давая несчастной опомниться, приказала:
   - Ведите в комнату. Где у вас тут сесть можно?
   Анна Касьяновна поддерживала в доме хирургическую  чистоту,  и  мне  было
слегка неудобно  идти  в  ботинках  по  блестящему  полу.  Но  я  собиралась
прикинуться сотрудницей правоохранительных органов, а люди из этих  структур
никогда не снимают у входа обувь. Они вваливаются в  ваш  дом  как  вестники
несчастья и мигом начинают вести себя по-хозяйски:  закуривают,  не  спросив
разрешения  хозяйки,  топчут  вычищенный  ковер  и  безапелляционным   тоном
заявляют: "Немедленно уберите собак!"
   Старательно создавая нужный образ, я нагло плюхнулась на стул, закурила и
сердито произнесла:
   - Однако, Анна Касьяновна, давайте теперь знакомиться,  майор  Васильева,
Дарья Ивановна, с Петровки.
   - Но,  -  заблеяла  кастелянша,  -  вы  же  вроде  во  втором  коттеджике
поселились. Я презрительно ухмыльнулась.
   - Оперативная необходимость,  однако  нехорошо  у  нас  получается,  Анна
Касьяновна...
   - Что, - прошептала кастелянша, - случилось-то что?
   - А совесть ничего вам не  подсказывает?  -  применила  я  любимый  прием
Дегтярева.
   Как-то раз, посмотрев очередной детектив, Александр  Михайлович  выключил
телик и сказал:
   - У меня бы эта тетка мигом все рассказала.
   - Ну и интересно, каким образом ты добиваешься откровенности?  -  хмыкнул
Кеша. - Держишь в столе "малый  набор  палача"?  Иголки,  щипцы  и  железную
дубинку?
   - Ты великолепно знаешь, - вспылил полковник, - что ни  я,  ни  мои  люди
ничем таким не занимаются.
   - Прямо-таки, - издевался Аркадий, - а почему  некий  Бойков  оказался  в
СИЗО с мордой, похожей на кусок сырого мяса, а? Он, правда, упорно  говорит,
что упал в отделении на пол сам, очень уж у  вас  линолеум  склизкий,  прямо
каток. Вот шел Бойков и падал, девять раз, пока рожу вконец не разбил!
   Дегтярев налился синевой.
   - Ну Бойков... Тут ребята перенервничали ты же в курсе, где  его  взяли.
Аркашка кивнул.
   - В родильном доме, с двумя младенцами в руках...
   - Месяц ловили, - кипел Александр Михайлович,  -  сволочь,  подонок!  Над
детьми измывался, ну и не стерпели ребята, приложили его пару раз. Но других
и пальцем не тронули.
   - А вы никого не имеете права трогать, - пояснил Аркадий, - закон на то и
закон, что  на  всех  распространяется.  Бойкова  же  имеет  право  признать
виновным только суд...
   Мне надоело слушать их перебранку, и я спросила:
   - Ну и как заставить свидетеля разговориться?
   Полковник охотно сменил скользкую тему на более спокойную:
   - Элементарно. Главное, дать понять человеку, что знаешь  все,  а  с  ним
разговариваешь просто для проформы. Очень здорово действует  .  фраза  типа:
"Ваша совесть ничего не подсказывает?"
   Анна Касьяновна нервно затеребила край платка, накинутого на плечи.
   -  Если  вы  по  поводу  пропажи  пяти   новых   комплектов   белья,   то
поинтересуйтесь лучше у Елены Борисовны. Она его от директора получила, а уж
каким образом новые простынки вмиг стали старыми...
   - Нет, Анна Касьяновна, Петровка драными пододеяльниками не занимается, -
прервала я кастеляншу, - дело куда более серьезно.
   - Господи, да что?
   - Ну и совесть ничего не подсказывает? Но Анна Касьяновна упорно молчала.
   - Помните Изабеллу Маркову, ну ту актрису, что во втором коттедже жила?
   - Так она же умерла!
   -  Ее  убили,  сейчас  дело  отправлено  на  доследование,  и  выяснились
кое-какие жутко неприятные для вас детали. Вера...
   - Ну? - севшим голосом поинтересовалась кастелянша.  -  Вера-то  тут  при
чем? Я намеренно не торопилась с ответом.
   - Да скажите наконец, - закричала женщина, - ну при чем тут Верочка?
   - Оказывается, вечером, когда Изабелла отправилась посидеть  на  косогор,
она сделала это не по своей воле. Ее позвали.
   - Кто?
   - Ваша Вера.
   - Вы с ума  сошли,  -  зашептала  кастелянша,  -  понимаю,  конечно,  что
стрелочника ищете, но девочку-то пожалейте. Она при чем? И с чего вы  взяли,
будто кто-то вызывал Маркову?
   - Анна Касьяновна, - тихо сказала я, - вам ужасно не повезло в тот  день,
в спальне у Изабеллы находился молодой человек.  Актриса  не  хотела,  чтобы
кто-нибудь видел его, а в  особенности  Верочка.  Ваша  дочь  простодушна  и
болтлива. Поэтому, когда Белла, спросив, "кто там",  услыхала  из-за  двери:
"Откройте, горничная", она мигом закрыла дверь, чтобы мужчина не попался  на
глаза Вере. Но он отлично слышал, как Маркова шепталась с ней  о  чем-то,  а
потом ушла.
   - Это ошибка, - твердо сказала кастелянша, - во сколько часов  стучали  к
Марковой?
   - Ну между семью и восемью вечера...
   - Такое невозможно, - отрезала кастелянша, - мы с дочерью уходим в четыре
домой, всегда вместе.
   - Она могла без вас дойти до санатория, тут дороги на три минуты.
   Анна Касьяновна тяжело вздохнула.
   - У Верочки разум пятилетнего, ну ладно,  девятилетнего  ребенка.  Прежде
чем куда-либо выйти, она всегда спрашивает разрешения. И потом, ну зачем  ей
звать куда-то постоялицу?
   - Наверное, предложили денег на конфеты, а она польстилась.
   Анна Касьяновна встала и распахнула дверь в  соседнюю,  совсем  крохотную
комнатенку. У  небольшого  стола,  придвинутого  вплотную  к  окну,  сидела,
согнувшись, Верочка.
   - Котик, - спросила кастелянша, - что ты делаешь?
   - Картинку складываю, мамуля, - с готовностью ответила та,  -  уже  почти
всю сделала, ты мне потом новую купишь, ладно? Ту, с большим мишкой...
   - Хорошо, моя радость, - кивнула кастелянша, - а теперь покажи  нам  свою
копилочку.
   Вера моментально  встала  и  протянула  матери  железную  коробку  из-под
печенья.
   - Вот.
   Анна Касьяновна приподняла крышку и сказала:
   - Тут две тысячи триста двадцать рублей.
   - На велосипед собираю, - бесхитростно пояснила Вера, - все-все  денежки,
которые получаю, сюда складываю, ну кроме тех, что на конфеты трачу.
   - Ты умница, - сказала мать и прикрыла дверь. -  Когда  Верочка  получает
хоть какие-нибудь рубли, она мигом несет их в свой  "банк"...  И  потом,  ну
подумайте сами, кто же станет  связываться  и  просить  об  услуге  женщину,
которая слегка не в своем уме...
   Я уже понимала, что Анна Касьяновна права, бедная Верочка тут ни при чем,
но все равно возразила:
   - Может, ей и не дали ни копейки,  а  просто  предложили  пошутить,  мол,
толкни эту тетеньку в спину, когда она на  косогор  поднимется,  вот  весело
будет!
   Анна Касьяновна тяжело задышала.
   - Да как только у вас язык поворачивается такое произнести! Креста на вас
нет! Оно и понятно, зачем настоящего преступника искать, когда  легче  всего
на беззащитных свалить! Только имейте в виду, я за своего  ребенка  бороться
до последнего вздоха стану, всем глотку перегрызу, а я...
   - Тише, тише, - забормотала я, - вижу,  что  ошибалась!  С  каждым  может
случиться... Свидетель-то хорошо слышал, как сказали: "Горничная пришла!"
   - Так это кто угодно мог быть!  -  выкрикнула  Анна  Касьяновна.  -  Этот
мужчина видел Веру?
   - Нет, - растерянно ответила я, - только слышал.
   - Убирайтесь, - прошипела кастелянша, - уходите вон, а то  я  сейчас  вас
ударю.
   В полном отчаянии я села за руль и покатила в сторону Ложкина.  Домой  не
хотелось, там  сейчас  полно  народа  -  Севка,  Тузик,  Дегтярев...  Честно
сказать,  никого  из  них  видеть  не  хочется...  Выехав  на  Ленинградский
проспект, я проскочила площадь  Марины  Расковой  и  чуть  не  закричала  от
радости. Оксанка! Буквально в двух шагах отсюда квартира моей подруги. Мигом
перестроившись в левый ряд, я развернулась над туннелем и понеслась по улице
Алабяна. Оксана, вот кто мне сейчас нужен. В небольшой квартирке мне  сейчас
мигом положат на тарелку вкусной еды и ни за  что  не  станут  приставать  с
расспросами. Лучшего места для отдыха и не найти.
   Я всегда забываю код, но квартира подруги на первом этаже, а  форточка  у
нее открыта.
   - Ксюта, - заорала я, стоя под подъездом, - открой дверь.
   В ту же секунду железная дверь лязгнула, и во двор  выскочила  Ксюня,  на
ходу натягивавшая куртку.
   - Ты куда? - изумилась я.
   - Ленка Воробьева умирает, сослуживица, - пробормотала  Ксюня,  -  только
что звонила, с сердцем у нее плохо, вот бегу, здесь рядом, на Песчаной.
   - Садись, - велела я, распахивая "Жигули", - показывай дорогу.
   "Шестерка" резво понеслась по улицам.
   - Ей бы в "Скорую" позвонить, - сказала я.
   - Здесь тормози, - попросила Ксюта и ринулась в подъезд огромного  серого
дома, мрачного, похожего на Петропавловский каземат.
   - Да вызвала она "Скорую". - бормотала Ксюха,  -  только  когда  они  еще
подъедут, а я в двух минутах.
   Она позвонила в дверь и одновременно стала долбить по ней ногой.
   - Может, ей так плохо, что и встать не может? - предположила я.
   - Там Ника есть, - ответила подруга и еще сильней заколотила в дверь.
   Сочетание имен Лены  и  Ники  показалось  мне  странно  знакомым.  Кто-то
недавно  говорил  об  Елене  Воробьевой.  Я  не  вожу  дружбу  с  Оксаниными
сослуживцами, но о Воробьевой слышала, но вот в какой связи...
   Дверь распахнулась. На пороге появилась  стройная  девушка  с  испуганным
лицом. Короткие светлые волосы легким облаком  обрамляли  бледное  личико  с
огромными, просто бездонными карими глазами. Наверное, в обычные дни ее щеки
покрывает нежный румянец, но сейчас ото лба вниз ползла  нездоровая  синева,
губы утратили яркость... Девушка была худенькой,  просто  прозрачной,  самая
настоящая Твигги, талию ее можно было запросто обхватить четырьмя  пальцами.
Из такой девочки могла выйти манекенщица, вот  только  рост  явно  подкачал,
метр шестьдесят от силы.
   - Где? - выкрикнула Оксана.
   Девушка молча ткнула рукой куда-то в глубь коридора.
   Ксюта понеслась в указанном  направлении,  я  за  ней.  Миновав  роскошно
обставленные гостиную, кабинет и столовую, мы ворвались в спальню. Даже мне,
не имеющей никакого медицинского образования,  стало  понятно,  что  молодой
женщине, лежащей на кровати, дурно, вернее,  совсем  плохо,  так,  что  хуже
некуда.
   - А ну быстро, стаскивай ее на пол, - велела Оксана.
   Понимая, что подруга знает, как поступить, я мигом ухватила несчастную за
плечи. Несмотря на хрупкое  телосложение,  дама  оказалась  каменно-тяжелой,
неподъемной.
   Отойдя в сторону, я наблюдала,  как  Ксюта  ритмично  нажимает  на  грудь
бедолаги, время от времени наклоняясь к ее  лицу.  Потом  подруга  отрывисто
велела:
   - В пакете шприц и две ампулы, быстро приготовь укол.
   Я принялась неловко отламывать длинные горлышки  и  тыкать  внутрь  ампул
иголкой... Оксана выхватила у меня шприц,  и  тут  появились  два  мужика  в
голубых халатах.
   - Что у вас, коллега? - спросил один, мигом признав в Оксане врача.
   Ответы Ксюни я не услышала, потому что второй парень весьма  бесцеременно
вытолкал меня за дверь. Постояв пару минут в коридоре и послушав  непонятное
звяканье, раздававшееся из-за  плотно  прикрытой  двери,  я  побрела  искать
девушку, открывшую нам дверь.
   Она нашлась на большой, забитой электроприборами кухне. Сидела за круглым
столом и рыдала, положив голову на сложенные руки.
   Я погладила ее по спине, ощущая под ладонью  хрупкие,  какие-то  цыплячьи
позвонки.
   - Не плачь, твоя мама еще молода, а рядом отличные врачи...
   Девушка подняла вверх прелестное заплаканное личико и пролепетала:
   - Это не моя мама, Лена  -  папина  жена.  -  Потом  она  вновь  залилась
слезами.
   Да уж, не зря говорят: не та мать, что родила, а та, что  вырастила!  Вон
как убивается по мачехе.
   - Все обойдется, - утешала я отчаянно рыдающую девчушку, - сейчас людей с
того света вытаскивают.
   Ребенок зарыдал еще пуще. Чтобы хоть как-то успокоить ее, я спросила:
   - А что случилось с твоей мачехой?  Неожиданно  девушка  вполне  спокойно
пояснила:
   - Лена сегодня на работу не пошла, плохо себя чувствовала, грипп  у  нее,
наверное, начинался, ну знаете,  насморк,  кашель,  горло  зацарапало...  Ну
легла она в кровать, а я ушла в институт, в  медицинском  учусь,  на  втором
курсе, пришла к обеду, гляжу, она такая бледная, ну накапала ей  валокордин,
дала и пошла на кухню чай заварить...
   Она снова захлюпала носом. Тут в коридоре послышался шум.
   - Вот видишь, - обрадовалась я, - уже все в порядке, как тебя зовут?
   - Ника, - прошептала девушка, - Вероника.
   - Ну успокойся, Никочка, - завела я, но тут в кухню вошла Оксана и  молча
поманила меня пальцем.
   Я вышла в коридор и спросила:
   - Ей лучше?
   - Лена умерла, - устало сказала Ксюня.
   - Как? - остолбенела я. - Но почему вы перестали ее оживлять?
   - Реанимационные мероприятия в течение получаса  не  дали  результата,  -
сухо ответила Оксана.
   - И что?
   - По истечении тридцати минут они прекращаются!
   - Почему? - закричала я.
   - Кора мозга погибла, - пробормотала Ксюта, - иди и сядь с Никой, как  бы
ей плохо не стало! Иди, иди, мы  тут  все  сделаем,  и  милицию  вызовем,  и
перевозку.
   - Милицию-то зачем?
   - Так положено, - буркнула Ксюня и втолкнула меня в кухню.
   Я лихорадочно попыталась согнать с лица ужас.
   - Что там стряслось? - тихо спросила Ника.
   - Э-э, ничего, - забормотала я, - сейчас еще  другие  врачи  приедут,  но
лучше тебе не выходить пока...
   - Почему? - шептала Ника, глядя на меня. - Почему?
   Ее огромные несчастные глаза ощупывали мое лицо.
   - Ну, носилки понесут, коридор узкий!
   - Она умерла, - выкрикнула Вероника и рванулась к двери, - нет,  Леночка,
о нет!
   - Стой, стой, - попыталась я ухватить ее за руки, - стой!
   Ника  послушно  замерла,  потом  странно  всхлипнула,  закатила  глаза  и
медленно навалилась мне на грудь.
   - Эй, - завопила я, - Ксюня! Влетела Оксанка. Вдвоем мы кое-как отволокли
Нику на диван.
   - Просила же, - бубнила подруга, - осторожно! У девочки и так не жизнь, а
сплошной стресс. Ну, ну, Никуля, открой глазки...
   В  этот  момент  прозвенел  телефонный  звонок,  резкий,   пронзительный,
требовательный. От неожиданности  я  подскочила  на  месте  и  стала  искать
глазами трубку.  Внезапно  послышался  треск,  потом  ровный  женский  голос
произнес:
   - Вы  позвонили  в  квартиру  Андрея  Владимировича  Чванова,  сейчас,  к
сожалению, никто не может  подойти  к  телефону,  оставьте  сообщение  после
гудка.
   От изумления я замерла на месте, потом просипела:
   - Почему Чванова?
   Оксана легонько похлопала Нику по щекам.
   - Лена - жена Чванова, помнишь, я тебе рассказывала? Ну  Лена  Воробьева,
моя сотрудница, которая вышла замуж за Андрея Владимировича...
   Чувствуя, что сейчас упаду без чувств возле Ники, я переспросила:
   - За Андрея Владимировича Чванова, за Синюю Бороду? За того,  у  которого
жены как мухи мрут?
   Ксюта кивнула и, увидав, что несчастная Никочка  наконец  открыла  глаза,
сказала:
   - Деточка, давай мы тебя уложим в кровать.
   Ника пошатываясь двинулась к двери. Оксана  бережно  поддерживала  ее  за
талию. Дождавшись, пока  они  исчезнут,  я  схватила  свою  сумочку,  вынула
телефон и велела:
   - Ира, позови Дегтярева. Минуты текли томительно, ну  что  она  ползет  в
гостиную? Или они все в столовой?
   - Слушаю, - рявкнул полковник, - Дегтярев.
   - Немедленно приезжай на квартиру к Чванову  Андрею  Владимировичу,  пиши
адрес.
   - Зачем? - изумился приятель.
   - Во-первых, тут труп, - ответила я, - а во-вторых, теперь я точно  знаю,
кто убил Лену Артюхину и Риту Назарову. Это господин Чванов.

Глава 30

   На  следующий  день  я  сидела  в  кабинете  у  Дегтярева   и   методично
рассказывала о своих  "следственно-оперативных  мероприятиях".  Надо  отдать
должное  Александру  Михайловичу,  он  великолепный  слушатель,  никогда  не
прерывающий рассказчика. Просто в процессе вашего монолога он  чиркнет  пару
раз ручкой по бумаге, а потом, когда вы иссякнете, начнет задавать возникшие
вопросы. Мне подобный метод  нравится,  я  всегда  теряю  нить,  когда  меня
перебивают.
   Искурив  целую  пачку  "Голуаза",  я  наконец  завершила   повествование.
Приятель вытащил из сейфа огромную банку с чаем,  сахар  и  какие-то  жуткие
лежалые сухарики. Самое смешное, что  он  держит  харчи  в  железном  ящике,
вместе с бумагами. А знаете, почему не оставляет их открыто на  подоконнике?
Да очень просто, голодные  сослуживцы  мигом  растащат  по  кабинетам.  Хотя
полковник не жадный и, ежели попросить, всегда угостит, если захочет...
   - Понимаешь, Дашутка, - завел Александр Михайлович, щедро насыпая заварку
в сомнительной чистоты кружку, - конечно, мне не слишком нравится, когда  ты
вертишься под ногами, изображая из себя Ниро Вульфа...
   - Он был пожилой толстый мужик, - возмутилась я.
   Дегтярев вздохнул.
   - Иногда, ей-богу, очень хочется тебя треснуть по башке, еле сдерживаюсь,
даже давление подскакивает. Но, с  другой  стороны,  понимаю,  тебе  скучно,
заняться нечем, а тут такие  приключения!  Авантюристка  ты,  Дарья.  Просто
Феликс Круль!
   Я уставилась на приятеля во все глаза. Ну кто бы  мог  подумать,  что  он
помнит мои лекции по истории зарубежной литературы? В свое время, обнаружив,
что студенты, вернее, курсанты Академии МВД, практически ничего не  знают  о
прозаиках и поэтах, живших в  странах  Европы,  я  взяла  за  правило  минут
пятнадцать из каждого занятия отводить на рассказ о том или  ином  писателе.
Причем это были не только великие  французы:  Гюго,  Бальзак,  Буало,  Золя,
Аполлинер... Мы говорили о Томасе и Генрихе Маннах, о Гейне, Гете, Шиллере и
Карле Ментосе... Как-то раз я  поведала  о  книге  "Приключения  авантюриста
Феликса Круля". И  мои  милиционеры  массово  двинули  в  библиотеку,  желая
прочитать эту интересную повесть.
   Надо же, оказывается Дегтярев не  растерял  знаний,  вбитых  мною  в  его
голову...
   - Некоторые люди, - спокойно продолжал  полковник,  -  прыгают  с  моста,
привязавшись резинкой за ногу, адреналина им  не  хватает,  а  ты  лезешь  в
расследования, но... - Он сделал паузу.
   - Но что? - поторопила я.
   - Но иногда, - вздохнул приятель,  -  вынужден  признать,  ты  проявляешь
чудеса ловкости, изобретательности и даже изворотливости...  Некоторым  моим
сотрудникам фору дашь! Такая работоспособность! Знаешь, не  всякий  способен
целыми днями напролет носиться по улицам...
   Я смущенно улыбнулась.  Приятель  практически  никогда  не  хвалит  меня.
Последний раз доброе слово от него  в  свой  адрес  я  услышала...  Дай  бог
памяти, когда же это было? Лет пять тому назад... Тогда в  Москву  по  линии
Интерпола  прибыли  французские  полицейские,  и  Дегтярев   попросил   меня
поработать  переводчицей.  Естественно,  "ажаны"  приняли  меня  сперва   за
парижанку,  а  потом,  когда  недоразумение  выяснилось,  начали   расточать
комплименты, хором воспевая мое удивительное знание  французского  языка.  И
вот тут-то Александр Михайлович улыбнулся и сказал:
   -  Да  уж,  наша  Дашутка  молодец,  она  еще  и  по-немецки   может,   и
по-английски, и по-испански...
   Хорошо хоть китайский сюда не приплел, которым я владею так же "отлично",
как  и  всеми  остальными  вышеперечисленными  языками...  Впрочем,  кое-как
изъясниться на немецком я могу... "Ich heie..."Но английский, испанский!
   - Правда ты, мой котик, ездишь в удобном... "Форде".
   - Сейчас в "Жигулях"!
   - Ну это временно, и не слишком думаешь о том,  как  заработать  на  хлеб
насущный. Проблем у тебя никаких, чем же еще заниматься? Вот только... жаль,
душенька, - откровенно заухмылялся Дегтярев, -  что  ты  каждый  раз  тычешь
пальцем в небо, а вернее, с упорством вычисляешь не того, кого надо...
   - Погоди, - забормотала я, - ты хочешь сказать, будто Чванов ни при чем?
   - При чем, - преспокойненько ответил полковник, - но не  убийца,  хотя  и
сознался во всех преступлениях!
   - Как?
   - Просто. Дал показания, что  заманил  Елену  Артюхину,  или,  что  более
правильно, Натали