везу  тебя  к  приятелям.  Временно  поживешь  у  них  в
Подмосковье, станешь помогать по хозяйству за плату. Будешь тише воды,  ниже
травы и в Москву ни ногой. В колледже оформим академический отпуск.  Скажем,
после несчастного случая мучают головные боли.  Год  потерпишь,  а  там  все
утрясется, и хозяйка забудет. Сколько у тебя денег сейчас есть на квартиру и
где они?
   Рафаэлла молчала. Я обозлилась.
   - Мне твои гроши без надобности. Просто интересно, они в надежном месте?
   Девушка кивнула:
   - Отвезла к маме.
   -  Ну  вот  и  хорошо.  Теперь  давай   адрес   колледжа.   Стриптизерка,
оказывается, училась в том же заведении, что и покойная Милочка  Котова,  на
Полянке. И курс психологии вел у нее Серж Радов.

Глава 25

   В "Кодак" за пленкой я примчалась не через  два,  а  через  четыре  часа.
Мальчишка-лаборант, боясь, что не получит обещанных денег, сразу заявил, что
снимки были готовы в назначенный срок. Я расплатилась, сунула бумажный пакет
в сумку и понеслась домой. Посмотрю фото в спокойной обстановке.
   Но дома меня ждала буря. Красная от  злости  Маня  орала  на  несчастного
Аркадия. Брат пытался успокоить разбушевавшуюся сестрицу, но не тут-то было.
Девочка налетела на него с воплем:
   - Как ты мог!
   - Это не я, - слабо сопротивлялся Кеша.
   - Не ври, - затопала ногами дочь, - не смей  лгать.  Оставила  домик  вот
здесь в гостиной на столе. Никого, кроме тебя, не было, говори, куда дел?
   Ольга тихо хихикнула. Маня посмотрела на  нее  своими  большими  голубыми
глазами и четко проговорила:
   - И нечего лгать, как сивая корова!
   Я решила приструнить разошедшуюся девицу:
   - Сивой бывает  не  корова,  а  мерин,  и  вообще,  что  тут  происходит?
Оказывается, в лицее дали задание оформить экспозицию "Быт  русской  деревни
XVIII века". Манюня рьяно принялась за дело. Склеила из  спичек  избушку.  У
порога посадила вылепленных из пластилина крестьянина с  крестьянкой.  Возле
домика располагался огород  с  миниатюрными  овощами  и  скотный  двор.  Все
животные сделаны из глины и любовно раскрашены. Особой гордостью стал  пруд.
В него превратилось круглое  зеркало  из  Зайкиной  косметички.  На  гладкой
поверхности сидели толстые бумажные лебеди.
   Страшно довольная результатом, Маруся притащила поделку в  гостиную,  где
на диване у телевизора мирно спал усталый Кешка. Сестрица растолкала брата и
велела придумать,  как  упаковать  "усадьбу".  Аркадий  побрел  в  гараж  за
коробкой из-под новой СВЧ-печки, которую вчера купила Зайка. Вернувшись,  он
не  нашел  ни  домика,  ни  крестьянина  с  крестьянкой,  ни  пруда,  только
деревянную доску, на которой недавно стояла красота. Абсолютно  уверенный  в
том, что Манюня унесла "деревню" к себе, Аркашка мирно задремал. Пробуждение
оказалось ужасным. Над ним нависла багровая от  злости  Маруся,  требовавшая
ответа. И вот так они ругались уже  добрый  час.  Вернее,  Машка  вопила,  а
Аркадий слабо отбивался.
   С  моим  приходом  страсти  разгорелись.  Правда,  интересно,  куда   все
подевалось? В разгар ссоры Зайка заглянула  под  стол,  вытащила  зеркало  и
слегка обжеванных лебедей.
   - Ага, - воспрял духом приунывший Кеша, - ты уверяла, что я  сломал  твою
поделку и спрятал, но не будешь же утверждать, что я ее съел?
   И он указал пальцем на изгрызенных лебедей. Маня на секунду притихла.  Но
глаза по-прежнему продолжали полыхать голубым огнем.
   - Так, - ледяным тоном произнесла она. - Банди, Снап, ко мне.
   Ротвейлер и пит, радостно помахивая хвостом, тут же явились на зов.
   - Кто это сделал? - прогремела Маня.
   Но собаки по-прежнему виляли хвостами. Они не умеют врать. Провинившийся,
чаще всего это Банди, тут же лезет  под  диван  и  начинает  мелко  дрожать.
Однако сейчас их морды выражали искреннее недоумение.
   - Черри! - возвестила Машка. - Поди сюда!
   Но пуделица словно испарилась. Всегда  сидит  в  гостиной  и  выпрашивает
сдобное печенье, а сегодня исчезла. Мы бросились на поиски и обнаружили ее в
кухне между мойкой и холодильником.
   - Так это ты! - возмутилась девочка. - Слопала в  одночасье  крестьянскую
деревню XVIII века, набила живот спичками, пластилином и  глиной.  Ладно  бы
Банди, он и камни переварит, но пудель! Катастрофа.
   Черри виновато выглядывала из-под  сбившейся  кудрявой  "шапочки".  Карие
глаза влажно поблескивали, маленькая пасть открывалась и закрывалась, словно
пуделица пыталась сказать:
   - Прости, прости, дорогая хозяйка, но так вкусно  пахло  клеем!  Черри  с
детства отличалась необычными вкусовыми пристрастиями. Кусок сырого мяса мог
лежать у самой ее морды, но она даже не  прикасалась  к  нему.  Другое  дело
тюбик с зубной пастой или клеем, а еще  лучше  чьи-нибудь  носки.  Благодаря
Черри домашние стали необыкновенно аккуратны. Раньше,  умывшись,  они  и  не
думали втыкать зубную пасту в стаканчик на стене.  Пуделиха  выжидала,  пока
все уйдут, входила в ванную, утаскивала тюбик к  кому-нибудь  на  кровать  и
принималась грызть добычу. Поменяв пару раз перепачканное постельное  белье,
дети теперь ставили пасту на место. Потом началась охота за  носками;  Черри
выходила ночью, когда в доме все спали, влезала в корзинку с грязным бельем,
вытаскивала оттуда носки и возвращалась в спальню. Правда, всегда  почему-то
в кровать к Зайке с Аркадием. Надо сказать, что носки  она  не  сгрызала,  а
просто относила и складывала на  Ольгину  подушку.  После  чего  засыпала  с
чувством выполненного долга.  Обнаружив  первый  раз  утром  у  своего  лица
приятно пахнущую кучу, невестка сказала пару нежных слов и купила бачок  для
белья с плотно закрывающейся крышкой. Но  пуделиха  с  обезьяньей  ловкостью
проникала внутрь и осчастливливала Зайку каждую ночь. Теперь, снимая носки и
колготы, домашние моментально стирают их, и все благодаря маленькой,  робкой
собачке.
   - Клизма, - громко заявила Маня, -  клизма,  вот  что  завтра  ждет  вас,
глубокоуважаемая Черри.
   Кеша захихикал и сказал:
   - Помнишь воздушную тревогу?
   В восьмидесятые годы в институте,  где  я  работала,  обожали  устраивать
военные тревоги. Это было  суровое  время  "холодной  войны",  "першинги"  в
Европе и угроза атомной атаки со стороны американцев. Ректорат решил, что мы
должны встретить опасность во  всеоружии.  Кафедра  гражданской  обороны,  в
просторечии ГРОБ, раздала  всем  противогазы.  По  сигналу  мы  должны  были
натягивать их и стройными рядами идти в подвал.
   На деле получалось иначе. Студенты умирали  со  смеху,  преподаватели  от
злости. Большинство из нас  бросило  дома  резиновые  морды  и  игнорировало
"учение". И вот накануне Нового года партком  нанес  удар  ниже  пояса.  Нам
торжественно объявили, что праздничные продовольственные заказы  с  колбасой
салями, шпротами и куском сыра  дадут  только  тем,  кто  примет  участие  в
тревоге. Причем по всей форме, то есть натянув противогаз.
   Маленький Аркадий, трепетно любивший шпроты, приготовил трубчатую  морду,
вывесив ее в ванной на крючок. Утром,  когда  я  уже  стояла  в  пальто,  он
крикнул: "Мама, противогаз". Чертыхаясь, не снимая сапог, я влетела в темную
ванную, ощутила под рукой что-то резиновое и запихала в сумку.
   В полдень взвыла сирена. Подогреваемые мыслями о  дефицитных  вкусностях,
преподаватели  дружно  побежали  по  коридорам,  натягивая   "индивидуальное
средство защиты". Я бежала в середине толпы, не понимая, почему вытягиваю из
сумки что-то очень длинное и тонкое. И только добежав до  нашего  партийного
секретаря,  проверявшего  по  часам  скорость  "бойцов",   обнаружила,   что
вынула... клизму. Ну перепутала в темноте, схватила не то, с кем не бывает.
   Разразился страшный скандал.  Коллеги,  увидав  меня  с  клизмой,  просто
валились с ног от  хохота,  проверяющий  от  райкома  грозно  хмурил  брови,
парторг бледнел и краснел, наливаясь злобой. Короче, обвинив  меня  в  срыве
проводимого мероприятия, партийная организация  вынесла  решение  не  давать
нарушительнице заказа. Тем, кто робко вступился за меня, говоря,  что  я  не
член КПСС, а значит, не  обязана  подчиняться  партийной  дисциплине,  сразу
заткнули рты. Новый год встречали без шпрот, и теперь каждый раз, как взгляд
натыкается на банку с вкусными рыбками, сразу вспоминается клизма.
   - Ну что? - торжествующе спросил Аркадий глядя на Маню. - Как  извиняться
будешь? Марусе стало неловко.
   - Ладно, Кешик, - примирительно сказала она, - ну  прости,  погорячилась.
Аркашка вздохнул и опять улегся на диван, намереваясь поглядеть  футбол,  но
не тут-то было. Маня так убивалась, так горевала!
   - Что делать! Что делать! Завтра сдавать экспозицию. Три дня клеила,  что
делать! Не хватало только греческого хора, трагически заламывающего руки. Но
Аркаша продолжал глядеть на экран. Тогда сестрица применила другую  тактику.
По румяным детским щекам потекли крупные слезы. Маня молча принялась шмыгать
носом. Это было уже слишком. Брат сел на диване и безнадежно сказал:
   - Неси клей, ножницы, попробую помочь.
   Я ухмыльнулась, глядя, как он, чертыхаясь, лепит свиней из пластилина,  и
пошла в спальню смотреть фотографии.
   Большинство оказалось неинтересными, на них в разных позах и одеждах была
запечатлена Рая Лисицына. Девушке нравилось позировать. Но несколько снимков
привлекли внимание. На одном  -  воркующая  за  столиком  любовная  парочка.
Кажется, мужчина и женщина не подозревали, что их фотографируют, потому  что
не смотрели в объектив, однако лица были отлично видны.  Кавалером  оказался
Кирилл, муж Дианы, близкий приятель Степки  Войцеховского.  А  дама!  Просто
невероятно! Сжимая тонкими пальцами, унизанными перстнями, бокал и глядя  на
Кирилла влюбленными глазами, сидела Изабелла Радова.  Я  видела  жену  Сержа
всего раз, и то мертвую, сидевшую в кресле  с  простреленным  виском.  Но  в
кабинете у психолога на книжной полке стояло несколько фотографий жены. И  я
была абсолютно уверена: на снимке Изабелла.  Следующая  фотография  повергла
меня в еще большее изумление. На набережной, облокотясь на парапет, беседуют
Кирилл и Лена, любовница Сержа.  Затем  Лена  была  запечатлена  в  магазине
продуктов и в парикмахерской. На последней фотографии я  ,  увидела  хозяйку
"Бабочки" - прическа а-ля паж, огромные очки, куча цепочек.
   Значит,  Кирилл  откуда-то  знал  Изабеллу.  Интересное   дело,   а   мне
показалось, что на Новый год он впервые познакомился с Сержем! И где же  это
они с Изабеллой сфотографированы? Вооружившись лупой, я прочитала вышитое на
салфетке название "Пиккадилли".
   Следующий  день  оказался  хлопотным.  Утром  позвонила  Войцеховским   и
потребовала к телефону старуху.
   - Да, - ответила, как всегда, недовольным голосом Фрида.
   - Это Даша. Вы, кажется, искали домработницу?
   - Ну!
   - Сегодня привезу милую  девушку.  Она  поживет  у  вас  какое-то  время,
поможет Катерине на кухне, будет убирать дом. Жалованье сами назначите.
   Войцеховская помолчала, потом вздохнула:
   - Я у тебя в когтях. Надеюсь, не слишком  час-то  станешь  злоупотреблять
своими правами. Твоя протеже не воровка?
   Заверив Фриду в честности Рафаэллы, я поехала  в  Склифосовского.  Честно
говоря, выглядела Валентина не лучшим образом. Лицо отечное, глаза  опухшие.
Вместо уха - марлевая нашлепка. Ни за что не наняла бы такую  в  прислуги  к
тому же девушку подташнивало, и пришлось несколько раз останавливаться.
   Взглянув на предлагаемую кандидатку, старуха поморщилась:
   - Вещи где?
   - Тут, - ответила Рафаэлла, показывая пакет с зубной щеткой.
   - Катька, - заорала Фрида, - проводи девчонку наверх. - Потом повернулась
ко мне и ехидно спросила:
   - Где откопала сокровище? На помойке? Надеюсь, блох у нее нет.
   Не обращая внимания на старухино зубоскальство, я  двинулась  в  кабинет,
поздороваться со Степкой.  Но  он  торчал  в  питомнике,  там  же,  к  моему
удивлению, обнаружился и Серж.
   - Даша, - изумился Радов, - не ожидал.
   - Я тоже. Вот привезла Войцеховским новую домработницу.
   Мы пошли в дом,  в  гостиной  сидела  Лена.  На  этот  раз  на  ней  было
вызывающее сине-белое платье с глубоким декольте и  короткими  рукавами.  Не
совсем по погоде, но зато как эффектно! Сели обедать, вкатилась старуха и по
обыкновению заорала:
   - Несите суп.
   В гостиную робко вошла Рафаэлла с большой  фарфоровой  супницей.  Девушка
явно старалась не обращать на себя внимания.  Увидев  Сержа,  она  изумленно
ахнула, но суп благополучно донесла и поставила на стол. Потом уставилась на
Фриду, ожидая указаний.
   - Иди,  иди,  -  махнула  старуха  в  сторону  двери,  -  позовут,  когда
понадобишься.
   Валентина покорно вышла.
   - Какая-то она странная, - хмыкнул Степан, вид болезненный.
   - Где я ее видел? - спросил Серж. - Очень знакомое лицо.
   - В очереди за водкой, - фыркнула Фрида,  наливая  суп,  -  начнет  пить,
выгоню. Лена молчала. На верхней губе у нее блестели капельки пота. Надо же,
в таком легком платье и потеет, может, вегетососудистая дистония?
   - Валентина не пьет, -  успокоила  я  старуху  -  бедной  девочке  сильно
досталось в жизни. Недавно в нее стреляли и попали в ухо. Вот и привезла  ее
к вам, чтобы спрятать, пусть поживет немного.
   - Не хватало еще, чтобы сюда явились наемные киллеры, -  заявила,  входя,
Полина.
   - Не  волнуйтесь,  это  не  ее  хотели  убить,  кого-то  другого,  ранили
случайно, - стала я объяснять ситуацию, - никто не  знает,  что  она  здесь.
Девочка  вроде  бы  аккуратная,  работящая.  Все  равно  у  вас  нет  сейчас
домработницы. Пусть поработает. Не понравится, позвоните, пристрою  бедолагу
в другое место.
   - Тебе что за интерес? - фыркнул Степка. - Кем она тебе доводится?
   Тут, к счастью, дрожащая Рафаэлла втащила рыбу, и Фрида принялась  орать,
что осетрина переварена.
   Посидев часок для приличия и дав Валентине последние наставления, я пошла
к "Пежо". Во дворе возле "Жигулей" с печальным видом стояла Полина.
   - Вот зараза, - пробормотала она, пиная колесо.
   - Что случилось?
   - Не заводится. - Женщина  села  за  руль  и  повернула  ключ  зажигания.
Безрезультатно. "Жигуленок" даже не  вздохнул.  Я  поглядела  на  обозленную
ветеринаршу и предложила:
   - Могу подбросить. Вы где живете?
   - На Садовом кольце.
   Интересно, интересно. Хорошо помню, как вы с Кириллом  отправились  после
французской булочной в Большой Козловский переулок. Впрочем, может, это  его
вторая квартира?  Снял  тайком  от  Дианиного  папашки,  водит  в  гнездышко
любовниц?
   "Пежо"  помчался  по  улицам.  Возле  Центрального  театра  кукол  Полина
попросила притормозить, поблагодарила и  вошла  в  подъезд  большого  серого
дома. Я отъехала, завернула в переулок  и  стала  ждать.  Минут  через  пять
женщина вышла, перешла на другую сторону Садового  кольца  и  направилась  к
остановке  троллейбуса.  Я  знала,  куда  она  поедет,  поэтому   быстренько
развернула "Пежо" и огородами  добралась  до  Большого  Козловского  намного
раньше ее. Спрятала машину во дворе дома номер девять, поднялась  на  второй
этаж и через лестничное окно стала наблюдать  за  зданием  напротив.  Спустя
какое-то время появилась Полина.  Она  зашла  в  магазин,  потом  с  полными
пакетами исчезла в подъезде, и через несколько минут в уже знакомой квартире
на втором этаже  открылась  форточка.  Так,  интересно.  Подожду,  пока  она
куда-нибудь уйдет, и узнаю, кто проживает на этой площади.
   Я закурила и приготовилась к длительному  сидению  на  лестнице.  Но  тут
вдруг  подъехал  жутко  грязный  "Мерседес"  персикового   цвета.   Водитель
побибикал. Из подъезда выскочила Полина, на ходу застегивая шубу, и  нырнула
в  салон.  Затемненные  стекла  прочно  скрывали  владельца   авто.   Бросив
недокуренную сигарету, я пошла  в  седьмой  дом  и  обнаружила  на  площадке
второго этажа всего одну дверь: квартиру 2. Кто же тут живет?  Выяснить  это
не составит труда.
   В домоуправлении мирно решала кроссворд. женщина  лет  шестидесяти  пяти.
Судя по вытравленным безжалостной химией кудрявым волосам, дама еще пыталась
сопротивляться своему возрасту. Некоторые женщины в своем  стремлении  стать
привлекательными  ухитряются  достичь  противоположного  результата.  Ей  бы
аккуратно постричься, перестать краситься в блондинку  и  сменить  оранжевый
тон помады на нейтрально-коричневый. Точно  лет  на  десять  помолодеет.  Но
глаза у  хранительницы  домовой  книги  были  добрыми,  и  я  попыталась  ее
разжалобить.
   - Уже  договорилась  в  риэлторской  конторе  о  покупке  квартиры.  Меня
уверяли, что площадь свободна, никто не прописан, но ключ не давали. Сегодня
приехала посмотреть, а на окнах занавески висят, и слышно, как  за  закрытой
дверью  радио  играет.  Не  хочется  зря  волновать   жильцов.   Посмотрите,
пожалуйста, не прописан ли кто во второй квартире?
   И я подкрепила слезную просьбу приятной бумажкой. Паспортистка порылась в
документах и спокойно сообщила:
   - Сейчас столько жульничества с  жильем.  Очень  правильно  делаете,  что
проверяете. А то отдадите денежки, а на жилплощади другие  живут,  доказывай
потом в суде правду. Во второй квартире Марина Игоревна Коваленко прописана.
Она здесь давным-давно обитает, родители умерли. Очень приятные люди, а  вот
сама Марина...
   И женщина поджала губы.
   - Ну, - поторопила я рассказчицу.
   - Мошенница, - авторитетно заявила паспортистка.
   - Почему вы так решили?
   - Да ее судили по 147-й статье, пять лет дали.
   Знаете, чем занималась? Втиралась  в  доверие  к  пожилым  мужчинам,  она
медсестрой работала охмуряла несчастных, женила на  себе,  а  через  два-три
месяца исчезала, прихватив  деньги.  У  нее  не  то  восемь,  не  то  десять
паспортов было, все на разные фамилии. Правда, жила тогда она не  здесь,  но
родители, когда узнали, просто ума лишились. Отец инфаркт заработал, мать по
двору как тень шмыгала. Дом у нас ведомственный, все друг друга  знали,  это
сейчас попродавали квартиры. Уж они от соседей скрывали, скрывали. Да толку!
Жила в другом месте, а прописана тут, в Козловском. Сюда и запрос из милиции
пришел. Мать, бедняга, так и умерла, не дождавшись дочку. А отец  проскрипел
до ее возвращения и назад прописал.
   Потом началась перестройка. Марина стала ходить с гордо поднятой головой,
всем  рассказывала,  что  коммунисты  ее  преследовали.  Сидела,   мол,   за
убеждения, в общем, диссидентка.  Со  временем  соседи  забыли,  что  Марину
судили за обычное мошенничество. К тому же  в  наше  время  иметь  пару  лет
отсидки за плечами - хорошая стартовая площадка для карьеры. Коваленко  вела
себя тихо, выучилась новому ремеслу - стригла собак чуть ли не  всех  пород.
Обзавелась  клиентурой,  стала  хорошо  зарабатывать.  В  прежние  года   ее
частенько навещал старик-участковый,  приглядывавший,  не  стала  ли  бывшая
уголовница вновь на кривую дорожку. Но потом он вышел на  пенсию,  а  новому
поколению стражей порядка стало не до  того,  чтобы  шляться  по  квартирам,
проверяя благонадежность бывших сидельцев. Старые жильцы поумирали, их  дети
разъехались кто куда. А новые наперебой приглашали Марину стричь собак.
   - Такая расфуфыренная стала, - сплетничала  паспортистка.  -  Я  вот  всю
жизнь честно проработала, и что? Нищая. А у этой шуба  не  шуба,  машина  не
машина. Небось не все конфисковали. Не хочу зря наговаривать,  живет  сейчас
тихо, но не советую покупать у нее квартиру. Лучше поискать другой  вариант.
Обманет как пить дать. Поблагодарив словоохотливую паспортистку  и  пообещав
не связываться с Коваленко, я поехала домой.
   На столе лежала записка: "Звонил Женя".
   Эксперт, услышав мой голос, тут же начал ругаться:
   - Во что ты меня втравить собираешься?  Откуда  взяла  карточки,  отвечай
немедленно!
   - Не психуй. Это снимки одной моей знакомой.
   - Не ври, это снимки двух твоих знакомых. И одну из них, Ольгу  Никишину,
объявляли в розыск.
   - Ты откуда узнал?
   Женька снова ру