а сможет видеться с ним тогда, когда сама этого захочет,  и  покинуть  его
всякий раз, как он покажется ей невыносимым. Виль д'Аврэй не был простофилей
и все понял. Сначала он обвинил ее  в  жестокости,  но  потом  вынужден  был
смириться. Теперь он был беззащитен и боялся, что  она  совсем  забудет  про
него, откажется ухаживать за ним, а то и  вовсе  отдаст  его  в  лапы  этого
корабельного хирурга Рагно, который называл себя врачом,  но  ничего,  кроме
вреда, не мог ему принести.
   - Ах, как я люблю, когда ваша рука касается моей кожи! У вас такие нежные
пальчики. Желая по меньшей мере хоть изредка ощущать прикосновение ее  руки,
он смирился и готов был на любые жертвы,
   Он тяжело  переживал  свое  бездействие.  Лишенный  всех  своих  любовных
похождений, он почувствовал в сердце необъяснимую пустоту.
   Г-н Дажне, его священник, навещал маркиза и читал ему,  но  Виль  д'Аврэй
прогнал его: чем чаще он его видел, тем ярче были воспоминания о том, что он
покинул его именно в тот момент, когда демоны угрожали его жизни.
   Припомнив все пережитое прошлым  летом,  маркиз  затосковал  по  молодому
Александру  де  Росни,  сопровождавшему   его   в   начале   путешествия   и
отказавшемуся вернуться в Квебек.
   - О, дорогая Анжелика, - умолял он. - Говорят,  что  вы  обладаете  даром
призывать к себе людей на расстоянии. Пожалуйста, заставьте вернуться  моего
Александра...
   Два дня спустя Александр  де  Росни  появился  в  большом  зале  "Корабля
Франции".  Поначалу   никто   не   обратил   особого   внимания   на   этого
путешественника с обмороженным носом и скулами, но, когда  он  сбросил  свои
меховые одежды, радости не было конца.  Все  узнали  молодого  красавчика  с
надутыми губками, которыми всегда любовался  маркиз.  Казалось  невероятным,
что он смог в это время года добраться сюда из Акадии, однако он был  здесь.
Он принес новости со всего побережья  и  своим  приходом  прорубил  брешь  в
кольце зимы.
   Сияющий маркиз благодарил Анжелику, она же убеждала его,  что  совершенно
ни при чем. Не мог же он  за  два  дня  добраться  до  них,  он  должен  был
пуститься в дорогу по меньшей мере несколько недель, а то и месяцев назад.
   Она усадила молодого человека на табурет и смазала бальзамом ожоги на его
лице, потом с любовью взъерошила его светлые волосы. Этот милый храбрец  был
из той же породы, что и Филипп дю Плесси-Бельер, который с четырнадцати  лет
сражался на войне в кружевном воротничке.
   Столь опасное путешествие сделало молодого человека более разговорчивым и
поубавило его высокомерие.
   Он рассказал, что многие районы обезлюдели, а в индейских  вигвамах,  где
он думал найти прибежище, он находил мертвых жителей, скончавшихся от холода
или голода, или того и другого одновременно.
   - Это сумасшествие! - вздыхал маркиз. - Ты не должен был пускаться в  эту
авантюру, даже ради того, чтобы увидеть меня.
   Александр пожал плечами. Ведь он был не одинок. Были  и  другие,  которые
рискнули одолеть огромную белую пустыню.
   И он произнес  имя  Пасифика  Жюссерана,  "преданного"  отца  д'Оржеваля,
которого он встретил в миссии Святого  Франциска;  он  также  направлялся  в
Квебек.
   Ему также пришлось преодолеть тяжелые перевалы.  Казалось,  силы  его  на
исходе, но он безумно жаждал продолжить путь. Он  остановился  в  миссии  на
несколько дней, чтобы найти себе другую пару обуви, и в конце  концов  решил
сшить ее сам. Он носил с собой сумку, с которой никогда не расставался, даже
спал с ней. Его проводник-индеец отказался следовать за ним дальше.  Пасифик
долго наблюдал за Александром, затем сел рядом с ним на скамью  и  предложил
ему закончить путешествие вдвоем. Он знал  самые  лучшие  и  самые  короткие
тропы, и они быстро доберутся до цели, а кроме того,  опасно  путешествовать
одному в это время года.
   Александр сделал вид, что  согласен.  Но  утром,  когда  Пасифик  был  на
иезуитской мессе - а он не мог ее пропустить, он был фанатично религиозен, -
молодой  человек  покинув  миссию  и  пошел  по  своей  дороге.  Он   всегда
путешествовал один, дабы избежать предательства своего попутчика.
   - Хоть раз в жизни ты поступил разумно,  -  сказал  Виль  д'Аврэй.  -  Ты
правильно сделал, что не пошел с ним. Я уверен, что он хотел убить тебя  или
того хуже!
   - Во всяком случае, теперь он недалеко  и  должен  вот-вот  появиться,  -
высчитал Элуа Маколле, как только узнал все эти  новости,  -  он  придет  со
стороны Леви, как я и предполагал, остановится на ночь в своем жилище, потом
пересечет Святой Лаврентий и направится прямо к епископу. Возможно, он ни  о
чем не догадывается... а может, и догадывается, у него дьявольское  чутье...
Ведь именно поэтому он хотел, чтобы Александр пошел с  ним...  он  не  хотел
допускать, чтобы тот появился в Квебеке раньше  его  и  все  рассказал...  И
скорее всего он убил бы его... Для  него  это  раз  плюнуть...  Это  хитрое,
мстительное животное, признающее только своего хозяина... и послушное  этому
хозяину даже на расстоянии...
   Это предупреждение всех поставило на ноги, хотя и без того в поле  зрения
сыщиков находился каждый квадратик земли. Элуа Маколле вновь  посетил  Леви,
чтобы еще раз предупредить своего сына и невестку быть более бдительными.
   Так как внимание значительной части обитателей Квебека было  приковано  к
появлению  Пасифика  Жюссерана,  то  это  позволило   не   заметить   другой
зарождавшийся тайный заговор. Первой  его  жертвой  стал  Элуа  Маколле.  Он
возвращался из Леви после своего второго  визита.  Ночь  была  тихой,  сияла
луна. Маколле  пересекал  реку  по  тропе,  размеченной  вехами,  как  вдруг
внезапное предчувствие заставило его выбросить вперед свою палку,  окованную
железом, и ударить ею по льду. Он остановился как вкопанный. На него смотрел
глаз змеи. Круглый и блестящий, отражавший в глубине своего  черного  зрачка
дрожащий блеск звезды,  он  завораживал,  притягивал,  манил  в  пропасть...
Вода...
   Элуа не мог  даже  пошевелиться.  Он  бросил  взгляд  на  окружавшую  его
бескрайнюю белую долину  и  осознал  всю  хрупкость  своего  тела.  Его  уши
наполнились  гулким  шумом,  холод  сменился   жарой.   Началась   оттепель.
Неподвижный человек посреди реки, ледяной покров которой покрылся трещинами,
он поднял глаза к небу, усыпанному звездами.
   - Святая Анна, спаси меня! - закричал он.
   Как он добрался до берега? Он не  помнил.  Первое,  что  он  сделал,  это
отправился к скульптору ле Бассеру.
   - Ты закончил гравюры с изображением Святой Анны?  Я  хочу  взять  десять
книг в позолоченном переплете. Я неверующий, но эта добрая святая спасла мне
жизнь.
   Тем временем Святой Лаврентий испытывал жестокие муки,  которые  принесла
ему оттепель. Огромный водяной змей пробуждался ото сна. Скоро  он  потеряет
свою ледяную кожу, сквозь вздыбленные обломки льда проступит его новая кожа,
темно-голубая с зеленоватым отливом.
   За три дня природа полностью изменилась. Однако зима не спешила  уходить.
Земля еще была укрыта снегом, но с деревьев уже капало.
   Остров  Орлеан  вернул  себе  свою  обычную  темную  масть  с  рыжеватыми
прожилками вдоль хребта кленовых зарослей с облинявшими ветками.
   Однажды утром какая-то женщина подошла к дому Виль  д'Аврэя  и  принялась
яростно стучать в дверь медным молотком. Напрасно ей кричали из окон,  чтобы
она вошла со двора, она ничего не желала  слышать  и  оставалась  на  месте,
около двух Атлантов.
   Чтобы впустить ее, потребовалось найти  ключ,  разбаррикадировать  дверь,
отодвинуть засов и маленькую щеколду.
   - Он здесь, этот висельник? - спросила она с надменным видом.
   Она представилась: оказалось, что  это  гневная  невестка  Элуа  Маколле,
Сидони.
   Это  была  невысокая   женщина   с   замкнутым   лицом.   Ее   отец   был
булочником-эмигрантом, а когда получил свое поместье, заделался коммерсантом
и фермером.
   Анжелика с любопытством разглядывала свою гостью. У нее  не  было  детей,
что наверняка раздражало ее. Свой  брак  она  расценивала  как  неудачный  и
больше была похожа на вдову.  Но  зачем  же  она  выходила  замуж,  если  не
любила?
   - Мы видели его,  вашего  хорька,  Пасифика  Жюссерана,  -  сказала  она,
обращаясь к своему свекру. - Как вы нас и предупредили, он  появился  ночью,
рыскал вокруг своего дома, но не решился войти, поостерегся. Потом он исчез.
   - Кто видел его?
   - Я, - ответила она.
   Ее засыпали вопросами. Она рассказала, что  дежурила  несколько  ночей  в
охотничьем укрытии. Однажды ночью она увидела этого человека, он выходил  из
леса. Он еле-еле передвигал ноги. В нескольких шагах от дока он  остановился
и принюхался, затем передумал и вновь скрылся в лесу.
   - Он все чует, как лисица, - проворчал Маколле, вставая и одеваясь.
   Чего он боится? Что ценное несет он с собой, что так страшится  потерять?
Перешел ли он через реку? Он не мог этого сделать, иначе его бы заметили.
   - А сегодня это очень рискованно,  как  никогда,  -  сказала  женщина.  -
Подводные течения и треснувший лед быстро затащат вас вниз.
   - А вы-то как добрались? - спросил старик, бросив да  нее  острый  взгляд
из-под мохнатых ресниц.
   - На лодке старого Антуана, такого же ненормального, как  и  вы.  -  Хотя
непонятно, плыли ли они или, как  блохи,  прыгали  с  одной  глыбы  льда  на
другую.
   - Так недолго было лишиться своей шкуры, - резко произнес он.
   - Ну, вам-то это доставило бы удовольствие, - возразила она.
   Анжелика хотела удержать ее у себя, пригласила на обед, но та  отказалась
и пошла к двери,  запахнувшись  в  шаль.  Ее  белый  чепец,  завязанный  под
подбородком, не полностью покрывал ее светло-каштановые волосы с проблесками
седых нитей. Хотя ей вряд ли было больше тридцати пяти.  Анжелика  проводила
ее до двери.
   - Я рада, что познакомилась с вами, Сидони, и  я  благодарю  вас.  Вы  не
рассказали старому Антуану о  вашем  поручении,  прежде  чем  отправились  в
опасный путь?
   - Свекор велел мне ни с кем не болтать, он сказал,  что  об  этом  должны
знать только мы.
   Она посмотрела на Анжелику оценивающим взглядом,  в  котором  не  было  и
намека на нежность.
   - Так это вы Дама с Серебряного Озера? Как вам удалось  заманить  в  ваши
сети этого старика?
   - Он вовсе не старик, - возразила Анжелика, которая любила Элуа. - И я не
понимаю, почему вы хотите заставить его жить по-стариковски.  Он  сильный  и
здоровый мужчина, осенью он убил ножом огромного медведя. Он мог бы дать сто
очков вперед некоторым молодым.
   Сидони с горечью добавила:
   - С ним, по крайней мере, можно иметь ребенка.

***

   Предводитель абенаков Пиксаретт сидел на стене, окружавшей фруктовый  сад
м-зель  д'Уредан.  Он  смотрел  вдаль,  на  север.  Ночь  наполнялась  шумом
вскрывающейся  реки.  Луна  еще  не  взошла.  Небо  было   темно-голубое   с
металлическим оттенком, и  в  сиянии  звезд  присутствовала  эта  голубизна,
чистая и ясная.
   На Пиксаретте была  его  огромная  медвежья  шкура,  которая  делала  его
похожим на античного героя. Из слухового окна за ним  наблюдала  прислуга  -
англичанка. Она вспомнила своих пропавших детей, своего малыша, который стал
добычей индейца, такого же абенака, как и этот; бедное дитя вырвали у нее из
рук и привязали к дереву.
   Она решила почитать Библию. В последнее время она погружалась в Священное
писание с огромным удовольствием, и это пугало ее, как и то, что она  любила
слушать французские любовные истории.  Этажом  ниже  за  индейцем  наблюдала
м-зель д'Уредан.
   "Что происходит? Чего он боится? Он разукрасил свое лицо  знаками  войны.
Однако сейчас не время для маневров ирокезов".
   Она записала несколько слов в своем дневнике,  а  когда  подняла  голову,
силуэт героя исчез.
   Открыв глаза, Кантор увидел у своего  изголовья  индейца,  разукрашенного
перьями, которые касались деревянных балок на потолке.
   - Тот, кто приносит беду, приближается, - прошептал он. - Выходи,  только
тихо, а я пойду за твоим братом. Он  испарился,  как  призрак.  Кантор  сел,
ощупью нашел свои ботинки, оделся.
   Когда он бесшумными шагами проходил через гостиную,  с  сундука  соскочил
Элуа Маколле.
   - Эй, в чем дело? - прошептал он. -  Эта  красная  лисица  в  побрякушках
решила выбросить меня на свалку именно тогда, когда начинается  охота?  Нет,
черт подери! Я сам не промах...
   М-зель д'Уредан  увидела  всех  троих,  когда  они  проходили  мимо.  Они
спускались по Фабричной улице. На полдороге Пиксаретт  свернул  на  соседнюю
улочку, дав знак своим попутчикам подождать его.
   - Эти скрытные индейцы любят напустить туману, так и прибил бы их за это,
- шептал в нетерпении Маколле. - Но им нужно верить, мой мальчик, у них есть
чутье. Природа одарила их. Смотри, вон он уже где.
   Пиксаретт бесшумно залез на крышу, не потревожив ни  одной  сосульки,  не
смахнув снега, добрался до слухового  окна  и  постучал  в  окно,  затянутое
промасленной бумагой. Флоримон спал, но сон его был  чутким,  и  он  тут  же
вскочил с кровати, где рядом с ним была милая дочка галантерейщика. Она даже
не открыла своих голубых глаз. Когда он постучал к ней в  начале  ночи,  она
впустила его  без  сопротивления.  Возможно,  завтра  она  будет  рыдать  на
исповеди,  но  сейчас  она  спала  глубоким  сном,  какой  бывает  только  в
молодости.
   Флоримон  тихо  встал.  Кто  бы  это  мог  быть?  Еще  один  возлюбленный
красавицы? Забавная будет встреча!
   Перед ним предстало разрисованное лицо Пиксаретта. Тот жестом позвал его:
   - Иди!
   На перекрестке, им встретился Анн-Франсуа де Кастель-Моржа, который то ли
прогуливался в одиночестве, то ли возвращался, как и его друг,  с  любовного
свидания. Он пошел с ними.
   - Куда мы идем и что тебе известно, капитан? -  спросил  у  абенака  Элуа
Маколле.
   - Он приближается! Это все, что я знаю, - задумчиво ответил Пиксаретт.  -
Но он очень хитер. Для начала спустимся в порт.
   Они вышли на площадь рядом с небольшой бухтой и увидели Жанин  Гонфарель,
которая из окна беседовала с каким-то индейцем.
   - Дай мне, мамаша, немного водки, - умолял индеец.
   - Господь меня сохрани, какая я тебе мамаша, - сопротивлялась Жанин, -  и
ты прекрасно знаешь, что епископ запретил продавать вам водку.
   Обычно в  таких  случаях  индейцы  предлагали  трактирщице  шкурки  своих
трофеев,  разную  дичь,  пойманную  в  лесу,  и  получали  взамен  полрюмки,
маленький наперсток вина. Но сейчас ему нечего было  предложить,  и  женщина
была неприступна.
   - Не хватало еще, чтобы меня отлучили от  церкви.  Этажом  выше  за  всем
происходящим наблюдал Александр де Росни. Как  только  он  увидел  компанию,
сопровождавшую Пиксаретта, он спустился, чтобы присоединиться к ним.
   - Если вы к реке, я с вами.
   - Кого вы ищете? - спросила Полька.
   Пиксаретт с отвращением посмотрел на  реку.  Под  слоем  льда  слышно  ее
бурное течение, а чуть дальше глубоководные потоки сталкивали ледяные  глыбы
и несли их вперед. Не могло быть и речи пешком дойти  до  Леви,  а  путь  на
лодке представлялся не менее гибельным.
   - Мы ищем Пасифика Жюссерана, - вполголоса сказал Маколле.
   - Его здесь никто не видел. Его бы сразу узнали, хоть днем, хоть ночью.
   - Мамаша, дай мне немного водки, и я скажу тебе, где человек, которого ты
ищешь. - К ним приблизился индеец. Она налила ему его порцию.
   - Он на острове Орлеан.
   Элуа Маколле ударил себя кулаком по лбу.
   - На острове Орлеан! Как я раньше не догадался! Пасифик Жюссеран  родился
там, там же живет его мать, на северном побережье. У  них  своя  ферма,  они
отстроила ее пятнадцать лет назад, после нападения ирокезов. Кровавая  бойня
миновала их, потому  что  именно  в  этот  день  они  отправились  в  Квебек
исповедоваться.
   Он вспомнил также, что в этот день Пасифик увидал перст Божий,  указующий
на него. И он решил посвятить всего себя служению Господу и миссионерам.
   Они посмотрели в направлении острова Орлеан, вздымавшегося темной  глыбой
вдали.
   - Смотрите, лодка! - сказал кто-то. - Это была большая весельная шлюпка.
   - Неужели это он?
   Это было сомнительно. Осторожность заставила Пасифика скрыться на острове
Орлеан, чтобы преследователи потеряли  его  след;  эта  же  осторожность  не
позволила бы ему войти в Квебек через порт.
   К группе присоединились Базиль и Поль-ле-Фолле. Они  заметили  из  своего
дома приближающуюся лодку.
   Как только лодка коснулась  берега,  все  увидели,  что  из  нее  выходят
Мопертюи и  его  сын  Пьер-Жозеф,  там  же  был  молодой  любовник  Колдуньи
Гильометы.
   Ока прислала их, чтобы передать, что Пасифик Жюссеран находится  у  своей
матери на острове. За их домом следили, но она думает, что сегодня ночью  он
попытается по проливу добраться до Бопре. Там еще снег был довольно прочный,
кроме того, он знал течение реки как свои пять пальцев.
   Элуа Маколле решил вернуться к г-ну де  Пейраку  и  предупредить  его,  а
затем послать людей, чтобы  они  следили  за  побережьем  и  встречали  всех
смельчаков, рискнувших пересечь пролив этой ночью. Возможно,  одним  из  них
будет Пасифик.
   Другие отправятся на лодке на остров, вдруг им  удастся  поймать  его  до
того, как он пустится в путь.
   - Садись, - сказал Базиль своему приятелю, - ты тоже можешь понадобиться.
   Бедный парижанин бросил безнадежный  взгляд  на  скопище  льда  и  бурных
течений.
   - Я умею обращаться с разным  оружием:  рапирой,  кинжалом,  ножом;  могу
набросить веревку на шею, но скакать по твоей сумасшедшей реке! Ах,  Базиль,
я вспоминаю Сену, какая она кроткая, милая подружка...
   Но он все же сел в лодку.  Был  еще  один  человек,  который  не  слишком
радовался. Это был Пиксаретт.
   - Этот Безумный чудак и я, мы вместе воевали против еретиков.

***

   В низком каменном доме на северном побережье острова Орлеан мать Пасифика
Жюссерана смотрела на своего сына.
   Она взяла со скамьи, на которой стояли перевернутые ведра, железную лампу
и хотела зажечь, но сын остановил ее.
   - Еще совсем светло. Я не хочу, чтобы видели, как я выхожу из дома.
   - Кто может тебя увидеть? Никому до нас нет дела. Никто  даже  не  знает,
что ты здесь. С тех пор как ты дома, ты все время дрожишь от страха.
   - Они следят за мной... Я  знаю,  что  они  следят  за  мной.  Они  хотят
помешать мне встретиться с епископом.
   - Ты просто сошел с ума за время своего долгого путешествия.  Тебе  везде
видятся враги.
   - Ты ничего не знаешь. Прядешь свою шерсть,  собираешь  яблоки,  готовишь
сыр...
   - Который ты так любишь.
   Пасифик  Жюссеран  пожал  плечами.  Проведя  много  лет  рядом  с   отцом
д'Оржевалем, он перенял у него удивительный дар  предчувствия  опасности.  У
индейцев он научился животному нюху, и сейчас он ясно понимал,  что  за  ним
следят.
   - Ты так любишь мой сыр, когда ты возвращаешься  домой,  пройдя  огромный
путь и не имея ничего во рту, кроме  твоего  кожаного  ремня,  -  продолжала
рассерженная старуха.
   Он похлопал ее по плечу, чтобы успокоить. Лучше ничего  не  говорить  ей.
Рядом с этой спокойной работящей женщиной он обретал удивительный  покой.  С
женщинами опасно иметь дело, они приносят зло, и только  мать  -  воплощение
мира и добра.
   Ей он показался худым и больным, ей даже захотелось упрекнуть его за это.
У нее никого не было кроме него, и она мечтала,  что  он  вернется  домой  и
будет помогать на ферме или же займется своим участком в Леви. Но всегда она
вспоминала, что Бог спас их обоих в тот страшный день от ирокезов; тогда она
целовала распятие и смирялась со своей судьбой.
   Он спросил у нее, знает ли она, где сейчас отец  д'Оржеваль.  В  Квебеке?
Она ответила, что не интересуется тем, что происходит на материке.
   Когда пятнадцать лет назад ирокезы напали на  их  деревню,  она  потеряла
все, и все нужно было начинать  с  нуля:  строить  дом,  распахивать  землю,
покупать скот. Ей помогали соседи, хотя поначалу из сосе