е  нагромождения  скальных  обломков,   зеленые
стрелки полуостровов, настолько  истонченных  морем,  что  видом  своим  они
напоминали теперь каких-то рептилий, плавающих угрей. А  сколько  заповедных
уголков, скрытых заводей, где каждый колонист,  каждая  новая  семья  смогут
выбрать место по вкусу, обрести покой, добывать рыбу и дичь.
   Между гребенчатых островов с редкими деревьями, сквозь  прозрачную  толщу
моря были видны переливы подводных теней. Среди красных  и  розовых  отмелей
изредка  встречались  совсем  белые.  Одна  из   них   почти   доходила   до
персонального форта графа. Набегавшие на снежно-белый песок волны  принимали
цвет  меда,  на  мгновение  застывая  нежными  язычками  в  мягких   узорах,
неожиданных для этого сурового края.
   Онорина бегала вокруг, собирая  ракушки  и  складывая  их  на  коленях  у
Анжелики.
   - Отец сказал мне, что Шарль-Анри погиб. Наверно, его  убили  королевские
драгуны? - спросил Флоримон.
   Анжелика молча кивнула.
   - И аббата тоже?
   Видя, что мать не отвечает, юноша встал и обнажил шпагу.
   - Мама, - взволнованно начал он, - хотите, я дам клятву отомстить за  них
обоих? Я хочу поклясться  вам,  что  не  успокоюсь,  пока  не  перебью  всех
королевских солдат, которые попадутся мне под руку.  Ах,  мне  так  хотелось
послужить королю Франции, но такого стерпеть  нельзя.  Я  никогда  не  прощу
смерти малыша Шарля-Анри. Я перебью их всех до одного.
   - Нет, Флоримон, - сказала она. - Никогда не произноси подобные клятвы  и
такие слова. Отвечать на  несправедливость  ненавистью?  На  преступление  -
местью?  К  чему  это  тебя  приведет?  Опять  же   к   несправедливости   и
преступлению, и все повторится снова.
   - Это речь  женщины,  -  бросил  Флоримон,  весь  дрожа  от  сдерживаемых
переживаний и возмущения.
   До сих пор он всегда верил, что  все  в  жизни  улаживается  само  собой:
бедный  может  разбогатеть,  благодаря  удаче;  если  вас   хотят   отравить
завистники, не теряйте хладнокровия, верьте в везение  и  не  упустите  свой
шанс обмануть смерть. Он сам бросил все и  отправился  на  поиски  пропавших
брата и отца, и его смелость была вознаграждена маленьким чудом - вскоре все
они встретились, живые  и  невредимые.  Теперь  же,  впервые  в  его  жизни,
свершилось нечто непоправимое: смерть Шарля-Анри.
   - А он действительно  погиб?  -  горячо  спросил  Флоримон,  цепляясь  за
надежду на чудо.
   - Я своими руками опустила его  в  могилу,  -  ответила  Анжелика  глухим
голосом.
   - Значит, я никогда больше не встречусь с братиком? - с трудом  выговорил
он. - Я так ждал его, мне так хотелось показать ему, наш  красный  гранит  в
Киуэйтене, малахит на Медвежьем озере и разные  красивые  минералы,  которые
можно найти под землей. А сколько интересных вещей я  успел  рассказать  ему
раньше...
   Его тонкая шея вздрагивала от едва сдерживаемых рыданий.
   - Почему же ты помешала мне увезти его, пока  было  время?  -  с  упреком
спросил он Анжелику. - Почему мне нельзя вернуться и  расправиться  с  этими
негодяями!
   Размахивая шпагой, он завершил свою тираду дерзкими словами:
   - Бог не  должен  допускать  подобные  преступления.  Я  больше  не  буду
молиться ему!
   - Не кощунствуй, Флоримон, - строго сказала она. - Твой  бунт  бесплоден.
Следуй мудрому совету твоего отца, который просит нас не переносить  на  эту
землю наши старые распри. Проклинать  прошлое,  ворошить  давнишние  ошибки,
значит, служить злу больше, чем добру.  Надо  смотреть  вперед.  "Предоставь
мертвым погребать своих мертвецов", - говорится в Священном  писании.  Разве
ты не понял, Флоримон, что наша встреча сегодня  -  это  чудо.  Я  никак  не
должна была быть здесь: смерть подстерегала меня сотни раз...
   Задрожав, он пристально  посмотрел  на  нее  своими  прекрасными  черными
глазами, сверкавшими пламенем юности.
   - Мамочка, это немыслимо. Ты не можешь умереть.
   Бросившись на колени, он обнял ее и склонил голову ей на плечо.
   - Мамочка, дорогая, ты будешь жить вечно, иначе быть не может.
   Она ласково улыбнулась юному гиганту. Будучи  выше  матери  на  несколько
дюймов, он все еще был ребенком, нуждающимся в ее присутствии, в том,  чтобы
она направляла, утешала и даже бранила его.
   Она погладила его гладкий лоб, лохматую, черную как смоль голову.
   - Ты знаешь, позапрошлой ночью в лагере родился мальчик, которого назвали
Шарлем-Анри. Как знать, не вернулась ли к нам  вместе  с  ним  детская  душа
твоего бедного братика. Со временем ты бы мог многому научить этого ребенка.
   Флоримон задумался, нахмурив брови.
   - Да, я действительно уже знаю кое-что, - сказал он со вздохом  человека,
которому трудно решить, с чего начать обучение своего подопечного. - Вся эта
малышня, привезенная вами сюда, только  и  знает,  что  бормочет  библейские
тексты. Им нужна хорошая выучка.  Готов  побиться  об  заклад,  что  они  не
отличат кварц от полевого  шпата  и  ничего  не  смыслят  в  охоте.  Правда,
Кантор?
   Не дождавшись ответа от замечтавшегося над своей гитарой брата,  он  стал
рассказывать матери, как юные европейцы осваивают  навыки,  необходимые  для
жизни в условиях дикой природы. Они научились у  своих  индейских  приятелей
бесшумно подкрадываться по сухим лесным листьям к пугливой норке, скользить,
как  тень,  между  деревьями,  маскироваться  в  шкуры  убитых  животных   и
имитировать голоса живых зверей, чтобы заманивать их в западню; все это было
очень увлекательно, и каждый получал вознаграждение за свою ловкость, причем
индейцы, которые впитывают бескорыстие с молоком матери,  всегда  делятся  с
менее удачливыми соплеменниками. Братья научились попадать из лука в летящую
стрелу. Но самая интересная охота бывает зимой, когда окоченевшие от  мороза
крупные звери на каждому шагу увязают в снегу, и охотники, легко и  бесшумно
передвигаясь на коротких индейских лыжах, без труда  приближаются  к  ним  и
стреляют наверняка.
   В рыбной ловле с гарпуном они преуспели не  меньше,  чем  в  стрельбе  из
лука. Даже отец признает это. Надо не только пронзить рыбу  гарпуном,  но  и
нырнуть  в  ледяную  воду,  чтобы  вытащить  добычу  на  берег.  Вот   когда
чувствуешь, что такое настоящая жизнь!  Прекрасные  пловцы,  они  не  боятся
пускать свои легкие пироги из березовой коры по  самым  бурным  потокам.  Не
хочется уступать  лососям,  хотя  те  способны  даже  подниматься  вверх  по
водопаду.
   - А я-то воображала, что вы все  в  чернилах  сидите,  высунув  языки,  и
набираетесь ума в Гарвардском колледже.
   Флоримон вздохнул.
   - И это тоже.
   Действительно, часть года они проводили в стенах знаменитого колледжа. На
каждого ученика там приходится больше преподавателей, чем в самом Париже.  В
развитии образования - главный  шанс  Америки,  а  территория  Мэн  является
лидером  нового  континента  в  этой  области.  Естественно,  что   Флоримон
постарался стать первым в математике и естественных науках. Но по-настоящему
он жил здесь, в лесу, и вот, наконец, отец согласился взять  их  с  собой  в
экспедицию. Хорошо бы добраться до зеленых Аппалачских гор, где охотятся  на
черного медведя, а может быть, и дальше, до Страны Великих Озер,  где  берет
начало сам Отец Рек.
   - Говорят, что у вас в Мэне тоже много озер?
   -  Пфф,  мы  их  называем  прудами.  Только  в  замшелой   Европе   могут
рассказывать байки о том, что за Онтарио в  Мэне  насчитывается  пять  тысяч
озер. Нет, их пятьдесят  тысяч,  а  наш  Гудзон  больше  вашего  знаменитого
Средиземного моря.
   - Похоже, ты хочешь стать лесным охотником, как Кроули или Перро...
   - Мне очень хочется, но пока мне до них  очень  далеко.  Отец  все  время
напоминает нам, что в наше время надо учиться намного  больше,  чем  раньше,
чтобы проникнуть в тайны природы.
   - А Кантор разделяет твои вкусы? - спросила Анжелика.
   - Конечно, - самоуверенно заявил Флоримон, не давая слова младшему брату,
который только пожал плечами. - Конечно... Например, он гораздо сильнее меня
в "игре на волнах", правда, он и начал раньше меня. Практиковаться в морском
деле он тоже начал раньше. А я обучился на корабле искусству  обдирать  себе
пальцы при завязывании морского узла, но,  правда,  и  правилам  пользования
секстантом для измерения пройденного расстояния  по  Полярной  звезде  и  по
солнцу. - Он захлебывался от наплыва мыслей.
   Кантор улыбнулся, но ничего не сказал.
   Непосредственность Флоримона развеяла неловкость, возникшую после  долгих
лет разлуки. Он с детства был с матерью на  "ты",  и  между  ними  сразу  же
восстановилась надежная и нежная дружба тяжелых прошлых дней.
   Сложнее было восстановить контакт с Кантором. Они  расстались,  когда  он
был совсем маленьким, но уже замкнутым  ребенком;  теперь  перед  ней  сидел
крепкий, самобытный подросток, который долгие  годы  не  испытывал  на  себе
женского влияния.
   - А ты, Кантор, что-нибудь помнишь О своем детстве?
   Кантор смущенно потупился и грациозным жестом взял аккорд на гитаре.
   - Я помню Барбу, - сказал он. - Почему она не приехала с вами?
   Усилием  всей  своей  воли  Анжелике  удалось  не  выдать  охватившее  ее
волнение. На этот раз ей не хватит смелости сказать им всю правду.
   - Барба ушла от  меня.  Маленьких  детей  в  доме  больше  не  было.  Она
вернулась к себе в деревню и вышла замуж...
   - Тем лучше, - сказал Флоримон. - Все равно она относилась бы к нам,  как
к детям, хотя мы давно уже выросли из пеленок. И потом, в  такой  экспедиции
как наша, не стоит отягощаться присутствием женщин.
   Зрачки его зеленых глаз расширились,  он  явно  отважился  задать  матери
самый главный вопрос:
   - Мама, - спросил он, - готовы ли вы всегда и во всем повиноваться нашему
отцу?
   Хотя вопрос был задан несколько жестким тоном, Анжелика не удивилась.
   - Конечно, - ответила она, - ваш отец - мой супруг,  и  я  буду  во  всем
подчиняться его воле.
   - Дело в том, что в сегодняшнем эпизоде вы не проявили особой покорности.
Наш отец -  человек  сильной  воли,  и  он  не  любит  мятежей.  Поэтому  мы
опасаемся, Флоримон и я, что все это кончится плохо и вы снова покинете нас.
   Услышав этот упрек, Анжелика чуть не залилась краской,  но  предпочла  не
оправдываться перед сыновьями, а объяснить им причины своего поступка.
   - Ваш отец вообразил себе, будто  я  вас  совсем  не  люблю,  никогда  не
любила. Разве я  могла  не  взорваться?  Вместо  того,  чтоб  успокоить  мое
материнское  сердце,  он  скрыл  от  меня,  что  вы  живы.  Признаться,   от
неожиданности я просто потеряла голову. Я рассердилась на него за то, что он
позволил мне страдать, когда довольно было  одного  слова,  чтобы  успокоить
меня. Но теперь вам нечего бояться. Мы  с  вашим  отцом  знаем:  есть  нечто
такое, что связывает нас навек и не может быть  нарушено  случайной  ссорой.
Отныне ничто не разлучит нас.
   - Значит, вы любите его?
   - Люблю ли я его! Дети, это единственный мужчина, который всегда был  мне
дорог, который пленил мое сердце. Долгие годы я считала, что  он  умер.  Мне
пришлось в одиночку бороться за свою и  вашу  жизнь.  Оплакивать  его  я  не
переставала никогда. Вы верите мне?
   Они кивнули с серьезным видом. Они ей прощали тем охотнее, что сами  были
причиной ее  утренней  вспышки.  Родители  не  всегда  ведут  себя  разумно.
Главное, чтобы они любили друг друга и были вместе.
   - Так значит, - настаивал Кантор, -  теперь  вы  нас  больше  никогда  не
покинете?
   Анжелика притворно рассердилась.
   - По-моему, милые дети, вы перепутали наши роли. Разве не вы сами бросили
меня и уехали без оглядки, не подумав о том, сколько слез  я  пролила  из-за
вас?
   Они взглянули на нее с невинным удивлением.
   - Да, сколько слез, - повторила Анжелика. Когда мне рассказали,  что  ты,
Кантор, утонул в Средиземном море вместе с людьми господина де Вивонна, горе
мое было безутешным.
   - И вы много плакали? - спросил он с восторгом.
   - Я тяжело заболела... Долгое время я всюду  искала  тебя,  мой  мальчик.
Часто мне слышались звуки твоей гитары...
   От скованности Кантора не осталось и следа, и он вдруг стал очень похожим
на того мальчишку, каким он был в особняке Ботрей.
   - Если бы я знал все это, - сказал он с сожалением, - я  бы  написал  вам
письмо и сообщил, что живу с отцом. Но мне это не пришло в голову. Хотя в то
время я и писать-то не умел...
   - Кантор, милый, все это в прошлом. Теперь мы снова  вместе.  Теперь  все
хорошо. Просто прекрасно.
   - А вы останетесь с нами и будете заботиться о нас? Вы больше  не  будете
заботиться о других, как раньше?
   - О чем ты?
   - Мы поспорили с этим мальчишкой... Не помнишь, как его зовут,  Флоримон?
Ах да, Мартиал Берн. Так вот, он уверял, что знает вас лучше, чем мы.  Будто
вы долго жили у них и были им матерью. Только это все не правда. Ведь он вам
чужой. Вы не имеете права любить его так же, как нас. Мы-то ваши сыновья.
   Их мстительный вид позабавил Анжелику.
   - Неужто мне суждено вечно жить среди ревнивых мужчин, которые ничего  не
могут мне простить? - сказала она, ущипнув Кантора за подбородок.  -  И  как
только я буду жить под таким присмотром? Меня это  несколько  беспокоит.  Но
что поделаешь, видно, придется смириться.
   Мальчики весело рассмеялись.
   Тайна любви уже начинала тревожить их юные души, и Анжелика  казалась  им
самой прекрасной из женщин, самой  чарующей  и  привлекательной.  Их  сердца
наполнялись гордостью и восторгом при мысли, что  эта  женщина  -  их  мать.
Только их...
   - Ты наша, - сказал Кантор, прижимая ее к себе.
   Она окинула их нежным взглядом и прошептала:
   - Да, я ваша, родные мои...
   - А как же я? - спросила Онорина, стоя перед ними и не сводя с них глаз.
   - Ты? Да я уже давно твоя. Ты меня обратила в рабство, плутовка.
   Это выражение так понравилось  Онорине,  что  она  принялась  хохотать  и
прыгать от радости. Ее непоседливость стала еще заметнее теперь,  когда  все
тревоги остались позади.
   Плюхнувшись животом на песок,  она  уткнулась  подбородком  в  ладошки  и
спросила:
   - А какой сюрприз будет завтра?
   - Завтра? Ты думаешь, теперь каждый день будут сюрпризы?  Теперь  у  тебя
есть отец, братья... Что тебе еще надо?
   - Не знаю...
   И сразу же предложила с таким  видом,  как  будто  ее  осенила  блестящая
мысль:
   - Может, немножко поиграем в войну?
   Это звучало так, как если бы она попросила кусок пирога. Они рассмеялись.
   - Какая смешная девчонка! - воскликнул Флоримон. - Я  рад,  что  она  мне
сестра.
   - Матушка, хотите,  я  спою?  -  предложил  Кантор.  Анжелика  любовалась
обращенными к ней лицами детей.
   Красивые и здоровые, они радовались жизни, которую она им дала. Сердце ее
затрепетало светлым благостным чувством.
   - Спой, сынок, - сказала она, - это самый  подходящий  момент.  По-моему,
сейчас можно только петь.

Глава 12

   Они отправились в дорогу в последнюю неделю октября. Кроме  слуг-индейцев
и  испанских  солдат  к  ним  присоединились  несколько  моряков  и   лесных
охотников. Следом ехали три повозки с  припасами,  инструментами,  мехами  и
оружием.
   Жоффрей де Пейрак и Никола Перро возглавили колонну, и  она  двинулась  с
места, покидая окрестности форта Голдсборо.  Они  сделали  привал  в  лагере
Шамплена, затем направились в сторону леса. За одну  ночь  наступила  осень.
Среди золотистых листьев выделялись ярко-красные кроны буков и кленов.
   На этом  пылающем  фоне,  будто  на  драгоценном  ковре,  разворачивалась
процессия  воинов  в  вороненых  доспехах,  индейцев  в  уборах  из  перьев,
вооруженных мушкетами бородачей на белых и гнедых лошадях.
   Веселый паж пощипывал струны гитары и распевал  песни  под  топот  копыт,
приглушенный зеленым мхом на тропе.
   Онорина ехала на лошади своего любимца Флоримона.
   Когда  был  перейден   первый   брод,   Анжелика   получила   приглашение
присоединиться к мужу, ехавшему во главе колонны.
   - Хочу, чтобы вы были рядом, - сказал он.
   Обрамленное  черным  капюшоном  лицо  Анжелики  с  зелеными   глазами   и
бледно-золотыми волосами,  залитыми  волшебным  светом,  проникавшим  сквозь
листву, было исполнено таинственной красоты. Она всегда  принадлежала  лесу.
Теперь он вновь овладевал ею.
   "Словно я вернулась в Ньельский лес... Только здесь все гораздо крупнее и
ярче", - подумала Анжелика.
   Он галопом поскакал к холму. Анжелика последовала за ним.
   - Отсюда, сверху, еще можно увидеть море. Дальше его не будет видно.
   По сравнению с бескрайней золотистой  гладью,  ограниченной  лишь  легкой
дымкой  тумана,  отмель  казалась  тонким  полумесяцем,  розовым   на   фоне
темно-синего моря.
   Чуть  дальше  виднелся  едва  различимый  среди  сплошной  листвы  лагерь
Шамплена, крохотная точка на фоне роскошной природы, затерянная между  двумя
огромными пустынями: морем и лесом.
   И все же там была жизнь, единственная связь с остальным миром.
   Несколько минут они  смотрели  в  ту  сторону,  потом  повернули  налево.
Деревья сомкнулись у них за спиной, море исчезло из вида. Теперь их  окружал
высокий частокол вековых деревьев. Здесь  преобладали  красные  и  оранжевые
оттенки, а также цвет старого золота. Среди ветвей  зеленовато-синим  пятном
сверкало озеро. У берега пил воду лось. Когда он закидывал голову назад, его
рога напоминали темные крылья.
   За хрупкими стволами берез, за рядами дубов обитало  множество  животных:
лоси, медведи, олени, волки, койоты и тысячи пушных зверюшек: бобры,  норки,
серебристые лисы, горностаи. На деревьях гнездились птицы.
   С легким сомнением Жоффрей де Пейрак снова взглянул на Анжелику.
   - Так вы совсем не боитесь? И не о чем не жалеете?
   - Я боюсь только одного: чем-нибудь вам не угодить. И жалею лишь  о  том,
что столько лет провела вдали от вас.
   Он протянул руку и властно и ласково коснулся ее затылка.
   - Мы постараемся быть счастливыми вдвойне. Быть может,  этот  девственный
край будет к  нам  не  так  жесток,  как  пресыщенный  старый  мир.  Природа
благосклонна к влюбленным. Уединение и  опасности  сближают  их,  а  людская
зависть старается разлучить. Мы будем продвигаться все дальше, нас поджидают
бесчисленные испытания, но мы всегда будем любить друг друга, не правда  ли?
Быть может, мы достигнем Новумбеги, великого города индейцев, с хрустальными
башнями, со стенами, покрытыми золотом и усеянными  драгоценными  камнями...
Да вот он перед нами. Вот оно, его чистое золото и  разноцветный  обманчивый
туман...
   Жить в этой стране - все равно что быть  в  центре  огромного  алмаза  со
сверкающими гранями. Вот мои владения, о моя королева, вот мои дворцы.
   Он привлек ее к себе и прижался щекой к ее лицу. Он целовал ее в  краешки
губ, нашептывая страстные слова:
   - Моя героиня, моя амазонка, воительница...  Сердце  мое...  Душа  моя...
Жена моя...
   В его устах это слово приобрело свой самый глубокий  смысл.  Он  произнес
его, как пылкий влюбленный юноша и  как  мужчина,  прошедший  с  ней  долгую
жизнь, полную любви и заботы. Он обрел  ту,  которая  была  ему  необходима,
чтобы жить, необходима так, как собственное сердце. Отныне она не  была  для
него посторонней, чужой, иногда даже враждебной женщиной:  она  была  в  его
сердце, любимая подруга, неразрывно связанная с его жизнью и помыслами.
   Он познал тайну любви. Они  застыли  в  седлах,  наслаждаясь  мгновениями
безоблачного счастья, выпавшими им на долю, на долю  скитальцев,  пилигримов
любви.
   Отвергнув сделки с совестью, не пожелав сравняться с  посредственностями,
они, подобно своим благородным  предкам,  не  устрашились  борьбы  и  войны,
разлуки с родиной, утраты богатства и  почестей,  и  вот  теперь  испили  из
жизненосной  чаши,  носящей  имя  Святого  Грааля,  бесценной   таинственной
реликвии, доступной лишь рыцарям без страха и упрека.
   - Ты для меня все, - произнес он.
   Его трепетный голос наполнил Анжелику блаженством. Отны