, коли никого из своих не знаешь, а? Ну покажь паспорт. Чего вынюхиваешь?
     Внезапно я сообразила, как мне действовать.
     - Ладно, я неудачно соврала, просто мне не хотелось шум поднимать. Меня зовут Глафира.
     - И дальше? - насупилась Зина.
     - Таня Рыкова после суда была определена в нашу больницу, я врач из психиатрической лечебницы.
     Зина заморгала.
     - Да ну?
     - Таня хорошо себя вела, - бодро врала я, - вот я и ослабила за ней контроль, а Рыкова возьми и убеги.
     - Во блин! - всплеснула руками Зина.
     - Совершенно с вами согласна, - кивнула я, - положение ужасное. Очень боюсь за свою карьеру, поэтому о побеге пока никому не сказала ни слова. Главврач в отпуске, но мне надо до его возвращения найти Таню. Честно говоря, я подумала: вдруг она домой пришла? Кстати, нет ли у вас ее фотографии и когда вы видели Таню в последний раз?
     - Давно, - ответила Зина, - я на суд ходила.
     Уж как мне ее жалко было! Обревелась вся. Сначала, правда, обрадовалась, когда услышала, что ее не на зону, а в дурку сунули, только потом знающие люди объяснили, что лучше в тюрьме сидеть, чем в психушке. Эх, бедная Танька! А гад даже не явился!
     - Кто?
     - Родитель ее, Ленька. Вы вообще чего про нее знаете?
     - Ну, она убила мужчину, Сергея Лавсанова, вроде из-за денег.
     - Ой нет, - затрясла головой Зина, - не так дело-то было, вот послушай.
     Зина всю свою жизнь провела в коммуналке.
     Квартира небольшая, всего две комнаты, одна принадлежала Рыковым, а другая Кондратьевым.
     Семьи между собой не конфликтовали. Зина, рано оставшаяся без родителей, работала дворником, Леонид и Анна служили лифтерами. У Рыковых была дочь, Таня, совершенно забитая отцом и брошенная матерью. Зина даже пару раз делала замечание Анне, услышав детские крики, доносившиеся из комнаты Рыковых:
     - Скажи Леониду, что нельзя так ребенка истязать.
     Аня, сама вечно ходившая в синяках, низко опускала голову.
     - Он отец, добра ей хочет, вот и учит.
     "Ученье" Леонид применял лишь одно: ремень.
     Впрочем, иногда пускал в ход и просто кулак.
     Таню он лупил за все: за двойки, невымытую посуду, забытый свет в ванной. Дня не проходило, чтобы девочка не получала тумаки, затрещины, оплеухи, тычки. Впрочем, жизнь Ани была не лучше, наверное, поэтому она рано умерла. Леонид остался с дочкой и удвоил "воспитательные" меры. Несколько раз, видя, как Таня смывает в ванной кровь с лица, Зина в негодовании говорила: "Надо немедленно вызвать милицию!" Услыхав гневный возглас соседки, Танюша моментально цеплялась за Зину и умоляла: "Ой, не звоните в отделение. Отца заберут на два часа, отметелят и отпустят, он потом меня совсем убьет".
     Школу Таня не закончила, да и о каком учении могла идти речь, если дома вас ожидает каждый день плеть?
     С шестнадцати лет Таня работала в людях - мыла полы, готовила. Она отличалась абсолютной честностью, была пуглива, немногословна, страшно боялась грубого окрика и к тридцати годам напоминала семилетнюю девочку, не внешне, конечно, а реакцией на окружающих. Еще Танечка часто спрашивала у людей: "Вы на меня не сердитесь?" - и, услыхав: "Нет, конечно", бросалась целовать того, к кому был обращен вопрос.
     Леонид, старея, делался все злее и теперь бил дочь просто так, без всякого повода.
     - Уходи от него, - советовала Зина Тане, - пусть один кукует.
     - Куда? - грустно спрашивала та. - Я зарабатываю копейки. Своей квартиры мне не купить.
     - Авось он помрет скоро, - не выдержала один раз Зина, - вон красный какой делается, когда визжит. Лопнет жила в шее, и ты свободна.
     - Что ты, Зина, - испугалась Таня, - нельзя родному отцу смерти желать, это грешно.
     - А дочь колотить не грех? - обозлилась Зина. - Дай ему разок в ответ сковородкой по башке, живо притихнет.
     - Грешно отца ударить.
     - Значит, ему можно, а тебе нельзя?
     - То его грех, - ответила Таня, - не мой.
     - Ты юродивая, - сплюнула Зина, - на всю голову больная.
     Таня только вздохнула.
     А потом ей безумно, фантастически повезло.
     Одна из дам, квартиру которых убирала Танечка, порекомендовала честную и трудолюбивую горничную своей знакомой, которая жила с бизнесменом Сергеем Лавсановым.
     Таня уехала жить в коттедж. Через месяц она явилась домой, и Зина не узнала ее. Таня похорошела, постриглась, приоделась. Она даже начала пользоваться косметикой, а в ее ушах висели красивые сережки.
     Леонида в этот момент не было дома. Танечка села вместе с Зиной на кухне и рассказала о своем счастье.
     Живет она в отдельной комнате, с телевизором. Работы немного: уборка, готовка и уход за собаками. Сам хозяин не пьет, к прислуге относится уважительно, платит раз в неделю хорошие деньги. Танечке разрешено есть все без ограничения, а еще она может пользоваться бассейном и баней. Кроме того, Сергей делает ей подарки, недавно принес сережки.
     - Небось в кровать уложить собирается, - хмыкнула циничная Зина, - смотри, не продешеви. Ишь, за серьги хочет тобой попользоваться.
     Пусть платит, тебе квартира нужна.
     - Нет, - улыбнулась Танюша, - моя хозяйка Настенька красивая очень. Они с Сергеем пожениться хотят. Просто он такой добрый. Как мне повезло!
     Тут явился Леонид.
     - Ах ты фря, - с порога заорал мужик, - разоделась, разчихвостилась! Деньги принесла?
     Танечка дрожащими руками полезла в сумочку. Отец схватил дочь за шею и поволок в комнату, Зина убежала к себе.
     Примерно через час Зина, услыхав шум в прихожей, высунулась наружу. Танюша, растрепанная, с кровавой ссадиной на лице, открывала дверь.
     - Не приходи больше, - посоветовала ей соседка.
     - Жалко его, отец все-таки, - прошептала Таня и ушла.
     Зина топнула ногой от злости. Нет, Танька просто блаженная! Ее лупят, а она подставляет щеки.
     Чтобы успокоиться, Зина включила телевизор и стала смотреть сначала сериал, потом новости, следом американский боевик и опять информационную программу...
     Ба-бах - донеслось из прихожей. Решив, что Леонид уронил вешалку, Зина выскочила из комнаты и чуть не умерла от страха. Входная дверь открыта, в коридорчике стоят несколько широкоплечих, коротко стриженных парней в кожаных черных куртках.
     - Ты кто? - коротко спросил самый старший по виду.
     - Кондратьева Зина, - прошептала женщина.
     - Где Леонид?
     - Там, - указала Зина на дверь соседа.
     Один из пришедших легко, словно бумажный листок, снес плечом створку.
     - Это что? - заорал Леонид, вскакивая с дивана.
     И тут началось! На глазах у изумленной, боявшейся пошевелиться Зинаиды нежданные гости стали крушить комнату Леонида. Двое ломали мебель, били посуду, окна, люстру. Трое колошматили мужика - молча, со знанием дела. Главарь стоял около Зины. Десять минут понадобилось банде на то, чтобы превратить помещение в руины, а хозяина в кровавое месиво.
     - Хорошо, - скомандовал главарь, - бросай его.
     Наподдав Леониду в последний раз, троица швырнула мужика прямо в груду битых черепков.
     - Ты, придурок, - велел главный бандит, - а ну садись, урод!
     Леонид мигом выполнил приказ. Старший схватил его за волосы, дернул голову назад и сказал:
     - Имей в виду, отморозок: это всего лишь предупреждение. Если еще раз тронешь Таньку, убьем. Хозяин не любит, когда его служащих обижают, сообразил?
     - Да, - еле выдавил из себя Леонид.
     Бандит плюнул в лицо Рыкову, отпустил его волосы, вытер руку о брюки Леонида, потом вытащил из кармана кошелек, выудил оттуда несколько зеленых бумажек, протянул их Зине и сказал:
     - Извини, мамаша, натоптали тебе в прихожей, вымой за нами. А уроду не помогай, не надо.
     Пошли, пацаны.
     Не произнеся ни слова, парни испарились.
     Главарь вышел последним, аккуратно закрыл входную дверь и запер ее снаружи то ли ключом, то ли отмычкой.
     С того дня Леонид стал ниже травы, тише воды, а Таня дома не появлялась. Зина даже перестала вспоминать соседку, но потом случилось непредвиденное.
     Кондратьевой позвонили из милиции и огорошили. Таню арестовали, она убила хозяина, Сергея Лавсанова, и очутилась в сизо. Ей можно передать продукты.
     Зина развила бешеную активность. Ей даже удалось получить разрешение на свидание с Танюшей. Соседка чуть не заплакала, увидав Рыкову за стеклом. Таня осунулась, почернела, выглядела просто ужасно.
     - Ну зачем ты его ножиком била! - воскликнула Зина.
     - Он меня изнасиловать хотел.
     - Так и согласилась бы.
     - Нет.
     - Господи, - заорала Зина, - лучше пойти с мужиком в койку, чем в тюрьму!
     - Это случайно вышло, просто я психанула, - монотонно, словно автомат, бубнила Таня.
     - Милая моя, - зарыдала Зина, - что теперь будет?!
     Таня промолчала.
     Затем был суд, приговор и клиника. Зина больше не встречалась с Таней, жизнь Кондратьевой течет по-прежнему, Леонид пьет.
     Зинаида замолчала, я вздохнула.
     - Простите, не подумайте, что я сумасшедшая... Вы меня случайно не знаете?
     - Кого? - распахнула глаза Зина.
     - Меня.
     - Тебя?
     - Да. Может, встречали? Я никогда не жила с вами в одной квартире?
     - Нет.
     - И не имела отношения к Рыковым?
     Зина отодвинулась к стене.
     - Говоришь, в психушке служишь? Заразилась, что ли?
     - Ну, пожалуйста, я понимаю, что задаю идиотские вопросы. Я не Рыкова?
     - Господь с тобой! Нет.
     - И меня не зовут Таней?
     Зина перекрестилась.
     - Нет.
     - Вы уверены в этом?
     - Абсолютно.
     - Но вы сказали, что я похожа на Таню.
     - Только слегка, да и то не очень.
     - Я не Рыкова?
     - Нет!!!
     Зина вскочила.
     - Мне пора пол мыть, пошли отсюда.
     Очутившись на улице, я побрела домой. Значит, не Таня Рыкова. А кто? Господи, кто я? Как меня зовут?

Глава 5

     Глафиру я разбудила вовремя.
     - Который час? - прогундосила певица.
     - Два.
     - Чего?
     - Что ты имеешь в виду?
     - Два чего? Ночи?
     - День на улице.
     Глафира зевнула и, не поднимая головы, продолжила:
     - Что сегодня?
     - День, - повторила я.
     - Какое расписание! - начала злиться хозяйка.
     - Не знаю.
     - Ежедневник возьми.
     - Где он?
     - На столе. Открой и читай.
     - Какое сегодня число?
     - Понятия не имею. Смотри на июнь.
     - Клуб "Мячик".
     - Это вчера было.
     - Тогда зал "Одеон", день рождения Муры.
     - Блин! - заорала Глафира, взмываясь над кроватью. - Нам пора! Кофе! Тосты!
     Я рванула на кухню.
     - Мармелад! Сыр! - летело мне вслед.
     Я приволокла поднос.
     - Включи телик.
     Я кинулась за пультом.
     - Готовь ванну.
     Меня понесло по коридору.
     - Стой, еще кофе!
     Пришлось лететь назад.
     - Халат! Живей!!!
     Я притащила розовый пеньюар.
     - Ванну налей.
     Наконец Глафира плюхнулась в воду и стала болтать с кем-то по телефону, я отправилась заправлять ее огромную, похожую на Среднерусскую возвышенность постель. Валики, подушки, думочки, плюшевые игрушки, гора глянцевых женских журналов...
     - Супа хочу! - завизжала Глафира.
     Я заглянула в ванную.
     - Что?
     - Сделай мне суп из щавеля, - велела певица, ныряя с головой в джакузи.
     - Из щавеля? - растерянно повторила я, потом отправилась на кухню, распахнула холодильник и обозрела полки. Несколько пластиковых лоточков с покупными салатами, баночка черной икры, миска с клубникой и пара просроченных йогуртов. Ночью тут еще лежал сыр, но его слопал Свин. Ничего похожего на щавель в рефрижераторе не нашлось.
     - Не могу сварить суп, - сообщила я, вернувшись в ванную.
     Глафира умыла лицо, покрытое какой-то темно-фиолетовой жижой, и с изумлением воскликнула:
     - Почему? У тебя что, паралич рук?
     - Слава богу, нет, но из чего суп делать? Никаких овощей нет, и щавеля тоже!
     В тот же миг мне о лицо шмякнулась мокрая губка.
     - Дура, - ласково сказала Глафира, - ступай в супермаркет, он тут недалеко, через два дома, купи нужное и приготовь. Деньги в кошельке.
     Ясно?
     Я кивнула и отправилась в магазин. В овощном отделе нашлись необходимые корнеплоды, и, что отрадно, они продавались уже очищенными, уложенными в вакуумную упаковку. На длинной полке лежали и пакеты со щавелем. Однако на них не было даты изготовления.
     Я вытащила один мешочек, постаралась разглядеть, не запихнули ли внутрь гнилье, но не сумела. Тут я увидела чуть поодаль бабу в оранжевом халате, подошла к ней и недовольно спросила:
     - Это когда запаяли? Щавель там не стух?
     - У нас все только самое свежее, - ответила женщина, обернулась, и я узнала Зину.
     - Опять ты! - воскликнула уборщица и отложила тряпку. - Теперь чего от меня надо?
     - Ничего, я за овощами пришла!
     - Можно подумать! Небось вынюхиваешь что-то! Решила проследить за мной.
     - Зачем бы мне это делать, - слабо отбивалась я, - просто живу неподалеку, вот и прибежала за припасами.
     - Да я тут сто лет со шваброй гоняю, - обозлилась Зина, - еще с тех пор, когда здесь гастроном советский был! Что-то тебя ни разу не встречала!
     - Я недавно приехала.
     - И когда же?
     - Вчера.
     Зина стащила с рук голубые резиновые перчатки и тихо сказала:
     - Ладно. Я давно уже поняла, в чем дело. Значит, Таня сбежала из дурки?
     - Да.
     - А тебе, понятное дело, мигом доложили, и теперь ты дрожишь, боишься, как бы она в ментовку не заявилась и правду не растрепала?
     - Вы о чем?
     Зина посмотрела по сторонам, убедилась, что рядом никого нет, и осторожно сказала:
     - Говоришь, врачом в психушке работаешь?
     - Ну.., да.
     - Брехня. Я знаю, кто ты! Очень хорошо тебя тогда разглядела.
     - Мы встречались раньше, - обрадовалась я, - где? Вам известно мое имя?
     - Я тебя помню, - фыркнула Зина, - а уж ты-то меня навряд ли, Настюха.
     - Настюха? Это кто?
     - Хватит придуриваться, - резко сказала Зинаида, - Анастасия. Разглядела я тебя тогда, хоть ты морду прятала.
     Я ощутила легкое головокружение.
     - Анастасия? Морду прятала? Когда? Где?
     Зина прищурилась.
     - Ты за овощами пришла?
     - Да.
     - Плати и уходи. В сквере встретимся, через дорогу.
     Плохо понимая, что происходит, я пошла к кассе.
     На улице стало совсем душно, Зина сидела на скамеечке под большим раскидистым деревом.
     - И не жаль тебе Таньку? - резко спросила она. - Имей в виду, я все знаю, она мне на свидании тогда рассказала правду.
     - Какую?
     Зина высморкалась, бросила под лавку бумажный платок и крякнула.
     - Ну ладно, сама напросилась. Никакой ты не доктор. А то я дура и не понимаю, что в психушке так просто побег заключенной не скрыть. Небось уж все там на ушах стоят. Та же тюрьма, только охрана пожиже. Ну ты и набрехала! Зовут тебя Анастасия, ты с Сергеем Лавсановым жила, нерасписанной. Он тебя женой считал, но штамп в паспорте не ставил. И это ты любовника ножичком пырнула, а не Танька!
     По моей спине пополз холодок.
     - Я?
     - Ты, - сурово сказала Зина, - мне Таня призналась. Она свидетельницей была. Ты в кухню влетела и Сергея пырнула.
     - Я?
     - Ты! А потом Таню уговорила на себя вину взять. Адвоката ей пообещала, квартиру купить.
     Только Танька бы тебе все без денег сделала. Она дура благодарная, идиотка. Ты ее пригрела в доме, вещи ей дарила, вот она за сестру тебя и считала. Правда, ты ее не обманула, законника дорогого взяла, и он сумел Таньку в дурку определить.
     Теперь ты испугалась, сбежала Танюха-то, вдруг в ментовку явится и расколется. Небось поняла моя соседка, что дурака сваляла, в психушке-то несладко.
     У меня закружилась голова.
     - Где же мы с вами встречались?
     Зина удовлетворенно улыбнулась:
     - А в легавке. Я на стуле перед кабинетом сидела, вызова к следователю ждала, а ты оттуда выскочила. Лицо, правда, платком занавесила, но тело-то не скроешь! Я живо узнала тебя: тощая, прям доска, в брюках, волосы светлые, дыбом торчат. Я-то за тобой в комнату вошла и чуть не задохнулась, так духами воняло, ну и попросила следователя: "Извините, нельзя ли окошко приоткрыть, аллергия у меня, а у вас такой одеколон едучий, да и облились вы им с головы до ног".
     А он мне спокойно ответил: "Окна открыть не могу, а парфюмерией не брызгаюсь, это гражданка Анастасия Звягинцева, сожительница Лавсанова, надушилась. Надо же, какие противные духи, прямо в носу засвербело".
     Я, не прощаясь, развернулась и пошла прочь.
     Ноги еле довели меня до дома.
     - Тебя только за смертью посылать! - Глафира встретила меня сердитым криком. - Где мой суп?
     - Сейчас сварю, - засуетилась я.
     - Времени даю пятнадцать минут, - рявкнула она, - у нас потом стилист, концерт, хренова туча дел... Живо верти задом.
     Я встала над кастрюлей, повторяя про себя на все лады: Настя, Анастасия, Настюша, Ася, Настюня... Нет, никаких эмоций это имя у меня не вызывало.
     - Ну, готов супец? - уже мирно осведомилась Глаша.
     - Да, - кивнула я.
     - Вон там термос стоит с широким горлом, - распорядилась хозяйка, - перелей в него и бери с собой, в гримерке схаваю.
     Прозвенел звонок.
     - Давай живей, - завизжала Глафира, - я опаздываю, Митька приехал, шофер!
     - Ты же вроде сама машину водишь? - удивилась я.
     - Не всегда, - насупилась Глафира, - на концерты меня водитель доставляет, вчера я его на выходной отпустила. Должен же человек хоть иногда отдыхать...
     Я умилилась, все-таки Глафира, несмотря на крикливость и капризность, добрая девушка, позаботилась о шофере, отпустила парня, сама за руль села.
     - ..он у меня с Нового года выходной выпрашивал, - добавила певица, - вот и получил денек.
     Я разинула рот. С Нового года? А сейчас июнь!
     Нет, похоже, Глаша не слишком мягкосердечный человек.
     В салон красоты мы прибыли с помпой. "Мерседес" въехал прямо на тротуар, распугав прохожих, и замер у подъезда, над которым золотом горела вывеска: "Студия красоты". Митя выскочил, распахнул дверцу, Глафира аккуратно выставила наружу одну ногу, вторую, потом вылезла из машины и осмотрелась по сторонам. Возле "мерса" потихонечку скапливалась толпа.
     - Bay, - крикнула какая-то девчонка, - ой, смотрите кто! Ой, ой! Она к Перову приехала! Ребята, глянь! Вон стоит! Дайте автограф, ну, пожалуйста! Плииз!
     Глафира милостиво кивнула и прощебетала:
     - Иди-ка сюда!
     Вмиг к машине подскочила девчонка лет пятнадцати. На ее макушке дыбились разноцветные прядки, в ушах позвякивало несметное количество сережек, толстую попку обтягивала коротенькая джинсовая юбочка, грудь подчеркивала ядовито-розовая кофточка стрейч.
     - Я вас обожаю! - кричала девчонка.
     На лице Глафиры появилось выражение глубокого удовлетворения.
     - Ах, как меня достали фанаты, - прочирикала она, томно закатывая глаза. - Митя, нашарь там диск.
     Шофер услужливо протянул ей пластмассовую коробочку. Глафира быстро расписалась на вкладыше и сунула диск фанатке.
     - Ой, - зашлась та в восторге, - ой!..
     Но тут радостное выражение вдруг стало сползать с лица девчонки.
     - Глафира, - прочитала она медленно, - Глафира и группа "Сладкий кусочек". Это вы?
     - Ну да, - пожала плечами певица, - а ты кого ждала?
     - Я думала, вы Марина Хлебникова, - расстроенно сообщила девчонка, - я от нее фанатею, прямо дрожу, как голос услышу.
     - Говорили же тебе, что это не она, - послышался из толпы хриплый писк, - Хлебникова-то темненькая, маленькая, всегда на каблуках, глаза у нее огромные. А эта словно мышь белая!
     Глафира посинела, потом выхватила у растерянной фанатки диск, швырнула его на асфальт, раздавила ножкой, обутой в замшевую туфельку, и, не говоря ни слова, ринулась в салон. Я кинулась за ней.
     Мы очутились в просторном холле, обставленном как гостиная в гареме. Повсюду ковры, мягкие, заваленные подушками диваны, низкие кресла, столики, пуфики...
     Глафира обвалилась на оттоманку и с чувством произнесла:
     - Козлы! Ослы! С