ик римлян, -  объяснил  монах.  -  В  старинных
рукописях он упоминается под названием Аржантьер, потому что  там  будто  бы
добывали и серебро. В  XIII  веке  пробовали  было  возобновить  разработку,
остатки нескольких печей и свидетельствуют об этой попытке.
   Девочка слушала с интересом.
   - И этот тяжелый пористый камень и есть  та  руда,  из  которой  добывали
свинец?
   Брат Ансельм заговорил с видом знатока:
   - Да что вы! Руда - это большие рыжие глыбы. Говорят, что из нее получают
еще мышьяковые яды. Не трогайте руками эти камни! Лучше я сейчас  найду  вам
серебристые кубики, они,  правда,  очень  хрупкие,  но  зато  вы  можете  их
потрогать.
   Монах несколько минут что-то искал  вокруг,  потом  подозвал  Анжелику  и
показал ей в расщелине скалы черные кристаллы. Когда он  поцарапал  один  из
них, поверхность кристалла заблестела, как серебро.
   -  Так  это  же  чистое  серебро!  -  воскликнула  Анжелика,  и  проявляя
практический ум, спросила:
   - А почему никто его  не  собирает?  Ведь  серебро,  должно  быть,  стоит
больших денег, и можно будет хотя бы уплатить налоги?
   - Все это не так просто, как кажется, дорогая барышня. Во-первых, не  все
то серебро, что блестит, и то,  что  вы  видите,  -  это  всего-навсего  вид
свинцовой руды. Но и она содержит серебро, хотя извлечь его  из  руды  очень
сложно: только испанцы и саксонцы знают, как это делается. Говорят, будто  к
этой руде примешивают уголь и  смолу,  делают  из  этой  смеси  нечто  вроде
лепешек, которые расплавляют в горне на очень сильном  огне.  И  получают  в
конце концов слиток  свинца.  Некогда  расплавленным  свинцом  из  машикулей
вашего замка поливали врагов. А уж добыча серебра - дело ученых алхимиков, я
в этом не очень-то разбираюсь.
   - Вы сказали, брат Ансельм, из "вашего замка". Почему именно из нашего?
   - Вот тебе и раз! Да просто потому, что этот  заброшенный  участок  земли
принадлежит вам, хотя и отделен от основных ваших земель владениями  маркиза
дю Плесси.
   - Мой отец никогда не говорил о нем...
   - Участок маленький, узкий, ничего на нем не растет.  На  что  он  вашему
отцу?
   - А свинец, а серебро?
   - Ерунда! Можно не сомневаться, рудник давно истощен. Да и  вообще,  все,
что я вам рассказал, я  узнал  от  одного  монаха-саксонца,  помешанного  на
разных камешках и старинных книгах по черной магии.  Я  подозреваю,  он  был
немножко не в своем уме.
   Предоставленный самому себе мул, таща повозку, ушел вперед и, спустившись
с горки, поплелся по плато. Анжелика с монахом нагнали его и сели на  козлы.
Вскоре совсем стемнело.
   - Я не буду зажигать фонарь, чтобы не привлекать к нам внимания,  -  тихо
сказал брат Ансельм. - Честное слово, я предпочел  бы  проезжать  мимо  этих
деревень совсем голым, чем в своей сутане, да еще с четками на поясе. А  что
это там... уж не факелы ли? - вдруг спросил он, натягивая вожжи.
   Действительно, примерно в лье от  своей  повозки  они  увидели  множество
движущихся светящихся точек, которых становилось все больше. Ночной  ветерок
доносил необычное печальное пение.
   - Пресвятая дева, защити нас! - воскликнул  брат  Ансельм,  спрыгивая  на
землю. - Это гугеноты  из  Волу  хоронят  своих  покойников!  Они  идут  нам
навстречу! Нужно поворачивать назад!
   Он схватил мула под уздцы и попытался круто повернуть его назад на  узкой
тропинке.  Но  мул  заупрямился.  Охваченный  страхом  монах  чертыхался,  и
"красавец" превратился в "проклятую скотину". Анжелика и Никола бросились на
помощь монаху,  в  свою  очередь  пытаясь  переубедить  животное.  Процессия
приближалась. Все громче становилось пение. "Господь - наша  опора  во  всех
наших несчастьях..."
   - Беда! Беда! - стонал монах.
   Из-за поворота дороги показались первые факельщики. Неожиданно яркий свет
озарил повозку, застрявшую попе-рек тропинки.
   - Кто это там?
   - Пособник дьявола, монах...
   - Он загородил нам дорогу.
   - Неужто им мало, что мы вынуждены хоронить наших покойников  ночью,  как
собак...
   - Он еще оскверняет их своим присутствием!
   - Бандит! Распутник! Папистский пес! Толстый боров!
   О  деревянные  борта  повозки  звонко  застучали  камни.  Дети  испуганно
заплакали.
   Анжелика, раскинув руки, выбежала вперед:
   - Остановитесь! Остановитесь!  Это  же  дети!  При  появлении  девочки  с
развевающимися волосами страсти разгорелись еще сильнее.
   - Ясно, девка! Их потаскуха!
   - А в повозке ублюдки, окропленные святой водицей...
   - Небось тоже зачаты непорочно!
   - С помощью святого духа!
   - Да нет, это наши дети, они украли их, чтобы  принести  в  жертву  своим
идолам!
   - Смерть ублюдкам дьявола!
   - Спасем наших детей!
   Одетые в черное крестьяне со свирепыми лицами окружили повозку. А  шедшие
сзади, не подозревая о происходящем,  продолжали  петь.  "Всевышний  -  наша
крепость..." Но постепенно толпа вокруг детей становилась все плотнее.
   Осыпаемый руганью и тумаками,  брат  Ансельм  с  неожиданным  для  такого
толстяка проворством выскользнул из толпы и помчался через поле. Никола,  не
обращая внимания  на  то,  что  его  колотили  палками,  старался  повернуть
обезумевшего от страха мула. Чьи-то пальцы с длинными  ногтями  вцепились  в
Анжелику. Извиваясь, словно уж, она вырвалась и  бросилась  наутек  в  поле.
Один из гугенотов кинулся следом и нагнал ее. Это был совсем еще  мальчишка,
примерно одного с ней возраста, и юношеский  пыл  еще  больше  разжигал  его
сектантский фанатизм.
   Сцепившись,  они  покатились  по  траве.  Анжеликой   внезапно   овладело
исступление. Она царапалась, кусалась,  яростно  впиваясь  зубами  в  своего
врага, ощущая во рту солоноватый вкус его крови. Наконец, почувствовав,  что
он слабеет, она вырвалась и снова помчалась прочь.
   В это время к повозке подбежал какой-то высокий мужчина.
   - Остановитесь! Остановитесь, несчастные! -  кричал  он,  повторяя  слова
Анжелики. - Это же дети!
   - Дети дьявола! Да, да, дьявола! А что они делали с нашими детьми? В ночь
святого Варфоломея их выбрасывали из окон на острия копий!
   - Но это  уже  прошлое,  дети  мои!  Удержите  свою  карающую  длань.  Мы
нуждаемся в мире. Образумьтесь, дети мои, послушайте вашего пастора.
   Анжелика услышала, как скрипнула и  покатилась  повозка.  Значит,  Никола
все-таки удалось повернуть мула.
   Прячась  за  изгородью,  Анжелика  добралась  до  следующего  поворота  и
присоединилась к своим товарищам.
   - Если бы не их пастор, нас, наверно, уже не было бы в живых, - прошептал
Никола, стуча зубами.
   Анжелика  была  вся  в   царапинах.   Она   одернула   свое   изодранное,
перепачканное платье. Во время стычки ее так сильно дергали за  волосы,  что
теперь ей казалось, будто с нее сняли скальп, до того у нее болела голова.
   Когда они проехали еще немного, кто-то окликнул их приглушенным  голосом,
и из-за кустов появился брат Ансельм.
   Пришлось спускаться обратно к римской дороге. К  счастью,  ночь  выдалась
лунная. В Монтелу дети попали только под утро. Они узнали, что со вчерашнего
дня крестьяне прочесывают Ньельский лес, но нашли лишь колдунью, которая  на
поляне собирала целебные травы, обвинили ее в том, что  это  она  украла  их
детей, и без долгих слов вздернули на ветке дуба.

***

   - Ты понимаешь или  нет,  -  говорил  барон  Арман  Анжелике,  -  сколько
беспокойства и хлопот причинили мне все вы, и ты в особенности?..
   Разговор этот происходил через несколько дней после их побега.  Анжелика,
прогуливаясь, шла по тропинке через овраг  и  повстречала  своего  отца.  Он
сидел на пне, а неподалеку щипал траву его конь.
   - Что же с мулами, ничего не получается, отец?
   - Нет, дело идет на лад. Я как раз  возвращаюсь  от  Молина.  Видишь  ли,
Анжелика, после твоего безрассудного бегства в  лес  тетя  Пюльшери  убедила
нас, меня  и  твою  мать,  что  дальше  воспитывать  тебя  здесь,  в  замке,
невозможно. Тебя надо поместить в монастырь. И вот я решился на шаг,  весьма
унизительный для меня, шаг, которого раньше я хотел избежать любой ценой.  Я
поехал к Молину и попросил его дать вперед некоторую сумму денег,  благо  он
предлагал мне их для устройства наших семейных дел.
   Он говорил тихим, печальным голосом, словно  что-то  надломилось  в  нем,
словно случилась беда куда горше, чем смерть отца или отъезд старшего сына.
   - Бедный папа, - прошептала Анжелика.
   - Но все это не так-то просто, - продолжал барон. - Просить  милостыню  у
простолюдина тяжело уже само по себе. Но меня беспокоит другое: я  никак  не
могу понять, что у этого Молина на уме. Давая ссуду, он поставил мне  весьма
странные условия.
   - Какие же, отец?
   Барон задумчиво посмотрел на дочь и провел своей мозолистой ладонью по ее
чудесным темно-золотистым кудрям.
   - Как  странно...  Мне  легче  довериться  тебе,  чем  твоей  матери.  Ты
сумасбродка, дикарка, но мне кажется, что уже сейчас ты способна все понять.
Конечно, я подозревал, что Молин рассчитывает как следует нажиться  на  этой
затее с мулами, но я не совсем понимал, почему он обратился именно ко мне, а
не к кому-нибудь из местных барышников. Теперь же я понял: для  него  важно,
что я дворянин. Он сам сегодня сказал мне: он рассчитывает, что я при помощи
своих  связей  или  родственников  добьюсь   от   суперинтенданта   финансов
освобождения от таможенной пошлины, городской  ввозной  пошлины  и  "пыльной
пошлины" за прогон скота для четвертой части всех мулов,  предназначенных  к
продаже, а также гарантированного права сбывать эту четверть в  Англию  или,
когда кончится война, в Испанию.
   - Да это же великолепно! - восторженно воскликнула Анжелика. - Как  хитро
все задумано! С одной стороны Молин -  простолюдин,  но  человек  ловкий,  с
другой - вы, дворянин...
   - И не ловкий, - улыбнулся отец.
   - Нет, просто вы не привыкли заниматься такими делами. Зато у вас связи и
титулы. Вы добьетесь успеха. Вы же сами говорили,  что  невозможно  вывозить
мулов за границу из-за очень высоких городских и дорожных пошлин. Но уж коли
речь пойдет всего лишь о четвертой части мулов, суперинтендант  сочтет  вашу
просьбу умеренной. А что вы будете делать с остальными?
   -  Их  получит  право  закупать  в  Пуатье  по  рыночным  ценам   военное
интендантство.
   - Выходит, все предусмотрено. Молин - человек  дальновидный.  Может,  вам
следует повидаться с маркизом дю Плесси и даже написать герцогу Ла  Тремулю?
Хотя я слышала, что все эти сеньоры скоро приедут  в  наши  края,  они  ведь
снова занялись своей Фрондой.
   - Да, действительно,  об  этом  поговаривают,  -  недовольно  пробормотал
барон. - Во всяком  случае,  поздравлять  меня  еще  рано.  Приедут  ли  эти
вельможи или нет, еще не известно, как, впрочем, и то, захотят  ли  они  мне
помочь. Да, я еще не рассказал тебе самого удивительного.
   - Чего?
   - Молин настаивает, чтобы я возобновил добычу свинца на нашем заброшенном
руднике около Волу, - задумчиво вздохнул барон. - Иногда  мне  кажется,  что
Молин просто не в своем уме, хотя, надо признаться, я не вполне разбираюсь в
этих мудреных делах... если, впрочем, это настоящие дела. Короче говоря,  он
попросил меня ходатайствовать перед королем о восстановлении привилегии моих
предков добывать свинец и  серебро  на  этом  руднике.  Помнишь  заброшенный
рудник около Волу? - спросил барон, увидев, что  Анжелика  унеслась  куда-то
мыслями.
   Анжелика молча кивнула.
   - Интересно бы знать, что этот чертов Молин собирается извлечь  из  наших
старых камней?.. По-видимому, оборудование рудника будет заказано  от  моего
имени, но на деньги Молина. Мы заключим с ним тайное соглашение, по которому
он получает рудник в аренду на десять  лет  и  берет  на  себя  все-расходы,
связанные с моей земельной собственностью и разработкой рудника. Я же в свою
очередь должен  добиться  от  суперинтенданта,  чтобы  четверть  добываемого
металла тоже освободили от обложения налогом и дали те же гарантии на  вывоз
его за границу. Все это представляется мне  несколько  сложным,  -  заключил
барон и встал.
   Когда он поднимался, в его кошельке  звякнули  золотые  экю,  которые  он
только что получил от Молина, и приятный этот звон подбодрил его.
   Он подозвал  коня  и,  придав  своему  взгляду  суровость,  посмотрел  на
задумавшуюся Анжелику.
   -  Постарайся  забыть  все,  что  я  рассказал  тебе,  и  займись   своим
гардеробом. На сей раз, дочь моя, решено: ты отправляешься в монастырь.

***

   Итак, Анжелика начала собираться в дорогу. Ортанс и Мадлон тоже  уезжали.
Ранмон и Гонтран должны были в Пуатье завезти своих сестер к  урсулинкам,  а
сами отправиться к монахам-иезуитам, которые слыли отличными воспитателями.
   Намеревались было включить в  этот  список  отъезжающих  и  девятилетнего
Дени, но тут уж взбунтовалась кормилица. Сначала на нее  навалили  девятерых
детей, а теперь хотят забрать сразу всех! Нет, так нельзя бросаться из одной
крайности в другую! И Дени остался. Остался вместе с Мари-Агнесс, Альбером и
младшим в семье, которого называли просто Бебе, заполнять  "досуги"  Фантины
Лозье.
   Однако за несколько дней до отъезда одно происшествие  чуть  не  изменило
судьбу Анжелики.
   Сентябрьским утром  барон  де  Сансе  вернулся  из  замка  Плесси  крайне
возбужденный.
   - Анжелика! - крикнул он, входя в гостиную, где, поджидая его,  собралась
уже вся семья, чтобы сесть за стол. - Анжелика, ты здесь?
   - Да, отец.
   Он критически осмотрел свою дочь,  которая  за  последние  месяцы  сильно
вытянулась и теперь ходила  с  чистыми  руками,  аккуратно  причесанная.  По
всеобщему мнению, Анжелика наконец-то образумилась.
   - Ну что ж, ничего, - словно про себя пробормотал барон и, обратившись  к
жене, сказал:
   - Представьте себе, маркиз дю Плесси только что прибыл в замок  со  всеми
чадами и домочадцами - с маркизой, сыном, пажами, слугами и псарней. У них -
именитый гость, принц Конде со своей свитой. Я столкнулся там с ними, и  это
меня даже несколько огорчило. Но мой  кузен  проявил  по  отношению  ко  мне
крайнюю любезность.  Подозвал  меня,  справился  о  вас,  и  знаете,  о  чем
попросил? Привезти к нему Анжелику,  чтобы  она  заменила  одну  из  фрейлин
маркизы. Маркизе пришлось оставить в Париже почти всех девушек,  которые  ее
причесывают, развлекают  и  играют  ей  на  лютне.  Она  очень  взбудоражена
приездом принца Конде,  и  ей,  она  уверяет,  просто  необходимы  в  помощь
миловидные девушки.
   - А почему Анжелику, а не меня? - с вызовом воскликнула Ортанс.
   - Потому что он сказал "миловидные", - без обиняков отрезал отец.
   - Однако ведь маркиз нашел, что у меня тонкий ум.
   - А маркиза желает видеть вокруг себя хорошенькие мордочки.
   - Это уж слишком! - воскликнула Ортанс  и  бросилась  к  сестре  с  явным
намерением исцарапать ей лицо.
   Но Анжелика, предвидя маневр  сестры,  проворно  увернулась.  С  бьющимся
сердцем поднялась она в большую комнату, где жила  теперь  только  вдвоем  с
Мадлон. В окно она кликнула мальчика-слугу и приказала  ему  принести  ведро
воды и таз.
   Она тщательно вымылась и долго расчесывала щеткой свои прекрасные волосы,
которые ниспадали  ей  на  плечи  шелковистой  пелериной.  Тетушка  Пюльшери
поднялась к ней и принесла самое лучшее платье из тех,  что  Анжелике  сшили
для монастыря. Анжелика восторгалась им, хотя было  оно  довольно  тусклого,
серого цвета. Но зато оно сшито из новой  материи,  специально  купленной  у
известного суконщика в Ниоре, и его оживляет белый  воротник!  Это  было  ее
первое длинное платье. Надевая его,  она  даже  пританцовывала  от  радости.
Тетушка Пюльшери в умилении сложила ладони.
   - Маленькая моя Анжелика, да тебя там примут за взрослую девушку.  Может,
тебе сделать настоящую прическу?
   Но Анжелика отказалась. Женское  чутье  подсказало  ей,  что  не  следует
скрывать под пудрой свое единственное украшение.
   Она села на гнедого красавца мула, которого отец  приказал  оседлать  для
нее, и вместе с бароном отправилась в замок дю Плесси.
   Замок пробудился от своего зачарованного  сна.  Когда  барон  с  дочерью,
оставив мула и коня у Молина, шли по главной  аллее,  навстречу  им  неслась
музыка. На  лужайках  резвились  длинноногие  борзые  и  маленькие  грифоны.
Сеньоры в локонах и дамы  в  переливающихся  всеми  цветами  радуги  платьях
прогуливались по аллеям.  Некоторые  из  них  с  удивлением  поглядывали  на
жалкого дворянчика в темной одежде из грубого сукна  и  девочку-подростка  в
платье монастырской воспитанницы.
   - Одета нелепо, но хорошенькая,  -  заметила  одна  из  дам,  обмахиваясь
веером.
   "Уж не обо мне ли они говорят? - подумала Анжелика. - Но  чем  же  нелепо
она одета?" -  Анжелика  внимательнее  оглядела  яркие,  роскошные  туалеты,
украшенные кружевами, и ее  серое  платье  вдруг  показалось  ей  неуместным
здесь.
   Барон Арман не разделял смущения дочери. Все  его  мысли  были  поглощены
предстоящим разговором, о котором он собирался просить  маркиза  дю  Плесси.
Добиться отмены налога на четверть будущего табуна мулов и четверть добытого
свинца для такого знатного родом дворянина, как барон де Ридуэ де  Сансе  де
Монтелу, наверняка не составит труда. Но обнищавший  дворянин  понимал  лишь
одно: живя вдали от двора, он стал похож на простого виллана, и  сейчас  все
эти господа в напудренных локонах, с благовонным  дыханием,  с  их  жеманной
болтовней  ошеломили  его.  Да,  помнится,  при   Людовике   XIII   всячески
подчеркивались  простота  и  суровость  нравов.   Разве   не   сам   король,
шокированный слишком большим декольте у юной красавицы из Пуатье, без всяких
церемоний плюнул в этот нескромный... и соблазнительный вырез?
   Арман де Сансе лично был свидетелем  знаменитого  королевского  плевка  и
теперь, пробираясь с Анжеликой  сквозь  эту  разряженную  толпу,  с  грустью
вспоминал о былых временах.
   С невысокого помоста доносились нежные, пленительные звуки -  там  сидели
музыканты с рылями, лютнями, гобоями и флейтами. В большой  зеркальной  зале
танцевала молодежь. Анжелика подумала, что, может, среди танцующих находится
и ее кузен Филипп.
   Тем временем барон де Сансе добрался до последней валы и,  сняв  видавшую
виды шляпу с жалким пером, склонился  в  почтительном  поклоне.  Это  больно
кольнуло  Анжелику.  "При  нашей  бедности  было  бы  уместнее  вести   себя
надменно",  -  подумала  она.  И  вместо  того  чтобы  присесть  в  глубоком
реверансе, который тетушка  Пюльшери  заставила  ее  повторить  трижды,  она
застыла, как деревянная кукла, устремив взгляд в пространство. Она почти  не
различала лиц окружающих, их словно окутывал туман, но она знала, что  глядя
на нее, каждый с трудом сдерживается, чтобы  не  хихикнуть.  И  когда  лакей
объявил: "Мессир барон де Ридуэ де Сансе де Монтелу!" - наступило  внезапное
молчание, прерываемое лишь приглушенными смешками.
   Прикрытое веером лицо маркизы  дю  Плесси  стало  пунцовым,  а  в  глазах
заискрилось сдержанное веселье. Маркиз дю Плесси спас положение,  приветливо
поспешив к барону.
   - Дорогой кузен, - вскричал он, - как любезно с  вашей  стороны,  что  вы
столь быстро откликнулись  на  наше  приглашение  и  привели  с  собой  вашу
очаровательную дочь. Анжелика, вы еще больше похорошели с  тех  пор,  как  я
видел вас. Разве не так? - И, повернувшись к своей жене, он спросил:
   - Не правда ли, она похожа на ангела?
   - Сущий ангел! - согласилась маркиза, которой уже удалось  взять  себя  в
руки. - Если ее приодеть, она будет просто божественна. Душенька, сядьте  на
этот табурет, чтобы мы могли налюбоваться вами в свое удовольствие.
   - Дорогой кузен, - сказал Арман де Сансе, и его хрипловатый голос странно
прозвучал в этом жеманном салоне, - я хотел бы неотлагательно побеседовать с
вами о важных делах.
   Маркиз изумленно поднял брови.
   - Вот как? Я вас слушаю.
   - Простите, но это сугубо приватный разговор. Маркиз д