отрите, какие причудливые завитушки.
   Вся группа двинулась королевской аллеей по  направлению  к  дворцу,  окна
которого блестели под лучами зимнего  солнца.  Все  камины  во  дворце  были
затоплены, и клубы белого дыма поднимались к небу.  Температура  в  комнатах
была терпимой, а в зале  Венеры,  где  был  сервирован  королевский  стол  и
столпились придворные, было душно.
   Смущенная Анжелика постаралась спрятать в углу муфту "размером не  больше
тыквы". Стоя в толпе придворных, Анжелика смотрела на  мадам  де  Монтеспан,
сидящую за королевским столом, весело болтающую и смеющуюся.
   Атенаис и в самом деле была дамой высшего света, в  самом  лучшем  смысле
этого  слова.  Ее  новые  привилегии,  казалось,  придавали   ей   необычную
элегантность и оживленность. Следует добавить, что  к  новому  году  ожидали
появления еще одного незаконнорожденного королевского отпрыска.
   Двор становился все оживленнее и непринужденнее,  хотя  дворцовый  этикет
строго соблюдался. Это был тот день, когда простолюдинов допускали смотреть,
как обедает король. Те, кто получил это право, медленно проходили  по  залу,
во все глаза разглядывая своего повелителя.
   Не в меньшей степени они  восхищались  герцогом  Анжуйским,  прибывшим  в
Париж в сентябре с младшей Мадемуазель - принцессой  Марией-Терезой,  десяти
месяцев от роду, которая также являлась членом королевской семьи.
   Они восхищались и мадам де Монтеспан, такой красивой, такой обаятельной и
такой шлюхой!
   Ремесленники,  купцы,  лавочники  с  покрасневшими  от   холода   носами,
закутанные в теплые  пальто,  возвращались  в  Париж,  гордые  тем,  что  им
довелось лицезреть своего монарха и его прелестную любовницу.

***

   Уже под  самый  конец  трапезы  Анжелика  перехватила  взгляд  Флоримона,
который с чувством собственного достоинства исполнял  свои  обязанности.  По
окончании обеда все направились в залу Мира.  И  здесь  Флоримон  подошел  к
матери.
   - Вы видели, мама? Правда, я хорошо справляюсь со  своими  обязанностями?
До этого мне разрешали только держать поднос, а  теперь  я  ношу  кувшины  и
пробую вино.
   Но разве это не чудесно?! Если кто-нибудь захочет отравить короля,  то  я
отдам за него жизнь!
   Анжелика поздравила сына со столь быстрым продвижением. Дюшес сказал, что
очень доволен Флоримоном. Хотя Флоримон был самым  юным  из  пажей,  но  был
самым  умным,  обладал  хорошей  памятью,  врожденным  тактом   и   чувством
собственного достоинства. Словом, он был настоящим придворным. К  сожалению,
столь быстрое продвижение по королевской службе лишило его возможности  быть
товарищем по играм юного дофина. Монпансье сама сказала об  этом  королю,  и
теперь он и главный виночерпий как  раз  обсуждали  эту  тему  -  сможет  ли
Флоримон справляться с обеими обязанностями.
   - Это слишком много для него, - запротестовала Анжелика, - ему  еще  надо
учиться!
   - К черту латынь! Разреши, мамочка!
   Улыбнувшись, Анжелика покачала головой и сказала, что  подумает.  Впервые
за прошедшие полгода она видела сына так близко. Правда, он дважды заезжал в
Пуату.
   Он явно похорошел. Может, чересчур худощав, но ведь он, как и все другие,
ел на скорую руку, когда придется, и вечно  недосыпал.  Он  все  еще  был  в
трауре по брату и отчиму. Обратив внимание  на  одинаковый  черный  цвет  их
одежд, отражавшихся в роскошном зеркале, Анжелика погрустнела, вспомнив, что
она - вдова, а он - сирота.
   "Версаль будет ждать вас", - вспомнила она слова короля.
   Нет, никто не ждет ее здесь. Уже через пару недель после ее отъезда о ней
забыли - умы придворных были заняты положением мадам де Монтеспан.
   Анжелика огляделась с чувством досады и разочарования. Ей показалось, что
сейчас она должна увидеть самого стройного и красивого из всех придворных  -
маршала Франции Филиппа дю Плесси де Бельер. Но нет, он навеки  в  земле,  и
она не увидит его никогда.
   Флоримон куда-то убежал, разыскивая гадкую собачонку принцессы Генриетты.
   Вышла королева и села рядом с королем. А  подле  них,  образуя  полукруг,
расселись принцы и принцессы крови, а  также  придворные  дамы  и  кавалеры,
имеющие привилегию сидеть. Мадемуазель де Лавальер  сидела  на  одном  краю,
мадам де Монтеспан - на другом.
   Лакеи начали разносить бокалы с ликерами и настойками. И  вдруг  раздался
голос короля:
   - Месье де Жествре, - обратился он к главному дворецкому - принесите стул
для мадам дю Плесси де Бельер.
   Все разговоры в зале  смолкли,  и  головы  присутствующих  повернулись  к
Анжелике. Та сделала шаг вперед, низко поклонилась и заняла  место  рядом  с
Лавальер. Когда она брала  бокал  с  вишневой  настойкой,  ее  рука  заметно
дрожала.
   - Ну вот, наконец-то вы удостоились этой "божественной" чести - сидеть за
королевским столом, - такими словами встретила Анжелику мадам де Совиньи.  -
Ах, это чудесно! Все только и говорят об этом.
   Она крепко расцеловала Анжелику. Мадам де Совиньи прибыла  в  Версаль  на
представление новой пьесы Мольера.
   - Завтра еще одна пьеса, а потом бал. Я не знаю  всей  программы,  но  мы
останемся в Версале на неделю. Вы знаете, что говорят при дворе? Что на этом
настаивает де Монтеспан. Она ненавидит Сен-Жермен. Кстати, что  она  сказала
по поводу вашего стула за королевским столом?
   - Честное слово, я не знаю.
   - Думаю, что она была готова испепелить вас.
   - В эту минуту я не смотрела на нее.
   - Могу себе представить ваше состояние. Но если бы вы тогда взглянули  на
нее, то уверена, что испытали бы двойное удовольствие.
   - Никогда бы не подумала, что вы такое чудовище, - рассмеялась Анжелика.
   - И я тоже, - в тон ей ответила мадам де Совиньи.
   Они протиснулись в узкие двери театра и пошли искать себе места.
   - Давайте сядем рядом, - попросила Анжелика. - После спектакля  я  хотела
бы поехать в Париж с вами.  Мы  поболтаем,  я  так  устала  от  вынужденного
шестимесячного молчания.
   - Вы с ума сошли! Вам нельзя уезжать из Версаля. Вы должны присутствовать
за королевским столом все время, пока его величество здесь.
   В дверях возникла какая-то суматоха, и вот появилась мадам де Монтеспан.
   - Посмотрите-ка, кто пришел, - шепнула мадам де  Совиньи.  -  Она  просто
великолепна.  Наконец-то  Версаль  имеет  подлинно  королевскую   любовницу,
которую можно поставить в один ряд с Габриэлой д'Эстре - любовницей  Генриха
IV. Она занималась  политикой,  покровительствовала  искусству,  а  главное,
могла покорять мужчин, даже королей. Во время  их  правления  Франция  знала
веселые деньки.
   - Так почему же вы хотите, чтобы я заняла место мадам де Монтеспан?
   - Потому что мне жаль короля, - де Совиньи закрыла веер и вздохнула. -  У
вас есть все то же, что и у нее, и сверх того  то,  чего  у  нее  нет.  Быть
может, это и придает вам силы.
   В это время подняли занавес. Но Анжелику мало  интересовало  происходящее
на сцене. Она обдумывала слова мадам де Совиньи. Жаль короля? А было ли  это
чувство знакомо самому  королю.  Пожалел  ли  он  в  свое  время,  например,
мадемуазель  де  Лавальер,  которая  сейчас  выглядит  еще  более  худой   и
печальной, чем обычно.
   Король заставлял ее, как всегда, появляться  на  всех  приемах,  то  есть
присутствовать  при  триумфе  соперницы,  а  это  граничило  с   проявлением
жестокости. Атенаис в открытую третировала Лавальер. Анжелика сама  слышала,
как она обратилась к Луизе:
   - Луиза, милочка, помогите мне приколоть бант. Король ждет меня, а  я  не
хочу опаздывать.
   Это было жестоко и цинично. Бедная девочка повиновалась  ей.  Чего  ждала
она от такого самоунижения?  Неужели  надеялась  каким-то  способом  вернуть
человека, которого обожала? Нет, на это  было  непохоже.  Досужие  сплетницы
утверждали, что она уже не раз  просила  у  короля  разрешения  удалиться  в
монастырь, но король был глух к ее просьбам.
   Анжелика наклонилась к мадам де Совиньи и шепнула:
   - А почему бы королю не разрешить Лавальер покинуть двор?
   - Из-за маркизы де Монтеспан, - шепнула та в ответ.  -  Луиза  нужна  для
отвода глаз ее мужу. Пока она здесь, можно утверждать,  что  все  сплетни  о
мадам де Монтеспан не более чем пустая болтовня.
   Анжелика кивнула  головой  в  знак  согласия  и  принялась  наблюдать  за
происходящим на сцене. Мольер, как всегда, остроумен. По окончании спектакля
в зале долго гремели аплодисменты.

***

   В своих апартаментах  Анжелика  увидела  служанок  -  Терезу  и  Жавотту,
которые разжигали в камине огонь. Надпись "Оставлено для..." все еще была на
двери.
   "Следует ли мне пойти поблагодарить короля? - размышляла Анжелика. -  Или
дождаться, когда он первый заговорит со мной?"
   Она воспользовалась услугами девушек, чтобы снять черное платье и  надеть
светло-серое, расшитое серебром. В дверь постучали, и вошла  мадемуазель  де
Приен в состоянии крайнего возбуждения.
   - Я так и знала, что старик-алхимик поможет  вам  обзавестись  местом  за
королевским столом. О, прошу вас, научите меня, что пообещать ему, чтобы  он
помог и мне? Как он все это проделывает? Он дал вам порошок? И каков  он  на
вкус?
   Казалось, что она совершенно потеряла голову. Анжелика как могла стала ее
успокаивать.
   - Успокойтесь, - Анжелика дотронулась до ее плеча. -  Ничего  он  мне  не
давал.
   - Тогда это была старуха  ля  Вуазин?  Про  нее  тоже  говорят,  что  она
могущественная колдунья. Но я не осмеливаюсь пойти к ней. Я очень  боюсь  ее
проклятия. Однако если нет никакого  другого  способа...  Скажите,  что  она
сделала для вас? Неужели правда, что нужно зарезать новорожденного ребенка и
напиться его крови?
   - Не говорите глупостей, моя милая, вы утомили меня. Повторяю, что  я  не
имела дел с колдуньями, во всяком случае - для получения этого места. Король
раздает милости по своей доброй воле тем, кого считает достойным награды без
всякой связи с черной магией.
   Мадемуазель де Бриен закусила губу, но  все  же  стала  дальше  развивать
теорию.
   - Все не так просто. У короля сильная натура,  и  никто  не  в  состоянии
заставить его сделать  по-своему.  Только  вмешательство  потусторонних  сил
может подействовать на него. Взгляните только на мадам де Монтеспан, как она
этого добилась...
   - Мадам де Монтеспан может вскружить голову любому мужчине. И в этом  нет
ничего волшебного.
   - Но она не справилась с персидским послом, - возразила молодая  женщина.
- Похоже, что он так и вернется в Персию, не будучи принятым королем. А  это
будет ужасно.
   Анжелика тут же вспомнила о письме Кольбера.  Выпроводив  мадемуазель  де
Бриен и узнав, где остановился Бактериари Бей, она решила навестить его. Она
подумала, что успеет вернуться к  полудню,  если  поедет  пораньше  с  утра.
Король не заметит ее отсутствия, если она вернется ко  времени  прогулки  по
саду.
   На следующее утро она  позвала  Мальбрана,  двух  лакеев,  кучера,  затем
добавила Флико, чтобы увеличить свиту и произвести благоприятное впечатление
на персидского посланника. Ее  эскорт  в  бледно-желтых  и  голубых  ливреях
скакал на черных лошадях. Сама же она отправилась на своей любимой Церере.
   - Я слышал, что он подарил королеве ожерелье из  ста  шести  жемчужин,  -
сказал Флико.
   Анжелика подозрительно посмотрела на него.
   - Уйми свой зуд и постарайся сидеть на лошади как следует.
   Флико никогда не изучал науку верховой езды,  поэтому  ерзал  на  лошади,
стараясь сохранить равновесие.
   - Посмотрите-ка, что это впереди? - неожиданно воскликнул Флико.
   Они ехали по дороге из Парижа на запад. И вот на перекрестке они  увидели
толпу и возвышающуюся над ней стражу с пиками.
   - Мне кажется, там идет казнь, - продолжал зоркий Флико. - Они собираются
распять беднягу на колесе.
   Анжелика тоже увидела священника в  черном,  палача  и  его  помощника  в
красных плащах, стоявших рядом с деревом, голые ветки которого выделялись на
фоне угрюмого свинцового неба.
   Казни такого рода частенько  производили  в  окрестностях  Парижа,  чтобы
избежать  скопления  черни.  Но  это  не  спасало  от  многочисленной  толпы
крестьян. Колесо, как орудие казни, было завезено из Германии еще в  прошлом
столетии. Осужденного привязывали к спицам колеса так, что его руки  и  ноги
были растянуты наподобие андреевского креста. Палач крошил их ломом.
   - Мы не опоздали, - обрадовался Флико. - Они только начали  бить  его  по
ногам.
   Но хозяйка разочаровала его. Она приказала галопом мчаться мимо  ужасного
места, чтобы не видеть страданий несчастного. Но тут они услышали голос:
   - Стойте, никто не проедет, пока не рассеется толпа!
   Юный офицер подъехал к  ним  и  поклонился.  Это  был  Миримон,  которого
Анжелика знала по Версалю.
   - Разрешите мне проехать, сударь. Я должна увидеть его превосходительство
персидского посла.
   - В таком случае позвольте мне лично проводить вас, - с поклоном  ответил
офицер, направляясь к месту казни.
   Анжелике пришлось следовать за ним.  Офицер  повел  ее  прямо  к  колесу,
откуда раздавались громкие крики и стоны человека, которому  дробили  кости.
Анжелика опустила глаза, чтобы не видеть происходящего. И тут она услышала:
   - Ваше превосходительство, позвольте представить вам маркизу дю Плесси де
Бельер, которая желает видеть вас.
   Маркиза подняла глаза и увидела рядом персидского посла, сидящего  верхом
на черной лошади. У Мохаммеда Бактериари Бея были огромные  черные  глаза  в
красивом обрамлении бархатных ресниц и бровей и желтоватое лицо  с  курчавой
черной бородой. Его одеяние было подбито горностаем с  серебряным  поясом  и
длинными рукавами. Распахнутое сверху,  оно  обнажало  кольчугу,  украшенную
серебряной филигранью. С плеча свисал длинный светло-зеленый парчовый  плащ,
расшитый цветами из жемчуга. На голове его возвышался тюрбан из белого шелка
с плюмажем,  скрепленным  алмазом.  Рядом  с  ним  на  лошади  сидел  черный
маленький слуга. В свиту посла  входили  еще  три  рослых  перса  верхом  на
лошадях.
   Посол даже не повернул голову на голос офицера, его глаза были устремлены
на колесо. Он старался не пропустить ни одного стона осужденного.
   Миримон повторил свое представление еще раз, потом объяснил Анжелике, что
посол, видимо, не понимает по-французски. Тут им на помощь  пришел  человек,
на которого Анжелика раньше не обращала внимания. Это был священник в черной
сутане и с большим распятием в руках. Он направил лошадь к Бактериари Бею  и
обратился к нему по-персидски.
   Посол обратил к Анжелине пустые, невидящие глаза, но тут  же  взгляд  его
потеплел. Он заговорил властным, надменным голосом.
   - Сударыня, - переводил священник, - его превосходительство просят вашего
позволения осмотреть зубы вашей лошади. Так он узнает о чистоте породы.
   Скрывая досаду, Анжелика сказала, что Церера очень нервная и наверняка не
захочет, чтобы какой-то незнакомец заглядывал ей в рот.
   Священник перевел. Перс улыбнулся, встал перед кобылой и  что-то  тихо  и
ласково сказал ей. Животное вздрогнуло,  но  тем  не  менее  открыло  рот  и
позволило осмотреть свои зубы без всяких возражений. Она  даже  лизнула  его
украшенную драгоценностями руку, а он в ответ ласково погладил ее по шее.
   У Анжелики появилось такое ощущение, будто ее предали. Она даже забыла  о
несчастном, воющем на  эшафоте.  Она  явно  нервничала  и  чувствовала  себя
пристыженной. Перс же скрестил руки на груди и несколько раз поклонился, что
означало знак глубокого почтения.
   - Его превосходительство сказали, что это первая лошадь, достойная своего
имени, которую он увидел с тех пор, как сошел на берег в Марселе.  Он  хотел
бы знать, имеются ли у короля Франция еще хоть одна или две лошади, подобные
этой.
   - Даже целая конюшня, - бесстыдно соврала Анжелика.
   Бей нахмурил брови и сердито заговорил.
   -  Тогда  его  превосходительство  удивляются,  почему  король  не   счел
возможным предоставить ему хотя бы  одну  приличную  лошадь,  достойную  его
ранга посла. Маркиз де Терси, которого ему дали для сопровождения, показался
ему каким-то неряхой и оборванцем, и  его  превосходительство  предпочли  бы
путешествовать без него.
   Поток  персидских  слов  лился  рекой,  переводчик   с   трудом   успевал
переводить.
   - Он говорит, что не видел еще ни одной женщины, достойной его.  Что  ему
не дарят подарков, что за весь месяц пребывания  во  Франции  его  никто  не
посещал. Что те женщины, которых он привез с собой, вовсе  не  подходят  для
походов на базар... И он хочет знать, не означает ли ваш приход, что  король
Франции опомнился и хочет оказать ему достойное уважение?
   Анжелика даже приоткрыла рот от изумления.
   - Отец, что за странный вопрос слышу я?
   Легкая усмешка пробежала по каменному лицу священника.
   - Мадам, я понимаю, что мои слова шокируют вас. Но в  течение  пятнадцати
лет я был переводчиком при дворе персидского шаха, и  можете  мне  поверить,
что я совершенно правильно перевожу слова посла.
   И не без юмора священник добавил:
   - И в течение этих долгих лет мне приходилось слышать и  переводить  вещи
похуже этих. Но что вы ответите послу?
   - Скажите ему... я в затруднении. Я прибыла сюда не как официальное  лицо
и вовсе не  по  приказу  короля,  который,  похоже,  не  очень  заботится  о
персидском посланнике.
   Лицо иезуита снова приняло каменное выражение.
   - Это позор! - пробормотал он.
   Он явно колебался. Ему не хотелось дословно переводить слова Анжелики. Но
тут несчастная жертва издала  дикий  вопль,  и  внимание  Бея  обратилось  к
осужденному.
   За время разговора палач успел раздробить жертве локти,  колени,  тазовые
кости и теперь, связав вместе руки и  ноги,  пронзил  несчастного  вертелом,
чтобы пригвоздить его к повозке, которая была специально  предназначена  для
этого. В таком положении осужденный должен был закончить свое  существование
на диком холоде, да  еще  и  атакованный  бесчисленными  стаями  ворон,  уже
сидевших на деревьях.
   -  Его  превосходительство  жалуется,  что  ему  не  удалось   посмотреть
заключительную часть казни, - обратился иезуит к Миримону.
   - Мне очень жаль, что его превосходительство разговаривал с мадам.
   - Вам следовало бы подождать, пока  его  превосходительство  не  закончит
разговора и не переключит внимание на казнь.
   - Принесите ему  мои  извинения  и  объясните,  что  во  Франции  так  не
поступают.
   - Плохое оправдание! - вздохнул священник.
   Посланник остыл, и его лицо осветилось  радостью.  Он  что-то  сказал,  и
священник с явной неохотой перевел:
   - Его превосходительство просит вас начать все сначала.
   - Что начать сначала?
   - Пытки.
   - Но это невозможно, отец. У нас больше нет осужденного.
   Священник перевел. Бактериари Бей показал на перса, сидевшего  на  лошади
прямо за ним.
   - Он сказал, чтобы взяли одного из его стражников. Он настаивает на  этом
и обещает пожаловаться королю, который прикажет обезглавить вас.
   Несмотря на холод, на лбу у Миримона проступили капельки пота.
   - Но я же не могу этого сделать, отец. Я не могу отправить  невинного  на
смерть.
   - Тогда мы скажем ему, что законы вашей  страны  запрещают  вам  касаться
даже единого волоска на голове чужестранца, пока он считается  гостем  вашей
страны, даже с его согласия.
   - Правильно! Ради бога, объясните ему.
   Бактериари Бей слегка улыбнулся, но явно с пониманием  отнесся  к  такому
закону.
   - А какова цель вашего визита, сударыня?
   - Любопытство.
   Иезуит скептически усмехнулся.
   - Отец, - сказал Миримон, - я надеюсь, вы  понимаете,  что  мы  мучаем  и
убиваем человека  не  ради  того,  чтобы  доставить  удовольствие  какому-то
варвару?
   - Конечно.  Но  я  против  того  недоброжелательства  и  бестактности,  с
которыми принимают во Франции персидского посла. Он приехал сюда как друг, а
уедет, похоже, как недруг и к тому же враждебно настроит персидского шаха  к
Франции и к церкви. Если это произойдет, то