передал  Анжелике  от   графа   кошелек   с   серебряными   жетонами,
отчеканенными в Вапассу  и  поэтому  не  имевшими  никакого  клейма.  Такими
деньгами она не смогла бы расплачиваться в Квебеке. Верховный  Совет  города
должен  будет  принять  специальный  указ,  делающий  хождение  этих   монет
легальным на территории Новой Франции. А пока будет  произведена  оценка  их
достоинства.
   У всех коммерсантов города были специальные весы,  определяющие  ценность
монет, и Большой  Совет  торжественно  уведомил  их  об  одобрении  принятия
решения по выпуску новых монет из благородного металла, не имевших  до  сего
времени хождения  на  рынках  Квебека.  Об  этом  решении  будет  специально
объявлено на всех перекрестках и  площадях  города.  Кроме  того,  Барсемпью
передал ей кредитный билет с подписью некоего Базиля,  который  предоставлял
ей возможность тратить деньги в пределах  пятисот  ливров,  что  значительно
превышало ту сумму  расходов,  которую  она  наметила  на  ближайшее  время.
Анжелика поблагодарила посланника.
   С улицы постучали.  Анжелика  пошла  открывать  и  обнаружила  бородатого
мужчину в меховой шапке, с топором на плече.
   - Не нужно ли вам наколоть дров?
   - Да это Никола Эртебиз, - воскликнул Элуа Маколле, появляясь на  пороге,
- ты что, уже начал свою торговлю водкой?
   - Нет, я займусь этим не раньше, чем  выпадет  снег  и  замерзнет  Святой
Лаврентий.
   Он занимался всем понемножку, и среди прочего - торговал водкой, ходя  от
двери к двери холодными зимними утрами и предлагая  "бодрящий  глоток"  тем,
кто собирался на тяжелую работу.
   Этой ночью выпал снег, но это был тот ранний, легкий снег,  который  тает
при первых лучах солнца. Белые крыши выделялись на фоне темной реки, которая
все еще не замерзла и по-прежнему катила свои бурные воды.
   Рассеянно слушая разговор обоих приятелей о достоинствах  зимы  и  водки,
Анжелика разглядывала окрестности того квартала,  в  котором  ей  предстояло
жить. Их дом был последним на улице, ведущей к собору. За ним мощеная  улица
кончалась, и начиналась дорога, ведущая к поляне, на  которой  рос  огромный
вяз. У подножия этого вяза был разбит  небольшой  лагерь  индейцев:  два-три
вигвама вокруг дерева, желтые собаки, полуголые малыши, возившиеся на  сырой
земле. Женщина, завернутая в одеяло, вышла из хижины,  чтобы  помешать  угли
почти погаснувшего костра.
   Чуть  подальше  в  том  же  направлении  протянулась  рощица,   служившая
изгородью  довольно  красивому  дому,  крыша  которого,  крытая  шифером,  с
высокими основательными трубами, виднелась из-за верхушек деревьев.
   Напротив  дома  маркиза  де  Виль  д'Аврэя  находился  забор,  отделяющий
фруктовый сад мадемуазель д'Уредан и ее небольшой одноэтажный дом.  В  одном
из чердачных окошек виден был свет. Кто-то ходил взад-вперед с  подсвечником
в руках. Анжелика видела чье-то лицо, приникшее к стеклу. Должно  быть,  это
английская служанка наблюдала за ними. В другом окошке была  видна  собачка,
которая также с любопытством смотрела в их сторону.
   За домом м-ль д'Уредан улица, ведущая к  собору,  становилась  настоящей,
хорошо мощенной улицей, по обе стороны которой возвышались более  или  менее
богатые дома и лавки.
   Никола Эртебиз и Маколле продолжали беседовать об алкоголе.
   - Самые лучшие дрожжи у Эфрозины Дельпеш, - говорил  Эртебиз.  -  Сама-то
она хуже отравы, согласен. Но она вам приготовит лучшую выпивку,  и  неважно
из чего: из бузины, ячменя, выжимки из корней...
   В  то  время  как  они  разглагольствовали  об  изготовлении   спиртного,
появилась дрожащая фигура, укутанная с ног до головы так, что виден был лишь
бледный нос. Для карибского пирата Аристида Бомаршана канадский  климат  был
слишком суров. Но этот флибустьер быстро нашел общий язык  с  крестьянами  и
трапперами, жившими по  колено  в  снегу  на  просторах  от  Сен-Мартина  до
Сен-Антуана. Их объединяла любовь к крепким напиткам.
   - Не вздумай обменивать твой ром, - говорил ему Маколле, -  для  индейцев
он слишком слаб, им подавай что-нибудь покрепче.
   - Есть хороший способ придать крепость твоему рому, - уверял  Эртебиз,  -
это древесная щелочь. Такой напиток даже индейца поднимет с земли.  Но  надо
быть осторожным, две капли, не более. Третья - уже смертельна.
   Он начал перечислять ингредиенты:
   - Солома... древесный уголь или сожженная кожа... чистая вода.
   Анжелика рассеянно смотрела на  улицу.  Человек,  поднимавшийся  по  ней,
казался ей знакомым.
   - ...самое главное - это древесный уголь, лучше всего сосна или кедр.
   Действительно, к дому подходил господин де Бардане.
   Поздоровавшись с Анжеликой, он сообщил ей, что его, как нарочно, поселили
на другом конце города.
   Вчера ему не удалось ее увидеть, хотя он повсюду ее искал.  И  он  сказал
Анжелике, что его тревожило.
   - В городе есть человек, который на Библии клянется, что он вас знает.
   Анжелика рассмеялась.
   - Кто бы он ни был, он хвастается.
   - А в прошлом?
   - В прошлом... все возможно... и тем не менее я не  представляю,  кто  бы
это мог быть...
   В то время как де Бардане страдающими глазами смотрел на Анжелику,  перед
ее мысленным взором промелькнули лица любивших ее, и она решила, что они  не
настолько многочисленны, чтобы быть повсюду.
   - Что он из себя представляет?
   - Знатный сеньор.
   Анжелика была искренне удивлена.
   - Он, должно быть, был сильно пьян?
   - Несомненно.
   - И вы приняли его слова всерьез? Мой бедный друг,  вы  все  время  ищете
повод разжечь вашу ревность.
   - Мое страдание, вы хотите сказать.
   - Пусть так. Но куда это вас приведет?
   - Город очарован вами, - мрачно сказал де Бардане. - Только и слышно, что
о вас и вашем супруге. Все, что вы сказали в  тот  памятный  день  прибытия,
расположило к вам самых предубежденные и околдовало народ.
   - А вы бы  хотели,  чтобы  мы  проиграли?  Лицо  королевского  посланника
приняло разочарованное выражение.
   - Нет... Но я хотел бы вас защищать, вас охранять.
   - Вы можете это и теперь.  Ваше  влияние,  как  королевского  посланника,
огромно. Вы можете добиться того, чтобы наши  пэры  нас  признали,  а  позже
повлиять на защиту нашего дела в Версале. Разве это не чудо, что именно  вас
назначили для выяснения обстоятельств, связанных с положением моего мужа?
   Николя де Бардане не ответил. Все, что касалось де Пейрака, было для него
крайне тяжко. В нем боролись  неприязнь  по  отношению  к  мужу  Анжелики  и
чувство справедливости.
   - Я должен вам кое в чем признаться, - сказал он, - я воспользовался тем,
что "Мирабель" проплывала через Тадуссак, чтобы направить экстренный  рапорт
Его Величеству.
   Его слова были прерваны лаем собаки. Из небольшого парка, окружавшего дом
их хозяина, появился человек, сопровождаемый огромным красавцем догом. Когда
они проходили мимо вигвамов гуронов, мощное животное одним прыжком  кинулось
на одну из индейских собак, ударом челюстей перегрызло ей глотку,  отбросило
в  кусты  и,  победоносно  глядя  на  ее  разбежавшихся  желтых   собратьев,
неторопливо вернулось к своему хозяину.
   Господин де Шамбли-Монтобан представился как главный дорожный  смотритель
Канады и их сосед. Приветствуя компанию, он снял свою шапку из  меха  норки.
Это был очень красивый мужчина, такой же красивый,  как  и  его  собака,  во
всяком случае,  не  уступающий  ей  в  чувстве  собственного  достоинства  и
независимости. Его титул Главного дорожного смотрителя Канады был  одним  из
самых почетных в этом краю.
   Он обратился  со  множеством  почтительных  приветствий  к  господину  де
Барданю, но при этом он не отрываясь глядел на Анжелику.
   Он был одет весьма элегантно,  носил  шпагу,  и  на  ногах  у  него  были
кавалерийские сапоги из тонкой кожи. Ему было приблизительно сорок лет,  его
взгляд светился умом, чувственный рот в улыбке обнажал белые зубы.
   - Хорошо ли вы устроились? - небрежно спросил он у де Барданя.
   - Гораздо хуже, чем вы, - ответил тот, указывая на маленький  замок,  чьи
каменные трубы виднелись из-за верхушек деревьев.
   Этот дом представлял в  его  глазах  неоспоримое  преимущество,  так  как
находился вблизи от дома маркиза де Видь д'Аврэя, а следовательно, от  мадам
де Пейрак. Господин де  Шамбли  бросил  на  него  взгляд  и  подумал  о  той
очевидной выгоде, которую он сможет  извлечь  из  знакомства  с  посланником
короля.
   - В этом году король крайне несправедливо обошелся со мной, - пожаловался
он. - Он заставил меня продать часть моих земель за ничтожную сумму. Я хотел
бы сохранить хотя бы то, что  у  меня  осталось.  Не  могли  ли  вы  сделать
что-нибудь для меня?
   - Вы, несомненно, плохо обрабатывали принадлежащие  вам  владения.  Но...
согласен, я поговорю об этом с королем.
   Вслед за господином де Шамбли явились две индианки, требовавшие водки  за
убитую собаку. Не расставаясь со своей  сияющей  улыбкой,  Главный  дорожный
смотритель ответил им на языке дикарей. Анжелика поняла, что он ругал их  за
пьянство, напомнил им о законах, запрещающих продавать спиртное индейцам,  и
посоветовал им вместо этого пойти на мессу. Что же касается  собаки,  им  не
остается ничего другого, как сварить из нее суп.
   - Но ваш дог и в самом деле  настоящий  хищник,  господин  де  Шамбли,  -
вмешался Элуа Маколле. - Не то что дог аббата Морийо, тот  такой  смирный  и
добродушный.
   - Доги часто спасали наблюдательные посты, вынюхивая ирокезов, -  заметил
де Шамбли.
   - А вот и индеец  собственной  персоной,  -  роковым  тоном  произнес  де
Бардане.
   Величественный силуэт Пиксаретта появился на вершине холма. Он  спускался
к ним с гордым видом, с копьем в руках и одетый в зимнюю медвежью шкуру.
   Он поддержал господина де  Шамбли,  упрекая  индианок  за  пристрастие  к
спиртному, развращающему их души и разрушающему их тела.
   На пороге появилась Иоланта, держа за руку Керубина.  Она  была  одета  в
платье, подаренное ей матерью  для  торжественных  случаев.  Их  сопровождал
Адемар, держа в руке свою военную шляпу. Марселнна, мать Иоланты, дала своей
дочери тысячи наставлений по поводу сомнительного климата  Квебека.  Это  не
то,  что  климат  Французской  бухты,  где,  конечно,  бывали  и   бури,   и
разрушительные приливы, но  где  цвели  повсюду  розовые,  голубые  и  белые
люпинусы, и море никогда не замерзало.
   Анжелика взяла за руку Онорину и Тимоти.
   - Ты прав, великий сагамор,  -  сказала  она,  -  напомнив  нам  о  наших
обязанностях перед Богом. Мы идем причащаться.

***

   То,  что  в  Квебеке  носило  название  семинарии,  было  на  самом  деле
резиденцией  епископа.  Здесь   Монсеньер   де   Лаваль   сгруппировал   все
подчинявшееся ему духовенство. В этих больших зданиях в два и даже три этажа
священники  из  самых  различных  приходов  находили  приют  и  средства   к
существованию.
   Здесь также располагалась школа для мальчиков, среди которых было  немало
пансионеров: несколько  маленьких  индейцев,  дети  из  далеких  поместий  и
концессий,  сироты.  Преподавали  в  ней  как  священники,  так  и  иезуиты,
обучающие детей математике, грамматике, естественным наукам.
   Юноши, готовящиеся стать священниками, также обучались здесь,  перед  тем
как получить назначение епископа.
   Большой  двор,  выходящий  на  соборную  площадь,  был  огорожен  высокой
чугунной оградой, на воротах которой красовался герб  Монморанси-Лавалей  из
позолоченного металла, и герб, на котором  переплелись  буквы  И.  М.  И.  -
Инсус-Мария-Иосиф.
   Решительным шагом Анжелика пересекла двор. На звон колокольчика  появился
один из семинаристов.
   Дамы представили ему Анжелику. Он провел ее сначала по длинному коридору,
вымощенному плиткой, затем они поднялись по ступеням каменной лестницы.
   Вдали слышны были детские голоса, распевавшие молитвы и псалмы,  и  звуки
органа.
   Поднявшись  наверх,  семинарист  посторонился  перед  посетительницей   и
пропустил ее в дверь, которая вела в  просторную  приемную,  где  находилось
большое количество ожидавших.
   Эти господа из семинарии имели, должно быть, отменное здоровье,  так  как
комната не только не отапливалась, но и одно из высоких окон  было  открыто,
несомненно, для того, чтобы проникавшие лучи солнца нагрели помещение.
   Достаточно  было  одного  взгляда  в  распахнутое  окно,  чтобы   увидеть
прекрасное побережье Бопре, бледное от изморози.
   Анжелика взглянула на рейд и заметила, что там остались лишь два  корабля
их флота: "Рошле" и "Мон-Дезер".
   Когда ее глаза привыкли к  полумраку,  она  узнала  среди  многочисленных
посетителей Маргариту Буржуа и ее спутниц  и,  обрадованная,  направилась  к
ним. Одна из девушек тотчас же встала, уступив  ей  свое  кресло  с  высокой
прямой спинкой, и уселась рядом на ковровом пуфе. Должно быть, те, кто здесь
находился, привыкли к долгому ожиданию перед аудиенцией Монсеньера Епископа,
так как почти у всех было какое-нибудь занятие:  кто-то  читал  молитвенник,
кто-то перебирал четки, некоторые вязали или плели кружева "фри-волите".
   М-ль  Буржуа  и  ее  девушки  держали  в   руках   маленькие   деревянные
инструменты, утыканные гвоздями, на которых они сплетали черные и коричневые
нитки:  "Мы  делаем  тесьму.  Когда  мы  будем   в   Монреале,   мы   научим
новообращенных  плести  на  индейский  манер   разноцветные   нитки,   чтобы
изготовлять  потом  очень  удобные  пояса,   которые   канадцы   так   любят
обворачивать вокруг живота, чтобы защитить себя от сильных холодов".
   - Послезавтра мы отплываем в Виль-Мари, - сообщила начальница  общины.  -
Самое время. Большие осенние разливы уже прошли, скоро все покроется льдом.
   Перед тем как  покинуть  Квебек,  м-ль  Буржуа  хотела  посоветоваться  с
Монсеньером.
   - Он так ревностно относится к своей роли пастора в Новой Франции, что мы
в Виль-Мари должны учитывать его щепетильность,  хотя  наш  город  с  самого
начала был независимым и свободным. Лишь господа из  Сан-Сюльпис,  владельцы
острова Монреаль, имеют юридические права духовных лиц. Мы могли бы обойтись
без одобрения епископа, но это вопрос вежливости.
   Уточнив свою позицию в этом вопросе, она охотно  признала  Монсеньера  де
Лаваля человеком прямым, деятельным, преданным делу спасения души  вверенной
ему паствы, но затем м-ль Буржуа, потянув нить, вздохнула и сказала :
   - В этих краях все не так просто. В мое отсутствие Монсеньор узнал о том,
что уже три года я одеваю моих сподвижниц вопреки предписанию.  Но  на  этот
раз ему придется это одобрить.
   Сложности  возникли  с  тем,  что  м-ль   Буржуа   отказывалась   строить
монастырскую ограду, а также одевать своих монахинь в одеяния с  покрывалами
и нагрудниками, что слишком выделяло их среди других  жителей.  Она  хотела,
чтобы члены ее ордена были одеты, как скромные горожанки, в такие же  черные
платья с белыми воротничками и с черными косынками  поверх  обычных  чепцов.
"Мы такие же женщины, служащие людям", - говорила она.
   Она рассказывала о знатных дамах из Франции, поддерживающих своей помощью
религиозные общины  в  Канаде,  такие,  как  мадам  де  ла  Пелтри,  которая
сопровождала урсулинок до самого Квебека, или  мадам  де  Гайон,  помогавшая
Жанне Мане основать госпиталь в Монреале.
   Анжелика, мысленно включившая в эту когорту "благодетельниц" и  герцогиню
де Модрибур, без особого восторга слушала этот  панегирик.  Она  представила
себе  Амбруазину,  высаживающуюся  в  Квебеке,  нежнейшую,   погруженную   в
благочестие,  привлекающую  своей  набожностью  самых  лучших  людей,  с  ее
богатством и умением очаровывать. При единственной  мысли  о  тех  возможных
тайных разрушениях, которые ее приезд мог спровоцировать  в  этом  маленьком
доверчивом городе, она вздрогнула, как бы предчувствуя, что Квебек вовсе  не
так уж защищен от ядовитой заразы Старого Света.
   Дверь в глубине залы открылась, и  оттуда  вышел  человек  лет  тридцати,
горячо благодаря и все время кланяясь, прижимая к животу свою большую шляпу.
Затем дверь снова закрылась.
   Этот  человек  подошел  поздороваться  с  м-ль  Буржуа.  Она  была  очень
известна, и ее все любили. Он поделился своей радостью, так как,  зная,  что
он собирается жениться на юной жительнице  Шато-Рише,  Монсеньер  де  Лаваль
разрешил ему взять в аренду сроком на пять лет две  мельницы,  принадлежащие
общине и находящиеся во владениях епископа. В обмен на это он  должен  будет
ежегодно платить шестьсот ливров, а также подарить шесть каплунов и пирог.
   - А какого размера должен быть пирог?  -  воскликнула  Анжелика,  которой
этот новый вид налога показался очень забавным.
   - О размерах мы еще договоримся, - ответил молодой человек,  -  но  пирог
должен быть преподнесен в мае, ко дню Святого Бонифация.
   Он был очень доволен, так как перед тем как эмигрировать в Новую Францию,
он был помощником пекаря. Какое-то время он работал в  пекарнях  на  военных
фортах. Теперь же он решил осесть и завести свое дело.  Этот  налог  в  виде
пирога ему поможет.
   Небольшая семья иммигрантов, ожидающая  приема,  внимательно  слушала  их
беседу. Они подошли к ним все вместе - родители и четверо детей.
   Маргарита Буржуа их знала по плаванию на "Сан-Жан-Баптисте". То, что  они
иммигранты, можно было определить уже  по  их  бледным  лицам  и  поношенной
одежде. Они были встревожены.  Прибывшие  накануне,  они  присутствовали  на
торжественной мессе, которая ошеломила их, хотя они ничего  не  поняли.  Они
переночевали на задворках  бывшего  магазина  Компании  Западной  Индии.  Во
Франции они записались в число рекрутов для заселения земель между  Квебеком
и Монреалем, и они не очень хорошо помнили название этой территории.
   Вчера по приезде никто их не встретил. В  конце  концов  их  направили  к
епископу. Они  были  в  совершенной  растерянности.  Выехав  из  Гавра,  они
добирались до Квебека почти четыре месяца.
   - В самом деле, это путешествие было одним из самых тяжелых, что я знала,
- подтвердила м-ль Буржуа.
   - Конечно, нам заранее было известно об опасностях, которые нас поджидали
в плавании по этому громадному океану, одному из самых  труднопроходимых,  -
не потому,  что  в  нем  гибнет  много  судов,  но  потому,  что  приходится
сталкиваться со множеством неудобств, начинаются эпидемии тяжелых  болезней,
есть опасность повстречаться с англичанами, с турками... И  кроме  того,  на
"Сан-Жан-Баптисте" нам  пришлось  иметь  дело  с  жульничеством  капитана  и
экипажа.
   Женщина достала из своего залатанного плаща маленький серебряный кубок.
   - Мы продали кое-какие тряпки и вещи перед отъездом, и на  эти  деньги  я
купила вот этот кубок.
   - Вы поступили мудро, дочь моя, - одобрила Маргарита Буржуа. -  Имея  эту
небольшую гарантию, вы сможете взять в долг какую-то сумму или же расплавить
и сделать из него деньги.
   Анжелика помнила, что за переплавку серебра и изготовление из него  денег
парижский суд приговаривал к каторге на галерах или же к смертной казни.
   Но в колониях, кажется, никто об этом не вспоминал. Она узнала, что здесь
этим занимался всякий, кто только мог. Серебряные изделия были  единственной
надежной валютой.
   - Тот, кто имел серебро, имел доверие торговца, - заверила м-ль Буржуа.
   Человек в грубых башмаках быстро вошел в зал, оставляя за  собой  грязные
следы. Он огляделся и устремился к маленькой иммигрантской семье.
   - А! Вот вы где! Я ваш сеньор, Арно де ла Портьер. Я смог  приплыть  лишь
сегодня утром и уже два часа ищу вас по городу. Нам нужно быстро уладить все
дела, так как большая баржа вскоре отплывает.
   Он проверил список, который он извлек из кармана своего кожаного плаща.
   - Вы действительно  являетесь  Гастоном  Бернаром  и  его  женой  Изабель
урожденной Кандель, оба уроженцы Шартра?
   Стоя перед ним,  они  робко  кивнули.  Господин  де  ла  Портьер  глазами
пересчитал их.
   - Вас должно было быть семь...
   - Во время плав