Это мог сделать как раз такой человек, из касты священников,
призванных служить Господу Богу, используя все свои знания, умение влиять
на людей, играть на их слабостях и страхах, чтобы любой ценой, не
останавливаясь ни перед чем, достичь святой цели - привести свою паству к
вечному спасению, сохранить римско-католическую апостольскую Церковь и, по
возможности, распространять по всему миру ее учение".
  А если он и есть их тайный враг?! И не стоит ли за его спиной фанатик
- отец д'Оржеваль?! Анжелика не могла забыть, что именно отец де Верной
пришел за ней на корабль Золотой Бороды. По чьему наущению? По чьему
приказу?
  Но тут перед ее мысленным взором предстал Джек Мэуин, жующий табак и
ловко управляющийся с парусом, и ее опасения стали рассеиваться.
  Мог ли быть ее врагом человек, который спас ее, когда она тонула,
вынес из воды на руках и приготовил горячий суп, чтобы поддержать ее силы?
  Даже если он получил на ее счет строгие указания, он был достаточно
независим - Анжелика это чувствовала - чтобы истолковать их по-своему.
Нужно набраться смелости, вызвать его на откровенность и постараться
узнать его намерения.
  Анжелика с вызовом посмотрела на иезуита:
  - Так каковы ваши предчувствия? Может ли Дьяволица появиться в
Голдсборо?
  - Да! Я думаю, да, - ответил он, глядя Анжелике прямо в глаза.
  Она почувствовала, что бледнеет.
  - Так, выходят, вы тоже наш враг?
  - Кто вам это сказал?
  - Вы выполняете приказы отца д'Оржеваля, не так ли? Он поклялся
погубить нас. Он послал вас шпионить за нами, препятствовать нашим
начинаниям, расстраивать наши планы, и вероятно, если представится
возможность, помочь нашей гибели... Я помню...
  Анжелика отпрянула и в отчаянии закричала:
  - Вы тогда смотрели, как я умираю! Да! Когда я тонула у мыса Монеган,
вы смотрели, как я умираю... Я знала! Я прочла это в ваших глазах, когда
вы отказались протянуть мне руку, чтобы помочь... Скрестив руки, вы ждали,
чтобы море довершило свое злодеяние. Но одно дело решить по чьему-то
приказу: "Этот человек должен умереть..." и совсем другое, видеть, как он
бьется в агонии. Вы не выдержали.
  Отец де Верной невозмутимо слушал, пристально глядя на Анжелику.
Когда она замолчала, едва переводя дыхание, он спокойно произнес:
  - Могу ли я узнать, сударыня, о цели вашего сегодняшнего визита?
  - Я боюсь, - с этими словами Анжелика порывисто протянула к иезуиту
руки. Неожиданно для нее он властно взял ее руки в свои:
  - Это хорошо! Я счастлив, что вы пришли ко мне, невзирая на черные
замыслы, которые вы мне приписываете. Я весь в вашем распоряжении и
постараюсь вас успокоить. Так что же происходит?
  Анжелика не знала, что ответить. Жест Мэуина был столь неожиданным..,
и доверительным.
  Она с тревогой взглянула на него, пытаясь понять, что движет этим
непостижимым человеком, каковы его тайные цели?
  Огромная волна разбилась о подножье скалы, и целый сноп пенных брызг
взлетел на невиданную высоту и окутал их соленым, сверкающим облаком
дождинок.
  Они сделали несколько шагов назад. Теперь Анжелика сомневалась, стоит
ли все рассказывать.
  Если она поделится своими подозрениями, что в Голдсборо готовится
какой-то опасный заговор, то тем самым она лишь упрочит дурную репутацию
поселения, которое и без того считается еретическим, дьявольским и
повинным во всех грехах.
  Анжелика покачала головой.
  - Я не знаю, что здесь происходит, но чувствую, что кто-то настойчиво
и решительно добивается нашей гибели. У меня опускаются руки. Кому нужна
наша смерть? Если бы я знала, я могла бы защититься. Быть может, отцу
д'Оржевалю? Если вы знаете, прошу вас, Мэуин, скажите мне! Кто вас
предупредил, что я нахожусь на корабле Золотой Бороды, по чьему приказу вы
пришли туда за мной? Ведь между моим пленением и вашими действиями во
Французском заливе существовала какая-то связь.
  Отец де Верной ничего не отрицал, но и не выражал согласия. Анжелика
чувствовала, что он тоже мысленно сопоставляет какие-то известные ему
факты и что он лучше осведомлен о тайнах, которые ее окружают, но пока не
решается рассказать ей о результатах своих раздумий. Может быть, он ее
опасается? Или делает то, что хотят их враги? Или он сам - один из этих
врагов?
  - Английские пуритане, французские еретики, пираты без чести и
совести, искатели приключений, готовые на все, - вот оно, население
Голдсборо, - неожиданно заговорил священник. - И как, по-вашему, такое
гнездо разврата может процветать и не вызывать недоверия Канады, которая
соседствует с ним через Акадию?
  - Так кажется лишь на первый взгляд, - возразила Анжелика. - Вы сами
могли убедиться, что у нас живут в основном трудолюбивые, патриархальные
семьи, и, несмотря на недавнее появление здесь пиратов, которые, впрочем,
решали исправиться, в Голдсборо царит вполне благопристойная атмосфера.
Конечно, люди иногда устраивают себе праздники, да вы и сами не
погнушались и развлекли нас недавно. Что до английских пуритан, то вам
прекрасно известно, что это беженцы из Новой Англии, которые спасаются от
резни и ждут, когда все успокоится, чтобы снова вернуться домой. Так
почему вы отказываете этим женщинам и детям в праве на жизнь? Дайте им
спокойно жить, святые отцы! Разве не довольно тех, кто погиб по ту сторону
Французского залива? О! Мэуин, - с болью продолжала Анжелика, - вспомните
маленьких английских ребятишек с острова Лонг, которые пришли спеть нам
песню о раковинах! Теперь они погибли... Говорят, что острова залива Каско
попали в руки абенаков...
  - Ну нет! Тут вы как раз ошибаетесь, - прервал ее отец де Верной. -
Они не погибли. Индейцы все еще не напали на острова, и английские
ребятишки, которых вы тут оплакиваете, наверняка ищут свои раковины и поют
песни. Скоро они вернутся на свои фермы в Новую Англию. И все это
благодаря вам или из-за вас - все зависит от того, с какой стороны
посмотреть.
  - Что вы хотите этим сказать?! - вскричала Анжелика, ошеломленно
глядя на иезуита.
  - Что исчезновение, а точнее, бегство Пиксарета спутало все планы,
подорвало дух отрядов, осаждавших поселения Новой Англии. Индейская война
угасла, как головешка в воде. Уже после его исчезновения на Андроскоггине,
племена, которые он вел с севера, рассеялись и стали подниматься вверх по
Кеннебеку, увозя с собой заложников.
  Перед племенами, которые ждали его на юге, он появился лишь
ненадолго, предпочитая следовать за вами в ваших странствиях, нежели вести
в бой свои отряды. Потом он стал ждать "Белую птицу". Увидев, что вы
находитесь на этом корабле, он добрался до Пентагуета и стал нас
дожидаться. Без этого великого воина Акадии в наших краях не могут идти
никакие индейские войны. После нескольких стычек с противником индейцы,
сторонники французов, отказались от преследования. Итак, вы удовлетворены
делом рук своих? Мне кажется, да.
  Отец де Верной заметил, как просветлело лицо Анжелики. Известие о
том, что дети с острова Лонг спаслись, и в самом деле принесло ей такую
радость и облегчение, что внезапный румянец заиграл на ее лице.
  - Какое счастье! - глаза Анжелики сияли. - Так они живы! Слава Богу!
  Поглаживая подбородок, иезуит наблюдал за Анжеликой, и в его глазах
заплясали веселые искорки.
  - Признайтесь, сударыня, что отец д'Оржеваль вправе сердиться на вас
за вашу необъяснимую власть над людьми: выходит, что успех военной
кампании зависит целиком от вашей воли; Крещеный Великан, его любимый сын,
бессовестно пренебрегает своим долгом вождя в священной войне только
потому, что встречает Даму Серебряного озера. Так вас зовут в Квебеке. В
этом городе о вас ходят разные слухи. Тем, кто вас не знает, ваше влияние
на такого несговорчивого индейца, как Пиксарет, действительно может
показаться сверхъестественным, тем более, что всем известно, как трудно
иметь дело с капризными, непредсказуемыми краснокожими.
  Отцу д'Оржевалю, правда, пришлось столкнуться с весьма неприятными
переменами взглядов некоторых из его сторонников. Особенно тяжело он
переживал измену своего лучшего друга - вы его знаете - господина де
Ломени-Шамбора, который с некоторых пор стал вашим страстным поклонником.
И после этого вы хотите, чтобы отец д'Оржеваль не видел в вас опасного
врага? Прибытие господина де Пейрака на побережье подрывает основы всех
наших начинаний в Акадии, а ваше присутствие рядом с ним как по волшебству
лишает отца д'Оржеваля самых верных его помощников.
  - Но почему он убежден, что мы приносим ему вред? Мы лишь хотим найти
уголок, где можно спокойно жить.
  Мир велик, Америка необъятна, в ней много пустующих земель. Мы никому
не желаем зла. Чем же мы ему мешаем?
  - Вы подаете пример, который не вяжется с правилами, кои он хочет
здесь распространить. Канадцы богобоязненны, в этом вы правы. Они со всем
усердием осваивают этот божественный край, но при этом с большим рвением
охотятся и обменивают меха, нежели обрабатывают поля под сенью церквей.
Они не противятся влиянию нечестивцев, которые живут многие месяцы без
исповеди и причастия.
  Вы же искушаете их. Они тянутся к вам, находя у вас лучший скобяной
товар и возможность выгодно торговать с врагом, не пачкая при этом руки.
Вы думаете, я слеп и не вижу в окрестных вигвамах множество французов, по
которым плачет виселица? Люди по природе своей грешники. Они прежде всего
ценят удовольствия. Англичане хотят молиться на свой еретический манер и
сделают все, чтобы завоевать это право. Французы хотят бегать по лесам и
обогащаться, торгуя мехами...
  - А в чем находят удовольствие святые отцы? Прерванный на полуслове,
иезуит немного помолчал, затем решился ответить:
  - Обращать к Церкви заблудшие души и сохранять для нее те, которыми
она уже владеет. И делать это любой ценой.
  От одной из волн, разбившихся о скалу, отделилось целое облако пены.
Словно в неистовом гневе оно взлетело ввысь, рассыпалось на тысячи брызг
на фоне лазоревого неба и опало поодаль. Но следующая волна перехлестнула
через край утеса, в мгновение ока оказалась возле Анжелики и священника и
окутала их ноги до самых лодыжек.
  - Уйдем отсюда, - сказал отец де Верной. - Начался прилив. Мы-то с
вами знаем, как коварно море у берегов Америки.
  Он взял Анжелику под руку и увлек за собой.
  Минуту они шли рядом, не произнося ни слова, по еле заметной
тропинке, которая вилась в густой траве. Сиренево-красный ломкий иван-чай
ласково касался их ног.
  Отец де Верной заботливо поддерживал Анжелику под локоть, она ощущала
тепло его руки. Решительно, он вел себя не как обыкновенный иезуит.
  Он словно отпускал ей грехи, повинуясь гуманной и чувствительной
стороне своей натуры. Так было у Монегана, когда она внезапно поняла, что
отец де Вернон видит в ней человека, который нуждается в спасении, защите,
пусть даже Ценой его собственной жизни. Таковы эти люди, непреклонные
Духом. Любовь к человеку рождается в их сердцах из любви к сыну божьему.
Но как трудно непосвященным понять всю глубину их тайных чувств!
  Думая так, Анжелика совсем не ожидала коварного удара, который
внезапно нанес ей иезуит своими словами:
  - Вам не удастся уцелеть! Ваши начинания обречены на провал. В какую
бы глушь вы ни прятались, преступная жизнь сама несет в себе наказание.
  - О ком вы говорите?
  - О вас, сударыня, о ваших прошлых преступлениях.
  - О моих прошлых преступлениях? - повторила Анжелика.
  Кровь застучала в ее висках.
  - Вы преступаете границы, Мэуин! - вскричала она, выдергивая руку,
которую иезуит все еще не выпускал. Глаза Анжелики зажглись гневом. - Что
вы знаете о моем прошлом, чтобы осмеливаться называть меня преступницей?!
Я не преступница.
  - В самом деле? - с иронией переспросил он. - Вы мне еще не то
скажете! Может быть, в нашем королевстве женщин клеймят цветком лилии в
знак их особой добродетели? При всем несовершенстве нашего правосудия, я
не верю в то, что оно до такой степени непоследовательно...
  Анжелика почувствовала, как краска отхлынула от ее лица.
  С какой покорностью и наивностью она устремилась в расставленную
ловушку! Как она могла подумать, что он забыл об этом?! Кроме графа де
Пейрака, на свете были два человека, знавших о том, что она отмечена
клеймом лилии:
  Берн, который присутствовал при наказании в судебной камере в
Маренне, и этот иезуит, который спас ее у Монегана. Она помнит его руки на
своем теле: он растирал ее, чтобы привести в чувство. Именно тогда он мог
увидеть на ее обнаженной спине позорное клеймо. Анжелика поняла, что ей
необходимо объясниться. Она не видела иного выхода: либо все ему
рассказать, либо оставить все, как есть, и тогда отец де Верной будет
исходить из ложных домыслов, которые приведут к недоразумениям и опасному
разладу их с Новой Францией.
  Да! Он был таким же иезуитом, как и все! Безжалостным противником! С
"ними" нельзя переоценивать собственные силы.
  Анжелика подумала, что у нее, наверное, сейчас такой же растерянный
вид, как у мистера Уилаби, когда тот получил предательский удар от отца де
Вернона. При этой мысли она не смогла удержаться от улыбки.
  - Отец мой, - сказала она, прямо глядя ему в глаза, - несмотря на
столь малое уважение, которое вы ко мне питаете, - и я признаю, что тайна,
обладателем которой вы стали, дает вам такое право, - неужели вы считаете
меня способной на святотатство? Я хотела сказать, могу ли я, по-вашему,
лгать на исповеди, преследуя какие-либо гнусные цели?
  - Нет, - горячо ответил священник, - я не верю, что вы на это
способны!
  - В таком случае... Не хотите ли вы, святой отец... Не хотите ли
выслушать мою исповедь?


                                  Глава 7


  Маленького шведа у порога не оказалось: он отправился в подлесок на
поиски орехов.
  Возле дома было безветренно.
  Скромная исповедальня была разделена на две части перегородкой со
множеством просветов: по одну сторону стояла скамья для исповедника, по
другую - лишь голая земля, - здесь преклоняли колени кающиеся грешники.
Закругленная крыша и стены были сделаны из коры вяза и крепились на
каркасе из переплетенных между собой гибких жердей. Дверей и занавесок не
было. Исповедник и кающийся почти не видели друг друга сквозь просветы в
камышовой перегородке, но оба, если бы захотели, могли любоваться морем.
  Анжелика преклонила колени.
  Отец де Верной взял со скамьи белый стихарь, надел его поверх сутаны,
накинул вышитую епитрахиль.
  Он сел на скамью и склонил голову.
  - Как давно вы не были на исповеди?
  Вопрос застал Анжелику врасплох. Как давно? Воспоминания о последней
исповеди терялись во мраке прошлого, в хаосе мучительных испытаний. Вдруг
она словно наяву увидела Ньельское аббатство, высокую кафедру, где
восседал настоятель, его бледное лицо в обрамлении белого капюшона,
бесконечную доброту его темных глаз.
  - Я думаю.., четыре или пять лет. Иезуит вздрогнул.
  - И вы спокойно в этом признаетесь?.. Дочь моя, значит вы потеряли
всякое представление о своем долге перед Господом Богом, перед Церковью и
перед самой собой! Четыре или пять лет, а может быть, и более, вы не
приносили покаяния и, Разумеется, не причащались. Значит, вы живете в
смертном грехе и это вас нисколько не беспокоит. Но если вы вдруг Умрете,
надеюсь, вы понимаете, что навечно попадете в ад, в объятия Сатаны!
  Анжелика слушала молча.
  - Покайтесь в ваших грехах, быть может, тогда вы получите прощение за
это чудовищное небрежение.
  - Я хочу принести полное покаяние, - промолвила Анжелика.
  - Хорошо, я вас слушаю.
  Она могла бы покаяться лишь в тех грехах, которые совершила после
последней исповеди.
  Полное покаяние - это рассказ о всей жизни. Он будет знать о ней все.
Она решилась наудачу поведать о себе все, возможно, одному из самых
страшных своих врагов. Но в то же время, преклоняя перед отцом де Верноном
колени, Анжелика ставила его в трудное положение.
  Он не сможет нарушить тайну исповеди.
  Если бы она просто раскрыла ему некоторые тайны своей жизни, он был
бы волен рассказать о них священникам, епископу и даже всему Квебеку.
  Но то, в чем она признается на исповеди, которая с самого зарождения
христианства считается Божиим судом, не должно слететь с уст исповедника,
который не может позволить себе даже намека на тайны грешника.
  В этом закон был непреклонен. Не было ни одного примера, чтобы
священник осмелился его нарушить. В десятом веке Святой Иоанн, названный
позже Иоанном Златоустом, умер под пытками, но не открыл императору тайну
исповеди императрицы.
  Прочтя "confiteor" "Confiteor (лат.) - исповедуюсь. Начало
католической покаянной молитвы." и произнеся традиционное обещание впредь
не грешить, Анжелика задумалась, с чего начать.
  Ее жизнь была нелегкой. И как убедить отца де Вернона, что безбожия в
ней не было даже малой толики. Обстоятельства сделали из нее мятежницу, но
не преступницу. Анжелика объяснила, что ее клеймили, приняв за гугенотку.
  - Но почему вы не оправдались, когда вас назвали еретичкой? Это
спасло бы вас от унизительного наказания!
  Пришлось поведать о том, что она скрывалась и не могла назвать свое
имя, что королевская полиция назначила награду за ее голову... Нужно было
подумать о ребенке, который остался один в лесу, привязанный к дереву...
Все было непросто. Она была предводительницей народного войска: Бунтарка
из Пуату - так ее звали.
  Иезуит слушал, сохраняя внешнюю невозмутимость, и, что удивительно,
равнодушно встретил признание Анжелики в том, что она дважды собственной
рукой совершила убийство: зарезала Монтадура и Великого Керза, который
угрожал жизни ее ребенка... Отец де Верной сделал небрежный жест рукой. Но
затем заговорил о нравственности, обвинив Анжелику в похоти, супружеской
неверности, - ведь она много раз изменяла своему мужу...
  - Но я думала, что его нет в живых, святой отец!
  - А как же добродетель? Мне кажется, вы пренебрегаете ею, дочь моя!
  Анжелике хотелось пожать плечами и сказать ему:
  "Теперь это не имеет значения".
  Анжелика задумалась... Как все было давно! Другая жизнь, другой мир!
  Воспоминания о тех временах не вызывали в ней ничего, кроме ужаса и
бессилия. И, словно в противоположность этим чувствам, она испытала
неизъяснимое облегчение при мысли о том, что теперь она свободна, любима и
надежно защищена на земле Америки.
  Она больше не должна в одиночку сопротивляться веками сложившимся
рабским устоям: рядом с нею был человек, который ее любил. Он увез ее
подальше от людской жестокости, окружил крепостными стенами, которые будет
нелегко сокрушить всем силам Нового Света. Через несколько дней он
возвратится...
  - Ах, поймите, Мэуин, наконец мы можем жить счастливо, чувствовать
себя свободными в наших убеждениях и пристрастиях... Умоляю вас... Дайте
нам спокойно жить! Дайте нам спокойно жить!
  - Дочь моя, не забывайте, что вы здесь для того, чтобы каяться в
своих грехах, а не искать себе оправданий.., и союзников.
  Исповедь завершалась, и отец де Верной снова обратился к Анжелике:
  - Всю свою жизнь вы по легкомыслию или слабодушию пренебрегали
учением Церкви, которая предписывает нам быть добродетельными и
высоконравственными. Однако я отпускаю вам ваши грехи, ибо Иисус Христос
был снисходителен к неверной жене, он был снисходителен к грешнице,
которая помазала ему ноги мирром.
  Призываю вас припадать порой, подобно Марии Магдалине, к подножию
креста и молиться об отпущении грехов человеческих. И возвысив свою душу,
прошу вас произнести слова покаяния.
  Он помог Анжелике проговорить слова, которые она почти забыла, и,
отпустив грехи, благословил.
  Выйдя из исповедальни, священник снял епитрахиль, но оставил стихарь.
  Видя Мэуина стоящим босыми ногами в низкой траве, - Анжелика
вспомнила, как он занимался обыденными делами простых смертных: варил суп,
резал хлеб, стирал себе рубаху, снаряжал лодку, жевал табак...
  При всей обширной учености и высокой культуре иезуита его мозолистые
руки и босые ноги делали его близким и понятным людям. Своим поединком с
медведем он завоевал расположение жителей Гол