тровны вспыхнуло возмущение.
     - Это с какой стати? Вы кто такая?
     - Ну не на лестнице же нам беседовать.
     Старушка быстро заперла дверь и твердо заявила:
     - Никогда не пускаю к себе посторонних. У вас есть рекомендательное письмо?
     Я постаралась не рассмеяться во весь голос. Рекомендательное письмо! Господи, в каком веке живет Гортензия Петровна?
     - Если нет, то до свидания, - желчно произнесла бабуся и со скоростью, которую трудно ожидать от пожилого человека с артритными ногами, унеслась вниз. Мне показалось, что она перепрыгивала через ступеньки, но это, наверное, все же было не так. Пришлось устроиться на подоконнике.
     Очевидно, сердитая дама таки заглянула в ненавистный супермаркет, потому что она появилась у двери в свою квартиру лишь через два часа, когда я уже буквально извелась, выучив наизусть валявшиеся у окна бесплатные газеты. Поставив на пол три пакета с надписью "Страна еды", Гортензия Петровна вытащила ключи, отомкнула четыре замка...
     Я кашлянула. Старушка быстро повернула голову и воскликнула:
     - Опять вы!
     - Я же сказала, что подожду, пока вы купите хлеб.
     - Уходите, - дрожащим голоском велела старушка, - а то милицию вызову.
     - У меня...
     - Убирайтесь!
     - Но позвольте...
     - Ни за что! - взвизгнула Гортензия Петровна. - Вчера по телевизору очень хорошо объяснили, как действуют мошенники! Сначала зубы заговаривают, а потом все сбережения отнимают.
     Я молча вытащила из сумочки пять стодолларовых ассигнаций, встала с подоконника, протянула их даме и сказала:
     - Я не собираюсь ничего отбирать, наоборот, принесла вам деньги. Доллары, правда, выпущены давно, еще в семидесятых годах, но вы не сомневайтесь, они ходят на рынке наравне с новыми.
     Гортензия Петровна вытянула вперед маленькую морщинистую, покрытую пигментными пятнами лапку, осторожно пощупала одну зеленую бумажку, вторую... Потом ее лицо стало таким красным, как подкрашенные губы. Я с тревогой наблюдала за метаморфозой. Внезапно Гортензия Петровна отдернула от купюр руку. Я же, решив, что она хочет взять деньги, разжала пальцы. Словно не вовремя упавшие с дерева молодые листья, доллары спланировали на грязный пол и, как верные собаки, улеглись у наших ног.
     Гортензия Петровна посмотрела на деньги с выражением самого крайнего отчаяния.
     - Так я и знала, - прошептала она, - даже ждала, что их найдут и призовут меня к ответу. Вы ведь из КГБ? Я сразу поняла! Тогда тоже женщина была, только ей не удалось Михаила Николаевича обыграть, да и о Леонардо вы зубы обломали, один Володя Трошев, земля ему пухом... Но его просто поймали с купюрами. Господи, все умерли, все. Леонардо, Марфа, Михаил Николаевич, одна я осталась, одна... Значит, он все же сходил к вам, вор!
     Я слушала бессвязные восклицания Гортензии Петровны и понимала, что случайно наткнулась на совершенно бесценного человека, который знает все.
     - Одна, - монотонно повторила старушка, - одна...
     В этот момент дверь соседней квартиры стала приоткрываться. И опять Гортензия Петровна удивила меня своей прытью. Она в мгновение впихнула меня внутрь своей квартиры, подхватила с пола деньги и закрыла дверь изнутри. Я очутилась в темной прихожей, где у стены стояла высоченная старинная вешалка, украшенная фарфоровыми медальонами.
     - Ступайте в гостиную, - тоном светской дамы велела Гортензия Петровна, рукой указывая мне направление.
     Я миновала извилистый коридор и вошла в комнату, заставленную тяжелой мебелью с пыльной бархатной обивкой. Несмотря на знойный июль за окнами, тут при полном отсутствии кондиционеров было прохладно и пахло, как в библиотеке, хоть ни одной книги я не заметила.
     Гортензия Петровна села на диван и снова завела:
     - Я осталась одна! Все умерли. Разве справедливо, что теперь за всех отвечать придется мне?
     - Людмила Сергеевна жива, Люся, - уточнила я, - жена Володи.
     Гортензия Петровна удивилась.
     - Да? Вы уверены? Ей вообще-то больше лет, чем мне. Кстати, Люся была старше Володи, это их страшная семейная тайна. На мой взгляд, в данном факте ничего особенного нет, но она очень боялась, что знакомые узнают о разнице в летах. Люся, дура, и в молодые годы плохо соображала, а сейчас, наверное, совсем ум растеряла. Знаете, мудрость не всегда приходит с возрастом, чаще всего старости сопутствует маразм. А уж коли смолоду был идиот, то к зрелым летам станет кретином в квадрате! И потом, Люся ничего не знала, ей Володя наплел какую-то глупость. Она была совсем не в курсе. Володя обожал дурочку, просто умирал от любви, избавил ее от всех забот, на руках носил. Конечно, Михаил Николаевич относился ко мне очень хорошо, но такого обожания я никогда не видела. Хотя разве можно было меня сравнить с Люсей? О господи! Да и Марфу тоже. И ведь Володя развелся с Люськой, фиктивно, словно зверь, почуял опасность и с собой в тюрьме покончил, только бы на его драгоценной женушке ни пятнышка не осело. И уж, наверное, постарался с того света позаботиться о ней.
     Гортензия Петровна потеребила плед, прикрывавший диван, вздохнула и, очевидно, приняв какое-то решение, спросила:
     - Если я сейчас расскажу вам всю правду, избегну ли тюремного заключения?
     Надеюсь, что вы не осудите меня и поймете, почему я моментально ляпнула:
     - Конечно, вас никто не тронет.
     Гортензия Петровна снова затеребила шерстяную накидку.
     - Все равно друзья в могилах, - протянула она, - значит, я никого не предаю... Ладно, слушайте.

Глава 30

     Леонардо Якунин, Володя Трошев и Михаил Клара дружили с ранней юности, со студенческих времен. Якунин и Трошев учились в одном институте, там и познакомились. Потом Леонардо женился на Марфе, а у нее имелась подруга детства Гортензия. Через полгода после свадьбы Марфы Гортензия тоже вышла замуж, за Михаила Клара, так и сложилась их компания. Мужчины относились друг к другу с полным доверием, их жены тоже, но только Марфа и Гортензия. Люсю обе пары воспринимали как досадное приложение к Володе. Она раздражала всех глупостью, наигранной восторженностью, привычкой в самый неподходящий момент читать собственные бездарные вирши и необыкновенным эгоизмом.
     В молодости друзья часто выезжали на природу, устраивали пикники, и женская часть компании обычно готовила мясо для шашлыков, а после завершения трапезы мыла посуду и собирала мусор.
     Но небольшая оговорка: это делали только Марфа и Гортензия. Люся же сидела с мужчинами и курила вонючие папиросы, вставленные в янтарный мундштук. Было абсолютно бесполезно призывать ее помыть тарелки или приготовить чай.
     Володина жена сначала пыталась сделать вид, будто ничего не слышит, но, если Марфа и Гортензия проявляли настойчивость, она кокетливо щебетала:
     - Ой, девочки, вы же такие замечательные хозяйки, просто любо-дорого посмотреть! А я полнейшая неумеха! Ну ничегошеньки не могу! И как только Вовка меня терпит!
     И что было ответить на подобное заявление?
     Один раз Гортензия не выдержала и крикнула:
     - Все равно топай сюда! Будешь учиться. Бери тарелки, губку и начинай.
     Люся возмущенно вздернула брови и глянула на мужа. Володя встал и предложил:
     - Давайте я помою.
     Гортензия от злости чуть не швырнула на пол котелок. А Люсенька довольно хихикнула и закурила новую папироску. Потом у них появились дети, почти одновременно у всех. Настя у Трошевых, Сергей у Якуниных и Алеша у Клара. Многие компании распадаются, когда дети достигают школьного возраста, потому что отпрыски ссорятся между собой, и бедным маменькам приходится без конца разнимать драчунов. Но Настя, Сережа и Леша никогда не выясняли отношений на кулаках. Впрочем, Алексей большую часть детства, юности и отрочества провел вне дома. Без всякого стеснения Гортензия Петровна сказала мне:
     - Мы с Михаилом Николаевичем отдали жизнь науке. Марфа и Люся имели возможность заниматься детьми, а я помогала мужу, мы сделали несколько, поймите, я абсолютно не преувеличиваю, больших открытий. Алексею пришлось бы сидеть дома всегда одному, а в интернате четырехразовое питание, приятели. Мальчик, правда, в первый год пребывания там часто плакал и просился назад, но отец объяснил ему нашу проблему, и Леша все понял.
     Младший Клара рос очень разумным и серьезным. После получения аттестата он вернулся домой, поступил в институт и теперь снимается в кино.
     Несмотря на ежедневную упорную работу, Клара жили совсем не богато. Оклады научных работников не столь велики, как думают о них обыватели.
     Михаил и Гортензия по поводу своего материального положения особо не переживали, они никогда не завидовали Якуниным, которые имели существенно больший доход, Леонардо был успешным художником и очень активно рисовал портреты на заказ. Но Гортензию нисколько не смущало, что Марфа щеголяет в каракулевой шубке, а у нее самой всего лишь обычное пальто - только бы грело. Но потом наступил момент, когда Гортензия оценила, как это хорошо - иметь много денег. Михаил занялся очень интересной проблемой - старением растений.
     - Ты понимаешь, - возбужденно объяснял он жене, - если мы найдем ключ к этому процессу, то сумеем потом перейти к продлению молодости человека. Представляешь себе перспективы?
     Гортензия Петровна радостно кивала. В их научном союзе муж был мозгом, а жена руками, исполнительными, аккуратными, просто замечательными.
     Но она начисто была лишена творческой фантазии и дара предвидения, без которых нет настоящего ученого.
     Михаил Николаевич с воодушевлением взялся за новую тему, но через некоторое время его пыл был охлажден заместителем директора по науке.
     Дело происходило в конце 70-х годов, все сотрудники НИИ, где в то время трудились Клара, работали по утвержденным ученым советом планам. Михаил Николаевич был вызван к высокому начальству на ковер. В свою лабораторию он вернулся чернее донбасского угля.
     - Что случилось? - бросилась к нему Гортензия.
     - Тема закрыта как бесперспективная, - ответил муж, - мне предложили заняться другой.
     - Нам никто не мешает параллельно, по-тихому, разрабатывать прежнюю тему, - решила утешить супруга Гортензия.
     Михаил Николаевич мрачно вздохнул:
     - У нас с тобой нет таких средств!
     Жена притихла. А ведь верно, лабораторных животных придется покупать за свой счет, еще реактивы и много других опытных материалов.
     - Вот нищета проклятая, - стукнул кулаком по столу Клара, - кабы не бедность, дал бы Ваське взятку, и снова мою тему признали бы перспективной.
     Васькой звали замдиректора по науке, и все вокруг знали, что он очень любит брать "борзыми щенками".
     Примерно года полтора Михаил Николаевич ходил просто убитый, потом неожиданно повеселел.
     Затем в доме Клара появилась новая мебель. Гортензия отправилась в субботу к Алеше в интернат, а когда вернулась, грузчики как раз втаскивали диваны и кресла, старинные, но в отличном состоянии, с бархатной обивкой.
     - Это откуда? - изумилась Гортензия.
     Михаил обрадованно воскликнул:
     - Мне всегда хотелось такую! Тебе нравится?
     - Очень, - кивнула жена, - но где ты ее взял?
     - Помнишь Олега Яковенко, моего аспиранта?
     - Конечно, очень милый молодой человек, но слегка туповатый, - вздохнула Гортензия, - по большому счету ему не следовало идти в науку. Если бы не ты, Олегу никогда бы не защитить диссертацию.
     Ты практически написал первую главу, да и остальные капитально перешерстил. Только он так и не понял, кому обязан степенью.
     Михаил улыбнулся:
     - Зато его матушка великолепно разобралась, что к чему, и завещала мне мебель. Олег выполнил ее волю.
     В душе Гортензии шевельнулось легкое подозрение, но мебель оказалась не новой... И червячок сомнения был зарыт. Потом, на Новый год, Михаил подарил Гортензии дорогие серьги.
     - Миша, - ахнула она, разглядывая крупные бриллианты, - где ты их взял?
     - Купил, - преспокойно ответил муж, - у одной вдовы, которая распродает старинные вещи.
     Знаешь, я долго колебался, что брать - шубу или драгоценности. Потом рассудил: шуба новая, пойдут пересуды, перешептывания, станут спрашивать, где деньги взяли. А серьги прошлого века, всегда можно сказать, что достались от бабушки в наследство.
     - Так где ты все-таки деньги взял? - налетела Гортензия на супруга.
     Михаил попытался уйти от ответа, но она вцепилась в него, словно бульдог в тряпку. В конце концов муж рассказал ей удивительную историю.
     Дескать, однажды, когда Гортензия отсутствовала, в кабинете перегорела лампочка. Михаил встал на стул, бархатная обивка лопнула, а оттуда посыпались несметные сокровища: камни, золотые монеты... Очевидно, кто-то из прежних владельцев мебели спрятал там клад...
     Гортензия спокойно выслушала мужа и заявила:
     - Ты не умеешь врать. Я тоже читала роман Ильфа и Петрова "Двенадцать стульев". Немедленно говори правду!
     Михаил недолго посопротивлялся, а потом рассказал такую историю, что Гортензия чуть не лишилась от страха чувств. Сейчас она видела, что Михаил говорит правду, но по мере его повествования Гортензия все больше пугалась, и было отчего.
     Леонардо, Володя и Михаил остро нуждались в деньгах. Миша во что бы то ни стало хотел продолжать свои исследования. Володя мечтал, чтобы Люсенька и Настя ни в чем не нуждались, и лелеял мечту отправиться за границу, ну а Леонардо просто очень любил красивую жизнь. Деньги никогда не задерживались у Якунина, протекали сквозь пальцы, как песок. Леонардо хорошо зарабатывал, он построил дачу, сделал ремонт в квартире, постоянно что-то покупал. И всем вокруг казалось, что их семья великолепно живет. Но на самом деле ситуация была совсем не радужной. Художник сначала просто брал в долг, чтобы, допустим, купить дачу, потом, понимая, что к определенному сроку нужную сумму ему не собрать, шел к другим приятелям, просил у них денег, отдавал первому кредитору...
     В конце концов он окончательно запутался и почувствовал себя мышью, загнанной кошкой в угол.
     Короче говоря, деньги были нужны всем трем друзьям, а где их взять? Гортензия Петровна не могла сказать, кто из приятелей придумал выход из финансового тупика. Она только знала, когда это произошло.
     У Леонардо имелся приятель Костя Самсонов, очень ценный человек по тем временам, когда любой товар был в дефиците. Костик работал директором одного из крупнейших универмагов и исправно приглашал Леонардо в свой кабинет, где оставлял для него и для Марфы всякие необходимые вещи: обувь, пальто, рубашки, нижнее белье.
     Однажды Леонардо решил подшутить над приятелем. Очередная встреча его и Самсонова должна была состояться первого апреля. Целую неделю художник, хихикая себе под нос, рисовал десятирублевую купюру. Подделка вышла пугающе настоящей. Естественно, любой опытный эксперт мгновенно бы распознал, что перед ним фальшивка.
     Леонардо предполагал, что и Костя это поймет, а потом они вместе посмеются. То, что он занимается уголовно наказуемым деянием, не пришло Якунину в голову. На то оно и первое апреля, чтобы подурить.
     Но все вышло не так, как рассчитывал художник. Костя показал приятелю вещи, а потом назвал их цену - сто пятьдесят рублей.
     Леонардо отдал директору сто сорок целковых, потом помедлил и добавил ту самую десяточку.
     Костя совершенно спокойно бросил ее в открытое нутро сейфа.
     Леонардо быстро сказал:
     - Ты на деньги-то глянь!
     - Зачем? - удивился приятель.
     - Вдруг чего не так.
     - С какой стати?
     - Все-таки проверь.
     Самсонов вытащил купюры и принялся считать.
     - Сто пятьдесят, как в аптеке.
     - Взгляни на десятку, вот эту.
     - И что с ней?
     - Не видишь?
     - Да в чем дело?
     Леонардо ответил:
     - Она какая-то странная.
     Костя начал щупать бумажку и потом вдруг воскликнул:
     - Действительно! Похоже, фальшивая. Я, откровенно говоря, с таким пока не сталкивался. Хорошо сделана, с первого взгляда не различишь, но бумага другая и водяных знаков нет. Во народ! Ведь за такое и расстрелять могут!
     И тут вдруг Леонардо испугался, шутка перестала казаться ему смешной.
     - Разорви купюру, - промямлил он, - вот, возьми другую. Ума не приложу, как она ко мне попала.
     - Небось на сдачу дали, - вздохнул Костя, - ты и не заметил, на это и рассчитывают.
     Через пару дней Леонардо, выпив, рассказал о своей дурацкой шутке Михаилу и Владимиру. О чем они говорили и кто стал автором идеи, Гортензия не знала. Но именно в тот день приятели решили наладить выпуск фальшивых купюр, причем не рублей, а долларов. Им по наивности казалось, что подделка американской валюты в России не преступление. Подготовительный этап занял больше года, и в нем самое активное участие принимала Марфа. Она работала в издательстве, заведовала художественной редакцией, частенько по долгу службы бывала в типографиях, и в конце концов именно она сумела найти нужную бумагу, которая, конечно, не была точь-в-точь такой, как у настоящих баксов, но выглядела очень похоже. Конечно, ей удалось стащить совсем немного листов, на которых напечатали первую, пробную партию долларов.
     Именно бумага могла стать большой проблемой для фальшивомонетчиков. Но потом появился человек, который начал снабжать приятелей необходимым материалом. Михаил, имевший за плечами два высших образования, химика и биолога, экспериментировал с красками, и в результате его усилий фальшивый доллар не оставлял следов на влажных руках и вообще выглядел словно родной. Леонардо, художник без вдохновения, но очень тщательный копиист, сумел сделать великолепное клише. Он давно освоил граверное искусство. Производство наладили на даче Леонардо, в сарае. Михаил, увлекающийся изобретательством, ухитрился собрать печатный станок, и "монетный" двор заработал.
     - А что за человек доставал бумагу? - спросила я.
     - Сейчас объясню, - кивнула Гортензия.
     Когда на свет появились фальшивки, друзья вдруг сообразили, что не подумали о канале сбыта и не знают теперь, что делать с деньгами. Пару раз Володя, а Трошев обладал уникальным даром располагать к себе людей, ходил к магазинам "Березка", где толпились фарцовщики всех мастей, и продавал по сто долларов мальчикам в американских джинсах.
     Но, сами понимаете, это не было выходом из положения. Леонардо предложил поискать клиентов среди тех представителей интеллигенции, кому разрешается выезжать за рубеж, но Михаил и Володя сочли это занятие опасным.
     Потом Володя ухитрился всучить сразу несколько бумажек мужику из Грузии. Трошеву суетливый представитель "мандариновой" республики, одетый, несмотря на жару, в добротный шерстяной костюм и кепку-аэродром, показался самым подходящим покупателем. У грузина было немерено денег, в темном подъезде на Профсоюзной улице, где совершилась сделка, он вытащил из кармана пачку сторублевок толщиной с орфографический словарь. Володя, окрыленный удачей, понесся к Леонардо, прижимая к себе портфель, в котором находилась огромная по советским временам сумма.
     Не успел Володя выложить на стол красивые сторублевки, как дверь кабинета Якунина распахнулась и на пороге возник тот самый грузин, на этот раз без кепки-аэродрома, зато в компании двух других парней, тоже представителей солнечного Закавказья.
     Пока остолбеневшие художники приходили в себя, грузин без всякого стеснения плюхнулся в кресло и велел:
     - Никого не пускайте.
     Парни заняли позицию у двери. Двигались они словно кошки, быстро и ловко, сразу стало ясно: от таких не убежать, мигом догонят. Грузин спокойно посмотрел на Володю и Леонардо, потом, чувствуя себя хозяином, взял с маленького столика графин с коньяком, плеснул в бокал, понюхал, сморщился, вылил спиртное на пол и нагло сказал:
     - Дураки, пьете дерьмо, небось берете его за большие деньги. Это не настоящий "КВК", вот пришлю вам канистру, тогда поймете.
     Трошев с Якуниным только хлопали глазами.
     - Дураки, - продолжал грузин, - у "Березки" торгуете. Мы вас неделю ждали, после того как этот... - палец, украшенный золотой печатко