вая Англия осталась в  их  памяти  только  в
своем  самом  привлекательном  виде:  разнообразии  блюд,  уютных  гостиных,
обставленных красивой мебелью,  богатой  торговлей,  завалившей  ее  лучшими
мировыми товарами благодаря ловкому обходу торгового законодательства.
   Освободившись  от  теократического   гнета   Новой   Англии,   шокирующие
иностранцы, каковыми они ей представлялись,  вспоминали  лишь  о  прелестных
маленьких радостях этой страны, осуждение которых вызвало бы  у  ее  жителей
гневное возмущение.
   Разве  не  удовольствие,  например,  бросив  якорь  и   спустив   паруса,
высадиться вечером  всем  пассажирам  на  пляже  какого-нибудь  острова  для
пикника-вечеринки.
   В старую бочку, врытую в песок, набрасывались  раскаленные  камни,  затем
слой влажных водорослей, служивших ложем для  съедобных  морских  моллюсков,
затем новый слой водорослей, раковин, омаров, маисовых колосьев и картофеля.
   Сверху бочка накрывалась старой парусиной и засыпалась песком, и вей  это
оставлялось тушиться на пару в течение двух часов.
   Зарядив таким образом три бочки,  пассажиры  и  команды  разных  кораблей
постепенно объединялись в  одну  большую  компанию.  На  первом  же  пикнике
Северина  отправилась  на  поиски  французских  протестантов,  адептов  Жана
Вальдо, именуемых вальдистами, пассажиров "Сердца Марии". Она возвратилась в
сопровождении Натанаэля де Рамбурга и  его  друзей.  В  ожидании  ужина  все
наносили друг другу визиты, а умевшие  играть  на  музыкальных  инструментах
пользовались особым почетом.
   После  угощения,  во   время   которого   кушанье,   обильно   сдобренное
растопленным сливочным маслом, поглощалось прямо рукатии, было много песен и
танцев.
   Никто не хотел возвращаться на корабли, мечтая заночевать прямо на берегу
под небесным сводом, озаряемым зеленым прозрачным светом невидимой луны.
   Анжелика рассказала Рут и Номи, как на  одном  из  таких  островов  некая
квакерша одолжила ей свое пальто.
   В тот год племя абенаков опустошило побережье, и острова, на которых  они
устраивали пикник, были полны беженцев...
   Затем был восстановлен мир. Сожженные деревни заново отстроены.  Ночью  с
побережья открывалась картина пляшущих пылинок розового цвета,  дрожащих  за
окнами, затянутыми промасленным пергаментом или шкурой худой  лани.  Контуры
многочисленных  портов  и  бухт  обозначились  огнями  железных  жаровен   с
раскаленным древесным углем, выставленных на оконечностях  высоких  мысов  и
небольших островках,представляющих опасность для кораблей.
   Эли  Кемптон,  разносчик  из  Коннектикута,  тоже  принимал   участие   в
путешествии.
   Во-первых, потому, что Салем не был  городом,  способным  по  достоинству
оценить его самого, не говоря уже о его медведе. Мистер Виллоугби навлек  на
него неприятности, когда старейшины из вечно юных стариков,  имеющих  память
лишь на то, что может испортить жизнь  их  ближнему,  вдруг  вспомнили,  что
Виллоугби - имя весьма достойного, всеми почитаемого  пастора  эпохи  первых
колонистов, и возмутились, что  этим  именем  назвали  медведя,  хотя  бы  и
умнейшего из своих сородичей.
   Во-вторых, Кемптон получил на севере многочисленные заказы  на  модельную
обувь и не только в Голдсборо и в различных поселениях Акадии, но и в  самой
столице Новой Франции Квебеке, в Канаде, где дамы с  нетерпением  ждали  его
возвращения. Не имея возможности, будучи англичанином и еретиком, объявиться
там без покровительства графа де Пейрака, как  в  первый  свой  приезд,  ему
пришлось подыскать нужных людей, чтобы переправить товары  по  назначению  -
частью через лес, частью по реке Святого Лаврентия.
   До  чего  порой  невыносимо  энергичному  коммивояжеру  наталкиваться  на
препятствия, возведенные человеческой глупостью, в то время  как  существует
безусловно  объединяющая  всех  радость  покупки.  Кто  возьмется   отличить
француженку-папистку  от  англичанки-кальвинистки,  когда   две   счастливые
женщины меряют элегантные туфли с прибитыми к  каблуку  и  мыску  маленькими
медными пластинками, настолько похожи их улыбки?
   В надежде  увлечь  присутствующих  здесь  французов  мечтой  о  возможном
согласии между враждующими народами и побудить к  этому  их  губернатора,  а
также  испытывая  чувство  гордости  эа  торговлю,  принявшую  в   последние
десятилетия невиданный размах, он удовлетворенно  и  торжественно  зачитывал
список товаров, которые можно было приобрести как в Салеме, так и в Бостоне.
   Манчестерские  одеяла  из  высококачественной  шерсти  Бутылки,  плетеные
бутыли Соломенные шляпы Фландрские кружева Куклы  и  детские  игрушки  Пилы,
топоры,  гвозди  Каминные  принадлежности,  мебель  (шкафы,  сундуки)  Медь,
листовая и в брусках Кирпичи, дымоходные  трубы  и  кухонные  печи  Слоновые
бивни Угольные совки и др Басоны, золотая и серебряная парча Цветные витражи
Серебро, золото и вставные челюсти Порох Корсеты Красители для тканей  Чулки
Парижские чулки Парижские  шелковые  перчатки  Табак  из  Св.  Христофора  в
Бразилии, Виргинии, Барбадоса Парижские манто  из  крашеного  и  некрашеного
меха Детские бутылочки Пряности Изделия из меди, весы, домашние  и  торговые
Бархат  Лампы,  фонари,  духовые  инструменты  Шелк  и  батист  Подсвечники,
колокольчики  Жемчуг,  янтарь,  слоновая  кость,   коралл   Яшма   Ковры   -
шотландские, китайские, персидские и венецианские  Изразцы,  оконные  стекла
Иголки, очки, подзорные трубы Рыболовные крючки, хозяйственные товары Пояса,
воротнички, перчатки Крахмал, воск Обои  Свечи  Сахар  Столовые  сервизы  из
Франции Сукна и шерсть Ножи Дверные замки Лимонный сок  в  плетеных  бутылях
Репчатый лук Пергаментная бумага Маслины Кожи Ножницы Мыла Орудия земледелия
Браслеты, пуговицы, нитки Щетки, канва, кольца Терки Повозки, кареты,  седла
Наждачный порошок Уксус Коммивояжер отметил в списке пункт табачных изделий,
где, по его мнению, должен был фигурировать отечественный  черный  табак  из
Коннектикута, весьма  ценимый  моряками  и  индейцами,  а  также  подчеркнул
нелепую нехватку репчатого лука, что не удивляло его в  этих  бедных  землях
Массачусетса, между тем как на  плодородных  почвах  берегов  красивой  реки
Коннектикут (по-индейски "длинный лиман") он рос в изобилии и  превосходного
качества.
   - Все это есть у нас в  Ла-Рошели,  -  с  досадой  проговорила  Северина.
Нечему тут радоваться.
   Последние салемские события повлияли, очевидно, на ее характер, и отчасти
потому, что она обнаруживала попеременно то рассеянность, то печаль, Онорине
назначили "ангелов-хранителей", ибо ребенок рисковал оказаться без присмотра
в этой суете вокруг двойняшек, что было небезопасно на борту судна.
   Онорине уже  случалось  падать  в  воду  во  время  ее  первого  морского
путешествия.
   Жоффрей де Пейрак предложил ей на выбор трех нянек, и Анжелика улыбалась,
видя, с каким  так-том,  зная  нрав  этой  девочки,  он  поставил  ее  перед
необходимостью согласиться на опеку, так чтобы она не выглядела невыносимой:
Онорина наверняка отвергла бы ее, если бы ей навязали эту заботу насильно.
   На корабле находились: юнга - один  из  самых  слабых  моряков,  седеющий
мужчина, вынужденный из-за раны на ноге бездействовать в течение  нескольких
дней, но передвигающийся, несмотря на хромоту, и статный мальтиец, с которым
Онорина очень подружилась и который  не  раз  в  промежутках  между  другими
историями рассказывал ей о хижине Рут и Номи. Он  имел  счастье  видеть  ее,
сопровождая графа де Пейрака.
   Мальтиец вращал глазами, обещающими сказочные чудеса, и описывал хижину с
почти восточным воодушевлением. Он говорил, что эта  хижина  возникла  перед
ними на краю поляны в окружении белых камней, вся в цветах вьюна,  опутавших
ее соломенную крышу, и драгоценном сиянии цветных стекол, инкрустированных в
деревянные балки, подобно тому, как  на  дне  моря  спрут,  животное  весьма
фантастическое, украшает вход  в  свое  жилище  осколками  стекол,  глиняных
кувшинов,  ракушками,  кораллами  и  прочими   доступными   ему   блестящими
предметами.
   Онорина часами слушала бы его, но  ее  сострадательное  сердце  не  могло
забыть полуседого юнгу, ибо она  была  наслышана  о  тяжелой  жизни  юнг  на
кораблях и не простила бы себе, что отвергла несчастного человека из-за  его
недуга, тем более что он умел весьма ловко вырезать из  дерева  всевозможные
игрушки и фигурки.
   Было решено, что  благодаря  сменной  "вахте"  Онорина  не  соскучится  в
компании своих трех друзей и у  нее  будет  меньше  свободного  времени  для
размышлений, которые часто приводили к поступкам столь  же  непредсказуемым,
сколь и экстравагантным.

Глава 15

   Когда Анжелика видела его, шедшего  по  палубе  широким  уверенным  шагом
Рескатора, всматривавшегося в горизонт, что не  мешало  ему  вслушиваться  в
слова сопровождавшего его лорда Кранмера, она  чувствовала,  как  ее  сердце
замирает от счастья, наполняется горячим  и  нежным  восхищением,  ощущением
всепоглощающей   радости   жизни.   Анжелика   отдавалась   ей   с    тайным
удовлетворением, говоря себе, что на ограниченном пространстве судна ему  не
так-то легко спрятаться от нее, и,  глядя,  как  он  исчезает  за  поворотом
галереи или  переходит  от  одного  борта  к  другому,  она  знала,  что  он
обязательно появится вновь.
   В этом для нее заключалось особое очарование морской прогулки.
   Он принадлежал ей всецело, и всякий раз, как обстоятельства предоставляли
им время для досуга и душевного отдыха, она открывала  в  нем  нечто  новое,
делавшее его еще ближе:  поза,  слово,  движение  проливали  новый  свет  на
неисчерпаемое своеобразие этой богатой натуры.
   Однако она понимала, что летнее путешествие не продвинуло ее  в  познании
любимого ею человека. Прежние же  представления  о  нем  стали  казаться  ей
упрощенными. То ли из боязни потерять его, то ли в пылу борьбы, томясь перед
закрытой дверью, за которой скрывались  их  сердца,  она  ие  хотела  видеть
ничего кроме этой реальности: "Его! Который так любит  меня!  Только  бы  он
всегда был со мной, только бы всегда со мной была его любовь!"
   Символическое путешествие на "Радуге" позволит ей в полной мере  осознать
преодоленные границы и пространства.
   Ей открылась невероятная популярность Жоффрея де  Пейрака  в  этих  чужих
странах: все его знали, повсюду он был желанным гостем.
   Он  основал  множество   перевалочных   пунктов,   развернул   энергичную
деятельность  в  различных  направлениях.   Надежные   друзья,   компаньоны,
судовладельцы и коммерсанты, флибустьеры и  почтенные  старейшины  поселений
стекались к нему со всех сторон, и она видела, что он умел с  ними  завязать
прочные и перспективные  отношения,  построенные  на  деловом  интересе  или
духовной общности.
   Подобно Рескатору Средиземноморья, среди друзей и недругов которого  были
все: от мальтийских рыцарей до мелких торговцев, от корсар Крита до великого
визиря Дивана, от алжирских пашей, марокканского султана до  контрабандистов
с  островов,  находившихся  под  испанским  владычеством,  или  с  побережья
Прованса - он знал, как привязать к себе одних  и  держать  на  почтительном
расстоянии других, и в этой части  Атлантического  океана,  обещавшей  стать
центром мировой торговли, он должен был вскоре начать играть главную роль.
   Она радовалась, видя, как  в  каждом  порту  их  встречают  торжественные
делегации деловых людей или восторженные поклонники.
   Ей  хотелось  думать,  что  его  слава  и  авторитет  распространяются  с
быстротой молнии от одного острова к другому в сердце Карибского архипелага,
где он в свое время заново приобрел  состояние,  достав  с  помощью  команды
мальтийских ныряльщиков золото из затонувших испанских галионов. Поэтому она
бы не слишком удивилась, если бы  ей  стало  известно,  что  он  пользовался
популярностью во всех испанских и португальских колониях,  вплоть  до  Перу,
где по опасным дорогам, пролегавшим через высокие горы,  остроконечные  пики
которых  упирались   в   небо,   шли   караваны   контрабандистов,   знавших
местонахождение золотых рудников древних инков.
   Она, которой так нравилось в "шоколадную  пору"  держать  в  своих  руках
бразды  правления  различными  торговыми  предприятиями,  когда  ее  рабочий
кабинет  наполнялся  чарующим  отзвуком  далеких  стран,  могла  оценить  по
достоинству организаторский дар своего мужа, графа де  Пейрака,  его  чутье,
смекалку,  находчивость,  компетентность  и   образованность,   смелость   и
самообладание, фантазию, способность к обобщению, равно как и расчетливость,
доверчивость и разумную осмотрительность.
   Сила Жоффрея заключалась в умении подбирать  себе  преданных  и  надежных
помощников; всех находившихся под  его  началом  или  представлявших  его  в
разных концах света объединяло нечто общее: они считали себя на своем  месте
и, служа ему, умели забывать о  собственной  корысти.  Они  были  достаточно
заинтересованы в его начинаниях, чтобы понимать, что их  деятельность  будет
небесполезной и не лишит их средств к существованию, достаточно  независимы,
чтобы свободно вести дела, зная, что, обладая возможностью выбора, не смогли
бы пожелать себе  лучшей  участи,  более  достойной  цели,  чем  перспектива
реализовывать и возобновлять контракты с г-ном де Пейраком.
   Он относился к своим  непосредственным  помощникам,  Поргани  в  Вапассу,
Колену в Голдсборо, Урвилю в Баррсемпуи, Эриксону, следившему за  кораблями,
и другим, как к джентльменам-авантюристам и не прочил им иной судьбы,  кроме
той,  которая  была  уготована  самим  характером  их   деятельности:   либо
исполненная подвигов, опасностей, труда и торговли жизнь, которая обеспечила
бы им безбедную старость, а в случае их особой предприимчивости и упорства -
и приличное состояние, либо, ввиду опасности профессии,  смерть,  которая  и
без того подстерегала их, как всякого смертного, однако на службе у него она
преследовала бы их с куда большей настойчивостью.
   На кораблях графа де Пейрака старшина и  лоцман  всегда  приглашались  за
офицерский  стол.  Он   считал,   что   при   Божьем   соизволении   от   их
профессионализма зависит  успех  плавания  и  вполне  оправдывает  честь,  в
которой им отказывал старый морской устав на всех судах мира.
   Свобода, царившая в Вапассу, и  личная  независимость  позволяли  Жоффрею
устанавливать собственные законы, как он это делал в Средиземном и Карибском
морях, а также в бытность свою правителем Аквитании, когда он лишь формально
являлся вассалов молодого и подозрительного короля Франции, за что тот и  не
преминул отомстить ему.
   Лорд Кранмер и Жоффрей де Пейрак  прогуливались  по  палубе.  Их  беседы,
внешне  вполне  светские,  обладали  особым   смыслом,   и   запланированное
пребывание англичанина на борту корабля в качестве гостя лишало  этот  обмен
мнениями видимости официальных переговоров, которыми враждебные партии могли
бы воспользоваться в своих  интересах.  На  борту  они  чувствовали  себя  в
большей безопасности от шпионских глаз и ушей, чем на земле.
   - Что же касается шпионов, - проходя мимо, говорил лорд Кранмер (Анжелика
улавливала обрывки их разговора), - вам  известно  далеко  не  все.  В  моем
распоряжении имеется документ вашего  иезуита,  которого  достаточно,  чтобы
спровоцировать новую войну между Англией и Францией.
   Между тем вот уже около десяти лет мы живем в  мире,  что  само  по  себе
редкость в отношениях между нашими государствами. Впрочем, проинформируем об
этом госпожу де Пейрак.  После  всех  проклятий  и  обвинений,  которым  она
подверглась, мы просто обязаны поделиться с ней дипломатическими секретами.
   - Эти иезуиты сыграли с нами злую шутку.
   - И еще какую! Во время стычки с  отцом  де  Марвилем  в  Салеме  Самюэль
Векстер просто не успел сообщить о  куда  более  важном:  письмо,  посланное
отцом д'Оржевалем  французскому  дворянину,  находившемуся  на  берегу  реки
Иллинойс, попало в руки могикан.
   - Когда и откуда оно было послано? - спросила Анжелика.
   Еще несколько месяцев назад он не смог бы сказать ничего определенного по
этому поводу. Сегодня же скопилось достаточно  сведений,  чтобы  утверждать,
что велась скрытая и яростная борьба и что оказываемое ей противодействие не
было результатом чьей-то злой воли или больного воображения.
   Курьером являлся один наррагансет из восставших  племен.  Было  известно,
что он связан  с  французами  северных  поселений.  Он  доставлял  донесения
иезуита на тонких свинцовых пластинках до самого  Нью-Йорка  и  Виргинии.  В
случае опасности глотал их. Могикане нашли письмо в его внутренностях. В нем
говорилось:
   "Я уполномочен королем Людовиком XII разжигать войну с Англией, используя
для этих целей нападения индейцев...
   Себастьян д'Оржеваль"
   У Самюэля Векстера не было ни времени, ни сил,  чтобы  обнародовать  этот
ужасный документ.
   Возобновление франко-индейских рейдов на западе вызвало опасения, что эти
затяжные  конфликты  губительно  скажутся  на  торговых  отношениях.  Особые
надежды возлагались жителями Квебека на авторитет французского  дворянина  и
на его дипломатию,  способную  положить  конец  кризисам,  которые,  подобно
эпилептическим  припадкам,  сотрясали  французских  канадцев  при  том,  что
никакие осложнения в отношениях между английским и французским королевствами
не  оправдывали  кровавых  злодеяний,  грозивших  рано  или  поздно  вовлечь
монархов этих государств в опаснейший из конфликтов.
   К счастью, два ныне царствующих  монарха  Карл  II  и  Людовик  XIV  были
двоюродными братьями по линии сестры Людовика XIII, вышедшей замуж за  Карла
I,  казненного  английского  короля.  Отношения  между  двумя  дворами  были
сердечными, почти родственными.
   Иногда к их беседам присоединялся Колен Патюрель.
   Лорд Кранмер с иронией  высказывался  по  религиозным  вопросам,  которые
чрезвычайно остро  воспринимались  людьми  того  времени,  что  приводило  в
прошлом и грозило  привести  в  будущем  к  бесчисленным  кровопролитиям,  и
вследствие  чего  резиденция  губернатора  английских  колоний  в   Америке,
исповедовавшего англиканизм, находилась на Ямайке, поскольку его подчиненные
на континенте, пуритане, лютеране, католики и бог знает кто еще, на  дух  не
выносили представителей официальной религии Англии - своей родины.
   - Мой дядя, архиепископ Кантерберийский, чье имя я ношу, может  считаться
первым англиканским епископом, ибо в самом начале  Реформации  основал,  как
того требовал его король Генрих VIII, "католическую церковь без папы".
   Однако под давлением  кальвинизма,  уже  превратившегося  в  пуританство,
вынужден был расстаться с немкой, на которой незадолго до этого женился.
   Затем в эпоху царствования католички Марии Тюдор его жена была арестована
и обезглавлена.
   Супруг миссис Кранмер считал, что английские поселенцы, хотя и  встречали
его с каменными лицами,  оставались  самыми  верноподданными  вассалами  его
величества, однако вынужден был признать,  что,  какую  бы  религию  они  ни
исповедовали, им явно не хватало способностей адаптироваться к жизни в Новом
Свете. В отличие от шотландцев, ирландцев,  даже  голландцев,  не  говоря  о
французах, англичане-колонисты и пуритане были не в состоянии расположить  к
себе местных жителей. Они  презирали  и  изгоняли  их,  движимые  инстинктом
неприязни к  лени,  инертности,  чувственности,  бескультурью  и  язычеству,
воздвигавшим непреодолимую преграду между ними и  этими  "красными  змеями",
неслышно и незаметно скользящими между деревьями непроходимого леса, в  гуще
которого могли совершаться лишь гнуснейшие непотребства.  И  тут  уж  ничего
нельзя ни поделать, ни уладить, и все будет только ухудшаться.
   На  нескольких  отцов-паломников,  исполненных  кротости  и  заблуждений,
деливших с такими же обездоленными индейцами, как они, индюшку с черникой из
Танксживина,  на  Джона  Эл