так  говорил  старый
слуга, баск, опиравшийся на край средневекового колодца в глубине сада,  где
она увидела его как-то вечером,  когда  пришла  туда,  чтобы  взять  в  свою
собственность дом в Ботрейи.
   "Кто бы не узнал его шагов?.. Походка Великого хромого из Лангедока!..  Я
зажег фонарь и, подойдя к повороту галереи, увидел его. Он опирался на дверь
часовни и повернулся ко  мне...  Я  узнал  его,  как  собака  узнает  своего
хозяина, но лица его я не видел. На нем была маска...  И  вдруг  он  ушел  в
стену, и больше я его не видел..."
   Тогда Анжелика в ужасе убежала, не желая слушать  бредни  старика,  почти
выжившего из ума, который воображал, что видел призрак...
   Анжелика поднялась на кровати и резко дернула  шнурок  звонка.  Появилась
Жанина, рыжая жеманная девица, сменившая Терезу. Недовольно поводя носом,  с
удивлением принюхиваясь к запаху  табака,  осевшему  в  воздухе  комнаты  от
трубки Дегре, она осведомилась, что угодно госпоже маркизе.
   - Приведи мне сейчас  же  старого  слугу...  Как  его  зовут?..  Ах,  да,
Паскалу, "дед Паскалу".
   Служанка удивленно подняла брови.
   - Да ты же знаешь его, - твердила Анжелика,  -  ну,  тот  совсем  дряхлый
старик, который набирает воду из колодца и носит дрова к печам...
   Жанина вышла, а через несколько  минут  вернулась  и  сообщила,  что  дед
Паскалу умер два года назад.
   - Умер? - растерянно повторила Анжелика. - Умер? О Боже, какой ужас!
   Жанине казалось странным, что ее госпожа вдруг  так  взволновалась  из-за
события, которое произошло двумя годами ранее и тогда осталось незамеченным.
Анжелика  велела  одеть  себя.  Пока  служанка  занималась  этим,  Анжелика,
машинально поворачиваясь, думала, что бедный старик умер и унес с собой свою
тайну. Она была тогда занята при дворе и не нашла времени даже  подержать  в
последний час руку  умиравшего  верного  слуги.  Дорого  она  расплачивается
теперь за  то,  что  не  выполнила  тогда  свой  долг.  Услышанные  когда-то
мимоходом слова теперь казались выжженными в ее  памяти  огненными  буквами.
"Он опирался о дверь часовни..."
   Она сошла вниз, прошла по галерее с изящными  арками,  на  которые  падал
отсвет цветных витражей, и открыла дверь часовни. Это была скорее молельная,
с двумя подушками из кордовской кожи для преклонения  колен  и  с  маленьким
алтарем зеленого мрамора, над которым висела великолепная картина испанского
художника. Там пахло  свечами  и  ладаном.  Анжелика  знала,  что  аббат  де
Ледигьер, приезжая в Париж, всегда служил тут мессу. Она встала на колени  и
громко произнесла:
   - О, Боже, я много ошибалась, Боже мой, и все-таки я молю, я  прошу...  -
Она не знала, что сказать дальше.
   Ведь он вернулся сюда однажды ночью. Как он проник в  этот  дом?  Как  он
пробрался в Париж? Что он искал в этой молельне?
   Глаза Анжелики обежали  небольшое  помещение  Все,  что  тут  находилось,
сохранилось со времени Пейрака. Принц Конде ничего тут не касался Мало кто и
заходил сюда, кроме аббата де Ледигьера и маленького лакея,  который  служил
ему певчим и прибирал в часовне.
   Если тут был тайник, он вполне мог сохраниться...  Анжелика  поднялась  с
колен и стала тщательно осматривать комнату. Она  прощупала  мрамор  алтаря,
засовывая ноготь в каждую щель в надежде, что от  нажима  заработает  тайный
механизм. Она изучила все узоры барельефов.  Она  терпеливо  простукала  все
эмалевые плитки и деревянные накладки, которыми  были  облицованы  стены.  И
терпение ее было вознаграждено. К концу утра ей показалось, что большая ниша
в стене за алтарем  дает  какой-то  странный  oтзвук.  Она  зажгла  свечу  и
поднесла ее близко к стене.  В  узоре  резьбы  видна  была  искусно  скрытая
замочная скважина. Так вот она где!
   В лихорадочной спешке она пыталась открыть замок, но  он  не  поддавался.
Тогда с помощью ножа и ключа из  связки  у  нее  за  поясом  она  ухитрилась
расщепить драгоценное дерево и, просунув пальцы внутрь,  нащупала  затвор  и
подняла его. Дверца тайника со скрипом открылась. Внутри виднелась шкатулка.
Можно было и не открывать ее. Ее уже отпирали, она была пуста...
   Анжелика прижала к сердцу пыльную шкатулку.
   - Он приходил сюда! Он взял отсюда золото и драгоценности, он  знал,  где
они лежат. Бог помог ему, указал ему путь, охранил его.
   А что же потом?..
   Что же стало с графом де Пейраком после того, как с риском для  жизни  он
сумел забрать из собственного "проклятого" дома необходимое ему золото?..

Глава 3

   Собравшись в Сен-Клу к Флоримону,  Анжелика  поняла,  что  предупреждения
Дегре не были шуткой. Садясь в карету, она лишь бросила презрительный взгляд
на "поклонника", чья красная рожа уже три дня торчала под ее окнами. Она  не
остереглась и двух всадников, которые, выбежав из дверей соседнего трактира,
вскочили на лошадей и стали догонять карету. Но едва она выехала  за  ворота
Сент-Оноре, как карету ее окружила группа вооруженных людей и молодой офицер
очень вежливо попросил ее вернуться в город.
   - Это приказ короля, мадам.
   Она не соглашалась. Ему пришлось показать письмо,  подписанное  префектом
полиции де Ла Рейни с указанием не допускать выезда мадам дю  Плесеи-Белльер
из Парижа.
   "И подумать только, Дегре взялся за это! А ведь он мог бы помочь мне,  но
теперь не станет этого делать! Он сообщит мне сведения о старом  деле  моего
мужа, даст всякие советы, но в то же время  будет  стараться  изо  всех  сил
выполнить приказ короля".
   Приказав кучеру повернуть назад, она сжала зубы  и  кулаки.  Это  насилие
пробудило  ее  боевой  инстинкт.  Жоффрей   де   Пейрак,   изуродованный   и
преследуемый, сумел ведь  пробраться  в  Париж.  Ну,  а  она  сумеет  теперь
выбраться из Парижа!..
   Она послала гонца в  Сен-Клу.  Скоро  приехал  Флоримон  в  сопровождении
своего воспитателя. Последний начал  уже,  по  поручению  мадам  дю  Плесси,
переговоры о продаже места пажа. Господин де Логан соглашался приобрести это
место Флоримона для своего племянника и предлагал хорошие деньги. "Посмотрим
еще", - отвечала Анжелика. Она намеревалась уехать, вызвав гнев  короля,  не
раньше, чем примет все меры предосторожности для охраны своих сыновей.
   - Зачем мне продавать свое место? - приставал Флоримон. - Разве вы  нашли
мне лучшую должность? Или мне возвращаться в  Версаль?  В  Сен-Клу  я  очень
пришелся к месту, и мои  старания  были  замечены  монсеньером  <Монсеньером
обычно называли Филиппа, брата Людовика XIV, сначала именовавшегося герцогом
Анжу, а потом герцогом Орлеанским.>.
   Шарль-Анри прибежал с радостными криками. Он обожал старшего брата, и тот
был к нему сердечно привязан. Всякий раз, приезжая в Париж, Флоримон возился
с малышом, сажал его себе на плечи и катал, давал ему подержать свою  шпагу.
А сейчас Флоримон выразил восхищение обаянием брата:
   - Матушка, правда, он самый  красивый  ребенок  на  свете?  Ему  бы  быть
дофином, а то настоящий дофин такой чурбан.
   - Не следует так говорить, Флоримон, - заметил аббат де Ледигьер.
   Анжелика  отвела  взор  от  прекрасной  картины:  Шарль-Анри,  белокурый,
румяный, круглощекий,  не  мог  оторвать  своих  голубых  глаз  от  смуглого
темноволосого двенадцатилетнего Флоримона.  Смешанное  чувство  сожаления  и
бессилия охватило ее, когда она смотрела на кудрявую головку  сына  Филиппа.
Зачем она заключила тот брак? Ведь Жоффрей де Пейрак посылал узнать,  что  с
ней, и ему  сообщили,  что  она  снова  вышла  замуж.  Ужасное,  безысходное
положение. Бог не должен был допускать такого!
   Она тщательно скрывала, что готовится к отъезду.  Шарля-Анри  она  решила
отправить вместе с няней Барбой и слугами в замок Плесси, в Пуату. Король не
посмеет, в каком бы ни был  гневе,  посягнуть  на  права  сына  французского
маршала. Относительно Флоримона у нее были другие планы.
   "Неужели король так уж разозлится на меня? - пыталась она  приободриться.
- Разозлится, конечно, потому что я нарушу его запрет. Но сколько времени он
может сердиться за простую поездку в Марсель? Я ведь вернусь оттуда..."
   Чтобы отвлечь подозрения и показать свою  покорность,  она  пригласила  к
себе своего брата Гонтрана. Наконец нашлось время  сделать  портреты  детей.
Сидя за счетами  -  она  очень  старательно  проверяла  все  расходы,  чтобы
оставить дела в полном порядке, когда уедет,  -  Анжелика  слушала  болтовню
Флоримона, который придумывал тысячи глупостей, чтобы занять младшего  брата
и заставить его смирно позировать.
   - Ангелочек с небесной улыбкой, как ты мил.
   - Лакомка, ты толще каноника, как ты мил...
   Он подражал литаниям, в которых воспевались добродетели святых.  И  аббат
де Ледигьер не преминул сделать замечание:
   - Флоримон, нельзя над этим смеяться.  Меня  беспокоит  дух  своеволия  и
вольнодумства, который я в вас вижу.
   А Флоримон, не обращая внимания на выговор, продолжал дурачиться:
   - Барашек кудрявый, жующий конфеты, как ты мил...
   - Светлячок мой, полный лукавства, как ты мил...
   Шарль-Анри заливался смехом, Гонтран, как всегда, ворчал на мальчиков,  а
на полотне все явственнее выступали две головки, темная и  светлая,  головки
сыновей Анжелики, Флоримона де Пейрака и Шарля-Анри  дю  Плесси-Белльера,  в
которых она видела отражение когда-то любимых ею мужчин.
   Флоримон порхал легко,  как  мотылек,  но  думать  уже  научился.  Как-то
вечером он поймал Анжелику у камина и спросил, не чинясь:
   - Матушка, что же делается? Значит, вы не стали любовницей  короля,  и  в
наказание он вас не выпускает из Парижа?
   - Во что ты вмешиваешься, Флоримон! - возмутилась шокированная Анжелика.
   Флоримон привык к вспышкам своей матери и научился не слишком  раздражать
ее. Он уселся на скамеечке у  ног  Анжелики,  обратив  на  нее  сумрачный  и
вопросительный  взор,  притягательность  которого  уже  знал,  и   повторил,
пленительно улыбаясь:
   - Так вы не любовница короля?
   Анжелика хотела было оборвать такой разговор внушительной  пощечиной,  но
вовремя  сдержалась.  У  Флоримона  ничего  дурного  на  уме  не  было.  Его
интересовало то же, что волновало весь двор, от главного из  царедворцев  до
последнего пажа, - каков исход дуэли между мадам де  Монтеспан  и  мадам  дю
Плесси-Белльер. А так как эта последняя была его матерью, ему особенно важно
было узнать, как обстоит дело, потому что слухи о королевских  милостях  уже
создали ему высокое положение среди товарищей. Эти будущие  придворные,  уже
умевшие интриговать и притворяться, теперь заискивали перед ним.  "Мой  отец
говорит, что твоя мать может все сделать с королем,  -  сказал  ему  недавно
юный д'Омаль. - Повезло тебе! Твоя карьера уже сделана.  Только  не  забывай
друзей. Я ведь всегда к тебе хорошо относился, не правда ли?"
   Флоримон задирал нос и важничал. Он уже пообещал Бернару де  Шатору  пост
главного адмирала, а Филиппу д'Омалю пост  военного  министра.  А  тут  мать
вдруг неожиданно забрала его из дома  королевского  брата,  говорит  о  том,
чтобы продать место пажа, и сама живет замкнуто в Париже, вдали от Версаля.
   - Король вами недоволен? Почему?
   Анжелика положила ладонь на гладкий лоб сына,  отбрасывая  густые  черные
кудри, упорно возвращавшиеся на место. Ее охватило то же скорбное  волнение,
как в тот день, когда  Кантор  заявил,  что  хочет  идти  на  войну,  то  же
растерянное удивление, которое испытывают все матери, увидев,  что  их  дети
уже мыслят по-своему. Она кротко ответила на вопрос Флоримона.
   - Да, я вызвала недовольство короля, и теперь он сердится на меня.
   Мальчик нахмурился, подражая выражениям досады и  отчаяния,  которые  ему
случалось видеть на лицах придворных, попавших в немилость.
   - Какое несчастье! Что же с нами станется?  Верно,  эта  шлюха  Монтеспан
что-то подстроила. Дрянь такая!
   - Флоримон, что за выражения!
   Флоримон пожал плечами. Такие выражения он слышал в передних  дворца.  Но
он быстро примирился с новой ситуацией,  отнесясь  к  перемене  положения  с
философским спокойствием человека, уже не  раз  видевшего,  как  строятся  и
расс