есело воскликнул юноша. - Катарунк всего в полумиле отсюда. Вы
все еще боитесь, что нам снова явится нечистая сила, как вчера вечером?
   Их голоса эхом отдавались в ущелье.
   - Не знаю, чего я боюсь, - отвечал лейтенант, - но это место  никогда  не
внушало мне доверия. Для разбойничьего гнезда лучшего не найдешь...
   Он поднял голову к скалам, казалось, стараясь проникнуть в тайну, которую
скрывала шелестящая от ветра листва.
   - Вы чуете ирокезов? - спросил со смехом молодой Модрей. - У вас на них и
впрямь необыкновенное чутье.
   - Нет, не ирокезов... Но я действительно чувствую что-то  недоброе,  хотя
сам не могу объяснить, что именно. Надо спешить. Чем скорее мы будем на  том
берегу, тем лучше. Пошли. Я пойду первым, а вы, Л'Обиньер, - обратился он  к
трапперу, - оставайтесь в арьергарде.
   Широко и ловко прыгая с камня на камень, офицер начал перебираться на тот
берег. Наверху под сводом  густой  листвы,  которая  делала  их  невидимыми,
Никола Перро чуть дотронулся до плеча Анжелики.
   - Ради бога, не пристрелите их, - прошептал он. - Этот огромный лейтенант
- Пон-Бриан, мой лучший друг. Тот, кто пойдет  последним,  -  Л'Обиньер,  по
прозвищу Трехпалый-с-Трехречья, а вот тот молоденький  -  барон  де  Модрей,
самый красивый юноша Канады.
   Тем временем великан, которого Никола назвал Пон-Брианом, уже добрался до
островка. Там он остановился и, уперев кулаки в бедра, снова поднял голову и
огляделся  кругом,  словно  осторожная  собака.  Казалось,   он   и   впрямь
принюхивается. Он был без шляпы. Его темно-каштановые волосы, растрепавшись,
лежали на плечах.
   Не обнаружив ничего подозрительного, он пожал плечами и  стал  переходить
островок. За ним по пятам шли гуроны. Анжелика вся напряглась. Крепко прижав
мушкет к плечу, она взяла на прицел Пон-Бриана.
   Траппер Л'Обиньер, прозванный  Трехпалым,  все  еще  стоял  на  берегу  и
подгонял индейцев, которые один  за  другим  продолжали  выходить  из  леса.
Пон-Бриан уже добрался до края островка. Тут он остановился и,  обернувшись,
стал смотреть, как переправляется остальной отряд. Сам того  не  подозревая,
он действовал на руку тем, кто следил за ним сверху. Теперь, когда  все  его
люди вышли из леса - чего и хотел де Пейрак, - лейтенант мог переходить реку
дальше.
   Все внимание Анжелики было  приковано  к  одной-единственной  точке  -  к
плоскому камню, на который сейчас должна была ступить нога лейтенанта.
   Выстрел.  Камень  разлетелся  вдребезги,  и   гулкий   неожиданный   звук
прокатился по ущелью.
   Французский офицер отскочил.
   - Ложись! - крикнул он, и все, кто был на островке, попадали на  камни  и
поползли к чахлому кустарнику. Но  вместо  того,  чтобы  поступить  так  же,
лейтенант вдруг  стремительно  бросился  вперед.  Он  сумел  преодолеть  уже
половину пути. Но тут снова раздался выстрел, и у самых его  ног  раскололся
камень. Пон-Бриан, потеряв равновесие, грохнулся в воду. Анжелика  подумала,
что по ее милости он за два дня уже второй раз принимает холодную ванну. Она
была уверена, что пуля не задела его.
   - Еще оружие! - коротко скомандовала она. Голова лейтенанта появилась над
водой. Выбравшись из водоворота, он плыл к тому берегу.
   Анжелика снова прижала мушкет к  плечу,  прицелилась,  выстрелила.  Пуля,
рикошетом отскочив от поверхности воды, пролетела у самой головы лейтенанта.
   - Не убивайте его, - шепотом взмолился Никола Перро.
   "К черту! - с раздражением подумала Анжелика. - Разве он  не  видит,  что
его приятель не собирается возвращаться назад? А как можно  задержать  этого
идиота, не убив его?"
   Она снова выстрелила. На этот раз француз, видимо, понял.  Выбор  у  него
был небогатый: свистящие над самой головой пули, водовороты реки или...
   Раздумывать было нечего. Он повернул к островку, выбрался на него и  тоже
поплелся под укрытие ивняка. Теперь Анжелика могла немного передохнуть, хотя
она по-прежнему не сводила глаз с островка. Но желающих последовать  примеру
отчаянного лейтенанта, кажется,  не  было.  И  вряд  ли  кто-нибудь  рискнет
приблизиться к этому месту, столь зорко охраняемому.
   Она расслабилась, привстала и даже выпрямила спину. Пот градом катился по
ее лицу. Она машинально вытерла лоб черной от пороха  рукой  и  взяла  вновь
заряженный мушкет, который протянул ей Флоримон, смотревший  на  нее  широко
раскрытыми от изумления глазами, и снова заняла прежнюю позицию.
   И вовремя, так как неукротимый лейтенант снова решил  испытать  судьбу  и
нечеловеческим прыжком рванулся вперед...
   Пуля, отскочив из-под его ног,  зарылась  в  песке.  Ему  снова  пришлось
вернуться в убежище. Теперь стреляли повсюду. Когда первый выстрел  Анжелики
остановил продвижение отряда,  гуроны,  шедшие  последними,  бросились  было
обратно в лес, но с берега, который они только что  покинули,  их  встретили
выстрелами. Л'Обиньер укрылся за деревом и начал стрелять оттуда  в  сторону
утеса.
   Гуроны, попавшие под перекрестный огонь, еще не достигнув острова, так  и
застыли на месте, не смея двинуться ни назад, ни вперед. Правда,  одному  из
них с ловкостью, свойственной этой расе, удалось броситься в бурлящий  поток
и вынырнуть ниже водоворота, но, когда он  стал  выбираться  на  берег,  его
настигла пуля испанца и ранила в ногу.
   Другой проскользнул в лес, но, видимо, тут же попал  в  руки  противника,
потому что слышно стало, как затрещали ветки и раздался яростный крик.
   Потом  все  смолкло,  и  в  наступившей  тишине  сразу  же   застрекотали
кузнечики, заглушая своими пронзительными голосами  все  звуки,  даже  рокот
бурной реки. Ущелье наполнилось запахом пороха.
   Анжелика стиснула зубы, забыв, где она. Ей  казалось,  что  она  снова  в
засаде в лесах Пуату, окруженная солдатами короля. И сквозь стиснутые зубы у
нее вырвались слова ненависти, переполнявшей ее сердце, слова, которые  она,
как заклятье, твердила в ту пору: "Убей! Убей!"
   Ее била дрожь. Чья-то рука опустилась на ее плечо.
   - Ну вот и все... - сказал спокойным голосом граф де Пейрак.
   Анжелика обернулась, сурово сверкая глазами, с дымящимся мушкетом в руке.
Она смотрела на мужа, словно не узнавая его. Он помог ей подняться  и  нежно
вытер платком испачканный сажей лоб.
   Его  глаза  улыбались,  с  жалостью  и  восхищением  смотрел  он  на  это
прекрасное тонкое лицо, по которому сейчас струился пот битвы.
   - Браво, любовь моя! - сказал он тихо.
   Почему он говорит "браво"? И чем восхищается он? Ее меткой стрельбой,  ее
сегодняшней удачей? Или всей ее  прежней  борьбой?  Ее  безумной,  отчаянной
борьбой с могущественным королем Франции? Всем тем, что научило  ее  руки  с
такимсовершенством обращатьсясосмертоносным оружием?..
   Он  почтительно  поцеловал  ее  изящную  нежную  руку,   почерневшую   от
порохового дыма. Ее сыновья и люди де Пейрака смотрели  на  нее,  застыв  от
изумления.
   А в это время канадцы снизу открыли огонь. Пон-Бриан по  движению  листвы
определил, где укрылся противник. Совсем рядом пуля ударила в скалу.
   - Ну, это уж слишком! Хватит! - во весь голос  крикнул  Никола  Перро.  -
Люди добрые, не стреляйте! Давайте кончать эту веселенькую игру.  Пон-Бриан,
друг мой милый, успокойся, не то я вызову тебя на  бой  и  намну  тебе  бока
посильнее, чем в тот памятный день Святого Медара, который  ты,  наверно,  и
сейчас еще не забыл!
   Громовые раскаты его голоса еще долго  звучали  в  ущелье,  наполнившемся
едким пороховым дымом.
   Когда эхо смолкло, с острова ответил голос:
   - Кто говорит с нами?
   - Никола Перро из Виль-Мари, что на острове Монреаль.
   - Кто с тобой?
   - Друзья французы!
   - Поточней!
   Перро  обернулся  к  графу  и  вопросительно  взглянул   на   него.   Тот
утвердительно кивнул. Тогда, приставив к губам ладони, Никола Перро,  как  в
рупор, прокричал:
   - Слушайте, люди добрые! Здесь со своим отрядом мессир граф де Пейрак  де
Моран д'Ирристрю, владелец Голдсборо, Катарунка и других земель.
   Анжелика  вздрогнула,  услыхав,  как  в  индейском  лесу  зазвучало   это
поруганное, преданное забвению имя. Жоффрей де Пейрак де Моран д'Ирристрю!..
Видимо, провидению было угодно, чтобы имя  наследника  знаменитого  древнего
гасконского рода возродилось так далеко от Франции.  Но  не  грозит  ли  ему
снова опасность? Она обернулась к мужу, его лицо было непроницаемо. Он стоял
над самым ущельем, прислонившись  к  сосне,  под  прикрытием  ее  ветвей,  и
сосредоточенно смотрел куда-то вдаль, словно его не касались все эти крики.
   В ущелье светлело  очень  медленно.  Звуки,  казалось,  тонули  в  завесе
порохового дыма. Почти  ничего  не  было  видно,  и  обе  стороны  держались
настороже. Жоффрей де Пейрак не выпускал из рук заряженный пистолет.
   Наконец  на  острове  кто-то  вышел  из-за  кустов.  Это  был   лейтенант
Пон-Бриан.
   - Никола Перро, если это действительно ты, а не твой  призрак,  спускайся
сюда, только без оружия.
   - Иду!
   Перро отдал свое ружье слуге и буквально скатился по склону на каменистый
берег реки.
   Когда он появился там в своем одеянии из лосиной кожи и в меховой  шапке,
его встретили восторженные крики. Французы и гуроны бурно приветствовали его
и уже готовы были броситься к нему навстречу, но он прокричал им, чтобы  они
прошли чуть правее, до излучины реки, и перебрались по мосту, который наспех
соорудили испанцы, перекинув огромное дерево в самом узком месте реки.
   Когда наконец они встретились,  бурным  излияниям  чувств,  казалось,  не
будет конца. Они обнимались, колотили друг  друга  по  плечам,  обменивались
мощными тумаками.
   - Брат! Неужели это ты? А ведь мы считали, что тебя нет в живых!
   - Думали, что ты навсегда ушел от нас...
   - Говорили, что ты вернулся к ирокезам!
   - Что ты решил навсегда остаться у дикарей!
   - Так бы оно и случилось... - отвечал Никола  Перро.  -  Когда  три  года
назад я покинул Квебек,  я  собирался  вернуться  к  ирокезам.  Но  тут  мне
довелось встретиться с графом де Пейраком, и я изменил свои планы.
   Гуроны  тоже  радовались  встрече  с  Перро.  Правда,  у  некоторых   был
недовольный вид, ведь один из них был ранен и они жаждали отомстить  за  его
кровь.
   Перро обратился к ним на их языке:
   - Мой брат Аначайаха хотел выскользнуть,  словно  уж,  из  моих  пальцев,
тогда как мушкеты приказывали ему не двигаться. Пусть тот, кто  не  понимает
языка оружия, не берется за воинское дело... Идемте же, мессиры, прошу  вас,
- обратился он к французским офицерам.
   Тем временем гуроны, которых успокоил уверенный, так хорошо  знакомый  им
голос траппера, уселись потолковать, предоставив белым самим улаживать  свои
дела.

Глава 8

   Трое французов, которых вел за собой Никола Перро, несмотря на только что
происшедшее с ними злоключение, были полны любопытства. Имя графа де Пейрака
уже снискало определенную известность  в  Северной  Америке.  Его  мало  кто
видел, но чего только ни рассказывали об этом загадочном человеке от берегов
Массачусетса до самой Канады.
   Захватив форт, принадлежащий графу де Пейраку, французы явно  нервничали,
и, ни окажись сейчас рядом с ними их старого  друга  Никола  Перро,  они  бы
совсем пали духом. Поднимаясь по склону, они видели, что  всюду  за  кустами
расставлены  вооруженные  люди  с  угрюмыми  лицами  флибустьеров,   которые
исподлобья смотрели им вслед.
   Добравшись до вершины, они остановились как вкопанные, охваченные страхом
и изумлением. Прямо перед ними в полумраке, пронизанном солнечными  бликами,
возвышалась неподвижная, как изваяние, фигура всадника  в  черной  маске  на
вороном коне.
   Позади него вырисовывались силуэты других всадников - мужчин и женщин.
   - Я вас приветствую, мессиры, - голос человека в маске  звучал  глухо.  -
Подойдите ближе, прошу вас.
   Мужество этих людей не раз подвергалось испытаниям, и все-таки сейчас они
едва овладели собой и с грехом пополам  ответили  на  приветствие  графа  де
Пейрака. И так как огромный лейтенант словно вовсе лишился дара речи, первым
заговорил  траппер  -  Ромен  де  Л'Обиньер,  по  прозвищу   Трехпалый.   Он
представился де Пейраку и добавил:
   - Мы к вашим услугам, мессир... Мы готовы  выслушать  вас,  хотя,  говоря
откровенно, ваша манера приступать к переговорам  нам  кажется  несколько...
своеобразной.
   - Вероятно, вы считаете, что сами действуете менее своеобразно?  Как  мне
стало известно, вы сочли себя вправе занять принадлежащий мне форт на берегу
Кеннебека.
   Л'Обиньер и Модрей повернулись к лейтенанту. Тот решительно провел  рукой
по лбу, он, видимо, наконец пришел в себя.
   - Монсеньор, - обратился он к де Пейраку (не задумываясь, он возвел его в
этот высокий сан,  чему  после  сам  удивлялся),  -  монсеньор,  по  приказу
правительства Новой Франции мы действительно спустились к истокам Кеннебека,
чтобы собрать сведения о ваших действиях и  намерениях.  Мы  ждали,  что  вы
прибудете в Катарунк по реке, и мы надеялись сразу же  начать  дружественные
переговоры с вами.
   Де Пейрак усмехнулся; лейтенант сказал: "Мы ждали вас по  реке",  значит,
их прибытие на лошадях застало канадцев врасплох.
   - Что с моим ирландцем?
   - Вы имеете в виду этого потешного толстого англичанина с красным  лицом?
- спросил юный барон де Модрей. - Ну и наделал нам хлопот этот пройдоха.  Он
один закрылся в форте и заставил нас поверить, что  внутри  целый  гарнизон.
Рассвирепевшие  гуроны  хотели  снять  с  него  скальп,  но  наш   полковник
заступился за него, и кончилось тем, что толстяка заперли в погреб,  обвязав
веревками, как колбасу.
   - Благодарите Бога! Я не простил бы убийства никого  из  своих  людей,  и
этот  инцидент  пришлось  бы  решать  при  помощи  оружия.  Как  имя  вашего
полковника?
   - Граф де Ломени-Шамбор.
   - Я слышал о нем. Это храбрый воин и благородный человек.
   - Нам, видимо, следует считать себя вашими пленниками, мессир?
   - Если вы сможете поручиться, что в Катарунке нас не ждет предательство и
что единственной целью вашей экспедиции  действительно  служит  установление
дружеских контактов со мной, мне гораздо приятнее было бы считать вас своими
друзьями, нежели  заложниками,  тем  более  что  за  вас  ходатайствует  мой
советник и ваш земляк мессир Перро.
   Склонив голову, лейтенант что-то долго обдумывал.
   - Да, мне кажется, я могу поручиться  за  это,  мессир  граф,  -  ответил
наконец он. - Если ваши  действия  внушают  подозрения  тем,  кто  старается
усмотреть в них косвенное посягательство англичан на ваши земли, то  другие,
и особенно ваш губернатор, господин Фонтенак, очень заинтересованы в союзе с
вами, с нашим соотечественником, который в душе, конечно,  не  желает  вреда
Новой Франции.
   - Если так, я готов приступить к переговорам с графом де  Ломени.  Мессир
де Л'Обиньер, вы  можете  взять  на  себя  труд  отправиться  в  Катарунк  и
известить вашего полковника о моем прибытии, а также о прибытии моей супруги
графини де Пейрак?
   Движением руки он попросил графиню выехать вперед. Анжелика  вывела  свою
лошадь из полумрака и встала рядом с мужем. Она не испытывала  ни  малейшего
желания расточать французам любезности, еще не забыв  того  страха,  который
они нашали  на  нее  вчера,  но  ужас,  отразившейся  на  лицах  офицеров  и
Л'Обиньера при ее появлении, развеселил Анжелику.  Все  трое  попятились,  и
каждый сдержал готовые сорваться с языка странные слова,  которые  сразу  же
угадала Анжелика: "Демон! Демон Акадии!"
   - Сударыня, разрешите представить вам господ из Канады. Мессиры,  графиня
де Пейрак, моя супруга...
   С иронической улыбкой  он  наблюдал,  как  самые  противоречивые  чувства
мелькали на их побледневших лицах.
   - Я знаю от графини  о  вашей  вчерашней  встрече.  Думаю,  вы  одинаково
испугали друг друга... Вас я вполне понимаю... Встретить в этих лесах  белую
женщину на лошади... Но как видите, это не призрак...
   - О нет,  я  в  этом  не  уверен!  -  с  чисто  французской  галантностью
воскликнул Пон-Бриан. - Красота и изящество  госпожи  де  Пейрак  заставляют
усомниться, что перед нами живая женщина, а не чудесное видение.
   Анжелика не могла сдержать улыбки.
   - Благодарю вас, лейтенант, вы  очень  любезны...  Я  сожалею,  что  наша
первая встреча с вами не была столь корректна. Из-за меня вы  потеряли  свою
шляпу.
   - Еще немного, и я потерял бы голову, сударыня. Но что за беда! Я был  бы
счастлив умереть от вашей прекрасной руки. -  И  Пон-Бриан,  отставив  ногу,
склонился в глубоком поклоне с изысканной  учтивостью  придворного.  Он  был
явно очарован Анжеликой.
   Вскоре караван тронулся в путь.
   С индейцами удалось договориться - разыскали  раненого  гурона  и  хотели
подвезти его на лошади,  но  он  даже  не  отважился  приблизиться  к  этому
диковинному животному...
   Барон де Модрей представил белым вождя гуронов, звали его Одессоник, и он
был просто великолепен в своих  украшениях  из  медвежьих  зубов  и  перьев,
торчащих у него на макушке. Не привыкнув  к  индейцам,  их  довольно  трудно
отличать друг от друга, но Анжелика была уверена, что это тот самый великан;
который так невозмутимо истязал  вчера  пленного  ирокеза.  Гуроны  окружили
всадников, теперь они были  полны  самых  дружеских  чувств  к  ним.  Им  не
терпелось рассмотреть поближе белых незнакомцев. С высоты, сидя  на  лошади,
казалось, что их разноцветные перья и завязанные  на  макушках  пряди  волос
лихо отплясывают сарабанду.
   - Я их ужасно боюсь, - прошептала госпожа Жонас. - Они  очень  похожи  на
ирокезов. А в общем, все они одного поля ягода.
   Семейство Жонас было в отчаянии. Они, вероятно, еще более  трагично,  чем
Анжелика,  воспринимали  эту  встречу  с  французами-католиками,   с   этими
извергами вояками, от которых им удалось бежать из  Ла-Рошели  ценою  тысячи
опасностей. Они молчали, стараясь не привлекать к себе внимания офицеров.
   Впрочем, тех интересовали только  двое:  де  Пейрак,  чье  лицо,  скрытое
маской, безумно их интриговало, и Анжелика. Хотя Анжелика очень устала и  ее
запыленное лицо затеняла широкополая шляпа, Пон-Бриан, глядя на нее,  думал,
что это самая прелестная женщина, которую он когда-либо встречал. Может, она
и впрямь дьявол, но ее глаза сияли так ярко, что лейтенант не  в  силах  был
оторвать от нее взгляда.
   Он испытал такое мощное потрясение чувств, увидев ее на лошади,  -  живую
женщину, а не бесплотный призрак, что у него все еще стоял комок в  горле  и
он никак не мог сосредоточить свои мысли на том положении - положении, между
тем, достаточно затруднительном, - в которое он попал. Чем больше он смотрел
на Анжелику, тем сильнее убеждался, что эта  неожиданно  вышедшая  из  лесов
женщина прекрасна.
   Лейтенант де Пон-Бриан был мужчина огромного роста, с ярким  румянцем  во
всю  щеку;  видимо,  принадлежность  к  древнему   аристократическому   роду
придавала некоторое благородство его могучей фигуре,  словно  слепленной  из
одних мускулов. Он, несомненно, был рожден воином, а положение младшего сына
в семье окончательно определило его судьбу. Пон-Бриан говорил низким  сочным
голосом и раскатисто смеялся. Это был не знающий усталости, храбрый, готовый
ко всем испытаниям солдат, который, не задумываясь, бросался в самый опасный
бой, но, хотя это был человек в расцвете сил, уже перешагнувший за тридцать,
его ум сохранил юношескую незрелость... Тем не менее он командовал одним  из
наиболее  важных  французских  сторожевых  постов  на  реке  Сен-Франсуа   и
пользовался огромным уважением у индейцев, населявших те места. Несмотря  на
гигантский рост и грузную фигуру, он обладал способностью двигаться  так  же
бесшумно, как индейцы.
   Анжелику начало раздражать его излишнее внимание. Было в  этом  здоровяке
со странной кошачьей  походкой  что-то  такое,  что  сразу  насторожило  ее.
Минутами она жалела, что сегодня утром не разгорелся честный, открытый  бой.
Де Пейрак хотел вести мирные переговоры с фр