а вышла на берег.  Пусть  это  был  случайный
жест - ей он показался добрым предзнаменованием.
   Правда,    мушкеты,    направленные    моряками    с    "Голдсборо"    на
мужчин-протестантов, предостерегали от неумеренного оптимизма.
   Теперь, когда улеглось первое волнение, мужчины и  их  семьи  с  тревогой
ожидали решения своей участи. Суровые к самим себе так же,  как  и  ко  всем
другим, они не питали никаких надежд относительно будущего, которое было  им
уготовано. Должно быть, в этих краях власть закона "око за око, зуб за  зуб"
была еще более непререкаемой,  и  они  не  ожидали  никакого  милосердия  от
человека, который, как они не раз уже могли убедиться, был скор на расправу.
Они, казалось, сами удивлялись, что все еще живы.
   К Маниго и его людям приблизились индейцы и положили к их ногам снопы  из
связанных кукурузных початков, корзины  с  овощами  и  различные  напитки  в
удивительных сосудах круглой и продолговатой формы, вероятно, вырезанных  из
очень легкого дерева, а также готовые кушанья на кусках бересты.
   - Образчики того приема, который приготовил  для  вас  великий  сашем,  -
объяснил граф де  Пейрак.  -  Его  здесь  сейчас  нет,  но  он  не  замедлит
появиться.
   Маниго оставался напряженным.
   - Что вы думаете сделать с нами? - спросил он.  -  Пора  вам  объявить  о
своем решении. Если нас ждет смерть, к чему вся эта комедия гостеприимства?
   - Взгляните вокруг. Это не смерть, а жизнь, - сказал граф, обводя широким
жестом роскошный пейзаж.
   - Следует ли из этого, что вы откладываете казнь?
   - В самом деле, откладываю.
   Усталые, мертвенно бледные лица протестантов порозовели. Они  мужественно
приготовились к смерти, помня его безжалостные слова: "Око за  око,  зуб  за
зуб!"
   - Хотел бы я знать, что скрывается за вашим милосердием, - заметил Маниго
брюзгливо.
   Граф топнул по красному песку своим красным сапогом.
   - Оставайтесь здесь  и  постройте  порт,  который  будет  более  богатым,
обширным и знаменитым, чем Ла-Рошель.
   - Что это, условие нашего спасения?
   - Да... Если только истина в том, что спасение людей в  продолжении  дела
жизни.
   - Вы делаете из нас своих рабов?
   - Я дарую вам чудесную землю.
   - Прежде всего, где мы находимся?
   Он объяснил, что они в одном из пунктов берега Мэна, края, протянувшегося
от Востока до Порт-Руаяля в Новой Шотландии, граничащего на  юге  со  штатом
Нью-Йорк, а на  севере  -  с  Канадой  и  входящего  в  одну  из  тринадцати
английских колоний.
   Ларошельский судовладелец, Берн и Ле Галль ошеломленно переглянулись.
   - То, о чем вы нас просите, чистое безумие. Этот изрезанный берег  слывет
неприступным, -  сказал  Ле  Галль.  -  Это  смертельная  ловушка  для  всех
кораблей. Ни один цивилизованный человек здесь не приживется.
   - Совершенно верно. Везде, кроме этого места, куда я вас привез. То,  что
вам кажется очень опасным проходом, всего лишь скалистый  порог,  судоходный
во время прилива и дающий надежное укрытие в этой тихой бухте.
   - Если речь идет об убежище для пиратов, я  не  спорю.  Но  что  касается
строительства порта, тут рассказы мореплавателей не  оставляют  ни  малейшей
надежды.  Вспомните:  сам   Шамплен   потерпел   здесь   неудачу.   Рассказы
действительно  жуткие.  Несколько  попыток  основать  здесь  колонию  дорого
обошлись   тем   несчастным,   которых   сюда   послали.    Голод,    холод,
катастрофические приливы, зимой ветер приносит  снег  на  самый  берег.  Вот
участь, которую вы нам готовите!
   Он взглянул на свои голые руки:
   - Здесь ничего нет. Абсолютно ничего. Вы приговорили нас, наших  детей  и
женщин к голодной смерти!
   Едва он замолчал, как Жоффрей де Пейрак сделал рез  кое  движение  рукой,
подавая знак матросам, остававшимся в одной из лодок. Затем он устремился  к
красным скалам, выдававшимся в море.
   - Идите-ка сюда!
   Они нехотя последовали за ним, опасаясь, что сейчас им накинут веревку на
шею, но вскоре убедились, что этот невероятный человек всего лишь  приглашал
их прогуляться по побережью. Они догнали его на самом крайнем мысе, где была
причалена лодка. Матросы разворачивали сеть.
   - Есть среди вас профессиональные рыбаки? Кажется, вот эти, - сказал  он,
взяв за плечи обоих мужчин из местечка Сен-Морис, - и особенно вы, Ле Галль.
Садитесь в эту лодку, отплывите на глубину и закиньте сети.
   - Нечестивец! -  возмутился  Мерсело,  -  вы  осмеливаетесь  пародировать
писание.
   - Глупец! - добродушно возразил Пейрак. - Нет двух разных способов, чтобы
посоветовать одно и то же.
   Когда рыбаки возвратились, пришлось всем вместе тащить на  берег  тяжелую
сеть, в которой действительно оказался почти библейский улов.
   Обилие, разнообразие и величина рыбы изумили всех. Помимо обычных  видов,
похожих на те, что встречаются  у  берегов  Шаранты,  здесь  были  и  такие,
которых они почти  не  знали:  лосось,  белый  палтус,  осетр.  Но  им  было
известно,  как  высоко  ценится  эта  рыба   в   копченом   виде.   Огромные
сине-стальные омары свирепо бились среди сверкающих рыб.
   - Вы сможете каждый день вылавливать столько  же.  В  определенное  время
треска целыми косяками укрывается в прибрежных расщелинах. Лососи идут вверх
по течению рек на нерест.
   - Засаливая и коптя рыбу, можно снабжать провизией суда, стоящие в порту,
- произнес Берн, который до сих пор не раскрыл рта.
   Казалось, он задумался. Он уже воображал темные склады, пахнущие солью, в
которых выстроились бочонки с рыбой.
   Граф де Пейрак бросил на него испытующий взгляд и произнес:
   - Разумеется. Во всяком случае,  вы  теперь  видите,  что  голод  вам  не
грозит. Не говоря уже об обилии дичи, о сборе ягод и кленового  сиропа  и  о
великолепных растениях, которые выращивают индейцы. Я вам о них расскажу,  а
пока вы сможете судить о них сами.

Глава 2

   Когда они вернулись, отмель выглядела, как  пиршественный  стол.  Туземцы
подносили все новые кушанья, корзины  с  плодами,  мелкими,  но  ароматными,
огромные овощи, различные виды  тыкв  и  помидоров.  От  костров  шел  запах
свежевыловленной жареной рыбы. Некоторые индейцы пританцовывали,  размахивая
томагавками, украшенными перьями, - оружием с железным или каменным шаром на
конце, которым они пользовались, чтобы оглушать своих врагов.
   - Где наши дети? - закричали матери, вдруг испугавшись этих диких забав.
   - Мама, мама, - верещала Онорина, бросаясь к  матери.  -  Взгляни,  каких
креветок поймали мы с мистером Кроули!
   Вся рожица у нее была вымазана синим.
   - Ты будто чернил напилась!
   В таком же виде были все детишки.
   - Мы наелись  "strawberries"  и  "whortleberries"<  Земляника  и  черника
(англ.).>...
   "Через  несколько  дней  они  все  заговорят  по-английски",  -  подумали
родители.
   - Голода вам бояться нечего, - сказал граф, указывая на все вокруг. - Что
же касается холода, есть меха и сколько угодно дров.
   - И все же Шамплен потерпел неудачу, - повторил Маниго.
   - Совершенно  верно.  А  знаете,  почему?  Он  не  знал  о  существовании
береговой отмели, испугался высоты приливов - сто двадцать футов - и суровой
зимы.
   - Разве вы устранили эти трудности? - раздраженно усмехнулся Маниго.
   - Нет, конечно. Высота прилива по-прежнему сто двадцать футов, но это  по
ту сторону Голдсборо, там, где Шамплен разбил свой лагерь.  Он  уцепился  за
тот чертов угол, тогда как в получасе верховой езды расположено  место,  где
мы с вами находимся и где высота прилива всего сорок футов.
   - Сорок футов тоже слишком много для порта.
   - Не правда. Как  раз  такая  высота  прилива  в  Сен-Мало,  процветающем
бретонском порту.
   - Там не такой узкий проход, - заметил Берн.
   - Верно, но там есть Ранс со своими отливами и тиной.
   - Здесь тины нет, - сказал Маниго, обмакнув руку в прозрачную воду.
   - Значит, у вас даже больше  надежды  на  успех,  чем  ее  было  у  ваших
предков, когда они решили построить неприступный порт на  той  самой  скале,
которой было суждено стать Ла-Рошелью.  Несмотря  на  приливы,  там  столько
тины, что очень скоро она совершенно  задушит  порт.  Кто  же,  как  не  вы,
ларошельцы, сумеет освоить это место, столь похожее на ваш родной город?
   Анжелика заметила, что все протестанты собрались вокруг  того,  кого  они
по-прежнему называли Рескатором. И, как это  обычно  бывает,  когда  говорит
компетентный человек,  все  увлеклись  и  забыли  о  двусмысленности  своего
положения. Его вопрос вернул их к действительности.
   - Ничего не поделаешь, мы в ваших руках, - с горечью сказал Маниго.  -  У
нас нет выбора.
   - Какой выбор вам нужен? - бросил Жоффрей де Пейрак, глядя ему в глаза. -
Выбор плыть на Санто-Доминго? Что знаете вы об  этом  острове,  куда  нельзя
добраться, не заплатив дани карибским пиратам, и который периодически грабят
флибустьеры и морские разбойники с острова Тортуги? Да и  чем  там  заняться
таким людям, как вы, предприимчивым,  энергичным,  знающим  море  и  морскую
торговлю? Рыбной ловлей? В тамошних  скудных  ручьях  водится  лишь  немного
пескарей, а у берега полно свирепых акул.
   - Но у меня там были деньги  и  отделения  торговой  компании,  -  сказал
Маниго.
   - Вряд  ли  они  уцелели,  и  дело  даже  не  в  пиратских  налетах.  Vae
victis<Горе побежденным  (лат.).>,  господин  Маниго.  Вот  если  бы  у  вас
сохранилось прочное положение в Ла-Рошели, была бы еще надежда вернуть  себе
кое-что на островах. Но сами вы разве не уверены в том, что те, кто были  на
Санто-Доминго  и  в  Ла-Рошели,  вашими  дорогими,  преданными,  услужливыми
компаньонами, уже поделили все, что вам принадлежало?
   Маниго смутился. Слова Рескатора слишком живо напомнили ему о собственных
его опасениях. Граф продолжал:
   - Сами вы настолько убеждены в этом, что одной из причин, заставивших вас
захватить мой корабль, был страх прибыть на острова совершенно нищим, к тому
же имея передо мной обязательства оплатить расходы за  плавание.  Ваш  план,
достойный корсара, давал вам два преимущества. Устраняя меня, вы  тем  самым
избавлялись от кредитора и владельца прекрасного корабля.  Корабль  заставил
бы считаться с вами тех, кто встретил бы вас хуже, чем бродячего  пса,  если
бы вы явились на острова как нищий переселенец.
   Маниго не спорил. Он лишь  скрестил  руки  на  груди  и  склонил  голову,
глубоко задумавшись.
   - Значит, господин граф, вы полагаете, что мои опасения по поводу прежних
моих компаньонов на островах и в  Ла-Рошели  были  обоснованными.  Это  ваше
предположение или уверенность?
   - Уверенность.
   - Откуда вам все это известно?
   - Мир не так велик, как кажется. Зайдя однажды в порт у берегов  Испании,
я встретил одного из самых болтливых людей на свете, некоего Роша, с которым
познакомился еще на Востоке.
   - Я слышал это имя.
   - Он был представителем ларошельской Торговой палаты. Он рассказал мне об
этом  городе,   из   которого   только   что   уехал,   и   о   вас,   чтобы
продемонстрировать, каким образом власть и богатство в Ла-Рошели перейдут от
богатых протестантов к католикам.  Вы  были  обречены  уже  тогда,  господин
Маниго. Но в то время, слушая его,  я  не  предполагал,  что  буду  иметь..,
честь, - он отдал полный иронии поклон,  -  предоставить  на  своем  корабле
убежище тем самым гонимым людям, о которых он мне говорил.
   Казалось, Маниго его не слышал. Затем он глубоко вздохнул.
   - Что же вы раньше не рассказали обо всем, что знали? Быть может, удалось
бы избежать кровопролития.
   - Напротив, думаю, что тогда вы бы еще яростнее стремились ограбить меня,
чтобы обрести надежду взять верх над врагами.
   - То, что былые друзья от нас отвернулись и мы остались без средств,  еще
не давало вам права распоряжаться нашими жизнями.
   - Вы же распорядились нашими. Мы в расчете. К тому  же,  имейте  в  виду,
что, кроме выращивания сахарного  тростника  и  табака,  в  чем  у  вас  нет
никакого опыта, вы могли бы там заняться только работорговлей.  Так  вот,  я
никогда не стану способствовать появлению еще одного торговца неграми. Здесь
вам придется отказаться от этого недостойного промысла. Поэтому  вы  сможете
заложить основы нового мира, который не будет с самого начала нести  в  себе
зародыш разрушения.
   - Но на Санто-Доминго мы могли бы  возделывать  виноград.  Именно  таково
было наше намерение, - сказал один из ларошельцев, изготовлявший дома  бочки
для шарантских вин.
   - На Санто-Доминго виноград не растет. Испанцы пытались  его  выращивать,
но тщетно. Чтобы лоза  плодоносила,  нужен  перерыв  в  сокообразовании.  Он
происходит благодаря смене времен  года.  На  островах  же  сок  циркулирует
постоянно, и листья не опадают. Нет времен года, нет и виноградников.
   - Но ведь пастор Рошфор в своей книге писал...
   Граф де Пейрак покачал головой.
   - Пастор Рошфор,  храбрый  и  уважаемый  путешественник,  с  которым  мне
приходилось встречаться, невольно отразил в  своих  сочинениях  свой  особый
взгляд на жизнь, свои поиски земного рая и земли  Ханаан.  По  этому  в  его
повествованиях есть явные ошибки.
   - Ха! - воскликнул пастор Бокер, с силой ударив по своей толстой  Библии.
- Я с вами совершенно согласен! Я никогда не доверял этому ясновидцу.
   - Поймите меня правильно. У ясновидцев есть и хорошие стороны. Они служат
прогрессу человечества, вырывая его из вековой рутины.  Они  видят  символы,
истолковывать же их должны другие. Пусть писатель Рошфор  допустил  досадные
географические  неточности  и  описывал  со  слишком   наивным   восхищением
богатства Нового Света, но те переселенцы, которых он привлек  за  океан  не
были обмануты.  Скажем,  что  уважаемый  пастор  слишком  хорошо  усвоил  то
символическое  чувство,  которое  является  основой  индейской   духовности.
Конечно, на побегах дикого винограда не растут сочные гроздья, так же как на
ветвях хлебного дерева нет румяных булочек. Но изобилие,  счастье,  душевный
покой возможны повсюду лишь для тех, кто сумеет открыть истинные  богатства,
которые может дать эта земля, полюбить  ее  и  не  переносить  сюда  суетные
раздоры Старого Света. Разве не ради этого вы приехали сюда?
   Во время этой продолжительной речи голос Жоффрея де Пейрака то  срывался,
то становился хриплым, но ничто не  могло  остановить  пламенный  поток  его
слов. Он не обращал внимания на свое раненое горло,  так  же  как  когда-то,
дерясь на дуэли, не думал об искалеченной ноге. Горящий взгляд  под  густыми
бровями привлекал слушателей и передавал им его убежденность.
   Мавр, заменивший при нем служителя Абдуллу, приблизился и подал ему  одну
из чудных пузатых фляг  золотисто-желтого  цвета  с  таинственным  напитком,
принесенным индейцами. Граф выпил залпом, не задумываясь, что это было.
   Вдали послышалось конское ржание. Два  индейца  спустились  на  берег  на
лошадях, рассыпавших камешки копытами. К ним вышли навстречу, и они передали
послание. Великий сахем Массава был уже в пути, чтобы  приветствовать  новых
бледнолицых. Были отданы приказы на всех  языках,  чтобы  ускорить  выгрузку
подарков, которые скапливались на берегу по мере того, как их  перевозили  с
"Голдсборо": новенькие мушкеты, завернутые в промасленное полотно,  холодное
оружие, изделия из стали.
   Габриэль Берн не смог удержаться, чтобы не заглянуть в открытые сундуки.
   Жоффрей де Пейрак наблюдал за выражением его лица.
   - Ножевой товар из Шеффилда, самый лучший, - заметил он.
   - Знаю, - подтвердил Берн.
   Впервые за много дней напряженное выражение  сошло  с  его  лица,  взгляд
оживился. Он как бы забыл, что разговаривает с ненавистным соперником.
   - Не слишком ли это  хорошо  для  дикарей?  Они  бы  удовольствовались  и
меньшим.
   - Индейцам нелегко угодить в том, что  касается  оружия  и  инструментов.
Обманув их, я бы свел  к  нулю  преимущества  сделки.  Подарки,  которые  вы
видите, должны обеспечить нам мир на  территории  более  обширной,  чем  все
французское королевство. Их также можно обменять  на  меха  или  продать  за
золото и драгоценные камни,  которые  остались  у  индейцев  с  незапамятных
времен от  их  таинственных  городов.  Драгоценности  и  благородный  металл
по-прежнему ценятся на побережье, причем необязательно в форме золотых монет
европейской чеканки.
   Берн в задумчивости вернулся к своим друзьям. Они  по-прежнему  держались
все вместе и хранили молчание. Их  подавляла  огромная  территория,  которая
вдруг досталась им, лишившимся всего. Они без конца смотрели на море, скалы,
их взгляд поднимался к холмам с гигантскими  деревьями,  и  каждый  раз  все
вокруг выглядело иначе из-за блуждающего  тумана,  придававшего  пейзажу  то
приветливую мягкость, то бесчеловечную дикость.
   Граф следил за ними, положив руки на  пояс.  Глаз  его,  чуть  растянутый
шрамом на щеке, сощурился в усмешке и  принял  сардоническое  выражение,  но
Анжелика уже знала, что скрывается за этой видимой  черствостью.  Сердце  ее
рвалось к нему в пылком восхищении.
   Вдруг он произнес вполголоса, не оборачиваясь к ней:
   - Не смотрите на меня так, прекрасная  дама,  вы  внушаете  мне  праздные
мысли. Сейчас не время.
   И, обращаясь к Маниго:
   - Каков будет ваш ответ?
   Судовладелец провел рукой по лбу.
   - Возможно ли в самом деле жить здесь?.. Все так чуждо для  нас.  Созданы
ли мы для этого края?
   - Почему же нет? Разве человек создан не для всей земли? Зачем  тогда  вы
принадлежите к высшему роду животного  мира,  роду,  наделенному  той  самой
душой,  которая  одухотворяет  смертное  тело,  той  верой,   которая,   как
говорится, движет горами, если боитесь взяться за дело  с  тем  мужеством  и
умом, которые проявляют даже муравьи или слепые термиты?
   Кто сказал, будто человек может жить,  дышать  и  думать  лишь  на  одном
месте, как раковина на берегу? Если ум  принижает  его,  вместо  того  чтобы
возвышать, пусть лучше человечество исчезнет с  лица  земли,  уступив  место
бесчисленным насекомым, в тысячу раз более многочисленным  и  активным,  чем
человеческое население земного шара, и пусть они заселят его в грядущие века
своими микроскопическими племенами, подобно тому,  как  это  было  в  начале
творения, когда мир, еще не обретший форму, был населен  одними  гигантскими
породами чудовищных ящериц.
   Протестанты,  непривычные  к  столь  пространным  речам  и   к   подобным
блужданиям мысли, взирали на него в великом  изумлении,  а  ребятишки  жадно
ловили каждое слово. Пастор Бокер прижимал к груди свою Библию.
   - Я понимаю, - произнес он, задыхаясь от  волнения,  -  понимаю,  что  вы
имеете в виду. Если человек не способен повсюду продолжать  дело  созидания,
стоит ли ему в таком случае быть человеком? И  зачем  тогда  нужны  люди  на
земле? Теперь я понял Божий наказ Аврааму: "Пойди из земли твоей, от родства
твоего и из дома отца твоего в землю, которую я укажу тебе".
   Маниго простер свои могучие руки, требуя слова:
   - Не стоит заблуждаться. Разумеется, у нас есть душа, у нас есть вера, но
нас всего пятнадцать человек, а перед нами огромная задача.
   - Вы не правильно считаете, господин Маниго.  А  ваши  жены  и  дети?  Вы
всегда говорите о них, как о безответственном стаде блеющих овец. Между  тем
они доказали: в том, что касается здравого смысла, выдержки и мужества,  они
стоят вас всех. Даже  ваш  маленький  Рафаэль,  который  сумел  не  умереть,
несмотря на лишения и  тяготы  пути,  какие  редко  переносят  младенцы  его
возраста. Ведь он даже не заболел...  А  тот  ребенок,  которого  носит  под
сердцем ваша дочь? Только благодаря ее выносливости в нем сохранилась жизнь,
еще не успевшая начаться. Он родится здесь, на американской земле, и сделает
вашим этот край, потому что, не зная другого, полюбит его, как  свою  родную
землю. У вас храброе потомство, господа ларошельцы, и мужественные жены. Вас
не просто пятнадцать человек. Вы уже целый народ.
   Кушанья, которые без конца готовили и принос