шли  на  набережную,  чтобы
дождаться мать и кормилицу. На лодку, о которой шла речь, напали ирокезы; их
каноэ неожиданно выскочило из-за высокого мыса, и все пассажиры погибли.
   Анжелика провела несколько часов у изголовья молодого Кастель-Моржа. Г-жа
де Меркувиль помогала ей  и  сообщала  новости.  Рассказывали,  что  ирокезы
обогнули монастырь, который был очень хорошо  защищен  монахами,  командовал
которыми Ломени. Их противостояние задержало продвижение врага. Виль д'Аврэй
оплакивал своего красавчика Александра.
   - Дитя мое! Дитя мое! - повторял он.
   Ему не показали его тело, так как юноша был скальпирован, и боль  маркиза
лишь усиливалась при мысли, что прекрасная светлая шевелюра юноши  висит  на
поясе дикаря. Наставницы-урсулинки решили не отпускать детей по  домам,  где
все были взволнованы либо опечалены смертью,  и,  чтобы  избавить  детей  от
зрелища раненых и убитых, их оставили в монастыре на ночь.
   Онорину очень забавляло  это  приключение.  Позже  все  узнали,  что  она
поджидала ирокезов с луком и стрелами в руках.
   Людей г-на де Пейрака,  защищавших  город,  вовсю  угощали  в  трактирах.
Старый Маривуан без устали рассказывал о встрече г-жи де Пейрак  и  ужасного
предводителя Пяти Народов.
   - Если бы вы только видели, как она бежала с поясом Вампума, как  зеленая
ласточка...
   - Эй, ты, а ты когда-нибудь видел зеленых ласточек?
   Анжелика заканчивала свою тяжелую работу. Одну за другой, она  обработала
все раны. Наступил час, когда она обрезала последнюю  нить,  последний  шов,
соединивший концы открытой раны на бедре юноши. Затем она стянула  полосками
пластыря и приложила компрессы из лечебных трав на пораженные места.
   Сабина де Кастель-Моржа села рядом с сыном. Она успокоилась, видя, что он
дышит и как будто меньше страдает. Г-жа де Меркувиль пошла  проведать  своих
домашних. Анжелика мыла руки. Она очень устала. Выпив два стакана воды,  она
почувствовала себя лучше.
   Затем вошел молодой солдат с безумными глазами  и  сообщил,  что  ирокезы
наступают на город, поднимаясь на своих каноэ вверх по течению реки.

***

   Все возразили ему, что этого не может быть. Ирокезы ушли.
   - Да! Но они возвращаются, - сказал он. - Возвращаются по реке.
   - Уттаке дал мне слово! - воскликнула Анжелика.
   - Посмотрите сами!
   Солдат вывел их на большую террасу, огибавшую дом с юга и  выходившую  на
Святой Лаврентий, с нее просматривался огромный кусок пространства до самого
горизонта.
   На юго-западе в  голубоватом  тумане,  стелющемся  над  островом  Орлеан,
поднимались тысячи светящихся точек: они как светлячки в ночи то загорались,
то исчезали.
   Глухой шум доносился с реки.
   - Слушайте! Их боевые крики! - сказал дрожащий солдат.
   Всем хотелось разубедить его, сказать,  что  это  лишь  раскаты  грома  и
отблески зарниц.  Но  все  иллюзии  были  отброшены.  Многочисленные  каноэ,
освещенные факелами, отплывали от берегов острова  Орлеан  и  соединялись  в
середине реки.
   Оживление захватило весь город. Открывались окна.
   В Нижнем городе пронзительно закричала женщина.
   "Они  возвращаются!"  Всем  хотелось  бы  верить,  что  это  всего   лишь
прощальная демонстрация силы, игривое запугивание.
   Но темная масса вдали все увеличивалась, флотилия ирокезов направлялась к
Квебеку, ни у кого не оставалось никаких  сомнений.  Крики  становились  все
слышнее.
   В Верхнем городе у ворот замка Сен-Луи собрались гуроны, женщины и  дети,
спешно оставившие свои дома и просившие губернатора о защите.
   - Пусть они войдут! - приказал д'Авренсон. - Они сходят с ума  от  страха
перед своим злейшим врагом.
   "Это невозможно, - мысленно повторяла Анжелика, - Уттаке обещал мне..."
   А что он ей, собственно говоря, обещал? Теперь она  ничего  не  понимала.
Что означали его речи? Чего она не разглядела за его  угрозами,  советами  и
намеками?
   "Мы соперничаем в отваге и в хитрости!" Победит тот, кто  хитрее,  кто  в
своей хитрости будет недосягаем.
   "Ах! Я никогда не пойму этих индейцев!" Нужно было принять какие-то меры,
но какие?
   Позже она с благодарностью  вспоминала,  что  по  счастливой  случайности
именно в этот момент в замке оказался г-н  д'Авренсон.  Именно  он  выскажет
соображение, которое положит кйнец ее замешательству.
   Этот храбрый гасконец прибыл в Канаду молодым лейтенантом. Он  участвовал
в военной кампании г-на де Траси и имел большой опыт в битвах с ирокезами.
   Склонив голову, он внимательно прислушивался и вдруг произнес:
   - Но это вовсе не военный клич! Это не призывы к битве!
   - А что же это?
   - Просто крики, оскорбления, насмешки. Они поют. В их песнях есть угроза.
Они напоминают нам о зле, которое им причинили. Но они не призывают к войне.
   - Вы уверены в этом?
   - Абсолютно!
   Анжелика положила руку на обшлаг рукава офицера и сжала его.
   - Да, я слышу... и я понимаю, чего они хотят... Они хотят  пройти  здесь.
Еще в Катарунке они просили, чтобы им позволили перейти Кеннебек и вернуться
к себе... Переход! Я понимаю  намерения  Уттаке...  Я  сказала  ему:  иди  к
Ононцио... И решила, что больше не увижу его... А он не напомнил мне о  том,
что для этого ему нужно подняться вверх по реке, к Ла Шодьер, а  это  значит
пройти рядом с Квебеком... Должно быть, он доволен,  что  так  напугал  нас.
Возможно, он ждет, что мы нарушим перемирие, потеряв над  собой  контроль...
Майор, прошу вас, пошлите гонцов по всем  направлениям,  пусть  предупредят,
чтобы не было ни одного выстрела... Ни одной стрелы... И еще надо  успокоить
людей и передать им ваш приказ. Пусть все погасят свет в домах... и все огни
в порту. Пусть  ничто  не  привлечет  внимания  ирокезов,  не  покажется  им
вызывающим, не пробудит в них  желания  мучить  и  убивать.  Мертвый  темный
город, вот как мы должны предстать перед ними. Город, который  не  реагирует
на их крики, который не боится их. Они пройдут, г-н  д'Авренсон,  потом  они
исчезнут, и мы будем спасены.
   Ее рука жгла его руку.
   Он бросился на  улицу.  Он  собрал  своих  офицеров,  а  те  отправили  с
поручениями солдат и посыльных.
   В городе все закрывали окна, запирали  ставни,  все  укрывались  в  своих
домах, а хозяева затаскивали  собак  в  помещение;  то  и  дело  раздавались
возгласы военных или стражников:
   - Загородите проходы! Загородите проходы!
   В домах в потайных местах зажигали свечку, и женщины и дети  вставали  на
колени перед иконой Божьей Матери. Мужчины готовили мушкеты, пули  и  порох.
Если это дикое стадо вздумает высадиться на берегу, то им придется встать на
защиту своего города.
   У всех ремесленников, торговцев и лавочников было оружие. Жизнь в  Канаде
была немыслима без этого.
   Анжелика стояла на террасе замка Сен-Луи, и сердце ее  колотилось.  "Лишь
бы Уттаке не обманул меня, - умоляла она, - лишь бы не обманул!"  Она  всего
лишь женщина, слабое создание...
   Вернулся майор д'Авренсон.
   - Мадам, мне нужно спрятать на  берегу  реки  нескольких  стрелков...  На
всякий случай.
   - Вы гарантируете, что они проявят хладнокровие?
   - Я выберу самых  опытных  и  дисциплинированных.  Команду  стрелять  дам
только я. А я вернусь в замок, чтобы вместе с вами еще раз оценить ситуацию.
   И он собрался уходить.
   - Подождите!.. Перо и чернила! - обратилась она к слуге.
   Она написала коротенькую записку и вручила ее майору.
   - Будьте добры, отнесите это г-ну де Барсемпью, который командует  фортом
на Красном Мысе. Предупредите его, пусть он пропустит ирокезов  без  единого
выстрела.
   Наконец все свечи погасли и огни потушены.  Факелы,  освещавшие  улицы  и
порт, вынули из колец и погрузили в воду или песок.
   Город оделся мраком.
   Город затих.
   Анжелика попросила, чтобы принесли огня в большую гостиную  и  установили
факелы по углам террасы.
   - Но вы же  сами  сказали,  что  необходимо  все  потушить,  -  удивилась
Беранжер.
   - Только не здесь. Не на вершине. Дворец губернатора должен  быть  хорошо
освещен. Нужно, чтобы Уттаке увидел  развевающиеся  флаги  и  знаки  отличия
французского короля. И я хочу, чтобы он  видел  меня.  Пусть  знает,  что  я
смотрю, как он уходит во главе своих воинов, и что я восхищаюсь им.
   - Восхищаетесь! - воскликнула жена губернатора. - Вы сошли с ума! Да  вас
просто уничтожат!
   - Ни одно оружие не достанет нас на таком расстоянии.  Если  вы  боитесь,
уходите. Спрячьтесь в своих комнатах.
   - Нет! Нет! Я хочу остаться с вами. Вы единственная, кого  он  уважает  и
кто может защитить нас.
   Сабина де Кастель-Моржа держалась очень спокойно.  Она  потрогала  лоб  и
губы своего сына, он еще был без сознания, но показался  ей  умиротворенным.
Потом она подошла и встала рядом с Анжеликой.
   - Вы правы, - сказала она и добавила: - Вы восхитительны!
   - И вы непобедимы! - пробормотала Беранжер.  Обе  женщины  понимали,  что
ужасный дикарь может разгневаться, если не увидит,  как  она  провожает  его
славное войско. Своим отсутствием она продемонстрирует ему пренебрежение или
страх. Самое страшное - это пренебрежение. Вот какому испытанию он подвергал
ее. И, к счастью, она вовремя разгадала его  намерения.  Женщины  надеялись,
что Анжелика не обманулась. От этих дикарей можно ожидать чего угодно!
   Но она была уверена, и они успокоились, глядя на нее. Пелена спала  с  их
глаз. Они как будто заново открывали для себя это  красивое  лицо,  которому
они так завидовали, пленительный взгляд ее зеленых глаз, в которых  светился
ее ум. Они благодарили небо, что Анжелика так умна. Она спасет  их.  От  нее
зависят их жизни, их судьбы и судьбы тех, кто им дорог. Сейчас было не время
для упреков, что она все украла у них, что она  самым  недостойным  способом
удерживала поклонение всех мужчин и пылкую любовь  самого  пленительного  из
них: Жоффрея де Пейрака.
   В чертах ее лица они прочитали усталость и волнение. С  самого  утра  она
бегала и растрачивала свои силы. Не стоило и удивляться, что у  нее  немного
растрепанный вид.
   Беранжер подошла к ней и дрожащей рукой начала приглаживать ей волосы.
   Анжелика вглядывалась в даль и пыталась проследить за продвижением  флота
ирокезов, поэтому она сделала нетерпеливый жест,  чтобы  отстранить  молодую
женщину. Но г-жа де ла Водьер заупрямилась и в несколько  приемов  соорудила
прекрасную прическу. Это занятие на несколько минут отвлекло ее  от  мрачных
мыслей. Сабина де Кастель-Моржа вошла  в  замок  и  вернулась,  неся  пальто
Анжелики. Ночь была холодной.
   Лишь почувствовав, как ее дрожащие плечи окутали теплой одеждой, Анжелика
вспомнила о существовании двух других женщин.
   - Благодарю! - сказала она. Она посмотрела на обеих.
   - Вы можете уйти, если вид этого спектакля слишком тягостен для вас.
   Но они покачали головой.
   - Они не остановились? - с надеждой в  голосе  тихо  спросила  Сабина  де
Кастель-Моржа.
   - Увы! Боюсь, что они просто поджидают остальных.
   При входе  в  узкую  гавань  флот  ирокезов  перестроился.  И  теперь  он
продолжил движение; во главе была самая большая пирога, а за  ней  следовали
четверки. На первой лодке стоял "жонглер",  затянутый  в  бизонью  шкуру,  с
мордой животного на голове.
   Различив на борту лодки это чудовище в свете факелов, Беранжер  сдавленно
вскрикнула и бросилась к Анжелике.
   - Мы погибли! Мы все умрем!
   - Не смотрите.
   Жена прокурора спрятала лицо в ладонях. Она не знала, что лучше:  закрыть
глаза или уши. Время от времени она подглядывала сквозь пальцы, завороженная
этим зрелищем, потом вдруг страх охватил ее, и, отвернувшись, она  уткнулась
в плечо Анжелики.

***

   На притихший и ослепший Квебек  обрушилась  лавина  завываний  и  гневных
окриков.
   - Вы нас предали, французы!
   - Мы протянули вам руку, а вы выстрелили по открытой ладони!
   Можно было не прислушиваться к тому, что говорят, достаточно было  просто
слышать эти крики, чтобы волосы вставали дыбом.
   - Посмотрите, в порту не потушены огни. Старый  Топен  бежал  по  берегу,
чтобы успеть потушить факелы. Он отправил своих сыновей и  теперь  спешил  к
ним на помощь.
   - Скорее! Скорее! Они уже здесь! Бегите в первое же укрытие!
   Ему осталось только погасить жаровню в конце мыса. Как только он  добежал
до нее, завывания индейцев настигли его, как снежный ком. Он вдавил голову в
плечи. Первые лодки проплывали мимо. Они были так  близко,  что  он  мог  их
рассмотреть, прикоснуться к ним: он видел их разукрашенные лица, их жестокие
глаза, их рты,  извергающие  проклятия.  На  каждой  лодке  стоял  лучник  с
натянутой тетивой. Топен оставил в покое свою жаровню. Тушить или  нет?  Это
не играло никакой роли, факелы индейцев освещали все кругом. А  кроме  того,
эти животные могут видеть и в темноте.  Он  повернулся  назад  и  побежал  к
прибрежным домикам; никогда раньше это  расстояние  не  казалось  ему  столь
длинным. Ни одна стрела не остановила его, вонзившись  в  его  спину,  и  он
ввалился, цел и невредим, в первый же дом. Это был дом ле Башуа, тот  открыл
дверь и тут же захлопнул ее.
   Было очевидно,  что  индейцы  с  трудом  продвигаются  вперед,  борясь  с
сильными встречными течениями. Они отдавали все  силы,  чтобы  противостоять
бурной реке, суровой и неприступной, как и этот  город.  Онемевший  город  в
ночи.
   - Мы пригласили вас в наши вигвамы. Мы убили наших собак, чтобы накормить
вас... Но вы открыли огонь по нашим жилищам  прежде,  чем  успели  прожевать
мясо...
   Четверка за четверкой, лодки продвигались вперед. Время от  времени  одна
из них, на которой находился колдун в шкуре животного, вырывалась из  общего
ряда.
   Анжелика вспомнила символы Пяти  Народов:  волк,  медведь,  лис,  паук  и
косуля. Рядом с ней  тихо  стонала  Беранжер  и  читала  молитвы:  "Господь,
сжалься над  нами!  Святая  Мария,  Матерь  Божия,  молись  за  нас,  бедных
грешников, в час нашей смерти!"
   - Вот Уттаке! - вздрогнув, произнесла Анжелика. Она почувствовала в своей
руке  руку  Сабины  де  Кастель-Моржа.  Уттаке  стоял  в  лодке,  один,  под
развевающимся   флагом   с   изображением   черепахи,   символа   ирокезской
конфедерации. От него исходила недюжинная сила. Он поднял  голову  и  увидел
ее.
   Он увидел ее. В луче света. Там, наверху. На  пороге  горделивого  жилища
Ононцио, вместе с двумя своими сестрами, прижавшимися к ней! Он  увидел  ее.
Это была она, Кава, звезда из легенды, смелая и  прекрасная.  Она  провожала
его.
   Это воодушевило его. На этот раз она видит его во всем его  могуществе  и
славе. Она видела его таким, какой он есть, не  просто  воин,  рыскающий  по
лесу, а вождь великой нации.
   Когда его лодка проходила мимо темного  мыса,  он  порадовался,  что  она
сохранила свет только для себя, для себя и для него. В этом она выразила ему
свое почтение, она преклонялась перед ним в этой  ночи,  когда  все  замерло
вокруг.
   Тогда он дал волю  своим  чувствам.  Он  поднял  свои  руки  и,  потрясая
томагавком, закричал:
   - Нормандцы, я уничтожу вас... Я сорву кресты, которые вы  повесили...  Я
подвергну вас пыткам... Я разорву вашу грудь и съем ваши сердца...
   Его зычный голос отражался от прибрежных скал и уносился вдаль.
   - Своими зубами я вырву ногти с ваших пальцев... Я отгрызу ваши пальцы  и
выплюну их в огонь... Я утоплю вас в котле войны...
   Для тех, кто понимал, было отчего схватиться за ружье и  раз  и  навсегда
покончить с самым большим врагом Новой  Франции.  Для  тех,  кто  ничего  не
понимал, это было  еще  ужаснее.  Голос  рокотал  в  ночи,  внушал  страх  и
отчаяние.
   - Демон! Демон! Пусть он замолчит! -  умоляла  Беранжер,  схватившись  за
Анжелику и пряча свое лицо, уткнувшись ей в  плечо.  Всех  охватила  паника:
вдруг, привлеченные криками ненависти и призывами к убийству, лодки вернутся
н высадятся на берег?
   Майор д'Авренсон колебался.
   - Может, дать приказ стрелять? - тихо спросил он.
   - Нет, нет! Во имя Бога, неужели вы не видите? Они уходят!
   Наконец лодка Уттаке скрылась из вида. Он умолк, но еще долго смотрел  на
освещенный силуэт на вершине холма.
   Это была его последняя песня. Его неисполнимая  мечта,  ради  которой  он
снарядил экспедицию, сумасшедшую  по  своим  замыслам.  Он  сомневался,  что
когда-нибудь сможет провести настоящую военную  операцию,  чтобы  поддержать
престиж ирокезов. Силы ирокезов истощены. Их отбросили в долины, где  они  и
будут жить, как последние свободные воины.
   Казалось, что проход трехсот ирокезских лодок длился целую вечность.
   Мало-помалу напряжение в городе ослабло. Многие через приоткрытые  ставни
наблюдали за удивительным спектаклем: длинные черные лодки скользили по воде
под огненным дождем, падавшим от факелов.  Гладь  реки  отражала  свет  этих
факелов и яркие оперенья на головах индейцев.
   Взгляды пытались различить, не увозят ли  с  собой  индейцы  пленников  с
острова Орлеан или с побережья Бопре...
   Ближе к концу, когда темнота поглотила предпоследние лодки,  в  одной  из
них различили мужчину и двух маленьких детей, которые плакали и  протягивали
руки в направлении города.
   Затем  темная  масса  скрылась  за  поворотом   реки,   последние   каноэ
растворились, лишь отблеск  факелов  и  эхо  голосов  напоминали  о  проходе
ирокезов. Свет померк, возгласы утихли. Ночь упала на город  и  на  реку  и,
укрыв их своим мягким крылом, увлекла их в глубины мрака и молчания.
   Анжелика опустила руки  и  глубоко  вздохнула.  Два  других  вздоха  эхом
отозвались ей, Анжелика не Пейрак, Сабина де Кастель-Моржа и Беранжер-Эме де
ла Водьер посмотрели друг на друга. Они вдруг обнаружили, что во время этого
ужасного испытания они цеплялись друг за друга, молясь, плача и  подбадривая
друг друга. Сабина была самой  молчаливой,  Беранжер  самой  напуганной,  но
Анжелика понимала, что именно в их поддержке она черпала силы,  это  помогло
ей пережить то страшное напряжение прошедшего часа.
   Хором они вздохнули еще раз и сказали: "Господи, благодарю!"
   В Квебеке почти не спали этой ночью. Жители Нижнего города, которые ближе
всего  были  к  размалеванным  завывающим  индейцам  и  наблюдали  за  ними,
выплеснули свои эмоции в тавернах. Детей тоже взяли с собой.  Им  тоже  дали
вина, пива или водки, этим детям Нового  Света,  которые  больше  ничего  не
боялись. Они навсегда сохранят воспоминания об этой ночи, об этом аде, когда
они собственными глазами увидели тысячу индейцев, проплывающих мимо  Квебека
и изрыгающих проклятия в адрес французов.
   Граф де Вивонн, или же г-н де ла Ферте, раненый и с высокой  температурой
валявшийся дома, ничего не  знал  об  атаке  и  проходе  ирокезов,  так  как
прислуга его оставила в полном одиночестве.
   Все началось с отсутствия барона Бессара и старого Сент-Эдма. Очнувшись в
первый раз от тяжелого забытья и не в силах больше уснуть, он позвал  одного
и другого, чтобы сыграть в карты. Хотя была глубокая ночь, их  комнаты  были
пусты. Они не вернулись и к утру. Более того, лакей, бривший его и на помощь
которого Вивонн очень рассчитывал, тоже исчез.
   Он отправил своего слугу, а затем секретаря, которого предоставил  в  его
распоряжение Карлон, выяснить,  что  произошло,  те  ушли  и  не  вернулись.
Кончилось тем, что Вивонн отослал одного за другим метрдотеля и повара, и те
тоже исчезли.
   Целый день он провел в одиночестве, возмущаясь и страдая от того, что  не
мог найти удобного положения, засыпая и пробуждаясь все в той же тишине.  Он
еще надеялся на визит хирурга, тот обещал ему, но и он не появился. К вечеру
появился поваренок и рассказал, что армия ирокезов  напала  на  Квебек,  все
отчаянно сражались, а г-жа де Пейрак спасла город.
   Вивонн страдал от боли, поэтому он спросил, где хирург.
   Он перевязывал раненых.
   Остальные слуги тоже вернулись, кроме одного, который умудрился  получить
стрелу в спину, когда  присоединился  к  защитникам  редута.  Вивонн  был  в
ярости. Он не за тем притащил из Франции эт