редлагаете
расширить это дело и берете  на  себя  труд  сбывать  моих  мулов.  Все  это
прекрасно. Но я перестаю  вас  понимать,  когда  вы  говорите  о  заключении
долгосрочного контракта с... Испанией. Дорогой мой, мы же воюем с Испанией!
   - Война не будет продолжаться вечно, мессир барон.
   - Мы тоже уповаем на это. Но можно  ли  начинать  серьезное  коммерческое
дело, основываясь на столь шаткой надежде?
   На губах Молина промелькнула  снисходительная  усмешка,  но  разорившийся
дворянин не заметил этого и пылко продолжал:
   - Как же вы собираетесь вести торговлю со страной,  которая  находится  в
состоянии войны с нами? Во-первых,  это  совершенно  справедливо  запрещено,
коль скоро Испания - наш враг. Кроме того, границы закрыты, дороги  и  мосты
охраняются. Ну хорошо, я согласен, поставлять врагу мулов -  это  совсем  не
то, что поставлять оружие, тем более что война идет уже не на нашей земле, а
на чужой. И вообще у меня слишком мало мулов, чтобы ими  торговать!  На  это
требуется много денег и долгие годы Труда,  чтобы  все  наладить.  Нет,  мои
финансовые дела не позволяют мне пойти на такой риск.
   Из самолюбия он умолчал,  что  именно  по  этой  причине  ему,  возможно,
придется просто продать всех своих мулов.
   - Но мессир барон не  откажется  признать,  что  у  него  имеются  четыре
превосходных производителя, и что ему будет гораздо легче, чем мне, купить и
других хороших производителей у окрестных дворян. Ну а несколько сотен ослиц
можно  приобрести  по  десять  -  двадцать  ливров  за   голову.   Небольшие
дополнительные работы по осушению болот помогут улучшить пастбища, хотя ваши
тягловые мулы и не избалованы. Мне кажется, если вложить в это дело двадцать
тысяч ливров, можно наладить его как следует, и года  через  три-четыре  оно
будет процветать.
   У бедного барона перехватило дыхание.
   - Черт возьми, ну и размах у  вас!  Двадцать  тысяч  ливров!  Неужели  вы
воображаете, что столько стоят мои злосчастные мулы, над которыми все  здесь
открыто насмехаются! Двадцать тысяч ливров! Уж не вы ли ссудите их мне!
   - А почему бы и не ссудить? - спокойно сказал эконом.
   Барон посмотрел на него с некоторым испугом.
   - Но это было бы безумием с вашей стороны, Молин! Считаю нужным поставить
вас в известность, что у меня нет ни одного поручителя.
   - Меня удовлетворил бы простой контракт, по которому я  получаю  половину
прибылей и ипотечное право на наше дело, но контракт мы должны  заключить  в
Париже, не предавая его огласке.
   - Боюсь, я не скоро получу возможность поехать в Париж. Кроме того,  ваше
предложение представляется мне настолько необычным и даже  рискованным,  что
мне бы хотелось предварительно посоветоваться кое с кем из друзей...
   - В таком случае, мессир барон,  оставим  эту  затею,  ибо  залог  нашего
успеха - в полной тайне. Иначе не стоит и начинать.
   - Но я не могу один решиться на такое дело, которое к тому же,  по  моему
глубокому убеждению, противно интересам моей родины!
   - Она также и моя родина, мессир барон...
   - Что-то сомнительно, Молин!
   - Тогда прекратим этот разговор,  мессир  барон.  Будем  считать,  что  я
ошибся. Хотя я полагал, зная об исключительных  успехах,  достигнутых  вами,
что  только  вы  способны  создать  в  нашем  краю  крупное   скотоводческое
хозяйство. И оно должно быть под вашим именем.
   Барон был польщен.
   - Не в этом моя главная забота...
   - Может быть, тогда мессир  барон  разрешит  мне  подсказать  ему,  какое
касательство имеет это дело непосредственно к тому,  что  беспокоит  его,  а
именно - к достойному устройству его многочисленного семейства...
   - Вы суете нос не в свои  дела,  Молин,  и  заслуживаете  того,  чтобы  я
отстегал вас хлыстом...
   - Как вам будет угодно, мессир барон.  Однако,  хотя  мои  средства  куда
скромнее, чем некоторые здесь воображают, я намеревался в качестве аванса  -
в счет будущих доходов от нашего дела, естественно, - прямо сейчас  одолжить
вам именно такую сумму, то  есть  двадцать  тысяч  ливров,  чтобы  вы  могли
целиком посвятить себя делам, не тревожась о судьбе детей. Я по собственному
опыту знаю, что работа не клеится, когда человека снедают заботы.
   - И не дает покоя фиск, - добавил  барон,  и  легкая  краска  залила  его
загорелое лицо.
   - А чтобы деньги, которые я вам ссужу, не вызвали  кривотолков,  в  наших
общих интересах, как мне кажется, молчать  о  нашем  контракте.  И  поэтому,
каково бы ни было ваше решение, я настоятельно прошу,  чтобы  этот  разговор
остался между нами.
   - Я понимаю вас. Но вы тоже должны понять меня: я не могу не рассказать о
предложении, которое вы мне сделали, своей жене. Ведь речь  идет  о  будущем
наших девятерых детей.
   - Извините, мессир барон, за  нескромный  вопрос,  но  умеет  ли  госпожа
баронесса молчать? До сих пор мне не приходилось слышать о женщине,  которая
могла бы хранить тайну.
   - У моей жены репутация отнюдь не болтуньи. К тому же  мы  ни  с  кем  не
встречаемся. Нет, если я попрошу ее, она будет молчать.
   В этот момент Молин заметил, что Анжелика стоит, прислонившись к дверному
косяку, и, не таясь, слушает их разговор. Барон обернулся, тоже увидел ее  и
нахмурил брови.
   - Анжелика, подойдите сюда, - сухо сказал он. - Мне кажется,  что  у  вас
появилась дурная привычка подслушивать у дверей. Вы неслышно  появляетесь  и
всегда в самый неподходящий момент. Ваше поведение весьма прискорбно.
   Молин пристально  смотрел  на  девочку,  но  он,  казалось,  не  был  так
раздосадован, как барон.
   - Крестьяне говорят, что она фея, - сказал он, и на  лице  его  появилась
тень улыбки.
   Анжелика, ничуть не смутясь, вошла в комнату.
   - Вы слышали наш разговор? - спросил ее барон.
   - Да, отец. Молин сказал, что Жослен сможет поступить в армию, а Ортанс -
в монастырь, если вы разведете много мулов.
   - Странные ты делаешь выводы. Ну а  теперь  послушай  меня.  Обещай,  что
никому ничего не расскажешь. Анжелика подняла на него свои зеленые глаза.
   - Пожалуйста... Но что я получу за это?
   Молин хмыкнул - Анжелика!  -  с  удивлением  и  недовольством  воскликнул
барон.
   Ответил девочке Молин:
   - Вы сперва докажите нам, мадемуазель Анжелика, что умеете  держать  язык
за зубами. Если, как я надеюсь, наше соглашение с  мессиром  бароном,  вашим
отцом, будет заключено, то все равно дело начнет процветать не сразу,  а  до
той поры наши планы должны оставаться в глубокой тайне. А потом в награду от
нас вы получите мужа...
   Анжелика скорчила гримаску, подумала и сказала:
   - Хорошо, обещаю.
   И она вышла из кабинета. В кухне госпожа Молин, отстранив прислугу,  сама
ставила в печь украшенный кремом и вишнями пирог.
   - Госпожа Молин, мы скоро будем обедать? - спросила Анжелика.
   - Нет еще, деточка, но, если вы очень голодны, я сделаю вам бутерброд.
   - Я не голодна, просто мне хотелось знать, успею ли я сбегать к замку.
   - Ну конечно. Когда накроют на стол, мы пошлем за вами мальчика.
   Анжелика умчалась и, сбросив за первым же поворотом аллеи  свои  башмаки,
спрятала их под камень, чтобы обуться на обратном пути. А потом  легче  лани
понеслась вперед. В подлеске пахло мохом и грибами, после недавнего дождя не
просохли  лужицы,  и  она  с  разбегу  перепрыгивала  через  них.  Она  была
счастлива. Молин обещал ей мужа. Правда, она не была убеждена, что это такой
уж замечательный подарок. На что ей нужен муж?  Впрочем,  если  он  окажется
таким же милым, как Никола, у нее будет постоянный товарищ  для  походов  за
раками.
   Но вот в конце аллеи на голубой эмали неба вырисовался белоснежный  замок
Плесси-Бельер. Это, конечно, был сказочный замок фей, второго подобного  ему
не сыскать в их краях. Все соседние жилища  феодалов  похожи  на  Монтелу  -
серые,  замшелые,  подслеповатые.  А  этот,  построенный  в   прошлом   веке
итальянским зодчим, - ее множеством окон, портиков, слуховых  окошек.  Через
ров, заросший кувшинками, перекинут миниатюрный подъемный мост.  Стоящие  по
углам башенки служат лишь украшением. Архитектура здания простая и легкая. В
его соединительных арках, воздушных сводах нет ничего лишнего, в них все так
же естественно и изящно, как в сплетении ветвей или цветочных гирлянд.
   И лишь герб над главным входом, где была изображена  химера  с  высунутым
огненным языком, напоминал тяжеловесные украшения неспокойной старины.
   Анжелика с поразительной ловкостью вскарабкалась на  террасу,  а  оттуда,
цепляясь за лепные украшения окон и балконов, забралась на второй этаж,  где
водослив послужил ей удобной опорой. Она прильнула лицом к оконному  стеклу.
Она уже не в первый раз залезала сюда, и ей  не  надоедало  любоваться  этой
таинственной,  всегда  закрытой  комнатой,  разглядывать  поблескивающие   в
полумраке на Инкрустированных столиках  безделушки  из  серебра  и  слоновой
кости, яркие, рыжие с синим, новые гобелены, висевшие на стенах картины.
   В глубине комнаты находился альков, где стояла кровать, покрытая стеганым
камчатым одеялом. Полог из той же тяжелой материи отливал золотом.  Висевшая
над  камином  огромная  картина  притягивала  взгляд  и  особенно  восхищала
Анжелику.  Она  с   трудом   могла   представить   себе   изображенный   там
легкомысленный мир обитателей Олимпа, очаровательных и свободных  язычников.
Бородатый фавн взирал на державших друг друга в объятиях бога и богиню, и их
великолепные тела, как и весь этот замок, казались  олицетворением  античной
красоты и грации здесь, в самом сердце девственного леса.
   Это зрелище волновало и даже немного угнетало Анжелику.
   "Вот бы мне потрогать все, - думала она, - погладить, подержать в  руках.
О, если бы когда-нибудь все это стало моим!.."

Глава 5

   В мае юноши Пуату, воткнув в шляпу зеленый колосок,  и  девушки,  украсив
себя цветами  льна,  отправляются  танцевать  вокруг  дольменов  -  огромных
каменных столов, которые были воздвигнуты среди полей еще  в  доисторические
времена.
   На обратном пути все постепенно парочками  разбредаются  по  лугам  и  по
перелеску, наполненному ароматом ландышей.
   В июне папаша  Солье  выдавал  замуж  дочь  и  устроил  по  этому  случаю
грандиозный праздник. Солье был единственный из арендаторов барона де Сансе,
у которого, как и у самого барона, на поле работали только испольщики.
   Солье был зажиточный арендатор, и. к тому же  он  еще  держал  в  деревне
кабачок.
   Маленькая романская церквушка была убрана цветами,  восковые  свечи  были
толщиной в кулак. Сам барон повел невесту к алтарю.
   Свадебный пир продолжался несколько  часов.  Стол  ломился  от  угощений:
белой и черной кровяной колбасы и от всяких прочих колбас, от сыров. Вдоволь
было и вина.
   После трапезы, согласно обычаю, деревенские дамы преподносили новобрачной
свадебные подарки.
   Молодая сидела в своем  новом  доме  на  скамье  у  большого  стола,  уже
загроможденного всевозможной посудой, медными и лужеными котлами, постельным
бельем. Голову ее украшал пышный венок из маргариток,  ее  круглое,  немного
тяжеловатое лицо сияло от удовольствия.
   Госпожа де Сансе была, пожалуй, даже  смущена  своим  скромным  подарком:
всего-навсего несколько тарелочек, правда из прекрасного фаянса, которые она
хранила специально для подобных случаев. Анжелика вдруг подумала о том,  что
дома семья де Сансе всегда ест из простых крестьянских мисок. Эта  нелепость
возмутила и  ранила  ее:  как  все-таки  странно  устроены  люди!  Можно  не
сомневаться, что и эта крестьянка тоже не станет пользоваться  тарелками,  а
тщательно запрячет их в сундук и будет, как прежде, есть из своей  миски.  И
вот в Плесси тоже, сколько  там  всяких  чудесных  вещей,  которые  заперты,
словно в склепе!..
   Анжелика насупилась и едва коснулась губами щеки новобрачной.
   Окружив супружеское ложе, мужчины изощрялись в остроумии.
   - Эй, красавица, - крикнул один из них, -  глядя  на  тебя  и  на  твоего
муженька, не скажешь, что на заре вам потребуется горячительный напиток  для
подкрепления сил.
   - Мама, что это за напиток, о  котором  всегда  толкуют  на  свадьбах?  -
спросила Анжелика, когда они выходили из дома.
   - Есть такой обычай у вилланов,  так  же  как,  например,  обычай  делать
подарки или танцевать, - уклончиво ответила баронесса.
   Но это объяснение  не  удовлетворило  девочку,  и  она  дала  себе  слово
дождаться, когда молодым понесут горячительный напиток.
   На деревенской площади под большим вязом, где обычно танцевали, пока  еще
было тихо. Мужчины сидели вокруг столов, установленных под открытым небом.
   Анжелика вдруг услышала рыдания старшей сестры:
   Ортанс просила, чтобы ей разрешили уйти домой,  -  она  стыдилась  своего
скромного, заштопанного платья.
   -  Вот  еще  глупости!  -  воскликнула  Анжелика.  -  Вечно   ты   что-то
придумываешь, дуреха. Разве я жалуюсь на свое платье,  хотя  оно  вон  какое
узкое и короткое. Вот только туфли очень жмут. Но я принесла сабо  и  надену
их, чтобы легче было танцевать. Уж я-то повеселюсь на славу!
   Но Ортанс не успокаивалась), уверяла, что ей жарко, что  она  плохо  себя
чувствует и хочет вернуться домой. Госпожа де Сансе  подошла  к  мужу  -  он
сидел среди почетных  гостей  -  и  предупредила,  что  уходит  и  оставляет
Анжелику на него. Девочка присела на минутку рядом с отцом.  За  ужином  она
плотно поела, и теперь ее клонило ко сну.
   Вокруг  них  собралась  вся  деревенская  аристократия  -  кюре,  синдик,
школьный учитель,  который  в  случае  надобности  становился  и  певчим,  и
хирургом, и цирюльником, и звонарем, а  также  несколько  крестьян,  которых
называли землепашцами, так как они были владельцами плугов  с  волами,  хотя
пахарей для работы они нанимали. Здесь же сидел и Артем Калло,  землемер  из
соседнего городка, присланный на время в эту деревню, чтобы  помочь  осушить
близлежащее болото. Он казался каким-то ученым чужестранцем, хотя родом  был
из Лимузена. Тут же сидел и отец  новобрачной,  сам  Поль  Солье,  скотовод,
занимающийся разведением рогатого скота, лошадей и ослов.
   По правде говоря, этот дородный мужчина был самым зажиточным из  крестьян
барона Армана де Сансе и уж наверняка богаче своего господина.
   Анжелика, глядя на нахмуренное лицо отца, без труда разгадала его мысли.
   "Вот еще одно доказательство, что дворянство приходит в упадок", - должно
быть, с грустью думал он.

***

   Тем временем на площади у большого вяза  началась  какая-то  суматоха,  и
двое мужчин,  держа  под  мышками  какие-то  белые,  сильно  надутые  мешки,
взобрались на бочки. Это были волынщики. К  ним  присоединился  музыкант  со
свирелью.
   - Сейчас начнутся танцы! - закричала Анжелика и кинулась в  дом  синдика,
где она спрятала свои сабо.
   Барон Арман видел, как Анжелика вернулась вприпрыжку, прихлопывая руками,
словно уже  слышала  музыку,  которая  вот-вот  должна  была  зазвучать.  Ее
золотистые волосы рассыпались по плечам. И барон неожиданно -  может,  из-за
ее ставшего слишком коротким и узким платьица - увидел, как она развилась за
последние месяцы. Прежде совсем девочка, она выглядела сейчас  старше  своих
лет - у нее стали шире плечи, а  под  поношенным  лифом  саржевого  платьица
угадывались  груди.  Молодая  кровь  ярким   румянцем   пробивалась   сквозь
золотистый загар ее щек, а, когда она смеялась, ее  влажные  губы  открывали
чудесные ровные зубки.
   Как и большинство деревенских девушек, она  украсила  лиф  своего  платья
букетиком желтых и лиловых примул.
   Сидевших рядом с бароном мужчин тоже поразила эта перемена, происшедшая в
девочке, - от нее веяло страстью и какой-то необыкновенной свежестью.
   - Ваша барышня становится красавицей, - подмигнув мужчинам,  с  угодливой
улыбкой заметил барону папаша Солье.
   К гордости барона примешалось чувство беспокойства.
   "Девочка уже большая, не  следует  ей  торчать  среди  этих  вилланов,  -
внезапно подумал он. - Пожалуй, не Ортанс, а  ее  нужно  поскорее  отдать  в
монастырь.."
   Анжелика, не  подозревая  ни  об  устремленных  на  нее  взглядах,  ни  о
тревожных мыслях отца, раскрасневшаяся,  возбужденная,  смешалась  с  толпой
юношей и девушек, которые группками или парочками сбегались со всех сторон.
   Она чуть не наскочила на подростка, которого даже не  сразу  узнала,  так
нарядно он был одет.
   - Ба! Валентин! До чего же ты красив, дорогой мой! - воскликнула  она  на
местном диалекте, которым хорошо владела.
   Сын мельника  был  в  костюме,  сшитом  наверняка  в  городе,  из  такого
добротного серого сукна, что полы кафтана казались накрахмаленными Кафтан  и
безрукавка были украшены несколькими рядами блестящих золотых пуговиц, туфли
и мягкая шляпа - металлическими пряжками и бантами небесно-голубого  атласа,
такого же цвета были и подвязки. Этот нелепый наряд сидел на нем  мешковато,
словно с чужого плеча, но красное лицо четырнадцатилетнего мальчика сияло от
удовольствия. Анжелика не видела Валентина несколько  месяцев,  так  как  он
уезжал с отцом в город, и теперь  она  с  удивлением  обнаружила,  что  едва
доходит ему до плеча,  и  от  этого  даже  немножко  оробела.  Чтобы  скрыть
смущение, она схватила Валентина за руку.
   - Пошли танцевать.
   - Нет! Нет! - отказался он. - Я боюсь  испортить  свой  красивый  костюм.
Лучше я пойду выпью с мужчинами, - самодовольно добавил он  и  направился  к
столу, где сидела вся местная аристократия, к которой  присоединился  и  его
отец.
   - Потанцуем! - крикнул один из мальчиков, схватив Анжелику за талию.
   Это был Никола. Его темно-карие,  как  зрелые  каштаны,  глаза  искрились
весельем.
   Они стали друг к другу лицом и под  пронзительные  и  однообразные  звуки
волынок и свирели принялись притоптывать ногами.  Врожденное  чувство  ритма
вносило в эти вроде бы монотонные и тяжеловесные крестьянские танцы какую-то
удивительную гармонию. Глухой стук сабо, в такт музыки ударяющих  по  земле,
сливался со звуками  волынок  и  свирели,  а  сложные  фигуры,  которые  все
танцующие  выполняли  очень  слаженно,  придавали  этому  сельскому   балету
изящество.
   Наступил вечер. Его освежающая  прохлада  приятно  овевала  разгоряченные
лица танцоров. Вся отдавшись  танцу,  забыв  обо  всем  на  свете,  Анжелика
чувствовала себя счастливой. Ее кавалеры сменялись один за другим,  и  в  их
блестящих, смеющихся глазах она читала что-то  такое,  что  вызывало  в  ней
смутное волнение.
   Пыль легкой дымкой поднималась над землей, заходящее солнце окрашивало ее
в розовый цвет. У крестьянина, игравшего на свирели, надутые щеки напоминали
два мяча, а глаза были выпучены от натуги.
   Сделали перерыв, и все устремились утолить жажду  к  столам,  уставленным
кувшинами.
   - Отец, о чем вы задумались? - спросила Анжелика, садясь рядом с бароном,
который все еще пребывал в мрачном настроении.
   Она раскраснелась и тяжело дышала. Барон почти рассердился на нее,  видя,
что она так счастлива и беспечна, в то время как его гложут заботы и он  уже
не может, как некогда, веселиться на сельском празднике.
   - О налогах, - ответил он дочери, хмуро глядя на сидевшего напротив  него
сборщика налогов Корна, которого столько раз выставляли из замка барона.
   - Нехорошо думать о  таких  вещах,  когда  все  радуются,  -  проговорила
девочка. - Разве наши крестьяне думают об этом сейчас, хотя им  платить  еще
тяжелее, чем нам? Не так ли, господин Корн?  -  весело  крикнула  она  через
стол. - Верно ведь, что в такой день никто не должен думать о налогах,  даже
вы?..
   Сидящие за столом дружно расхохотались. Потом начали петь, и папаша Солье
затянул песенку "Сборщик по зернышку  клюет...",  которую  Корн  выслушал  с
добродушной улыбкой. Но  барон  знал,  что  скоро  придет  время  для  менее
невинных песенок, которые обычно поют на свадьбах, к тому же его  беспокоило
поведение дочери - девочка пила вино рюмку за рюмкой, - и он решил, что пора
уходить.