дипломатической миссии и множества посредников, а также связей  с  испанским
или флорентийским двором. И наладить ежемесячное снабжение бобами  какао  их
будущую фабрику не так просто, как думал Одиже.
   "Наверное, только из-за трудностей снабжения отец Давида не довел дело до
конца, - думала Анжелика, - а тут еще смерть. Да, все хорошие люди умирают".
   Одиже  теперь  чаще  приходил  в  таверну  "Красная  маска"  в   качестве
посетителя. Он садился за  отдельный  стол,  избегая  завсегдатаев  таверны.
После их последней стычки он стал неразговорчив, и Анжелике было обидно, что
он не делает ей комплиментов о блюдах, подаваемых на  стол.  Одиже  небрежно
садился за стол и не спускал глаз с молодой  женщины,  пока  она  ходила  по
залу, обслуживая многочисленных клиентов.  Упорный  взгляд  этого  красивого
мужчины, уверенного в себе, смущал  Анжелику.  Она  сожалела  об  их  первой
размолвке и не знала, как начать разговор снова.  Тем  не  менее  метрдотель
продолжал сопровождать ее  на  природу,  пикники,  куда  ее  семья  выезжала
систематически. Как будто случайно, в сумке  на  крупе  лошади  у  него  был
завернут окорок, жареная зайчатина и бутылка  бургундского.  Держался  Одиже
всегда чопорно и был вызывающе одет.
   Анжелика часто видела его на дороге и даже в  доме  в  Шайо,  около  реки
Сен-Клу. Перья его шляпы и ленты из тончайшего сатина странно  выглядели  на
фоне простой публики. Казалось, молодой человек хотел показать Анжелике свой
достаток и вкус.
   Как-то летом, в воскресенье, с рассветом, дороги, окружающие Париж,  были
заполнены всадниками и каретами.  Люди  хотели  уйти  из  шумного  города  и
вдохнуть свежесть деревенской жизни с ее чудесными национальными  блюдами  и
ритуалами. Одни богачи выезжали на загородные виллы, другие  -  в  окрестные
деревни. Отстояв мессу в маленькой деревенской церквушке, они шли  танцевать
народные танцы под огромные вязы с  празднично  одетыми  крестьянками,  пили
белое вино из окрестностей де Сосс и красное вино из окрестностей де Сирен.
   Парижский поэт Клод ле Пти не оставил это событие без внимания. Он писал:
   "Праздник лета, чудесный день!
   И весь Париж  стремится  В  лоно  окрестных  деревень,  Чтоб  на  природе
веселиться!".
   Папаша Бурже и его "семья" не пропустили такого события.
   - В Шайо! В Шайо! - кричали лодочники, зазывая клиентов.
   Лодки  проплывали  мимо  королевской  виллы  и  монастыря  Бонзон.  Потом
подвыпившие пассажиры с шумом высаживались, чтобы пройти в Булонский лес  на
пикник. А когда лодки подвозили отдыхающих до Сен-Клу, все бежали к  Версалю
смотреть,  как  его  величество  король  Франции  обедает.  Анжелика  всегда
отказывалась от такой прогулки. Она поклялась  себе  в  том,  что  пойдет  в
Версаль только по  приглашению  короля.  Неужели  она  никогда  не  будет  в
Версале? Когда все уходили на завтрак или на обед короля, она оставалась  на
берегу Сены со своими двумя мальчиками, опьяненная чистым воздухом.
   Наступал вечер:
   - В Париж! В Париж! - кричали подвыпившие лодочники-перевозчики.
   Давид и поклонник  Розины,  сын  кабатчика,  который  осенью  должен  был
жениться на ней, брали детей на плечи и неохотно направлялись  к  лодкам.  У
городских ворот они обычно встречали кавалькаду пьяных охранников и гуляющих
любовников, не желающих входить в город.
   На следующий день, во время прогулки, Одиже сказал Анжелике:
   - Чем больше я смотрю на вас, тем сильнее вы меня поражаете, милый  друг.
В вас есть что-то, что меня беспокоит.
   - Вы насчет шоколада? - игриво заметила Анжелика.
   - Нет или больше того, - косвенно сказал молодой  человек.  -  Сначала  я
думал, что вы созданы только для любовных  утех,  но  потом  решил,  что  вы
действительно практичны и никогда не теряете голову.
   "Надеюсь", - подумала Анжелика, улыбаясь одной из  своих  обворожительных
улыбок.
   - В жизни, дорогой Одиже, бывает время, когда нужно сделать что-то, потом
- другое. Когда жизнь легка, люди беззаветно предаются любви, а  для  других
это повседневный труд или цель. Я не  скрою,  Одиже,  что  для  меня  сейчас
главная цель - это заработать деньги для моих крошек, у которых... у которых
умер отец.
   - Если вы заговорили о детях, то, поверьте  мне,  в  коммерции,  где  все
продается и все покупается, невозможно воспитать их и сделать счастливыми.
   - У меня нет выбора, - глухо ответила Анжелика. - К тому  же  я  не  могу
жаловаться на господина Бурже. Я нашла в его лице неожиданную  поддержку,  и
он также рад моему скромному образу жизни.
   Одиже смутился, теребя свой кружевной воротник. Нерешительным голосом  он
продолжал:
   - А если бы вам предоставился выбор?
   - Что вы хотите этим сказать?
   Анжелика посмотрела ему прямо  в  глаза  и  увидела  в  них  нескрываемое
обожание. "Время пришло,  чтобы  вновь  продолжить  переговоры",  -  сказала
Анжелика про себя.
   - Кстати, вы получили свой патент?
   Одиже глубоко вздохнул.
   - Видите ли, моя дорогая, вы заинтересованный человек, но я не  скрою  от
вас, а скажу всю правду. У  меня  еще  нет  министерской  печати,  но  думаю
получить ее до октября, так как сейчас, в это жаркое время, президент  Селье
находится в своей загородной вилле. Когда он приедет в Париж, все  свершится
очень быстро, поверьте мне. Я подключил к делу графа де Гиша, зятя  канцлера
Селье. Видите ли  вы,  что  у  вас  нет  никакой  надежды  стать  прекрасной
шоколадницей?
   - По крайней мере, у меня есть патент, с которым я могла бы причинить вам
много неприятностей, дорогой Одиже, но, по-моему, нам лучше сотрудничать.  Я
бы доставала бобы какао,  вы  бы  готовили  напиток,  а  прибыль  делили  бы
поровну. Где вы хотите построить вашу шоколадницу?
   - В квартале Сен-Оноре.
   - Но это же глупо! - воскликнула Анжелика.
   - Нет, не глупо, мадам, и знаете почему?  Квартал  Сен-Оноре  -  отличное
место. Лувр находится близко. Пале-Рояль - тоже. Я не  буду  делать  таверну
или что-нибудь в этом роде. Я вижу красивый пол, выложенный белой  и  черной
мозаикой, зеркала и позолоченные деревянные панели,  а  позади  заведения  -
красивый сад и маленькие беседки со скамейками  для  влюбленных...  -  Одиже
немного  отвлекся,  описывая  будущее  место   торговли   шоколадом,   потом
продолжал:
   - Вы великолепны, Анжелика, когда  так  внимательно  слушаете.  Я  уважаю
трезвость вашего ума и практичность. Все это время я внимательно изучал вас.
Ваша красивая внешность не вяжется с тем образом жизни, который  вы  ведете.
Еще мне нравится то, что вы смело держите себя в компании с таким опытным  в
коммерции мужчиной, как я. Хрупкость и целомудрие женщины не вяжется с  этой
вашей чертой. Женщины, которых я встречал, не  способны  логически  мыслить,
так, как вы.
   Анжелика вздохнула.
   - Я вижу, что хозяин и Давид о чем-то разговаривают.
   - Сейчас дело не в них, - прервал ее молодой человек.
   - Вы разве не поняли, что я одна в этой жизни? - вырвалось у Анжелики.
   - Вам нужен покровитель, Анжелика, - смущенно выдавил Одиже.
   Она сделала вид, что не расслышала его последних слов.
   - В действительности вы завистник, Одиже, - засмеялась она. -  Вы  хотите
сами пить свой шоколад, а еще затеваете разговор  о  женской  слабости.  Это
глупая  война,  которую  мы  с  вами  ведем.  То,  что  я  вам   предложила,
замечательный выход.
   - Дорогая Анжелика! - воскликнул молодой человек. - Мое предложение в сто
раз лучше вашего!
   Анжелика смущенно поднялась и, вытерев со стола, спросила, что он  желает
на закуску. Как только она отошла от стола, Одиже догнал ее.
   - Не будьте так жестоки, Анжелика! -  воскликнул  метрдотель.  -  Я  хочу
пригласить вас в это воскресенье на прогулку. Там мы  серьезно  поговорим  с
вами. Мы могли бы поехать на мельницу Жавель и  попробовали  бы  там  рыбные
блюда, а потом погуляли бы. Вы согласны?
   Одиже нежно обнял ее за талию. Анжелика смущенно подняла глаза к  свежему
лицу. Полные губы молодого человека вырисовывались из-под  усов.  Его  губы,
жаждущие  поцелуя,  были  полуоткрыты.  Чувство  блаженства  наполнило   все
существо Анжелики. Она представила, как эти губы целуют ее лицо, шею, грудь.
И она пообещала поехать в воскресенье на мельницу. На том и расстались.
   По  правде  говоря,  Анжелика  была  очень  смущена  этим   предложением,
представляя себе перспективу такой прогулки. Она признавалась  себе  в  том,
что, когда она увидела губы Одиже и его руку,  ее  охватила  дрожь  во  всем
теле. Давно она не испытывала такого чувства. Вот уже почти два  года  после
любовной авантюры с капитаном Огром ни один мужчина не касался ее. Анжелика,
конечно, не считала те поцелуи, которые она получала от  пьяных  клиентов  в
таверне, их грубые ласки и пьяные признания в любви. Несколько раз во  дворе
она вынуждена была звать на помощь или защищаться по принципам "Двора чудес"
от нападений грубиянов, одурманенных винными  парами.  Хамское  отношение  и
грубые ласки подвыпивших клиентов оставили в ее душе тяжелые воспоминания  и
охладили ее пылающее сердце.
   "Женщине нужна нежность, - думала Анжелика, - а если ее нет, тогда...  Ну
что ж. Может, он хочет меня обмануть и надуть с патентом? Ничего, один  день
не отразится на делах. К тому же Одиже всегда так корректен со мной".
   Впервые за два года она задумалась о своей  внешности,  расправляя  перед
зеркалом свои длинные волосы была ли она еще красива? Да, ей  это  говорили.
Не испортил ли жар печей в кухне цвета ее лица?
   "Я стала немного полней, но в общем это неплохо.  Мужчины  такого  сорта,
как Одиже, любят полноту в женщинах".
   Анжелике было стыдно за свои огрубевшие от повседневной  кухонной  работы
руки. Этим же вечером она отправилась на  Новый  мост  к  Великому  Матье  и
купила у него склянку с мазью, отбеливающей руки. Купила  себе  воротник  из
нормандских кружев, прикрепила его на свое скромное платье из синего  сукна.
Теперь Анжелика была похожа на жену какого-нибудь  буржуа.  Еще  она  купила
пару перчаток и веер и этим закончила свой туалет.
   Много хлопот принесла ей прическа. Отрастая, волосы начали виться и стали
более светлыми. С тоской в душе она накинула серую накидку.
   И вот настало воскресенье Господин Бурже подарил своей  "дочке"  кошелек,
который когда-то принадлежал его покойной жене.
   Итак, в назначенный час Анжелика ждала возле подъезда. День  обещал  быть
великолепным. Среди крыш домов небо выглядело, как кусочек синего моря.
   Увидев подъезжающую карету Одиже, Анжелика с  нетерпением  направилась  к
ней, как воспитанница монастыря урсулинок перед выходом на волю.  Метрдотель
был ослепителен. Он был одет в велюровый  камзол  с  красными  лентами,  его
рубашка была из тончайшего шелка. Кружева манжет были  тонки,  как  паутина.
Восхищенная Анжелика дотронулась до них рукой.
   - Это ирландские кружева, - с гордостью заметил молодой  человек,  -  они
стоили мне недешево. - Слегка пренебрежительно Одиже посмотрел  на  скромный
воротничок своей спутницы. - Скоро вы будете носить еще лучше, - заметил он,
улыбаясь. - Мне кажется, что вы способны с изяществом носить любой туалет. Я
вижу вас в Платье из чистого шелка и даже из атласа.
   "А может, из золотой  парчи",  -  подумала  Анжелика,  скрипя  от  злости
зубами, но как только карета тронулась вдоль Сены, она повеселела.
   Мельница Жавель находилась на равнине. Невдалеке паслись стада баранов  и
мулов. Воздух был чист так, что казалось, будто купаешься в нем, как в море.
Большие крылья мельницы были похожи на крылья летучей  мыши.  Они  скрипели,
вторя поцелуям гуляющих влюбленных в этом экзотическом месте.
   Большая пристройка на мельнице формировала постоялый двор. Сюда приходили
тайком от жен и ревнивых мужей. Хозяин был хороший малый, весельчак, умевший
держать язык за зубами.
   - У нас умеют молчать, - улыбаясь, говорил он клиентам.  -  Мы  могли  бы
держать в руках весь город, - хвастался он, - но они  хорошо  платят,  и  мы
молчим.
   В зале витал запах рыбного супа и. раков. С  жадностью  Анжелика  вдыхала
эту свежесть деревенской жизни. Она вспомнила Монтелу.
   Несколько  белоснежных  облаков  появилось  на  лазурном  небе.  Анжелика
улыбнулась им, сравнивая их с яйцами,  разбитыми  на  сковородке.  Время  от
времени она бросала взгляд на губы Одиже, и сладкая дрожь  пробегала  по  ее
застывшему телу. Что с ней случилось? Поцелует ли он ее?
   В зале было сумрачно. Заходили парочки, садились за столы, постепенно зал
заполнялся самой различной публикой. По мере того как опустошались кувшины с
белым вином, атмосфера в зале становилась более свободной. Фамильярные жесты
мужчин вызывали воркование подвыпивших дам.
   Поборов свою нервозность, Анжелика  выпила  несколько  бокалов.  Щеки  ее
зарделись.  Одиже  принялся  без   остановки   рассказывать   ей   о   своих
путешествиях, о работе. Это начинало надоедать захмелевшей Анжелике.
   - Вот так, моя дорогая,  -  говорил  он,  -  мое  состояние  покоится  на
солидной основе, и я не боюсь превратностей судьбы. Мои родители...
   - О, давайте выйдем отсюда! -  взмолилась  Анжелика,  отложив  в  сторону
ложку.
   - Но на дворе жарко.
   - По крайней мере, снаружи продувает ветерок, - настаивала Анжелика  -  К
тому же неудобно смотреть на эти целующиеся пары, - добавила она вполголоса.
   Они вышли во двор и остановились, ослепленные солнцем. Одиже воскликнул:
   - Анжелика, вы можете загореть на солнце и испортить себе цвет лица!
   Решительным жестом он надел  ей  на  голову  шляпу  с  белыми  и  желтыми
перьями, воскликнув, как в первый день:
   - Бог мой, как вы прекрасны, прелесть моя!
   Но  через  некоторое  время,  идя  по  берегу  Сены,  он  снова  принялся
рассказывать Анжелике о своей карьере:
   - Когда производство шоколада станет на широкую  ногу,  я  напишу  книгу,
очень важную в работе метрдотеля, где будет  написано  все  о  кондитерах  и
поварах. Читая эту книгу, метрдотель узнает, как правильно  накрывать  стол,
расставлять приборы. Даже экономка прочитает там, как  правильно  складывать
белье, а кондитеры - как делать различные варенья, сухие и жидкие, и  другие
полезные всем вещи. Например, метрдотель,  когда  увидит,  что  время  обеда
наступило, должен взять белую салфетку, сложить ее по длине  и  положить  на
согнутую руку. Салфетка - это знак его власти  и  демонстративный  знак  его
превосходства. Это именно он распоряжается  за  столом.  Да,  я  такой,  моя
дорогая, могу носить шляпу и пальто на плечах, но  салфетка  должна  быть  в
положении, выше сказанном.
   Анжелике до смерти надоела эта болтовня. Она едко заметила:
   - Сударь, а когда вы  любите  женщину,  в  каком  положении  вы  цепляете
салфетку?
   И сразу извинилась, увидев смятение в глазах Одиже:
   - Простите меня, пожалуйста. Белое вино всегда приносит нелепые мысли. Но
я не пойму, почему вы просили поехать  с  вами  на  мельницу  Жавель?  Чтобы
рассказывать мне о положении салфетки?
   - Не  высмеивайте  меня,  Анжелика,  -  смутился  молодой  человек.  -  Я
рассказываю вам о своих планах, о моем будущем, если хотите. Помните, что  я
говорил вам при нашей первой встрече? Выходите за меня замуж. Чем  больше  я
размышляю, тем больше нахожу, что вы именно та женщина, которая...
   - О, - воскликнула Анжелика. - Я вижу невдалеке стог сена. Побежим туда?!
Там будет не так жарко, как под палящим солнцем, - и она  бросилась  бежать,
придерживая широкополую шляпу. Добежав до стога, она упала в сено.
   "Было бы хорошо, если бы он стал моим любовником", -  подумала  Анжелика.
Она нашла бы в нем поддержку, которая отвлекла бы ее от повседневного труда.
А после они бы говорили о будущем шоколаде.
   - Я говорил о вас с господином Бурже. Он не скрыл  от  меня,  что  у  вас
тяжелая жизнь и, хотя работа спорится, вы не набожны. Вы еле-еле отстаиваете
мессу в воскресенье. Вы никогда не бываете  на  вечерне.  Набожность  -  это
достояние женщины, она защищает ее душу от порока повседневной жизни.
   - Я не понимаю, чего вы хотите? Нельзя же быть  одновременно  набожной  и
деловой женщиной.
   - Что вы говорите, дитя мое? Вы заражены ересью! Католическая религия...
   - О, я умоляю вас, не говорите мне о религии! -  взмолилась  Анжелика.  -
Люди развращают все то, до  чего  дотрагиваются.  Бог  дал  людям  святое  -
религию, но они сделали из нее оружие убийства, лицемерия  и  ханжества.  По
крайней мере, женщине, которая хочет, чтобы ее  поцеловали  летним  днем,  я
думаю, бог простит, потому что он сделал ее такой.
   - Анжелика, вы потеряли голову! - в страхе воскликнул  Одиже  и  пошел  в
таверну мельницы Жавель.
   Анжелика поднялась, отряхнув с платья остатки сена. Она вошла в  таверну,
нашла Одиже и попросила отвезти ее домой.

Глава 23

   Однажды, когда на город  спустились  мрачные  осенние  сумерки,  Анжелика
гуляла по Новому мосту. Она часто приходила туда,  чтобы  купить  что-нибудь
или просто побродить от ларька к ларьку, от прилавка к прилавку.
   Подойдя к  "эстраде",  где  восседал  Великий  Матье,  Анжелика  в  ужасе
вздрогнула. Как раз в этот момент знаменитый парижский врач  вырывал  зуб  у
очередной жертвы, стоявшей  перед  ним  на  коленях.  Около  него  скопилось
множество зевак, и Анжелике пришлось локтями прочищать себе  путь.  Несмотря
на то, что было  довольно  прохладно,  Великий  Матье  был  покрыт  крупными
каплями пота.
   - Черт бы побрал этот проклятый зуб! Как  крепко  сидит!  -  голосил  он,
вытирая пот.
   Рот пациента был  широко  раскрыт,  страшные  клещи,  обхватывающие  зуб,
скрежетали в руках дантиста. Анжелика сразу узнала в  пациенте  человека,  с
которым была в шаланде больше года тому назад.
   Тем временем дантист,  вытащив  клещи  изо  рта  больного,  повернулся  к
публике и громко спросил:
   - Тебе больно, сын мой?
   Замученный больной тоже повернулся к публике и, изобразив на лице подобие
улыбки, пробормотал:
   - Нет, - и отрицательно покачал головой.
   Да-да, это был именно он: тонкий профиль лица, длинный  улыбающийся  рот,
растрепанные волосы.
   - Посмотрите, дамы и господа, - продолжал Великий Матье, - чудо,  не  так
ли? Этому человеку совсем не больно. А почему ему не больно? Ему  не  больно
благодаря чудесному средству, которое я сам приготовил и дал выпить больному
перед процедурой. В этом флаконе, дамы и господа, содержится средство против
боли! Покупайте это средство, и вы узнаете сами, господа!
   Затем дантист обратился к немного пришедшему в себя больному:
   - Ну что, продолжим?
   Последний открыл рот, и через мгновение все услышали триумфальный возглас
врата, протянувшего публике клещи, в которых  находился  вырванный  "больной
зуб".
   - Тебе не больно, мой дорогой? - снова обратился он к  больному,  который
дрожал всем телом.
   Человек что-то промычал, мотая головой. Великий Матье вновь повернулся  к
публике:
   - Благодаря моему новому средству, больной не страдает. Боль исчезла,  ее
нет, она пропала, как весенний снег.
   Между  тем  пациент,  надев  свою  остроконечную   шляпу,   спустился   с
возвышения. Больной направился к берегу Сены, Анжелика последовала  за  ним.
Присев около воды, он начал что-то бормотать, сплевывая кровь, сочившуюся из
ранки. У него было такое бледное лицо, что Анжелика испугалась.
   "Он может упасть и утонуть", - подумала  она,  быстро  подходя  к  жертве
Великого Матье.
   - Вы больны, вам плохо?
   - О, я умираю, мадам, - ответил молодой человек умирающим голосом. - Этот
зверь чуть не вырвал мне голову. Наверное, у  меня  сломана  челюсть.  -  Он
сплюнул кровь.
   - Но вы же говорили, что вам не больно, - изумилась Анжелика.  -  Я  сама
слышала.
   - Я ничего не говорил, я мычал. К счастью, Великий Матье хорошо  заплатил
мне за этот спектакль. Мадам, ведь этот инквизитор вырвал мне здоровый зуб.
   Анжелика взяла за руку бывшего пациента.
   - Пойдемте со мной. Как это глупо  с  вашей  стороны,  вырывать  здоровые