оило  гостям  узнать,  кто  она
такая,   как   в   них   проснулось   неуемное   любопытство,    сменившееся
воодушевлением. Мадам Веррьер не скрывала  своей  радости.  Встреча  в  день
крестин  новорожденной  дочурки  с  такой  знатной  особой   показалась   ей
счастливым предзнаменованием. Ведь даму эту окружали легенды, и сам Монреаль
считал себя уязвленным, что до сих пор не имел чести принимать ее у себя.
   Что ж, благодаря туману Веррьерам первым выпала такая  честь.  Оставалось
сожалеть, что гости нагрянули так поздно, когда почти все уже  съедено;  ну,
да ничего, она попотчует их мороженым и сладким.
   Мадам Веррьер махнула рукой, и  музыканты  снова  заиграли.  Несмотря  на
клубящийся туман, пары как ни в чем  не  бывало  отплясывали  во  дворе.  На
летней кухне, примыкавшей к дому, поварихи по-прежнему гремели кастрюлями.
   Было жарко, солнце еще не начало клониться к закату, и гостям  предложили
прохладительные напитки: вино из выжимок - знаменитый канадский "бульон",  а
также крепкие ликеры, чтобы пирующие  скорее  переварили  недавнюю  обильную
трапезу.
   Мадам  Веррьер  увлекла  Анжелику  в  гостиную,  куда  время  от  времени
забредали притомившиеся танцоры.  Обстановка  напоминала  гостиную  в  замке
Сен-Луи: повсюду стояли диваны,  глубокие  кресла,  резные  стулья,  круглые
столики на одной ножке и прочая изящная мебель, доставленная,  должно  быть,
из самого Парижа. Дамы чинно восседали на диванах, молодежь же  примостилась
у их ног на подушках, не брезгуя обществом старших по возрасту  и  доказывая
своим искренним весельем, что необходимость соблюдать расстояние и оказывать
старшим холодное почтение не возводила здесь барьеров между поколениями.
   Анжелику тоже заставили устроиться поудобнее. Мадам  Веррьер  убежала  за
лимонадом для дорогой гостьи.
   Все глаза впились в Анжелику, все рты растянулись  в  блаженных  улыбках,
люди то и дело наклонялись друг к другу, перешептываясь с изумлением и в  то
же время благосклонным  видом.  Стоило  ей  сделать  какой-нибудь  жест  или
изменить выражение лица, как все общество разражалось счастливым смехом.
   Воспользовавшись подоспевшим подносом с вареньями и прочими  сластями,  а
также новой партией горячительных напитков,  привлекшей  всеобщее  внимание,
хозяйка дома устроилась рядышком  с  Анжеликой  и  завела  с  ней  отдельный
разговор:
   - Мадам, простите нам наше изумление и оживление, в которых вы, наверное,
усматриваете недостаток вежливости.  Однако  ваше  появление  в  такой  день
навсегда  останется  для   нас   наиболее   волнующим   событием   в   нашей
провинциальной жизни. Впрочем, дело не только в этом. Сейчас вы поймете, чем
объясняются наши чувства. Стоило мне вас  увидеть,  как  я  поняла,  что  мы
родственницы, пусть и не прямые! Уже несколько  лет  многие  здесь  уверяют,
вступая с несогласными в  ожесточенный  спор,  что  вы  приходитесь  сестрой
господину дю Лу, земли которого лежат у Орма, к западу от острова Монреаль.
   Всему виной сходство между вами и одной из его дочерей. Теперь в этом  не
может быть сомнений: такое сходство никак не может  оказаться  случайностью,
тем более что ходят слухи, будто вы как раз  и  плывете  в  Монреаль,  чтобы
разобраться, действительно ли поблизости от  города  проживает  ваш  близкий
родственник.
   - Что ж, мадам, вы только подтверждаете слухи, которые прежде вызывали  у
меня некоторые сомнения. В  Канаде  слухи  путешествуют  быстрее  тех,  кому
надлежит их подтверждать или опровергать. Поэтому я нисколько не  удивляюсь,
что вы уже обо всем знаете.  Пусть  я  ни  разу  в  жизни  не  видела  этого
господина и еще не успела  оповестить  его  о  своем  визите,  я  все  равно
убеждена, что тот, о котором вы толкуете, - мой старший брат  Жосслен  Сансе
де Монтелу, который в возрасте шестнадцати лет уехал в Новый Свет  и  с  тех
пор не давал о себе знать.
   Мадам Веррьер заключила ее в сердечные объятия и утерла слезы.
   - Значит, мы с вами свояченицы: одна из моих сестер - его жена!
   В это время снаружи началась суматоха.  Кто-то  крикнул,  что  наконец-то
прибыл кюре, которому полагалось окрестить малютку  -  он  задержался  из-за
тумана. То был священник из квебекской семинарии,  который  в  летнее  время
разъезжал по округе, посещая приходы, поместья и затерянные поселения.
   Празднеству предстояло смениться религиозным обрядом, которому  надлежало
быть исполненным со всей ревностностью, несмотря на веселье гостей.
   Супруги  Веррьер  по-прежнему  расценивали  неожиданное  присутствие   на
церемонии мадам де Пейрак, которому не  помешала  даже  плохая  погода,  как
счастливое  предзнаменование.  Заручившись  ее  согласием,  они  добавили  к
длиннейшему  перечню  имен  святых  заступниц,  присвоенных   новорожденной,
Мари-Магдалина, Луиза, Жанна, Элен и прочим имя их знаменитой  и  прекрасной
гостьи "Анжелика".
   Туман рассеялся, и пришлось возвращаться на корабли. Видимость оставалась
плохой, но уже по другой причине: опускались  сумерки.  Опьяненные  вином  и
беседой, гости с неохотой покидали гостеприимных хозяев.
   Мадам Веррьер долго рассказывала Анжелике о семье ее брата; Анжелике тоже
пришлось кое-что порассказать о своих  близких  из  Пуату,  обо  всех  Сансе
братьях, сестрах, прочей родне...
   - До скорой встречи!
   Онорина, беспрепятственно утолявшая жажду и голод, опорожняя сосуды  всех
размеров и форм, громоздящиеся на столе,  чем  занимались  и  все  остальные
дети, облепившие стол шумной гурьбой, не боясь  выпачкать  свои  праздничные
костюмчики, в которые им так редко приходилось облачаться,  превзошла  новых
приятелей в прыткости и теперь попросту свалилась, сморенная сном.  Пришлось
перенести ее из-под гостеприимного крова прямиком на корабельную койку.
   Анжелика  тоже  не  совсем  твердо  держалась  на  ногах,  ибо,   утратив
бдительность, отдала должное канадским  напиткам,  щедро  подливаемым  в  ее
бокал. У нее  как-то  вылетело  из  головы,  что  французские  поселенцы,  а
особенно их жены, превратились в непревзойденных мастеров и мастериц в  деле
изготовления домашнего зелья. Плоды садов и лесов, ржаное и пшеничное  семя,
овес, кленовый сок - все шло в ход, лишь бы бесперебойно работал  перегонный
аппарат, который прятали  от  королевских  чиновников  среди  ветвей  самого
раскидистого дерева.
   Головокружение помогло ей отбросить  ненужную  настороженность.  Она  уже
симпатизировала   жителям   верховий   реки    Святого    Лаврентия,    этим
трудягам-монреальцам с косой на одном плече и мушкетом на другом, учтивым  и
воинственным одновременно,  обожающим  скитания,  -  одним  словом,  жителям
пограничных  земель  на  французский  манер.  Гордые  владельцы  укрепленных
поместий,  они  напоминали  ей  жителей  Брунсвик-Фолс.  Пусть   они   более
легкомысленны, более ветрены, чем пионеры-англичане, но в них чувствуется та
же твердость гранита и полное презрение к дисциплине.
   Прежде чем отойти ко сну, она вспомнила все, что ей  удалось  выведать  о
семействе своего брата, и  представила  себе  свою  золовку,  племянников  и
племянниц, особенно восхитительную  Мари-Анж,  которая  якобы  была  вылитая
тетка. Впрочем, спохватилась она, никто и словечком не  обмолвился  о  самом
господине дю Лу - ее братце...

Глава 38

   Вот и Виль-Мари -  священное  поселение  смельчаков,  выросшее  там,  где
смыкаются  воды,  скалы  и  леса,  вот  море  крыш  с  торчащими  над   ними
колоколенками, вот небольшой потухший вулкан, напоминающий курносую  рожицу,
- Мон-Руаяль, "Королевская гора". На пристань сбежались горожане, супруги ле
Муан, барон де Лонгей и его зять ле  Бер,  прочие  представители  богатейших
семейств города.
   Уже давно, пользуясь посредничеством  путешественников,  подобных  Никола
Перро, самые видные обитатели Монреаля вели дела с графом  де  Пейраком.  Их
торговые караваны шли по диким местам, от самых водопадов Ла-Шин, и Анжелика
надеялась, что все эти господа, снабжающие экспедиции, которые  возвращаются
из лесов, нагруженные пушниной, рады серебру  и  золоту,  водящемуся  у  них
благодаря хозяину Вапассу: ведь без него сомнительные купюры вовсе вытеснили
бы в колонии звонкую монету, без которой  невозможна  серьезная  торговля  с
французской метрополией и прочими странами.
   Итак,  ее  и  Онорину  встретили  дружелюбно  и  обходительно.   Отовсюду
раздавались сожаления по поводу отсутствия  господина  Пейрака,  однако  все
знали  об  услуге,  которую  граф  согласился  оказать  губернатору  и  всем
канадцам,  наблюдая  в  устье  Сагенея  за  продвижением  ирокезов  в  земли
мистассинов,  и  отдавали  предпочтение  именно  такому  развитию   событий,
поскольку оно позволяло им избежать  изнурительной  летней  кампании  против
неуловимого врага.
   В знак признательности и уважения состоятельные  монреальцы  предоставили
Анжелике и ее дочери чрезвычайно удобный домик поблизости от своих усадеб.
   Дамы всех возрастов вызвались помочь устройству гостей и  их  свиты.  Они
заверили Анжелику, что она будет чувствовать себя  как  дома,  не  испытывая
недостатка ни в чем: ни в слугах, ни в горничных, ни в поварах, если таковые
понадобятся.  Впрочем,  монреальские  дамы  сразу  смекнули,  что  последнее
предложение не имеет смысла: у них на  глазах  с  корабля  сошел  Тиссо,  за
которым  несли  кастрюли,  посуду,  столовое  серебро,   хрусталь   и   горы
белоснежных скатертей и салфеток. Осанка и опытность метрдотеля произвели на
них самое благоприятное впечатление.
   Тиссо ограничился одной просьбой: в  первый  день  ему  понадобятся  двое
слуг, которые смогли бы показать ему, где найти  в  городе  свежую  снедь  -
птицу, мясо, фрукты, овощи, а также, если таковые найдутся, мясные пироги  и
паштеты.
   Как только выдалась свободная минута, Анжелика в сопровождении  Куасси-Ба
и  Барссемпуи  устремилась  в  западную  часть  города,  где   жили   сестры
конгрегации Богоматери вместе с малолетними воспитанницами.
   Легкая карета доставила их к воротам  обители,  закрытым  всего  лишь  на
деревянную задвижку. В  конце  аллеи,  между  двумя  лужайками,  обсаженными
фруктовыми деревьями, их взгляду  открылся  длинный  каменный  дом  с  тремя
окнами справа и слева от главного входа. На крытой сланцем  крыше  виднелось
целых семь слуховых окошек.
   По сравнению с  помпезными  строениями,  выросшими  в  столице,  это  был
скромный дом, однако он казался привлекательным и  по-семейному  уютным.  Во
дворе пели и танцевали детишки. Они хлопали в ладоши и подпрыгивали на одном
месте.
   Что ты мамочке подаришь В первый майский день?
   Что ты мамочке подаришь В первый майский день?
   Куропатку подарю Больше всех ее люблю!
   В углу огорода находился колодец; слева от  него  был  лужок,  окруженный
яблонями, а справа - стойло для лошадей, амбар для хранения урожая  и  короб
для репы.
   Мать Маргарита Буржуа как раз расплачивалась с работниками,  закончившими
чинить крышу, связками бобровых шкур. Завидя гостей, она устремилась  к  ним
навстречу и, обсыпав поцелуями и спросив о здоровье,  попросила  их  немного
потерпеть, пока она не разделается с расчетом.
   Лишь после того, как шкурки были осмотрены и  пересчитаны,  а  их  связки
затем промерены ружейным стволом, половина которого  была  признана  честной
мерой длины, и кровельщик вместе с плотником  удалились,  увозя  на  тележке
свой заработок и свое особенное ружье, мадемуазель  Буржуа  смогла  заняться
Анжеликой и Онориной.
   День, когда они принимают новую девочку, тем  более  прибывшую  издалека,
счастливый день для них, начала она. Онорине будет с ними очень хорошо.
   Догадываясь, что мать и дочь умирают от жажды, поскольку иначе  здесь  не
бывает, она первым делом протянула им большой кувшин колодезной воды. В этих
краях вода для питья была первым  жестом  гостеприимного  хозяина,  будь  то
зимой или летом. После этого  она  предложила  Онорине  пойти  взглянуть  на
овечку и двух ее ягнят - черненького и беленького.
   После экскурсии они вошли в дом. Комнаты в доме оказались просторными,  с
большими каминами; они следовали одна за другой, до самого коридора, который
делил дом надвое и выводил сзади в  другой  двор,  где  также  были  сады  и
лужайки, спускавшиеся к самой реке.
   С одной стороны коридора располагались приемная, трапезная  и  классы.  С
другой была кухня с  примыкающими  к  ней  двумя  небольшими  помещениями  и
часовня со статуей Богоматери  и  прекрасным  распятием  -  даром  господина
Фанкама, одного из  первых  благотворителей;  в  часовне  было  полным-полно
свежих цветов, охапками притаскиваемых детьми с лужаек.
   Анжелика заметила, что мать Буржуа ни разу не выпустила руку  Онорины  из
своей руки, обращаясь больше к девочке, чем к родительнице.  Что  ж,  она  и
впрямь была непревзойденной воспитательницей.
   Поднявшись по лестнице, они заглянули в спальню. Здесь выстроились рядком
простенькие  деревянные  кроватки  с  соломенными  тюфяками  и  одеялами   в
серо-голубую клетку.
   - На зиму мы завешиваем окна саржевыми занавесками, чтобы по  ночам  дети
не ощущали холода и не слышали завываний ветра.
   Летом заботы были иными - как  избежать  укусов  комаров.  Над  кроватями
развешивали шарики -  "попурри"  из  мускатного  ореха,  гвоздики  и  прочих
пахучих пряностей, которые отпугивали насекомых.
   - Вы умеете делать такие "попурри"? - осведомилась мать Буржуа у Онорины.
   Онорина отрицательно покачала головой.
   - А что  вы  умеете,  дитя  мое?  Сейчас  же  расскажите!  -  потребовала
монахиня.
   - Ничего я не умею, - степенно ответила Онорина. - Я очень неуклюжая.
   - Ну, так мы поможем вам преодолеть этот недостаток. Мы научим  вас  уйме
разных полезных вещей, - пообещала настоятельница с  самым  непосредственным
видом.
   Весь дом был пропитан ароматом дынь  и  разных  фруктов.  Здешний  климат
менее суров, чем в Квебеке, поэтому здесь собирали много слив  и  яблок,  от
которых ветви в саду уже провисли до земли; в нижнем саду, у берега реки,  в
сером песке наливались соком небольшие дыни -  отменное  лакомство,  которое
сохраняли до самой зимы, чтобы баловать небольшими дольками детей и больных.
   В столовой сестра-монахиня с послушницей приготовили угощение, на  каждой
тарелочке благоухало по разрезанной на четыре части дыне.
   Пока они наслаждались восхитительными лакомствами, облизывая позолоченные
ложечки - дар очередной благодетельницы, Анжелика засыпала Маргариту Буржуа,
одну из монреальских пионерок, вопросами  о  былых  временах,  и  та  охотно
отвечала  на  них,  поскольку  с  любовью  вспоминала  тот  день,  когда  по
прошествии восьми лет, в  течение  которых  в  поселении  народилось  совсем
немного малышей,  она  получила  первый  сарай,  которому  предстояло  стать
школой, и первых учеников - мальчика и девочку четырех с половиной лет.
   Конгрегация брала на пансион только девочек, однако в  первые  годы  сюда
принимали и мальчиков от четырех до семи лет.
   Беседуя с настоятельницей, Анжелика не могла не подметить, до  чего  умна
эта скромная уроженка Шампани, которой  пришлось  уносить  ноги  из  родного
Труа, не признавшего ее новшеств. Она  основала  первый  женский  монашеский
орден, сестры которого  не  становились  монастырскими  затворницами,  а  их
платье ничем не отличалось от одеяния небогатой  горожанки.  "Ни  вуали,  ни
апостольника", - чтобы походить на  мирянок,  которые  окружали  монахинь  и
которым им предстояло служить.
   Она основала также мастерскую, чтобы молоденькие иммигрантки, не  имеющие
ни малейшего понятия о приготовлении пищи  и  о  шитье  и  не  способные  ни
сварить обычного супа, ни заштопать носки - трудно было понять, как  они  не
умерли с голоду во Франции, - могли освоить азы достойных ремесел, требующих
рвения, любви и многочисленных навыков,  которые  и  составляют  обязанности
хранительницы очага.
   Всюду, где  только  возможно,  имея  под  рукой  весьма  немногочисленную
когорту  монахинь,  она  открывала  школы  для  жителей  отдаленных  уголков
острова:  мыса  Сеш-Шарль,  Осиновой  косы,  Ла-Шин...  Скоро  потребовались
монахини для школ в  Шамплейне,  Квебеке,  Нижнем  Городе,  в  Сен-Фамий  на
острове Орлеан.
   Желая  охватить  образованием  как  можно  большее  количество  канадской
детворы, она настаивала, чтобы школы оставались бесплатными. Для того  чтобы
эта   цель   была   достигнута,    самим    сестрам-монахиням    приходилось
довольствоваться самым малым. Их существование  поддерживалось  подработками
на стороне, а также за  счет  фермы,  по  примеру  остальных  жителей  Новой
Франции.
   Под конец визита Анжелика услыхала  от  мадемуазель  Буржуа  предложение,
призванное ослабить муки разлуки,  которые  ожидали  мать  и  дочь.  Любящие
сердца обретали возможность не расставаться уже на следующий день. Совет был
таков: пускай мадам Пейрак оставит Онорину при себе по крайней мере  до  тех
пор, пока не познакомит ребенка со здешней родней.
   Только потом она передаст девочку в  конгрегацию  Богоматери,  чтобы  она
могла жить здесь, как остальные дети. Маргарита Буржуа полагала,  что  мадам
Пейрак останется потом на острове Монреаль хотя бы на несколько дней.  Таким
образом, она не будет чувствовать себя  оторванной  от  своего  дитя,  будет
знать, как идут у девочки дела; когда же наступит  день  уплывать  восвояси,
мать будет всецело  уверена,  что  девочка  находится  в  надежных  руках  и
привыкла к неизбежности разлуки.
   Чтобы отвлечь Анжелику от печальных мыслей, мать Буржуа поведала ей,  что
очень многие жители Виль-Мари жаждут повидаться с мадам  Пейрак  и  что  сам
новый губернатор города  желает  устроить  в  ее  честь  прием,  на  котором
соберутся  самые  видные  персоны,  то  есть  почти   все,   чтобы   с   ней
познакомиться.
   Кроме того, до нее  дошли  слухи,  что  кавалер  Ломени-Шамбор  находится
где-то неподалеку;  лицо  Анжелики  озарилось  радостью,  но  тут  же  снова
опечалилось, поскольку мать Буржуа объяснила, что  его  возвращение  вызвано
ранением, которое он получил во время  глупой  стычки  с  индейцами  племени
утауэ и которое не позволило ему дальше сопровождать Фронтенака и его армию,
направлявшуюся к Великим Озерам. Ранение, впрочем, оказалось несильным.
   Сейчас он находился на излечении в больнице Жанны Мане.
   Далее монахиня заговорила о  предстоящей  чудесной  встрече  Анжелики  со
старшим братом - господином дю Лу. То, что они в самом деле брат  и  сестра,
она знает точно, ей поведали об этом по секрету...  Она  заверила  Анжелику,
что супруга господина дю Лу, Бриджит-Люсия  Пьерфон,  -  особа  превосходных
душевных качеств. Одна из  их  старших  дочерей  недавно  вышла  замуж.  Что
касается Мари-Анж, которая оставалась в конгрегации Богоматери до двенадцати
лет и которой уже стукнуло шестнадцать, то она не спешит с замужеством,  что
вызывает удивление в этих краях, где в брак вступают с четырнадцати лет, тем
более что девушка отличается ослепительной красотой.
   - Вот что я вам советую, дети мои, и  думаю,  вы  поступите  верно,  если
последуете моему совету:  возвращайтесь  лучше  в  дом,  где  вас  поселили,
закусите и прилягте на часок-другой.  Первая  ночь  на  суше  после  долгого
плавания всегда проходит тревожно. С утра пораньше вам подадут карету  разве
еще пятнадцать лет назад можно было  вообразить,  что  по  Виль-Мари  станут
разъезжать в каретах? Впрочем, остров наш  велик,  около  пятнадцати  лье  в
длину, а имение вашего брата находится на его западной оконечности.
   На лодке туда можно было бы  добраться  быстрее,  но  тогда  пришлось  бы
высаживаться в Ла-Шин. Так что будете путешествовать с царскими удобствами!

Глава 39

   Преодолев пять каменных ступеней, Анжелика с Онориной  медлили,  опасаясь
взяться за тяжелое медное  кольцо,  которое,  ударившись  о  дверь,  нарушит
молчание, продолжавшееся лет тридцать. Правда, теперь она готова к вс