не в Квебеке, - сказала Дельфина, подойдя
к Анжелике. - В Квебеке я  хорошо  себя  чувствовала  и  готовилась  стать
счастливой матерью. Может быть, ее взгляд убил его во  мне,  но  я  думаю,
что, скорее всего, это усталость и страдания этого ужасного путешествия.
     Задыхаясь, она рассказала, как это случилось.
     - Это произошло на проклятом  корабле  из-за  ужасной  бури,  которая
обрушилась на нас в  заливе  Сен-Лоран.  Нас  кидало  от  одного  борта  к
другому, мы падали и ударялись о  снасти.  Немного  спустя  после  бури  я
почувствовала, что внутри у меня  что-то  разрывается,  я  почти  потеряла
сознание, и чуть позже он уже был в крови на грубой палубе. О, мой  бедный
малыш!
     Она отчаянно зарыдала и стала раскачиваться взад-вперед.
     - Он уже был такой хорошенький, такой нежный, такой чудесный. Матросы
хотели выбросить его в море на съедение бакланам. Я вырвала его  у  них  и
сколь долго могла, прижимала его к сердцу. В конце концов  капитан  понял,
какого рода страдания я испытываю, и  принес  мне  маленький  сундучок  из
дерева, который он запечатал свинцом. Я сама положила  его  на  мостик.  Я
сама хотела опустить его в море. Но стоило мне выйти на воздух,  как  меня
поразил адский шум. Море было черным от морских львов, которые  по  ошибке
попали в пролив и кричали, как тысяча приговоренных грешников.  Я  стояла,
парализованная зрелищем и шумом, а капитан взял ящичек и кинул его прямо в
воду. К счастью, он сразу поплыл от этих животных, черных и блестящих.
     Этот капитан оказался славным человеком, - признала она.
     Она молчала, по щекам текли слезы.
     - При следующем переходе, уже в заливе, индианки выходили меня. Но  я
больше никого не видела. Я мечтала только об одном: быть рядом с  вами.  Я
повторяла:  Голдсборо!  Голдсборо!  Капитан  поручил  бретонскому   рыбаку
позаботиться обо мне,  и  я  высадилась  на  берег,  и  там  люди  взялись
проводить меня к вам.
     Она  замолчала,  потеряв  силы.  Анжелика  была   очень   расстроена.
Действительно, женская судьба достойна большой  жалости.  Она  только  что
готова была обвинить Дельфину в слабости, а теперь  она  спрашивала  себя,
как разум этой  женщины  смог  выдержать  столько  испытаний.  Ее  рассказ
доказывал, что она сохранила  ясность  мышления.  Сообщение  о  тюленях  в
проливе, которых видел Адемар, был точен.  И  при  их  виде  молодая  мать
испытала еще большие страдания от того, что рассталась с  маленьким  телом
своего ребенка. Дельфина не сошла с ума. Напротив, она с открытым забралом
встретила все, что выпало на ее долю.
     - Бедный малыш, - пробормотала  Дельфина  с  горечью.  -  Бедный  мой
дорогой крошка. Он оказался среди первых жертв возвращения Дьяволицы,  это
ее первое преступление. Будут еще и другие!


     - "Будут и другие, - предупредила Дельфина де  Розуа.  -  И  берегите
себя, мадам, потому что из-за ненависти к вам она вернулась в Канаду".
     Иногда она подбегала к окну, чтобы посмотреть  в  направлении  порта,
словно ожидала увидеть, как она внезапно появится оттуда.
     - Отдохните, Дельфина! Она не окажется здесь так быстро. Все-таки она
не настолько сильна, чтобы перелететь по воздуху из Квебека в Голдсборо.
     Она обняла ее за худые дрожащие плечи.
     - Вам надо отдохнуть, моя бедная Дельфина. Я буду за вами  ухаживать.
Здесь вы можете спать спокойно, что вам не удавалось так долго. Я еще  раз
повторяю вам. Здесь вы в безопасности.
     - А если она разозлится, не обнаружив вас в Квебеке  и  отправится  в
Голдсборо?
     - Она прибудет не завтра.
     - Напротив, она может приехать завтра, - расплакалась  Дельфина,  как
ребенок.
     - Нет! Подумайте. Вы внезапно покинули Квебек  в  момент,  когда  она
прибыла. Если она приехала в качестве супруги  нового  губернатора,  надо,
чтобы она принимала участие в торжествах, ей нужно  устроиться...  И  если
предположить, что она вас  действительно  узнала,  она  не  так-то  быстро
нападет на ваш след.
     - Напротив, она это может.
     - Да нет же!
     - Она может послать ищеек.
     - А я  говорю  вам,  что  при  таком  положении  вещей  нам  выпадают
несколько дней, и мы сможем приготовиться к бою. Надо поговорить обо  всем
этом с господином Патюрелем. Здесь мы среди друзей, мы защищены.
     Она по-дружески сжимала в объятиях измученную подругу,  укачивая  ее,
стараясь ее приободрить. И это  мешало  ей  продумывать  действия  на  шаг
вперед, и она боялась, что если начнет размышлять, то ее охватит паника.
     - Успокойтесь, - повторяла она в сотый раз, исчерпав все аргументы:
     - Друг мой, что бы ни случилось,  вспомните,  что  спасение  и  покой
даются в этом  мире  тем,  кто  борется  за  победу  Добра...  что  бы  ни
случилось. Даже  если  она  возникнет  перед  вами,  сопровождаемая  всеми
демонами земли и  ада,  вспомните  и  никогда  не  забывайте:  Бог  всегда
сильнее.



                                    29

     Вечером Анжелика устроила Дельфину у тети Анны, которая часто снимала
комнату в ее жилище. Ей не удалось поговорить с  Коленом  Патюрелем,  хотя
она имела такое намерение, потому что он был  в  отъезде.  Ей  нужно  было
также заняться детьми, которых она забрала у Бернов.  Она  в  двух  словах
описала Абигаэль неожиданный  приезд  Дельфины  де  Розуа,  но  ничего  не
сказала о том, что слышала от нее. Она хотела удостовериться,  по  меньшей
мере, перед Абигаэль и до прихода более  реальных  событий,  что  сходство
было случайным, что Дельфина перепутала.
     Она почти в это верила, проснувшись на следующее утро, начиная  новый
день, за который ей нужно  было  многое  успеть.  Надо  было  подумать  об
отъезде в Вапассу и заняться сбором вещей в дорогу.
     Но с берега доносился шум, извещающий о прибытии кораблей, и  она  не
смогла противостоять желанию подойти к  порту  и  взглянуть  на  маленькие
группы людей, страшась различить среди них силуэт  одной  женщины.  И  она
рассуждала: "Если предположить, что это она, то мне теперь нечего бояться.
Она была побеждена. Я готова ко встрече с ней".
     Но когда ей пришли доложить, что ее спрашивают две  незнакомые  дамы,
она вдруг поверила, что она видела, действительно видела, как блестит  над
водой красное, голубое и желтое, - цвета, предпочитаемые герцогиней.
     "Ну вот", - сказала она себе, остановившись, чтобы восстановить силы.
Она зажмурила,  затем  открыла  глаза.  Никаких  вычурных  одежд,  никаких
кричащих цветов не было  на  двух  путешественницах,  которые  только  что
прибыли и которых сопровождали слуги,  согласно  правил.  И  Ля  Полак,  с
трудом поднимающаяся по каменистому берегу Голдсборо, браня своего  лакея,
хоть и являлась неожиданной гостьей,  но  вовсе  не  было  нежеланной.  Ее
силуэт ни малейшим образом не мог  быть  перепутан  с  очертаниями  фигуры
угрожающего эльфа, очень красивого и опасного - дамы де Модрибур,  сегодня
ставшей мадам де Горреста.
     Ля Полак бушевала: из-за своего веса она увязала в мокром песке почти
по щиколотку.
     - Помоги мне, - сказала она, протягивая остолбеневшей  Анжелике  свою
пухлую руку. - Ну что! Что! Что! Это я! А что ты думала? Что я была  не  в
состоянии, как все остальные, подняться на  борт  корабля,  чтобы  нанести
тебе визит в твоем Голдсборо, у черта на рогах?
     Брызги намочили нечто пышное, похожее на строение из кружев,  которое
красовалось на ее голове; время от времени она его поправляла,  когда  оно
неуклюже разваливалось.
     - Это "фонтанж",  -  объяснила  она.  -  Кажется,  любовница  короля,
которую зовут, как и тебя, Анжелика, только так и выряжается. И твоя мадам
де Горреста ввела это в моду в Квебеке.
     - "МА", Мадам де Горреста, - перебила Анжелика, - что означает?
     - Жюльенн мне сообщила, - вмешалась Жанина Гонфарель, подмигнув,  как
заговорщица. - Я знаю все. Но - тихо! Нужно поговорить спокойно, и у  меня
куча новостей. Что необходимо срочно, так это тарелка  супа  со  шпиком  в
сопровождении бокала красного вина, ибо я не в силах стоять  на  ногах  от
слабости.
     Анжелика заметила Жюльенн; это была вторая путешественница. Еще  одна
Дочь Короля, которая потерпела у этих берегов кораблекрушение на "Ликорне"
и которая снова вернулась сюда при тревожных обстоятельствах.  Ее  супруг,
Аристид, раскаявшийся пират, был  недалеко,  он  поднимался  по  тропинке,
ведущей от пристани, и нес багаж этих дам.  Несмотря  на  кружевное  жабо,
костюм прекрасно сшитый и с роговыми пуговицами, что  свидетельствовало  о
непринужденности и благополучии, он боялся появляться в Голдсборо, где уже
был однажды, в далекие времена, скованный цепями заключенного.
     - Если бы не Жюльенн, вы меня бы здесь не увидели,  мадам,  -  сказал
он, заметив Анжелику. - Но она захотела уехать из Квебека,  словно  дьявол
гнался за ней по пятам.
     Он добавил, понизив голос:
     - Кажется, благодетельница, дама дьявола, жива!
     После того, как Жанина Гонфарель бросила: "твоя мадам  де  Горреста",
Анжелика была не в силах говорить, придти в себя, и встретить гостей,  как
того требовала ситуация, словами радости и удивления. Ледяной  ком  был  у
нее внутри. В действительности она понимала, что до настоящего момента она
не  до  конца  верила  Дельфине  дю  Розуа,  теперь  нужно  было  уступить
очевидности: Амбруазина, Дьяволица, вернулась!..


     В молчании она провела гостей, которые, не осознав  ее  молчаливости,
удовольствовались  ее  машинальной  улыбкой  и  болтали,  возбужденные   и
успокоенные тем, что, наконец, добрались до цели своего путешествия.
     Она привела их в "Гостиницу при форте", затем - в комнату, смежную  с
большим залом, где  они  могли  бы  побеседовать  так,  что  их  никто  не
подслушал бы, и не стали бы объектом любопытства публики.
     Словно привлеченная и ведомая интуицией, Дельфина дю Розуа находилась
там и бросилась на шею Жюльенн.
     - Так значит, и ты ее узнала! - вскричала она, забыв в своем волнении
о дистанции, которую всегда соблюдала в общении с  бедной  Жюльенн,  когда
они обе принадлежали к контингенту Дочерей Короля,  привезенных  в  Канаду
благодетельницей, госпожой де Модрибур.
     Радость Жюльенн при виде Дельфины была неожиданной,  ибо  они  всегда
держались на расстоянии друг от друга.
     - Дельфина, милая моя, я находила вас иногда вздорной и чопорной,  но
мы вместе потерпели кораблекрушение, разве не правда? Вместе мы  перенесли
смерть и страсть по приказу этой дьяволицы, вместе прожили годы в  Квебеке
в мире и благе, и я счастлива видеть, что вы убежали от нее.
     Вот и до этого дошла очередь.
     - Итак, это правда? И вы, Жюльенн, узнали ее? - спросила Анжелика.
     - Узнала? Да-да. Это она. Никакого сомнения.  И  особенно  глаза.  Ее
лицо немного изменилось из-за ран, которые ей нанесли. Я видела ее  совсем
близко. Она стала менее красивой. Но это она. Я видела шрамы.
     По  крайней  мере,  Жюльенн  еще  никогда  не   обманывалась   насчет
благодетельницы, что стоило ей, в ее время, презрения ее соратниц.
     - Какой удар! Я уже позабыла ее, эту негодяйку! Она была мертвой, она
оставалась мертвой! И с появлением этой мадам де Горреста  я  считала  все
происшедшее  слухами.  У  меня  не  было  времени   прибыть   в   порт   и
приветствовать нового губернатора и его жену. У меня  серьезная  работа  в
отеле Дье  с  огромным  количеством  больных  и  раненых,  которых  к  нам
привозят, индейцев и французов. И затем на  другой  день  к  нам  привезли
Генриетту.
     - Какую Генриетту?
     - Генриетту Губэ, девушку из окружения мадам де Бомон. Они обе только
что вернулись из  Франции,  с  весенними  кораблями.  Она  рассказывала  о
Париже. Я видела Генриетту. Она была невестой  интенданта  дома  мадам  де
Бомон. Она была счастлива. И вот ее привозят к нам  умирающей.  Несчастный
случай! - вот что говорили... Падение!  Я  побежала,  потому  что  мы  все
составляем часть одного братства, не так ли? Я тут же увидела, что  с  ней
все кончено,  и  когда  я  наклонилась  к  ней  со  словами:  "Моя  бедная
Генриетта,  скажи  мне,  что  с  тобой  происходит?  Что  произошло?",   а
священник, вызванный матушкой Жанро, обращался  с  последними  словами,  я
подняла глаза и увидела взгляд, который притягивал меня,  и  в  нескольких
шагах я увидела ее. Она стояла с другой  стороны  кровати,  я  ее  узнала,
потому что она улыбалась мне. Она не была мертва,  и  она  вернулась.  Мне
показалось, что я брежу: дьявол! И в следующую секунду я все поняла. Боже!
Какая ошибка! Мадам де Бомон говорила мне, что мадам де  Горреста,  будучи
их соседкой, взяла на себя любезность спасти Генриетту, когда та  упала  с
крыши, куда поднялась, чтобы проверить, укреплена ли пожарная лестница,  и
затем она велела ее подобрать и положить в ее карету,  чтобы  доставить  в
Отель Дье, и вызвала священника... Кто знает, может, она  заметила  ее  из
окна и узнала? Кто знает, не прикончил ли ее кто-нибудь в карете?..  Никто
не узнает... во всяком случае, если я не умерла тут же на месте, то только
потому, что я человек, твердый по натуре, и еще у меня было  предчувствие,
что ля Роншон приезжал и задавал  мне  вопросы  о  "Линкорне",  и  что  во
Франции интересовались нашими  именами  и  нашим  состоянием.  И  потом  я
слишком много повидала,  чтобы  не  придумать  способа  себя  защитить.  Я
воспользовалась обрядом соборования, чтобы навострить лыжи и удрать  через
заднюю дверь Отель Дье. Сначала я разыскивала Дельфину, но  не  обнаружила
ее дома. "Нет времени", - сказала я себе.  Я  начала  с  того,  что  стала
разыскивать д'Аристид, которая была в лесу со своим аппаратом.
     - Эта герцогиня никогда не опомнится, - прогремела д'Аристид.  -  Мне
пришлось оставить в стороне план изготовления огненной воды,  которой  нет
даже у господина губернатора де Фронтенака, как моя Жюльенн - тут как  тут
и тащит меня даже не знаю - куда!
     - Я тебя, наверное, дважды от смерти спасла, - сказала Жюльенн. -  Ты
отравилась бы насмерть своей микстурой.
     Анжелика слушала их оживленные голоса, не решаясь понять окончательно
- не были ли они жертвами коллективного безумия.
     Были экстраординарные исключительные явления, которые потрясали  умы:
горящие лодки, бури, тюлени в проливе...
     - Во всяком случае, Генриетта-то мертва, и если бы мы не сбежали,  то
вскорости настал бы наш черед.
     Ля Поллак начала вполголоса рассказывать с таинственным видом:
     - Я тоже ее видела, эту "губернаторшу", и мне она  не  понравилась  -
слишком приторна. Но старую  мартышку  не  учат  гримасничать.  Сначала  я
решила, что она явилась ко мне, улыбаясь, потому, что у меня лучшая  кухня
в городе, но потом мало-помалу она принялась говорить о себе:
     "Мадам де Пейрак! Вы знаете мадам де Пейрак?", и  стоило  мне  только
заикнуться о тебе, как она стала облизывать губы, то и дело проводя по ним
языком.
     - Опиши ее.
     - Не могу. Только глаза. Иногда они, как золото, иногда, как ночь. Но
это не заставило бы меня затеять путешествие. Есть еще кое-что.
     Однажды утром я получила записку из монастыря  Урсулинок,  что  якобы
мои подсвечники, которые я сдавала им  для  позолоты,  готовы.  Однако,  я
прекрасно помнила, что все мои подсвечники находятся у  меня,  и  никакого
заказа я не делала.  Но  ты  же  знаешь,  я  всегда  неизменно  вежлива  и
предупредительна с представителями церкви, и если, - подумала я, -  тут  и
вкралась ошибка, то я уж пойду туда и все выясню.  Или,  может  быть,  мне
необходимо явиться туда, потому что меня хотят видеть...
     В общем, я распорядилась, чтобы меня доставили туда.
     В мастерской для позолоты я встретила  матушку  Мадлен,  которая  так
обрадоваласье, увидев меня, словно я принесла ей Благую весть.
     - О, дорогая, вы пришли, - сказала она мне. - И, к счастью, мы  одни.
О! Мадам Гонфарель, вы - подруга  мадам  де  Пейрак,  должны  передать  ей
кое-что. Вы скажете ей, что на этот раз я ее узнала.
     - Кого "ее"? - спросила я.
     - Дьяволицу из Акадии (я уставилась на нее, и она  объяснила):  Разве
вы не слышали о моем видении много лет назад о Дьяволице из Акадии?
     - Конечно, слышала, - сказала я ей. -  О!  Я  знаю  об  этом  видении
наизусть все подробности, как и все вокруг. И мне известно, что совершенно
несправедливо сюда вмешали мадам де Пейрак. Но вы ее оправдали.  И  теперь
вы говорите, что видели ее по-настоящему?..
     Очень тихо она сообщила мне,  что  это  была  знатная  дама,  которая
накануне нанесла визит Урсулинкам вместе с новым  губернатором.  Время  от
времени в мастерскую заглядывала монашка, и  смотрела,  а  матушка  Мадлен
казалась застигнутой врасплох.
     - Но, сестрица, - сказала я ей тоже тихо, - если вы уверены  в  этом,
то почему бы вам, если уж эта дама, она мне тоже не  нравится,  по  правде
говоря, - ваша дьяволица, не сообщить  ли  об  этом  епископу  или  вашему
исповеднику? Представители духовной власти должны заняться ею, не вмешивая
сюда мадам де Пейрак, нашу  подругу,  которой  и  так  хватило  истории  с
видением.
     Она принялась плакать:
     - Я им все рассказала!.. Но они мне не верят.
     - И вот, понимая ее, я решила уехать, - продолжала ля Поллак. -  Тебя
нужно предупредить, ведь ты противостоишь ей. Она именно тебя ищет,  чтобы
отомстить.
     - Она не нашла меня в Квебеке, куда направилась в первую очередь. Что
до того, чтобы приехать сюда, так это будет не так-то легко. На  этот  раз
мы предупреждены. Здесь мы в безопасности, а губернатор Канады,  новый  он
или старый, здесь не имеет никакого влияния.
     - Но она могла бы отправиться в Монреаль, - простонала Дельфина.
     - В Монреаль!
     И вдруг Анжелика побледнела. Она почувствовала,  как  у  нее  на  лбу
выступил холодный пот.
     Монреаль - это Онорина.
     В Монреале была Онорина.
     И если, будучи в  Квебеке,  эта  ужасная  женщина  узнает,  что  дочь
Анжелики - пансионерка в Виль-Мари, то она решит отправиться в Монреаль  и
напасть на Онорину...
     Анжелика  увидела,  как  на  всех  лицах  отразилась  тень   тревоги,
охватившей ее.
     - Но почему вы сбежали, как зайцы? - вскричала  она,  повернувшись  к
гостьям. -  Наоборот,  нельзя  было  упускать  ее  из  виду,  и  если  она
отправлялась в Монреаль, нужно было сесть на один корабль с ней!
     - На один корабль с ней? - повторила Жюльенн с испуганным видом.
     - Нужно было наблюдать за ней, разоблачить, помешать вредить!.. Разве
не понятно?.. Если она поедет в Монреаль, Онорина попадет к ней в лапы!..
     Ля Поллак вскочила на ноги и, как ядро, вылетела из комнаты,  хлопнув
дверью.
     Немного погодя она вернулась в сопровождении мадам Каррер и  двух  ее
дочерей, которые очень ловко накрыли на стол и подали устриц и жаркое.
     Анжелика видела себя словно со стороны. Она сидела на стуле, когда ее
чуть ли не силой усадила не то Ля Поллак, не то мадам Каррер, перед полной
тарелкой и полным стаканом, в руках - столовые приборы, которые  ей  дали,
как ребенку. Ля Поллак  подносила  стакан  к  ее  губам  и  говорила,  что
заставит ее кушать силой, пользуясь собственным  опытом,  когда  в  Париже
экзекутор влил ей в  желудок  два  полных  чайника  холодной  воды,  чтобы
заставить ее признаться в краже двух унций огненной воды у трактирщика.
     - Хорошие времена тогда были! Да-да. Мы  теперь  свободны.  Но  я  не
позволю этим  знатным  дамам-отравительницам  свободно  творить  злодеяния
здесь. Пей и ешь, мы поговорим позже.
     Я сказал хозяйке: кума, вы здесь распоряжаетесь. Накормите нас быстро
и хорошо. Мы иначе  не  можем  продолжать  жить  спокойно,  мы  умрем  или
попадаем без сил.
     Отказываясь думать, Анжелика приняла предложение разделить трапезу  с
подругами, изнемогающими от усталости и впечатлений тяжелого путешествия.



                                    30

     - Следить за ней?.. Разоблачить? Да ты что?!  -  сказала  Ля  Поллак,
когда они снов