схватил трубку, небось сидел у аппарата, ждал
вестей:

- Ну, живым довезли?

- Вот что, Ленечка, положение оказалось не таким серьезным, скоро
выздоровеет. Хочу предложить вам такой вариант. Насколько понимаю, Феликса
Михайловича и его замов в понедельник не будет.

Леня красноречиво промолчал. Не хочет выдавать старших, только и ежу ясно,
что после грандиозной попойки они будут пить рассол и анальгин. Какая уж
тут работа.

- Давайте не скажем им, что Арсеньева увозили в больницу. Я тут посижу
сегодня вечер, ночь и завтра день. А в понедельник вечером доставим вашего
Арсеньева потихоньку назад. Боюсь, влетит нам от начальства. Так что, если
вдруг товарищ Самохвалов позвонит, лучше молчите. А то улыбнется ваше
повышение по званию.

Леня крякнул:

- Елена Михайловна, дорогая, да я для вас за это все сделаю, ну спасибо!

- Ладно, ладно, Ленечка, свои люди - сочтемся. Вы только меня в понедельник
прикройте, а то первый отряд на прием придет.

- О чем речь! Скажу, что в Москву за лекарствами укатила, да перебьются
они, больных нет, одни симулянты, мастырщики!

Уладив полюбовно щекотливое дело, я заглянула к Базилю. Палата на первом
этаже, в самом конце коридора, окна забраны решетками, дверь заперта, у
порога - конвойные.

- Вот что, мальчики, - решила я испугать их еще разок, - сами понимаете, не
во всякой больнице есть охраняемая палата. Арсеньева бы по-хорошему
следовало в инфекцию положить, да возможности нет. Вот и сунули сюда, врач
станет говорить, что у него отравление, - не верьте. Это специально, чтобы
другие больные не бунтовали: мало того, что приходится с уголовником рядом
лежать, так еще и заразный. А вы помните, что я вам говорила, лишний раз в
палату не суйтесь, никуда он не денется, лежит почти без сознания, на окнах
решетки.

Парни согласно закивали головами. Я побежала к выходу, время подбирается к
трем, а еще предстоит сделать кучу вещей.

К одиннадцати вечера я, отдуваясь, притащила в больницу довольно большую
сумку и оставила ее в ординаторской. Из медицинского персонала в отделении
было только двое сотрудников - уже знакомый бородатый доктор и молоденькая
медсестра, хорошенькая и бойкая, явно старавшаяся понравиться терапевту.

Я вытащила из баула кастрюльку с салатом и горячей картошкой, палку
"Докторской" колбасы, большой торт с ужасающе зелеными розами и бутылочку
"Клюковки".

- Давайте поужинаем, коллеги!

Медики радостно пошли к столу.

- Может, охрану кликнем? - предложила я и вышла в коридор.

Парни скучали на табуретках у двери.

- Вас кормили?

- Кашу дали, - откликнулся один.

- С селедкой, - пояснил другой.

- Ну тогда пошли.

- Мы на службе, - пояснил первый.

- На минуточку, да чего будет-то? Дверь заперта, решетки...

Поколебавшись минутку, парни двинулись в ординаторскую. Инструкции на то и
писаны, чтобы их нарушать. К тому же начальство далеко, можно и
расслабиться.

Минут через пятнадцать все они спали. Клофелин в алкоголе - старое,
испытанное средство, дешево и эффективно.

Вытащив у охраны ключи, я полетела в палату к Базилю.

Приятель поднял голову.

- Не пугайся, это я, Даша.

- Боже, - пробормотал Корзинкин, - что ты мне подсунула, что за таблетки?

- Ничего особенного - циклофосфан, дают онкологическим больным в качестве
профилактической химиотерапии. Побочный эффект - сильная тошнота. Да ты не
волнуйся, проходит без следа, люди годами пьют, и ничего, живы! Правда, три
штуки сразу - крутовато, но мне нужен был очевидный эффект.

- Ты его получила, чуть концы не отбросил, - простонал Базиль и сел.

- Хватит ныть, - обозлилась я, - тоже мне, белый ландыш, давай быстрей
отсюда... Впрочем, если хочешь назад в лагерь, можешь оставаться.

Корзинкин вихрем слетел с койки.

Через час мы сидели в вагоне поезда Бутовск - Москва, неизвестно почему
останавливающегося ночью в Птичьем. На языке роились вопросы, но приятель
рухнул кулем на полку, и через полтора часа я с трудом растолкала его,
когда экспресс замер на Казанском вокзале. Во всей Москве было только одно
место, где никто не спросит, почему я заявилась посреди ночи в гриме, под
руку с небритым, грязным мужиком, одетым в какие-то непонятные тряпки.
Такси повезло нас в район метро "Сокол", в крохотную квартирку Оксаны.

На ранний звонок в дверь подруга откликнулась сонным голосом:

- Кто там?

- Открывай, Ксюта, это я, Даша.

Послышался шорох, легкий топот, звяканье цепочки, и дверь распахнулась,
впуская нас в темную и тесную прихожую.

- Слышь, Оксана, - пробормотала я, спотыкаясь о какой-то предмет, - нельзя
ли...

Но тут во всей квартире разом вспыхнул свет. Чьи-то крепкие ладони с силой
схватили меня за руки, нога в мужском ботинке пребольно стукнула по
щиколотке, давая понять, что следует расставить ноги.

- Стоять! - заорал кто-то над ухом. В комнате было полно мужчин, пахло
потом и чем-то непонятным.

- А где собаки? - вырвалось у меня.

- У Владленки, в соседней квартире, - ответила машинально Ксюта и вдруг
истошно заорала: - Дегтярев, Дегтярев, это не она! Чужая баба с Дашиным
голосом! Да поди же ты сюда!

- Слышу, слышу, - произнес полковник, входя в комнату, - незачем визжать.
Вид посторонний, а внутренность наша - гляди!

И он жестом фокусника сдернул с меня парик. Ксюша налетела с воплем:

- Как ты могла! Я чуть с ума не сошла!

Я растерянно хлопала глазами.

- Это, надо думать, господин Корзинкин? - спросил полковник. - Где же
прятали бедолагу?

Я открыла было рот, но, вспомнив уроки Аркадия, мрачно произнесла:

- Имею право на один телефонный звонок и без адвоката ничего не скажу,

- Ушла в глухую несознанку, - засмеялся приятель, - и кому, интересно,
собралась звонить, как правило, ко мне обращаешься. Ладно, иди умойся
переоденься. Небось вспотела вся! Ты чем там обложилась? Ватой?

Я ушла в ванную и долго плескалась под душем, смывая грим, грязь и
усталость. Когда наконец выбралась наружу, в квартиру проникал серенький
декабрьский рассвет.

Полковник и Базиль пили на кухне кофе.

- Где Оксанка?

- На работу ушла, не выспавшись по твоей вине, - огрызнулся Александр
Михайлович, - теперь зарежет кого-нибудь дрожащей рукой.

Вот шутник! Я тоже молча налила себе кофе и села рядом.

- Значит, так, ребятки, - ласково прощебетал полковник, - дров вы оба
наломали предостаточно, теперь сообща подумаем, как из неприятной ситуации
выбираться с наименьшими неприятностями. Кто начнет?

Мы с Базилем переглянулись.

- Наверное, я, - вздохнул Корзинкин, - Дашка и четверти правды не знает.

ГЛАВА 29

Базиль был более чем обеспеченным человеком. Но хороший капитал заработал
не сам, деньги достались от родственников, в частности, от деда. Николай,
обожавший внука, никогда ни в чем не отказывал ему, вот Корзинкин и привык,
что его вытащат из любой ситуации. Женитьба на Сюзетте только прибавила
мужику уверенности. Сюзи из семьи богатых виноторговцев, она принесла мужу
великолепное приданое.

Долгое время приятель, как говорится, искал себя. Но что-то у него не
получалось. Попробовал заняться торговлей - прогорел, решил наладить
производство прохладительных напитков - и тоже облом. Потом в голову пришла
мысль об издательском бизнесе. Собственно говоря, Корзинкин мог жить без
хлопот на родительские деньги, но ему хотелось самостоятельно добиться
успеха, заслужить почет и уважение...

Издательское дело, как, впрочем, любой бизнес, жестоко к дилетантам, к тому
же рынок был давнымдавно поделен между крупными дельцами. Издавать
пользующуюся огромным спросом детективную литературу и любовные романы
Корзинкину просто не дали.

Серьезные, пользующиеся популярностью авторы предпочитали иметь дело с
солидными фирмами. Но Базилю удалось найти собственную нишу. "Голос" начал
работать с советскими авторами-диссидентами, издавал книги, которые не
имели никаких шансов появиться в СССР. Корзинкин даже снискал славу борца
за правду и справедливость, этакого рыцаря свободы, но, к сожалению,
доходов "Голос" не приносил. Наоборот, одни убытки. Приходилось без конца
вкладывать в предприятие деньги, франки исчезали, как в черной дыре...
Базиль сначала протратил свой капитал, потом влез в деньги Сюзи...

Внешне все выглядело крайне пристойно. У него была огромная квартира в
престижном округе, дом в Ницце, машина, прислуга. Сюзетта носила дорогие
шубки и красивые драгоценности, но настал момент, когда Базиль понял, что
скоро показное благополучие накроется медным тазом, и ему с женой придется,
продав все, съезжать в крошечную квартиру гденибудь в Пантене, одном из
самых бедных районов Парижа.

Пришлось бросаться в ноги к деду. Но Николай неожиданно сурово отказал в
дотации, выговорив внуку:

- Не умеешь, не берись. Не стану больше поддерживать твои проекты, деньги
текут как вода. Закрывай издательство.

Но Базиль был упрям и, решив самостоятельно выпутаться, заложил квартиру.
Стоит ли говорить что и эта сумма пропала без следа.

Вот таким было положение вещей, когда однажды утром в квартире Базиля
зазвонил телефон. Приятный мужской голос сообщал невероятные новости. У
Корзинкина есть родственники в Москве! Встречу назначили в самом центре, в
кафе на Елисейских Полях. Базиль вошел в переполненный зал и принялся
шарить глазами по столикам. Сидевший у стены мужчина помахал ему рукой.

Сначала он показал Базилю семейный альбом. Сомнения у мужика разом отпали,
когда он увидел первый снимок - хрупкую молодую женщину в белом платье и
плотного блондина с пшеничными усами. Точно такое же пожелтевшее фото
висело в спальне у Николая. И Базиль знал, что на нем запечатлены родители
деда. Потом перед глазами почему-то замелькали его личные фотографии.

- Это же я в отрочестве, - пробормотал Корзинкин, разглядывая снимок, с
которого на него глядел серьезный мальчик примерно пятнадцати лет, - только
вот не пойму, где засняли?

Алексей Никитин засмеялся:

- Не угадали, вы видите перед собой моего племянника Тимофея, сына сестры
Веры. Но он и впрямь безумно похож на вас, та же масть. Кровь причудлива!

- Господи, - всплеснул руками Базиль, - что же вы раньше не объявились?

Алексей вздохнул:

- Недавно узнал, лишь после смерти деда.

- А мне Николай всегда твердил, будто спасся один, остальные якобы
погибли...

Алексей Иванович принялся рассказывать о семейных тайнах, о подозрениях
Трофима, об обиде за украденное богатство, о боязни признаться в дворянском
происхождении...

Живший всю жизнь в демократической Франции, Базиль только качал головой,
мысленно осуждая деда...

Проболтали они несколько часов, и наконец Алексей сообщил то, за чем
приехал.

В России теперь капитализм и можно заниматься любым бизнесом. У него самого
- издательство "Свеча", но только для прикрытия. На самом деле он владеет
крупным турагентством "Альбатрос". Правда, оформлено оно на имя его
любовницы, но это никакой роли не играет. Десятки маршрутов в разные
страны, теперь хочет открыть филиал во Франции. Но как иностранный
гражданин, должен будет отдать бешеные деньги в казну Республики. Вот если
оформить контору на Базиля...

- Турагентство, - хмыкнул Корзинкин, - это даже хуже, чем издательский
бизнес, все уголочки заняты, разом прогорим.

И тут Алексей раскрыл карты. Агентство, да не простое. Они давно организуют
для богатых, пресыщенных клиентов невероятные, экзотические туры. Базиль
слушал, раскрыв рот. "Отдых" на зоне или в тюремной камере, игра в
Робинзона Крузо на необитаемой территории, разнообразные сексуальные
приключения... Путешествия пользуются невероятной популярностью у немцев, в
Германии отлично налажены связи, а во Франции - никого.

- Ты даже не представляешь, какие денежки потекут, - искушал Алексей.
Базиль дрогнул и согласился. Через год он забыл о финансовых неприятностях.
Неожиданные барыши объяснял великолепной работой издательства. Кстати, Сюзи
муж ничего не рассказал, понимая незаконность предприятия. Женщина так и не
знала о московских родственниках, считая Никитина партнером по бизнесу.
Дела шли великолепно, правда, теперь приходилось часто ездить в Москву.

Примерно через год Алексей сообщил, что можно расширить услуги. Привозить
во Францию увечных людей, уродов, инвалидов, калек на потребу определенному
сорту мужчин и женщин. Базиль сначала не поверил, что такое возможно, но
прихватил в Париж одну безногую даму. Успех превзошел ожидания, и конвейер
заработал. В самом центре они сняли несколько квартир. Корзинкин челноком
мотался между двумя столицами. Оформлялось все крайне просто: богатый
французский коммерсант бескорыстно оказывает помощь бедным российским
калекам. Устраивает несчастных на лечение. Сопроводительные бумаги
составлены по всем правилам, да и сами обездоленные люди вызывали у
таможенников обоих государств жалость. Естественно, Базиль не собирал с
несчастных денег, этим занимался специально нанятый сутенер. Просто раз в
неделю он получал увесистый конверт; пятая часть содержимого причиталась
ему, а остальное переправлял в Москву.

Сотрудничать бы им и дальше, к обоюдному удовольствию, но тут скончался
Николай, рассказавший перед смертью о тайнике, где хранился клад. Подумав,
что в дедовых словах может быть правда, Базиль тайком от Алексея приехал в
Москву и отправился в Горловку. Но случилось непредвиденное. Корзинкин
четко велел Сюзетте, чтобы она никому не говорила, где он. Но когда
позвонил Алексей, наивная Сюзи решила, что от партнера тайн нет, и
простодушно заявила:

- Да он к вам отправился.

Алексей заволновался, тут же позвонил в гостиницу "Интурист", узнал, что
господин Корзинкин приехал и заказывал такси. Дальше дело техники. Сначала
Никитин выяснил, что таксист довез пассажира до Рижского вокзала, потом
кассирша припомнила, как продавала билет до Качалинска, а там водитель
автобуса сообщил, что мужик слез у заброшенной деревеньки Горловка...

Короче, разгорелся скандал. Умирая, Трофим тоже сказал Алексею про клад, но
мужик не слишком поверил. Тем более что дедушка путался в деталях, каждый
раз называя разные могилы...

- Обмануть меня хотел, - кричал Алексей на Базиля, - твой дед моего деда
надул, а теперь ты меня! Отдавай половину сокровищ!..

- А что там лежало? - прервала я Базиля.

- Да ничего, обнаружил пустую, затянутую паутиной нишу, - ответил
Корзинкин.

То же самое он сказал и Алексею, но тот ему не поверил. Лаялись всю ночь,
потом успокоились и поехали к Никитину домой, чтобы скрепить мир. Хорошо
выпили, закусили, и все - больше Базиль ничего не помнит.

Очнулся в маленькой кругленькой комнатке с узеньким окошком-бойницей на
самом верху, почти под потолком. На крики явилась Ванда Никитина и спокойно
сообщила, что орать нет никакого смысла - обслуга глухонемая, да и в
гостинице его никто не хватится, поскольку вещи забрали. Лучше сразу
сообщить, где припрятал сокровище, тогда выпустят.

- Станешь упорствовать, - пояснила Ванда, - только хуже будет...

- Так ведь Никитин ушел от Ванды к Лоле, - вырвалось у меня.

- Только для виду, - пояснил Базиль, - он жутко жадный, как только ввели
налог на недвижимость, разом представил дело так, будто не живет с Вандой,
и переоформил дом на ее имя. У них там бордель для высокопоставленных
клиентов, вот и изображали, что Ванда одинокая. А на самом деле Алексей жил
в саду, там домик стоит, что-то вроде сторожки. Лола лишь изображала
любовницу и хозяйку агентства, за плату, конечно.

Бедный Корзинкин твердил про пустую нишу, даже рассказал, как ее открыть,
но ему не верили. Убежать не представлялось возможным. Дверь заперта, а в
узенькое оконце с трудом просовывалась рука. Кстати, подтащив стул, Базиль
пытался обозреть окрестности и увидел... меня.

- Я кричал, кричал, даже платком махал, а ты села в машину и уехала, -
сообщил мужик.

Я схватилась за голову, вспомнив кусок белой материи, мелькавший в бойнице.
Ведь стояла рядом! Ну кто мог подумать?!

Через несколько дней в темницу вошла Вера и сказала, что ее сын Тимофей
ездил в Горловку и проверил могилу младенца Земцова. Ниша и впрямь пуста,
поэтому Корзинкина... отвезут в такое место, где он точно расскажет, куда
дел богатство.

- Лучше отдай, - велела Вера.

Но Базиль твердил про пауков и пустую "хованку".

- Ладно, - вздохнула Вера, - начнешь гнить, расколешься!

Влетели два мужика, скрутили, что-то вкололи... Очнулся в автозаке.
Привезли в лагерь и бросили в камеру. Каждый вечер к Базилию заглядывал
красивый рослый мужик и спрашивал:

- Ну что, вспомнил?

Корзинкин снова и снова заводил прежний рассказ про паутину. Его не били,
просто отвратительно кормили, не давали постельного белья и не выводили из
вонючей комнатенки.

Но в эту пятницу ситуация изменилась. Вошедший, как всегда вечером,
красавец с отеческой заботой сообщил:

- Ну ты как, еще не надумал? Нехорошо нас, родственников, обманывать.

- Вы-то мне кем приходитесь? - огрызнулся Базиль.

- Пока никем, - миролюбиво пояснил мужик, - но моя дочь вот-вот выйдет
замуж за Тимофея, сына Веры, тогда и породнимся. И как будущий член семьи
от души советую вам признаться, потому что поступил приказ с понедельника
изменить к вам отношение. Кстати, по документам вы отвратительный человек,
Арсеньев. В личном деле одни красные полосы. Выведут на прогулку, чуть в
сторону отойдете, и охрана выстрелит без предупреждения. А что делать
прикажете, если вы склонны к побегу и к нападению на конвой? Так что до
понедельника! Советую хорошенько подумать!

Базиль приуныл. Еще в башенке его заставили написать дурацкое письмо жене в
Париж, и он был уверен, что обиженная Сюзи не станет устраивать поисков.
Положение казалось безнадежным, но тут, словно в сказке, явилась я с
таблетками циклофосфана в кулаке.

- И как вы только узнали, что мы приедем сюда? - подивился Корзинкин.

- Да, как? - поддакнула я.

Александр Михайлович вздохнул:

- Честно говоря, ждали не вас, а Нину или Тимофея.

- Расскажи скорей, - потребовала я.

Дегтярев поколебался минуту, потом сообщил:

- Ну в общих чертах дело было так. Личность найденного в твоем "Вольво"
человека установили сразу. Опознали его Лола и Юля. Они же в один голос
твердили, что Алексею Ивановичу Никитину угрожали неизвестные, пугали
убийством. Но оперативники, сделав вид, что поверили в мифического киллера,
принялись потихоньку изучать ситуацию. Сначала узнали про великосветский
бордель у Ванды, затем разобрались с "Альбатросом" и в конце концов поняли,
кто убил издателя.

- Кто? - не выдержала я.

- Видишь ли, - проговорил полковник, - его сгубила элементарная жадность.
Сначала, чтобы не платить налог, перевел дом на жену, потом оформил
"Альбатрос" на Лолу. Ей он безоговорочно доверял.

- Почему?

- Да просто. У милой Лапанальды за плечами две отсидки за кражи. Только в
то время даму звали Анной Петровной Каретниковой. Алексей Никитин знал о ее
неприглядном прошлом и держал женщину за горло. Так что, как ему казалось,
ничем не рисковал.

Первое время у них все шло чудесно. К Ванде регулярно приезжают клиенты,
"Альбатрос" работает как часы.

Подавляющая масса сотрудников ничего не подозревает. В деле только свои,
близкие друзья, почти родственники.

Вера Ивановна Никитина дружила с мамой Нины Самохваловой. Феликс Михайлович
охотно согласился принимать у себя в лагере "заключенных".

Селил их в специальном месте с двумя мошенниками, готовыми ради
человеческих условий на все. Да и потом, кто им поверит, этим уголовникам,
если начнут болтать. Сама Нина бойко выискивает дурех, согласных ради денег
стать калеками. Кстати, у этой милой девушки были налажены связи почти со
всеми столичными сутенерами.

В шестьсот шестьдесят второй больнице есть парочка хирургов-живодеров. К
тому же в этой клинике открыли тайное, охраняемое отделение.

- Братков за бешеные деньги оперировали и в милицию не сообщали, -
вырвалось у меня.

- Откуда знаешь? - удивился полковник.

- А как вы добрались до врачей? - спросила я в ответ.

- В овраге около бол