... и тотчас же ее  карета  отправилась  в  Гавр.  Амбруазина  очень
радовалась, что оставила позади себя столицу и оказалась в открытом море.
     Она не боялась плавания. И для нее было не важно, что  она  вынуждена
начать свою деятельность в Канаде, поскольку к этому  обязывало  ее  новое
положение. В первый раз она была Благодетельницей и могла передвигаться  в
любом направлении. Но на этот раз нужно было ехать в Квебек,  и  с  самого
начала она вооружилась терпением, чтобы приготовить самую сладкую улыбку.
     Но... что они себе вообразили, в самом деле?..
     У нее была совершенно другая цель, нежели выслушивать  льстивые  речи
этих неотесанных колонистов.
     У нее никогда не было намерения киснуть в  Квебеке,  в  этом  ледяном
городе  противоположностей,  который  к  тому  же  претендовал  на  звание
столицы. "Маленький Версаль"  -  как  говорил  этот  смешной  маркиз  Виль
д'Аврэ. А этот простофиля де Фронтенак верил.
     Их положение принуждало их, и это в особенности  бесило  ее,  жить  в
этом городе, принимать гостей и приветствовать  при  встрече  чуть  ли  не
каждого  жителя,  чем,  впрочем,  она  рассчитывала  воспользоваться   при
расправе с худшими из ее врагов: Жоффрея и Анжелики де Пейрак и вызывая из
прошлого имя отца д'Оржеваль. Известие о смерти последнего ее воодушевило.
     "Попозже, Голдсборо,  -  сказала  она  себе.  -  Потерпим,  если  так
надо..."
     Она была права.
     С первых дней плаванья по Сен-Лорану настоящее  открывало  перед  ней
лица прошлого.  Уже  умерли  те,  кому  надлежало  умереть.  Ах!  Как  она
радовалась, глядя, как раскачивается на рее тело лейтенанта де  Барсемпюи,
который ненавидел ее за то, что она приказала убить  его  подружку  Нежную
Мари.
     - "Это англичане, - убедила она мужа, нового губернатора. - Вражеские
разведчики, которым удалось проникнуть в русло Сен-Лорана... Казните  его,
чтобы  показать,  что  вы  не  похожи  на   губернатора   де   Фронтенака,
невнимательного   к   врагам   Франции   и   к   французским    гугенотам,
присоединившимся к ним. Жаль, что из-за тумана не удалось захватить в плен
весь экипаж".
     И в Квебеке, подозревая,  что  некоторые  ее  узнали,  она  применила
срочные меры.
     К сожалению, эта дурочка Дельфина  и  толстая  хозяйка  "Французского
Корабля", к которой она испытывала антипатию,  ускользнули  у  нее  из-под
носа... Почему? Как?.. И она забеспокоилась.
     Но наконец ей показалось, что счастье  снова  возвращается  вместе  с
мистической защитой, в которой она начала  сомневаться.  Она  узнала,  что
дочь графа и графини де Пейрак - девчонка, для которой  Анжелика  собирала
аметисты на берегах Голдсборо - была пансионеркой у монашек в  конгрегации
Нотр-Дам, в Монреале.
     Случай предоставил в ее распоряжение  ребенка  ее  врагов.  С  самого
начала она облизывалась, предвкушая удовольствие. Дьявол на этот  раз  был
на ее стороне. Остров  Монреаль,  вверх  по  Сен-Лорану,  был  далеко,  но
удовольствия, которые ей сулило пленение девчонки  и  страдания  маленькой
жертвы, стоили всех неприятностей  и  скуки  от  путешествия,  опасного  и
несносного из-за присутствия  этих  идиотов-колонистов,  которые  называли
себя "жителями" и  претендовали  на  титул  господ,  потому  что  им  было
предоставлено право охотиться и ловить рыбу.
     Но чем больше она их ненавидела, тем больше она ободрялась,  ибо  она
знала, что им еще предстоит расплата  за  их  надменность.  И  она  начала
потихоньку принимать, начала окружать себя "маленьким двором", потому  что
ей  сказали,  что  иначе  нельзя.  "Позже,  Голдсборо!..   Ты   подождешь,
Голдсборо, я еще вернусь к тебе! Месть - это  блюдо,  которому  надо  дать
остынуть, а потом уже смаковать!" И повторяя это, как стишок,  она  громко
хохотала. "Очень холодное блюдо!"
     Она могла ждать это главное блюдо ее кухни,  а  пока  что  занималась
вопросом похищения Онорины. Она хотела замучить ее до смерти и потом  одно
за  другим  отправлять  доказательства  этого  своему   заклятому   врагу,
Анжелике,   с   ее   удивительной   красотой    и    необъяснимой    силой
привлекательности, Анжелике - матери этого ребенка.
     -  Скорее,  поедем  в  Монреаль,  -  сказала  она  супругу,  -   надо
познакомиться  с  подданными  до  зимы  и  стереть  из  их  памяти   образ
губернатора де Фронтенака.
     До этого момента все шло гладко. До того момента, когда она оказалась
перед этой маленькой бешеной девчонкой, которая принялась  орать,  обвиняя
ее   в   отравительстве:   "Это   дама   Ломбард!   Это   дама    Ломбард!
Отравительница!.."
     Сколько ей потребовалось терпения и хитрости, чтобы уладить скандал и
сгладить тягостное впечатление от сцены.  Эти  канадцы  имели  странное  и
смешное обыкновение обожать своих детей и верить им во всем.
     Ей удалось устранить Мать Буржуа, устроив так, что  ее  якобы  вызвал
епископ, ей удалось устранить ее дядю и тетку, ибо она  с  неудовольствием
узнала, что в этих краях  живет  брат  Анжелики,  и  все  это  было  очень
противоречиво. Ей пришлось признать, что членов этой семьи, пусть даже они
едва знакомы, объединяет мистическая связь:  она  образуется  между  ними,
возникает  сообщничество,  мало  понятное  и  мало  объяснимое,  но  очень
могучее.
     Однако ей удалось убрать всех возможных защитников ребенка. Когда она
приехала за ней в монастырь и узнала, что эта маленькая дрянь сбежала, она
пустилась в погоню и сумела ее поймать. И затем - необъяснимое  поражение.
Ее власть исчезла. Все поиски и расточаемые деньги - все было напрасно.
     Теперь Амбруазина понимала. Это происходило не из-за  того,  что  она
ослабла и потеряла свои силы во время  долгого  и  нудного  пребывания  во
Франции; не из-за того, что сатанинская власть покинула ее - этого никогда
не будет; не из-за того, что канадцы и индейцы были осторожнее европейцев,
и их было труднее надуть; нет, не  из-за  этого  Амбруазина-Демон  терпела
поражение. Все происходило потому, что она  столкнулась  с  "ними".  И  ей
пришлось сделать вывод, что девчонка была так же опасна, как и ее мать.
     Даже еще хуже!..
     Что  же  было  в  этой  семье,  что  было  так  сильно,   что   могло
противостоять ей?..
     Она разложила перед собой содержимое двух  шкатулок,  обнаруженных  в
сумке ребенка.
     И глядя на эти разные  по  ценности  предметы,  бирюза,  например,  и
перья, ракушки, зуб кашалота,  она  догадывалась,  что  некоторые  из  них
должны были принадлежать Анжелике, до того как она отдала их дочери.
     Также она вытащила длинную прядь рыжих волос, которую собственноручно
вырвала из  головы  девчонки,  охваченная  яростью.  Она  взяла  ее  двумя
пальцами и вытянула ее в руках.
     Где теперь эта маленькая несчастная? Как достать ее? Как причинить ей
зло?
     "Можно очень многое сделать, имея волосы..."
     В Париже у нее было  бы  очень  большое  количество  адресов  и  имен
колдунов и колдуний, которых можно навестить. Но здесь?..
     "Мне надо бы обратиться к магу".
     Возможно ли это сделать, не привлекая внимания полиции и  не  вызывая
целой волны подозрений и слежки?
     Когда она  была  в  Париже,  то  захотела  зайти  к  самой  известной
колдунье, Мовуазен, или Соседке.
     Подойдя  к  ее  дому,  она  увидела,  как   оттуда   выходит   группа
священников-миссионеров, и это показалось ей  подозрительным.  Она  быстро
удалилась. Два дня спустя весь  Париж  узнал  об  аресте  подозреваемой  в
колдовстве. И повинен в этом был этот ужасный полицейский Франсуа Дегрэ.
     Из-за него отъезд в Гавр был похож на бегство. Как и в первый раз она
убежала от него, а тогда  правосудие  схватило  ее  закадычную  подругу  -
маркизу де Бринвилье.
     На  этот  раз  полицейский  ударил   в   самое   сердце   организации
отравителей.
     Новости распространялись быстро, и господин и госпожа де Горреста еще
не успели отплыть,  как  стало  известно,  что  Соседка  была  обвинена  в
намерении отравить короля. Атенаис де Монтеспан скрылась.
     "Под пытками она назовет мое имя. Я, как  и  моя  дорогая  Бринвилье,
была одной из самых постоянных клиенток ведьмы... Но что  за  важность!  Я
ведь умерла! Умерла!.."
     Она рассмеялась.
     - Герцогиня де Модрибур мертва! - повторила она вслух.
     Но все-таки она оглядывалась по сторонам со страхом.
     "Разве это справедливо?"
     Всегда скрываться, всегда прятаться. Всегда маскироваться.
     Однако Амбруазина утешилась оттого, что сумела выйти в открытое  море
и устремиться к берегам Нового Света, где  ее  инкогнито  будет  сохранено
наилучшим образом. Как и в первый раз ей удалось ускользнуть из лап  Дегрэ
и его начальника, лейтенанта де Ля Рейни, верных сторожевых псов короля.
     Тут она вспомнила о господине де Варанж. Он  был  настоящим  знатоком
колдовства и ждал ее в Квебеке.
     Но потом ей сообщили о его смерти... это  произошло  довольно  давно.
Точнее говоря, он пропал. Его исчезновение совпало с появлением господ  де
Пейрак.
     Почему Варанж исчез в момент их приезда? Словно хотел освободить  для
них место...
     Страшное подозрение начало овладевать ею.
     "Они" повинны в его смерти... в его исчезновении, - сказала она себе.
     - Она убила его! - вскричала она, так уверенная в своем предчувствии,
что уже не чувствовала, плод ли это ее фантазии или ощущение реальности.
     Анжелика убила де Варанжа. Только она могла сделать это. Где?  Когда?
Почему? Каким образом угадала она, что он был  ее  сообщником?  Невозможно
узнать. Но графа де Варанж убила именно Анжелика.
     "Я повсюду буду кричать, что это она и... меня посчитают сумасшедшей.
На меня будут  коситься  с  подозрением...  Даже  этот  Гарро  д'Антремон,
которому только и нужно, что намек в этом направлении...  Он  тоже  знает,
что она убила де Варанжа. Но ему нужны доказательства".
     Эта новая  полиция  требует  улик.  Раньше  было  достаточно  намека,
письма, обвинения в злом умысле, в колдовстве.
     Теперь им нужны улики.
     И краса и гордость именитой  французской  аристократки  отправится  в
Бастилию или в ссылку  или  на  эшафот  якобы  за  убийство  новорожденных
младенцев,  погубленных  на  черных  мессах,  хорошо  оплаченных.  Что  за
важность представляли эти человеческие червячки в  глазах  великих  людей,
которые такой ценой получали власть?
     "Черви, извивающиеся и орущие, - повторяла она с гримасой отвращения,
- их даже не крестили... А! Кажется, что Соседка или еще  кто-то  крестили
их до того, как проткнуть сердце... Идиотка. Она дорого  заплатит  за  то,
что вырвала их из-под власти Сатаны..."
     Улики! Она не могла обвинить Анжелику, не доказав ее вины!
     Она внезапно остановила ход своих мыслей. Некогда строить  планы.  Ее
охватил страх. Страх! Это было в первый раз. Хотя она  еще  не  испытывала
ничего подобного, она чувствовала страх, который держал ее за горло.
     Она зря забыла.
     Забыла о том, что произошло в Академии. Поражение! Полный разгром! Но
она выжила, имея одну цель: закончить миссию. Иначе, у нее не было  причин
выжить. Если на этот раз она проиграет, она  погибла.  Страх  и  ненависть
переполняли ее сердце. Руки конвульсивно сжимались и разжимались в желании
сдавить горло ребенка, маленькую белую шейку,  очень  прямую  и  красивую,
шейку Онорины, потому что в ней была боль Анжелики.
     "Ах! Как я ненавижу их обоих!"
     Картины, возникающие перед ее мысленным взором, волновали ее так, что
она чуть не теряла сознание.
     "Какое наслаждение", - повторила  она  с  долгим  вздохом,  возникшем
где-то в глубине ее внутренностей.
     Ее внутренности "просыпались". Слава богу! - сказала бы она, если  бы
договор с адскими силами не запрещал ей произносить вслух это  слово.  Как
трудно жить  с  такой  слабой  плотью!  Она  хотела  наслаждаться,  но  не
страдать, и ее тело  казалось  ей  истерзанным,  обессилевшим,  изнуренным
долгой борьбой.
     "Неужели  и  я  стала,   как   и   другие...   простым   человеческим
существом?.." - спросила она себя с ужасом.
     Голос дворецкого возвестил о появлении в приемной какого-то  молодого
человека.
     - Пусть войдет!
     Она почувствовала, как кто-то вошел и обернулась.
     Она задрожала. Смешанное чувство страха и  удовлетворения.  Тот,  кто
только что вошел, был ответом  на  все  вопросы  и  сомнения.  Она  всегда
предпочитала встречу один на один с противником.
     Здесь она была сильнее. А теперь - сильна вдвойне,  потому  что  речь
шла о  молодом  и  красивом  юноше.  Победа  была  обеспечена  сразу.  Она
заставляла плакать женщин,  разбивать  их  жизни,  но  не  уничтожать,  не
подчинять себе, кроме нескольких. Другое дело -  мужчины.  Глупцы  и  рабы
собственного разума и достоинств, они сами давали себя втянуть в  дело,  и
потом униженно ползали на коленях.
     Однако она продолжала испытывать страх.
     С тех пор, как она почувствовала, что он узнал ее в  Версале,  у  нее
было смутное предчувствие, что он появится здесь. Вот  почему  она  хотела
его тотчас же убить. Но покушение не удалось!
     Страх терзал ее. Смешно! Потому что, прибыв  в  Гавр,  она  и  супруг
спешно отчалили к берегам Новой Франции.
     Несмотря на это, она не переставала представлять себе  этого  Кантора
де Пейрака, у которого были глаза его матери, который все больше узнавал о
ней. И она удостоверилась в своей правоте относительно его  визита,  когда
описала его внешность людям, убившим барсука. Но как ему удалось  скрыться
от них?
     Он снял шляпу и глубоко поклонился.
     - Мадам, вы меня узнаете?
     - Конечно, - сказала она, - и я не понимаю, чем заслужила то, что  вы
преследуете меня с самого Версаля. Могу я знать причину?
     - Я узнал вас, мадам, тогда как  все  считают  вас  мертвой  вот  уже
несколько лет. Не правда ли, это нормально, желать удостовериться, что мои
глаза меня не обманули?
     - Такое безудержное любопытство заставило вас отправиться  на  другой
конец земли?! Да вы смеетесь надо мной, месье!.. Или лжете.
     -  Мадам,  моя  привязанность  и  страсть  делают  такие  путешествия
простейшей прогулкой... Вы живы. И в действительности, для  меня  означало
начало моего путешествия не только удовлетворение любопытства. О! Мадам, -
продолжал он, не давая ей понять искренне или нет он  говорит,  -  сколько
слез я пролил, какие угрозы меня терзали, какие огорчения я испытал! К вам
так плохо относились в Тидмагуше  и  так  несправедливо!  Люди  становятся
безумными, когда ими овладевает ревность. Вот, мадам, что я хотел сказать,
когда пересекал моря.
     Верила ли она? В глазах Амбруазины  горели  холодные  и  убийственные
огоньки.
     Она сказала:
     - Вас видели в Квебеке...
     - Я искал вас.
     - Я не верю вам, красавчик паж.
     Как он  был  красив,  этот  Кантор  де  Пейрак.  Его  имя  и  красота
заставляли ее скрежетать зубами и испытывать сладострастие.
     В Париже ходили слухи, что одна из фрейлин королевы без ума от  него.
До такой степени, что королева, вместо того, чтобы отругать ее и  выгнать,
предоставила  ей  полную  свободу   и   напутствовала   получше   баловать
"младенчика".
     Маленький Бог, маленький господин, уже полный  мощи  и  сил,  вот  он
перед ней, из-за нее оставивший радости Парижа, оставивший все, -  так  он
уверял.
     - Вы раните меня, мадам,  сомневаясь  в  моей  преданности.  Как  вам
доказать ее? Что искал я в этом бессмысленном пути? Ну подумайте! Подумав,
что узнал вас, я  тут  же  оставил  двор.  А  ведь  я  рисковал  впасть  в
немилость... Но я ни о чем не думал!.. Ну что, как  не  искренние  чувства
может послужить причиной  такого  поведения?  Ах!  Мадам  де  Модрибур!  Я
произношу это имя, и сам не верю!
     - Тихо! - сказала она быстро. - Правильно, не произносите его.
     Она с испугом осмотрелась. Ее разрывало на части. Она еще была  мадам
де Горреста, женой нового губернатора, завоевавшей колонию  и  заслужившую
репутацию благочестивой дамы, но теперь с его появлением она  снова  стала
бесстрашной женщиной,  завоевавшей  Новый  Свет  -  черт  возьми,  как  ей
нравилась эта роль! - которая  несколько  лет  назад  проделала  секретное
путешествие в  Акадию,  детали  которого  она  до  сих  пор  вспоминала  с
наслаждением.
     - Тидмагуш! - произнесла она с горечью. (Уголки ее губ опустились,  и
она знала, что это портит ее. Но она не смогла  сдержаться.)  Тидмагуш,  я
что-то не припомню, чтобы вы относились ко мне справедливо в тех краях.
     - Я был всего лишь ребенком!
     - Это-то мне и нравилось, - произнесла она с жестокой улыбкой.


     "Прокляни меня, Господи, за еще один грех, - подумала она,  -  но  по
меньшей мере... пусть моя плоть послужит для этого!.. Закружить его, сбить
с толку, околдовать!"
     Она дрожала. Собиралась ли она разразиться проклятьями, изрыгая огонь
и пламя, как тогда, на берегу Тидмагуша, где, наоборот, этот взрыв означал
упадок ее сил? Он заметил ее слабость, ее страх. Надо было играть на  этом
и дальше, чтобы возродить прошлое и заставить страшиться будущего. Она  не
хотела, чтобы ее узнали. Она убрала еще не всех  свидетелей  ее  прошлого.
Было еще много аспектов, в которых она не была  уверена.  Ее  красота,  ее
шансы, ее очарование...
     - Так это все-таки вы, - прошептал он,  изображая  потрясение.  -  Вы
отреагировали на это имя. Я еще сомневался...
     - Почему?.. - спросила она с тревогой. - Я так изменилась?
     - Да, вы изменились, но все-таки я вас узнал. Не знаю чьей  милостью,
но вы стали еще красивее, чем были в  моих  воспоминаниях,  вы  стали  еще
ближе к моей мечте, мадам де...
     - Не называйте меня, - снова повторила она.
     - Амбруазина! Итак, Амбруазина! Это имя наполняло  чарами  мои  ночи,
оно не переставало петь во мне...


     Уверенными шагами он направлялся к ней.
     Зеленые глаза горели.
     Она почувствовала рядом с собой эту плоть, еще  очень  нежную,  плоть
молодого человека и решила ему поверить, ибо именно этого  она  и  жаждала
долгие годы. Ее потребность в нем сотрясала ее тело,  но  наталкиваясь  на
стену демонического недоверия.  И  в  ней  происходила  отчаянная  борьба.
Возвращенная к далекой жизни в далекие времена, где он был почти таким же,
она потеряла контроль над своим разумом.
     - Вы, однако, присоединились к тем, кто хотел убить меня!
     -  Боже  упаси,  мадам,  я  сжалился,  я  не  стал  присоединяться  к
жестокости, проявленной по отношению к вам в эти секунды. Поверьте.
     Зрачки Амбруазины сверкали.
     - Я вам не верю, - повторила она. - Я помню о вашей  злобе,  когда  в
Голдсборо я захотела вас приласкать.
     -  Я  был  всего-навсего  ребенком,  мадам,  испуганным   любовью   и
роскошеством плоти, которые мне были незнакомы.
     - А я как раз имела намерение вас в это посвятить!
     - Я просто дрожал от страха.
     - Вы боялись гнева вашей матери, которая  ревновала  ко  мне.  А  все
из-за моей красоты, которая соперничала с ее. Она ненавидела меня,  потому
что ее муж увлекся мной, а еще я привлекала внимание других мужчин.
     Кантор побледнел.
     Ужас и отвращение комом встали у него в горле.
     К счастью для него она отвернулась к зеркалу и смотрелась в него,  не
понимая, что выдает свой страх перед тем, что красота ее  померкла.  Потом
она улыбнулась, успокоенная.
     - Потом он все отрицал, он лгал, чтобы угодить ей. И вам тоже, бедный
маленький простачок... А  вы  не  осмелились  ей  противоречить...  Но  не
слишком ли поздно вы явились просить прощения?..
     Больше никогда, - поклялся  он  себе,  -  он  не  выслушает  ни  одну
женщину, никогда не назначит свидания и не поверит  лживым  словам.  И  он
видел, как говоря все это, она крутит между пальцами прядку золотых волос,
легких и блестящих, он не мог оторвать от них взгляда,  и  наконец  понял,
что это были волосы Онорины,  несколько  шелковистых  нитей,  которые  эта
гарпия вырвала