авьолету и за плечи оттащила его в  угол
прихожей. Он был ранен в грудь: на желто-голубой ливрее цветов  дома  Плесси
расползалось красное пятно.
   Молодая женщина бросилась на кухню за спиртом и корпией. Картина, которую
она застала, поразила ее. Тетушка  Аурелия,  кухарка,  стоя  перед  пылающим
очагом, внимательно изучала  содержимое  большого  котла,  подвешенного  над
огнем.
   - Что ты делаешь? Готовишь суп?
   - Но, госпожа маркиза, надо же вскипятить масло, чтобы лить им на головы.
Так всегда делали в старину!
   Увы, замок Плесси не был приспособлен для того, чтобы держать осаду,  как
в старое доброе время.
   Тетушка Аурелия прислушалась:
   - Они за ставнями! Я слышу, как эти проклятые скребутся.
   Действительно, солдаты обошли дом и принялись за тяжелые кухонные ставни.
Вскоре раздались первые удары топора.
   - Поднимитесь  на  второй  этаж,  -  велела  Анжелика  трем  мальчикам  с
пистолетами, - и стреляйте из тех окон, что над кухней.
   - А у меня только мой арбалет, - сказал  старый  Антуан,  -  но  ей-богу,
госпожа маркиза, он хорош в деле. Я сейчас этих наглецов превращу в  подушки
для булавок.
   С куском полотна для повязки Анжелика вернулась к Лавьолету. По  гостиной
плавали густые клубы дыма, и щипало глаза. Она сразу поняла, что  усилия  ее
тщетны. Слуга умирал.
   - Га-а-жа маркиза, - запинаясь и захлебываясь  кровью,  шептал  он,  -  я
хотел вам сказать... Самое лучшее воспоминание в моей жизни, это когда я нес
вас на руках.
   - Что ты говоришь, бедный мальчик? ("Он бредит", - подумала  она.)  -  Да
нет, я же выкрал вас..,  по  приказанию..,  господина..,  маршала...  Я  вас
тогда.., ну, это.., обнял... Бес попутал меня... Пришлось даже придушить вас
малость, чтобы это.., получилось... Потом я вас нес, я на вас глядел...  Это
было самое прекрасное в жизни, потому что женщина.., такая  красивая..,  как
вы...
   Его голос затухал. Он вздохнул и  сказал  ясно,  важно,  будто  поделился
большим секретом:
   - ..Таких не бывает!
   Близился последний миг. Она взяла его руку.
   - Я прощаю тебе все, что  случилось  той  ночью.  Хочешь,  позову  аббата
Ледигьера, чтобы он тебя причастил?
   Слуга вздрогнул, приподнялся, как бы готовясь к последнему отпору:
   - Нет-нет! Мне надо умереть в своей вере.
   - Ну да, ты же протестант. Я забыла.
   Она погладила его покрасневший лоб:
   - Бедняжка! Несчастное заблудшее создание. Ну, теперь иди,  иди,  пора...
Пусть Господь примет тебя.
   Лавьолет умер. В углу стонала раненая девочка-служанка.  Мальбран  Верный
Клинок весь почернел от пороха. Подростки носили  боевые  припасы  с  одного
этажа на другой.
   "Надо что-то делать. Надо  остановить  это",  -  подумала  Анжелика.  Она
поднялась на второй этаж, распахнула одно из окон:
   - Капитан Монтадур!
   Ее голос ясно прозвенел в ночи. Монтадур немного отъехал, чтобы лучше  ее
разглядеть. При виде ее он задрожал от страха и  торжества.  Она  -  там!  В
ловушке! Месть близка.
   - Капитан, по какому праву вы осмелились осадить жилище добрых католиков?
Я обращусь к королю.
   -   Ваше   католическое   жилище   -   гнездо   еретиков.   Выдайте   нам
волчицу-гугенотку и ее выводок, и мы оставим в покое вас и вашего сына.
   - Какое дело вам до женщин и детей? Вам более подобает преследовать банды
Ламориньера.
   - Вашего сообщника! - взревел Монтадур. - Думаете, я вас не раскусил?  Вы
предали нас, вы продали душу дьяволу, проклятая колдунья! Пока я сражался за
нашу веру, вы рыскали по лесам, хотели выдать  меня  бандитам.  Мне  удалось
разговорить одного из ваших любезников...
   - Я обращусь к королю, - закричала Анжелика так же громко, как и он. -  И
господин де Марильяк будет осведомлен о вашем поведении. В  таких  интригах,
когда борются знатные персоны, их слишком ретивые исполнители расплачиваются
первыми... Попомните мои слова!
   Несколько мгновений Монтадур колебался.  Тут  была  своя  правда.  Уже  и
сейчас, отбиваясь от засад, отрезанный  от  начальников,  чуть  не  растеряв
обозленных и испуганных солдат, он опасался, что его не  особо  похвалят  за
то, каким манером он искореняет ересь в Пуату. Но его  солдатам  нужны  были
убийства и грабежи, чтобы снова поверить в себя. И потом,  никогда  более  у
него не будет случая заполучить ее, ту, что изводила его вот  уже  несколько
месяцев,  обвела  вокруг  пальца,  как  мальчишку.  Его,  Монтадура!  А  там
разберутся. Но сначала надо заставить ее выть, нужно опоганить гордячку.
   - А ну-ка подпалите мне это логово! - прорычал он, широким жестом  указав
на замок.
   И, обернувшись к Анжелике, захохотал грубо и оглушительно. В  голосе  его
звучали ненависть и страсть.
   Она  отшатнулась.  Нет,  переговорами  ничего  не  добиться.   Уже   стал
явственным запах дыма,  непохожий  на  то,  как  пахнет  подожженный  порох.
Пронзительный голос тетушки Аурелии вопил снизу:  "Они  подожгли  ставни!.."
Полусонная физиономия Барбы появилась в полуоткрытой двери:
   - Отчего весь этот шум, сударыня? Они разбудят маленького!
   - Драгуны хотят напакостить  нам.  Живо,  возьми  Шарля-Анри,  заверни  в
покрывало и спускайся в подвал. А я посмотрю, можно ли пройти...
   Подземный ход! Это последний шанс. Надо пустить первыми детей, женщин,  и
потом молить Бога, чтобы все драгуны убрались из того леска, где лаз выходит
наверх!
   Она бегом кинулась к погребам, но, пробираясь среди  бочек,  с  леденящим
кровь ужасом услыхала за дверью подземелья глухой шум и  голоса.  Они  нашли
ход! Вероятно, тот человек под пыткой выдал им все.
   Анжелика, словно оглушенная,  застыла  с  ночником  в  руке,  глядя,  как
поддается полусгнившая дверь.
   Опомнившись, она побежала наверх и заперла винный погреб на все засовы.
   - Останься  здесь!  -  приказала  она  Лену  Пуару,  который  попался  ей
навстречу с огромным вертелом в руках. - Режь на куски всех  вонючих  гадов,
что полезут из этой дыры!
   - Огонь, огонь! - вопила тетушка Аурелия, пятясь.
   Дым пожара уже пробивался во все щели. Подростки  спустились  со  второго
этажа. Они больше не различали в дыму нападавших. К тому же у них  кончились
боевые припасы.
   Они смотрели на Анжелику, и в их глазах разрасталась паника:
   - С-дарыня, с-дарыня! Что надо делать?..
   - Надо идти за подмогой, - сказал чей-то голос.
   - Куда? - закричала она.
   Как безумная, она снова взбежала по лестнице - на самый верх, до башенки.
Она металась по узкой площадке и, не  видя  ничего,  кроме  ночной  темноты,
задыхаясь в едком дыму, выкрикивала:
   - Какая помощь? Откуда?
   Она даже не знала, где теперь отряды Самуила де Ламориньера.
   На первом этаже послышалось  что-то  вроде  взрыва.  Ей  показалось,  что
рушится стена, но это  раздался  дикий  вопль  осажденных  при  виде  первых
проникших в замок солдат.
   Анжелика спустилась с башенки и перегнулась  через  перила.  Первый  этаж
стал  ареной  ужасного  побоища.  Крики  отчаянно  отбивавшихся  слуг,  визг
преследуемых женщин, рыдания детей, цепляющихся друг за друга,  рев  солдат,
которых тетушка Аурелия кропила в упор из своего  кипящего  котла.  И  среди
всего этого - мольбы баронессы де  Рамбур,  стоящей  на  коленях  посередине
гостиной, простирая к ослепшим небесам сложенные в молитве руки.
   Мальбран Верный Клинок, схватив стул с тяжелой спинкой, крушил  им  всех,
кто приближался. Крики  насилуемых,  стоны  умирающих...  И  вой  охотничьей
своры: "На пики!" Анжелика увидела драгуна, бегущего к окну с одним из детей
баронессы в руках. Она бросилась вперед, но споткнулась о валявшийся на полу
мушкет. Свинец и порох лежали рядом. Она схватила ружье и зарядила, двигаясь
словно под влиянием каких-то чар: она не знала, как обращаться  с  мушкетом.
Однако когда она подняла тяжелый ствол и нажала курок,  солдат,  в  которого
она целилась, завертелся и упал с дырой вместо лица...
   Она оперла мушкет о балюстраду и продолжала стрелять по красным мундирам,
пытавшимся подняться по лестнице. Но вдруг на плечи ей упали тяжелые руки  и
швырнули ее наземь.
   Ее глаза успели уловить еще три картины. Барбу, бегущую куда-то, прижимая
к груди Шарля-Анри. Залитое слезами лицо служанки Бертиль, бившейся в  руках
трех солдат, в безобразно расстегнутой одежде. Окна, распахнутые в  ночь,  и
как в них выбрасывали тела. Потом  сознание  того,  что  происходит  вокруг,
покинуло ее, вытесненное примитивным животным страхом. Никогда  еще  она  не
испытывала столь низменного смятения. Даже привязанная к  пыточному  столбу,
она не до конца  утратила  разум  и  способность  думать  о  том,  что  есть
существование, жизнь, смерть.
   В эту ночь она вся превратилась в один  темный  слепой  порыв  вырваться,
избежать того, что должно случиться с ней. Она бешено отбивалась,  задыхаясь
в кошмаре полной беспомощности. Вспомнилась ночь, когда вельможи из  Таверны
Красной Маски бросили ее на стол, чтобы поиздеваться вволю. Тогда на  помощь
ей пришла собака Сорбонна.
   Этой ночью никто не придет. Демоны отмстят  непобедимой  женщине,  дотоле
избегавшей ловушек. Они лезли из всех углов в рогатых масках, красных адских
ливреях и с волосатыми лапами. Этой ночью  они  уничтожат  ее,  выплеснут  и
втопчут в грязь тот волшебный эликсир, что хранил ее от позора. Она  слишком
часто проходила неопаленной сквозь огонь греха. Они сделают  ее  такой,  как
все. Никогда ее уже не осенит благодать любовных чар.
   Их зловонное дыхание... Уродливые мерзкие губы... Пальцы,  как  ползающие
по коже слизняки... И треск разрываемого платья.
   Ее распяли. Лодыжки прижаты  к  полу  жесткими,  словно  кандалы,  руками
солдат. В ушах - скабрезные выкрики. И невыносимое удушье - словно ее  тело,
отданное на расправу, тонет в тяжелой, черной воде.
   Это было хуже, чем убийство. Ее плоть уже ей не принадлежала, стала чужой
и отвратительной.  Невероятная  боль  пронизала  все  ее  существо,  мучения
сделались  нестерпимы.  Тогда  милосердная  природа  утопила  все  во  мраке
забытья.

Глава 16

   Анжелика приподнялась. Она лежала на плитах пола. Щека еще хранила  холод
камня. Утренний туман мешался с клочьями дыма, и в них утопало все.  Еще  не
придя в себя, она  посмотрела  на  ободранные  и  обожженные  руки.  Их  она
поранила, когда заряжала мушкет.  И  даже  не  заметила...  Память  медленно
возвращалась к ней. Она приподнялась, хотела встать, но замерла на  коленях,
опершись на обе руки и постанывая от боли. Волосы тяжелой  волной  упали  на
разбитое лицо, кожа горела и ныла, совсем как тогда, когда однажды  в  горах
Рифа она упала на каменистой тропе в полном истощении сил.
   Ага, ты думала, что ускользнула от демонов,  ты,  неукротимая  и  слишком
отважная красавица! Но демоны настигли тебя там, где ты чувствовала  себя  в
полной безопасности, на земле твоего детства, среди  твоих  близких.  Худшее
ждало тебя именно здесь. Ты напрасно надеялась, что навсегда сохранишь  этот
взгляд на жизнь, издевающийся над преградами и  надменный  к  убогим  душам.
Теперь ты пережила худшее. Тебе уж больше не подняться! Анжелика, горделивая
Анжелика, ты еще не знаешь всего! Ты и сейчас не ведаешь, какую незаживающую
рану нанесла эта ночь. Что ж! Заурядные люди могут возрадоваться!
   Женщина, пробующая встать, опираясь на стену,  и  в  бледном  свете  утра
безумными глазами оглядывающая все вокруг, - эта женщина  никогда  не  будет
похожа на ту, прежнюю, что боролась и надеялась,  бесконечно  возрождаясь  к
новой жизни и любви с дерзкой силой красивого  цветка,  раскрывающегося  при
первых лучах солнца.
   Руки ее полубессознательно задвигались, пытались  нащупать  разбросанные,
изорванные одежды. Вспомнив,  что  произошло,  она  глухо  застонала.  Чужие
прикосновения и запахи преследовали ее. Собственное тело внушало ужас.
   Вокруг там и сям  лежали  люди.  Среди  них  выделялись  красные  мундиры
драгун. Анжелика не понимала, что они мертвы. Боязнь, что кто-нибудь из  них
проснется, заставила ее поторопиться к лестнице. Несмотря на  боль  во  всех
членах, она начала спускаться по ступеням. Вдруг у  своих  ног  она  увидела
Барбу, лежащую навзничь с ребенком на руках.
   Шарль-Анри спал в объятьях мертвой  кормилицы.  Дикая  радость  заставила
Анжелику содрогнуться. Не веря своим глазам, она наклонилась над  ним.  Чудо
свершилось. Он спал так, как только может спать ребенок посреди разрушенного
мира.  Длинные  ресницы  отбрасывали  тени  на  щеки.  Губы  чуть   приметно
улыбались.
   - Проснись, мой маленький Шарль-Анри! - шепнула она. - Проснись!
   Но он не просыпался. Она тихо потормошила его,  чтобы  заставить  открыть
глаза. Тогда его голова скользнула назад, точно головка зарезанной  горлицы,
и на шее она увидела зияющую рану, из которой ушла вся его жизнь.
   Анжелика не без труда  отвела  руки  Барбы  и  прижала  ребенка  к  себе.
Чувствовать у своей груди его послушное тельце было приятно.
   Внизу она прошла, не видя,  мимо  следов  побоища,  обходя  мертвых,  как
обычные препятствия, и вышла в сад.
   Солнце уже поблескивало в воде пруда. Анжелика шла, ничего не чувствуя, -
ни телесных мук, ни боли душевной, ни тяжести  ноши.  Она  глядела  на  свое
дитя.
   "Прекраснейший из детей человеческих". Она не помнила,  где  слышала  эту
фразу.
   - Прекраснейший...
   С беспокойством она стала подмечать его неподвижность,  бесчувственность,
восковую бледность пухлых щек, нежно-лилейных,  как  шелковистая  ткань  его
ночной сорочки.
   - Ангел мой... Пойдем, я унесу тебя далеко... Мы уйдем вместе... Я  знаю,
тебе там понравится! Я буду играть с тобой...
   Солнце облило светом шелковистые золотые волосы, совсем живые, колеблемые
утренним ветерком.
   - Бедный малыш! Милый, бедный мой крошка...
   Крестьяне, боязливо приближавшиеся к замку,  повстречали  ее  на  главной
аллее.
   Они взяли ребенка у нее из рук. Анжелика не  противилась.  Ее  привели  к
дому интенданта Молина. Он был разграблен, но драгуны его не сожгли. На двор
вынесли стул и усадили ее. Она не хотела входить в дом. Им удалось заставить
ее выпить немного водки, и она осталась сидеть молча, уронив руки на колени.
   Вся  округа,  сколько  ни  было  крестьян  на  близлежащих  фермах  и   в
деревушках, - все пришли к  замку  и  теперь  ошарашено  глядели  на  трупы,
пепелище, медлительное облако  дыма,  наплывающее  на  кроны  деревьев.  Все
правое крыло, где были кухни,  сгорело  дотла.  Пожар  потух  сам,  неведомо
почему, и благодаря этому уцелели те немногие, кого не добили  солдаты.  Был
найден и приведен в чувство Мальбран Верный  Клинок  (старого  волка  спасла
баррикада из мебели, которую он нагромоздил  вокруг  себя).  Уцелели  и  три
служанки: негодяи, надругавшись над  ними,  не  нанесли  им  никакого  иного
урона. Они плакали, загородив локтями лица.
   - Ну же, ну! - ворчали на них старухи. - Полно сырость-то разводить. Кому
не пришлось хоть раз в жизни через это пройти? Вас не  убили,  вот  главное.
Что до прочего, быстро сделано, быстро забыто - вот и весь сказ...
   К полудню объявился Флипо,  невредимый,  с  той  же  плутовской  рожей  в
ястребиным носом. Ему удалось вместе с мальчиком-слугой улизнуть через  окно
и спрятаться в лесу.
   Потом голова, обмотанная окровавленной повязкой, прислонилась  к  коленям
Анжелики. То был аббат де Ледигьер. Его, видимо, не  добили  из  уважения  к
сутане.
   - О, это ужасно! Они меня ранили. Я не смог защитить вас  до  конца..,  и
бедного малютку...
   Анжелика оттолкнула его с содроганием, но ужас внушал ей не аббат, а  она
сама:
   - Не дотрагивайтесь до меня.., только не дотрагивайтесь до меня.
   Затем резко спросила:
   - А где Флоримон?
   - Не знаю. В Рамбуре не нашли ни его, ни маленького Нафанаила...
   Она, казалось, не слышала, снова впав в отупение. Она видела Флоримона  с
Шарлем-Анри и Гонтрана, пишущего их портрет.
   - Ангелочек с небесной улыбкой. - Вы очень милы. - Светлячок мой,  полный
лукавства. - Вы очень милы.
   - Бедняжка, у нее совсем  помутилось  в  голове,  -  прошептала  одна  из
женщин, присматривающих за ней.
   - Нет, она молится. Она читает литании святым...
   - Что за шум слышен около парка? - внезапно выйдя из оцепенения, спросила
Анжелика.
   - Сударыня, это лопаты могильщиков. Там хоронят.
   - Я хочу туда.
   Она с трудом поднялась. Аббат де Ледигьер поддержал ее.  На  опушке  леса
около замковых решеток было вырыто несколько могил. Тела убитых уже опустили
в них. Остались лежать на  траве  только  Лен  Пуару,  его  жена  и  тетушка
Аурелия. Их оставили напоследок из-за их тучности.
   - Маленького сеньора мы положили туда, - сказал один из крестьян,  указав
на покрытый мхом холмик несколько в стороне. Могила уже была убрана полевыми
цветами. Он продолжал вполголоса, словно бы извиняясь:
   - Надо было прибрать могилку побыстрее. Позже  его  перенесут  в  часовню
Плесси, с почестями. Но пока часовня сгорела...
   - Послушайте! - сказала Анжелика. - Послушайте меня...
   Ее голос вдруг окреп и исполнился страсти.
   - Ко мне, крестьяне! - прокричала  она.  -  Послушайте!  Сегодня  от  рук
солдат погиб  последний  Плесси-Белльер!  Наследник  этого  поместья...  Род
умер... Нет больше этого рода! Они убили его. Они зарезали вашего господина!
Все кончено.., кончено навсегда...  Нет  больше  сеньоров  дю  Плесси...  Их
единственный наследник угас...
   Крестьяне ответили ей криком, полным жалости  и  боли.  Женщины  зарыдали
громче прежнего.
   -  И  сделали  это  солдаты   короля.   Наемники,   которым   платят   за
издевательство над людьми,  за  грабеж  и  разор!  Нахлебники,  ничтожества,
умеющие только вешать и бесчестить! Эти чужаки едят наш хлеб и убивают наших
детей... Неужели вы оставите  их  преступления  неотмщенными?  Довольно  нам
бандитов, которые измываются над нами именем короля! Король сам  повелит  их
вешать. А мы этим займемся немедленно. Крестьяне, ведь  мы  не  выпустим  их
отсюда, не правда ли? Вооружайтесь... Мы  догоним  их!  Отомстим  за  вашего
маленького сеньора!
   Весь день они преследовали драгун Монтадура.  Следы  отряда  были  хорошо
видны. К концу дня их сердца преисполнились терпкой  радостью:  они  поняли,
что вояки не смогли переправиться через  реку  и  вновь  двинулись  в  глубь
провинции. Опасались ли  они  погони?  Вряд  ли.  Но  им  попадались  только
покинутые деревни,  вся  округа,  вдруг  ставшая  молчаливой,  таинственной,
подозрительной, казалась каким-то наваждением.
   Настала ночь. Взошла  луна.  Крестьяне  крадучись  двигались  по  дороге,
петляющей по дну лесного оврага. Они  не  делали  себе  поблажек:  охотничий
инстинкт подсказывал им, что дичь близка. Ковер  палой  листвы  глушил  звук
шагов, и эти тяжеловесные люди двигались мягко и осторожно, что выдавало  их
родство с браконьерами.
   Анжелика первая услышала, как позванивают удила пасущихся коней.
   Она знаком приказала остановиться. Выглянув из-за края оврага, она сквозь
ветви увидала освещенных луной драгун, спящих на немного покатой поляне. Они
лежали, прижавшись друг к другу, измученные ночными бесчинствами и тревожным
походом в никуда. У притушенных углей дремал часовой, и тонкая струйка  дыма
лениво поднималась к звездному небу.
   Один из испольщиков, Мартен Жене - он  взялся  руководить  крестьянами  -
быстро оценил положение. Шепотом были даны  приказы,  и  без  всякого  шума,
кроме неясного шороха листвы, половина людей пошла в обход.  Чуть  позже  со
стороны холма раздался протяжный крик совы, ему ответил другой.
   Часовой встрепенулся было, но,  подождав,  вновь  погрузился  в  дремоту.
Тогда, выступив с четырех сторон, по полю заскользили юркие бесшумные  тени.
Все было сделано без единого крика,  разве  лишь  кое-где  раздалось  глухое
ворчание, как  бывает,  когда  человек,  пробудясь  на  миг,  тут  же  снова
засыпает.
   На следующий день лейтенант Горм, пытавшийся  соединиться  с  Монтадуром,
пробился в эти места с шестьюдесятью всадниками. Он искал