у и решила, что Сережа тоже из семьи алкоголиков.
     Но потом, оказавшись уже законной женой в квартире мужа, она просто обалдела. Такой красоты Клава до сих пор не видывала. Повсюду картины в бронзовых рамах, хрусталь, ковры. Бедная девушка боялась мыться в ванной и ходить в туалет, настолько белоснежным был там кафель, а унитаз походил на незабудку, весь нежно-голубой. Впрочем, в комнате Сергея было очень просто: старенькая софа, поцарапанный гардероб и пара продавленных кресел. Ни ковров, ни хрустальных люстр.
     Поймав удивленный взгляд Клавы, Сергей объяснил:
     - Мне от родителей ничего не надо, сам пробьюсь.
     Но Клаве Леонардо и Марфа показались милыми. Они вежливо раскланивались при встрече с невесткой. Девушка вначале хотела им угодить: почистить картошку, постирать бельишко. На следующий день после появления в доме Якуниных она взяла пылесос и принялась за уборку, но была остановлена Марфой:
     - Спасибо, деточка, но к нам в час дня приходит домработница, это ее обязанность.
     Ни в какие дружеские отношения свекор и свекровь с невесткой вступать не собирались. Бесхитростные рассказы Клавы о рабочем дне на хлебозаводе воспринимались ими молча, но Сергей постоянно провоцировал жену на подобные беседы. В особенности охотно он это делал, когда у старших Якуниных собирались гости. Сергей выводил Клаву в гостиную, усаживал за длинный стол, дожидался, пока публика перестанет обсуждать импрессионистов, и громко спрашивал:
     - Слышь, Клавк, а че на месткоме решили? Ждать нам шесть соток под картошку?
     Наивная жена мигом покупалась и отвечала:
     - Да не, оне Маньке участок дали из цеха булок.
     - Говнюки!
     - Сволочи, - соглашалась Клава, - я ведь пашу, как зверь, у печки, а земля другой досталась.
     Как правило, после подобного диалога гости начинали озираться, а Марфа быстро начинала предлагать:
     - Пирожки берите, наша Лена мастерица.
     - Барахло, - прерывал мать Сергей, - вот у Клавки на хлебозаводе вкуснятину пекут, она нам принесет, правда, Клань?
     - Знамо дело, - соглашалась та, - разве ж для своих жалко.
     Клава была простодушна и одно время искренне считала, что муж ее любит. Вон как при гостях хвалит. Прозрение наступило внезапно. Один раз такой спектакль Сергей разыграл при Насте и Люсе.
     Настенька вспыхнула, но молча допила чай. Потом Клава пошла в туалет, закрылась и через пару минут услыхала знакомые голоса. В ванной комнате разговаривали Сергей и Настя.
     - Как тебе не стыдно?! - кипятилась Настя.
     - Так им и надо, - ответил Сережа, - ненавижу их.
     - Пожалей хотя бы свою жену, - сердито заявила Настя, - ведь ты выставляешь ее перед всеми дурой.
     Сергей ехидно засмеялся.
     - Ловко я придумал! Ну похвали меня. Ведь очень здорово вышло, сам шофер, баба пекарь, славная пара, горшок нашел крышку.
     - Она тебя любит, - тихо сказала Настя, - и верит тебе, так нельзя поступать с человеком. А если у вас дети родятся?
     - Никаких наследников не будет!
     - Но вдруг?
     - Милая, ты еще маленькая, - ласково отмахнулся Сережа, - ребята случайно рождаются лишь у безголовых. Не волнуйся, я принимаю все меры.
     Впрочем, если что, Клава на аборт сходит.
     - Ты ее совсем не любишь, - ужаснулась Настя.
     - Она всего лишь средство для достижения цели, - ответил Сергей.
     - Что вы тут делаете? - раздался голос Люси. - Заперлись в ванной, это неприлично.
     - Уже идем, - отозвалась Настя.
     Клава просидела в туалете долго. В голове у нее помутилось. Потом, кое-как придя в себя, она вышла и убежала в свою комнату, сославшись на дурноту. Больше всего Клаву поразило не известие о том, что муж не любит ее, а то, каким голосом Сергей разговаривал с Настей. Он беседовал, как Леонардо, без всяких там "че", "шо", не повторял постоянно слова на букву "б"... До Клавы только сейчас дошло: ее муж птица из иной стаи. Он орел, который пока по непонятным для нее причинам вынужден прикидываться облезлой вороной. А она, Клава, пешка в неизвестной игре.
     С тех пор она перестала принимать участие в семейных посиделках. Если в доме намечались гости, Клава моментально ссылалась на занятость.
     Как бы ни злился муж, она больше не хотела играть на предложенных условиях. Ей все яснее становилось: Сергей повел ее в загс лишь по одной причине - чтобы досадить своим родителям. Он не испытывал к девушке никаких чувств, никогда не делился с ней своими мыслями, а потом даже перестал спать с Клавой. По некоторым признакам она поняла, что у мужа есть любовница. Детей у Якуниных не было.
     Потом умер Леонардо. Марфа, прожив некоторое время вдовой, тоже скончалась. Квартира, набитая мебелью, антиквариатом, картинами, должна была достаться Сергею и Клаве. Но, когда вскрыли завещание, ее словно током шарахнуло.
     Марфа все свое немалое имущество, включая Драгоценности и машину, завещала Насте. Вот только квартиру она отдать ей не могла. Сергей и Клава были там прописаны. Но к завещанию прилагалось письмо, в нем Марфа писала: "Сергей! Люся и Настя должны жить у нас, а вам с Клавой следует перебраться к ним. Оформи обмен". Подписи не было, всяких слов типа "любимый сыночек", "родной мальчик" тоже.
     Клава, хорошо знавшая, что Сергей ни за какие пряники не выполнит волю матери, не слишком испугалась, но неожиданно случилось такое!
     Спустя месяц после вскрытия завещания Клава, вернувшись домой с работы, обнаружила в квартире молодую, симпатичную женщину в халате. Вся кровь бросилась Якуниной в лицо.
     - Ах ты, стерва! - заорала она и пошла на незнакомку с явным желанием выдрать у любовницы мужа из головы все кудри.
     - С ума сошла! - закричала та. - Это совсем не то, что ты подумала! Я вещи пакую.
     - Какие? - вытаращила глаза Клава.
     - Так меня ваш муж нанял, - объяснила незнакомка, - Сергей Леонардович, он сказал, что вы переезжаете.
     Клава бросилась к супругу.
     - Куда мы едем? Зачем? Что случилось?
     - Сделай одолжение, замолчи, - сказал Сергей.
     Но Клара не собиралась затыкаться.
     - Немедленно объясни, в чем дело!
     - Я выполняю последнюю волю матери, - сухо сообщил муж. - Сюда въедут Настя с Люсей, а мы отправимся к ним.
     На пару минут Клава примолкла, но потом прошептала:
     - Что?
     Было отчего прийти в изумление. До смерти Марфы Сергей ни разу не выполнил ни одной ее просьбы, а теперь вдруг решил послушаться мать. И потом, Якунины жили в роскошной пятикомнатной квартире в центре Москвы, в тихом переулке. Может, вам это покажется странным, но в столице, в пределах Садового кольца, есть совершенно замечательные места, зеленые, малошумные и очень престижные. А Настя с Люсей обитали в квартиренке, которая гордо именовалась двухкомнатной, но общий метраж ее не превышал сорока метров: совмещенный санузел, сидячая ванна, а вместо кухни просто ниша у входа, где стояли плита и мойка. Находились апартаменты в спальном районе, до метро следовало добираться на автобусе около двадцати минут...
     Клава впервые за всю жизнь устроила мужу грандиозный скандал и в пылу припомнила Сергею все.
     - Ты меня никогда не любил, - кричала она, - женился, чтобы досадить Леонардо! Знаю, знаю, ты всегда о Настеньке мечтал, только в загс ее не повел из-за Марфы. Не хотел матушке приятное сделать.
     А теперь решил свою хахальницу в комфортные условия поселить, а меня на помойку? Ну уж нет! Я в суд подам! Так и знай! Заберу свое, по закону положенное!
     Сергей ухмыльнулся:
     - Кто бы мог подумать, что ты так здорово во всем разберешься! Ладно, будь по-твоему, давай разводиться.
     Клава мигом прикусила язык. В ее планы не входило лишаться мужа, даже такого виртуального, как Сергей. И потом, в душе ее жила надежда на то, что супруг перебесится, прекратит таскаться по бабам, осядет дома, в их семье наконец-то появится ребенок. Конечно, Клаве уже не двадцать лет, но сейчас многие рожают и на излете тридцати...
     Увидев испуг Клавы, Сергей спросил:
     - Ну что, по поводу суда? Давай определимся сразу, кто в доме хозяин! Ему и решать, как жить дальше! Так я у нас главный?
     Клава молча кивнула.
     - Вот и хорошо, - похвалил ее Сергей, - с милым рай и в шалаше.
     Последняя фраза звучала явно издевательски, но Клава сделала вид, что приняла ее за чистую монету. Вечером, лежа в своей комнате, она пыталась успокоить себя.
     "Ничего, - думала женщина, - что ни делается, все к лучшему. Здесь мы спим в разных спальнях, а на новом месте придется Сергею со мной ложиться, там-то лишней площади нет!"
     Но уже через секунду по щекам Клавы потекли горькие слезы. Ей было безумно жаль покидать роскошную квартиру, набитую красивыми вещами. За годы брака Клава кое-чему научилась и стала ценить окружающие ее раритеты. А теперь предстояло жить в трущобе.
     Но события вновь приняли неожиданный оборот. Люся и Настя наотрез отказались меняться.
     После долгих разговоров они согласились на такой вариант: Сергей просто улучшает их жилищные условия, не слишком изменяя свои.
     Однако Якунин словно с цепи сорвался. Роскошные апартаменты он мигом разменял. Насте и Люсе достались трехкомнатные хоромы в Крылатском, а Клава с мужем перебрались в самую простую квартирку. Ни одной вещи, напоминающей ему о родителях, Сергей не взял. Коллекция картин, фарфор восемнадцатого века, мебель времен Павла, тяжелые, расшитые вручную портьеры - все исчезло неизвестно куда. На вопрос Клавы: "Где же нажитое?" - муж преспокойно заявил:
     - Продал.
     - А деньги? - не успокоилась она.
     Сергей мрачно посмотрел на жену.
     - А на что мы новую мебель покупали, светильники?
     Клава только вздохнула. Ясное дело, муженек дурит ей голову! Неужели "стенка" производства московской мебельной фабрики стоит столько же, сколько стол и стулья, украшенные медальонами из сине-белой эмали? Конечно, большая часть вырученных средств отправилась к Насте. Но Клава промолчала, а зря, потому что в новой квартире никакого расцвета любви не случилось. Сергей появлялся там лишь для того, чтобы переночевать, а потом вообще исчез. Когда Клава, решив объясниться с ним, заявилась к супругу на работу и потребовала ответа на простой вопрос: "Милый, где ты шляешься?" - муж спокойно заявил:
     - Подавай на развод, поделим квартиру, и дело с концом.
     Клава перепугалась. Опять переезжать! И где она в конце концов окажется? Станет коротать дни в коммуналке? Маяться с соседями по кухне и стоять в очереди к унитазу?
     Заметив ее растерянность, Сергей ухмыльнулся и продолжал:
     - Впрочем, если хочешь, можем оставить все как есть, будем считаться на бумаге супругами, ты заживешь на прежнем месте, а я - где мне нравится.
     И Клава согласилась. А куда ей, скажите, было деваться? Потекла жизнь совсем не такая, на какую она рассчитывала. Сергей изредка звонил, ограничивался сухим вопросом:
     - У тебя все в порядке?
     И частенько, не дождавшись ответа, говорил:
     - Ну и ладно, пока.
     В гости он не приходил практически никогда.
     Один раз, услыхав в трубке до боли знакомый голос, Клавдия обозлилась и на дежурный вопрос брякнула: "Болею я, при смерти нахожусь".
     Но Сергей, очевидно, никогда не слушавший ответов жены, равнодушно обронил: "Ну и хорошо.
     До свидания".
     Для Клавы осталось загадкой, зачем он вообще звонил, если не удосуживался проявить к фактически бывшей супруге хоть какой-то интерес.
     - А где же жил Сергей? - спросила я.
     Клава нахмурилась.
     - Скорей всего у этой Насти! Та еще сучка. Увела у меня мужа, получила кучу добра, а хоронить Сергея мне пришлось! Из больницы-то законной супруге позвонили. Я, правда, этой гадюке сообщила, только зря старалась. Подобные твари лишнюю копейку не потратят! Она на кладбище не явилась и с поминками помочь не предложила.
     - Да ну? - удивилась я.
     - Вот тебе и "ну", - вновь с истерическими нотками заявила Клава.
     - Чем же Настя мотивировала свое поведение? - не успокаивалась я - Да ничем, я с ней не разговаривала.
     - Но ведь вы только что сказали...
     - Мать ее трубку взяла, - скривила рот Клава, - Людмила Сергеевна! Она, когда захочет от человека отвязаться, мигом сумасшедшей прикидывается. Хотя, если честно, то ей особенно выделываться не надо. Люся всегда с сильной придурью была. Не подозвала она мне Настю. Я ей талдычу: "Сергей умер", - а она в ответ: "Какой?" Так и не договорились. Ясное дело, тратиться не захотела, вот и изображала из себя дуру.
     - Наверняка, - прервала я раздраженные речи, - не могли бы вы дать мне телефон Насти?
     Якунина пожала плечами, потом протянула руку, взяла с подоконника растрепанную книжицу и неожиданно мирно сказала:
     - Пишите.

Глава 17

     Насте я позвонила, едва выйдя во двор. Девушка, с самого детства дружившая с Сергеем, должна многое знать. Может, Клава не ошибается, и последнее время ее муж и впрямь жил у Трошевой?
     Тогда она точно в курсе того, кто эта Клара. Теперь понимаете, с какой силой нетерпение толкало меня вбок?
     Трубку сняла женщина. Судя по голосу, ей было лет сто, никак не меньше.
     - Алло, - продребезжала она, - вам кого?
     - Будьте любезны Настю.
     - Настю?
     - Ну да.
     - А-а... Настю...
     - Да, да, именно ее.
     - А-а-а...
     Потом раздались частые гудки. Решив, что бабуся случайно уронила трубку или нажала не на ту кнопочку, я повторила попытку и услышала вновь:
     - Алло.
     - Сделайте одолжение, пригласите к аппарату вашу дочь.
     - Кого?
     - Настю.
     - А-а... Это кто?
     Я глянула на бумажку - может, Клава из вредности написала не тот номер?
     - Ах, Настю! - вдруг всхлипнула старуха. - А ее нет!
     Обрадовавшись, что телефон оказался верным, я воскликнула:
     - Когда она будет?
     - Кто?
     - Настя!!!
     - А-а-а... Ну.., поздно совсем, думаю, около двадцати.
     - Мне очень надо с ней поговорить. Можно, я подъеду к этому времени? Простите, вас зовут Людмила Сергеевна?
     - Конечно, конечно, - воскликнула старушка, - именно так, но я очень не люблю отчество.
     Зовите меня просто Люся. Знаете, Анна Ахматова тоже не радовалась, когда ее величали по батюшке, у поэта есть лишь имя! Приезжайте непременно, попьем чайку, поболтаем. Мне тут одной так скучно. Может, сейчас соберетесь?
     В голосе Люси звучала плохо скрытая надежда, жаль было разочаровывать милую, приветливую даму, но мне нужно поговорить с Настей, а не с ее приятной мамой, поэтому я ответила:
     - Начальник, увы, не отпустит со службы.
     Поняв, что у меня образовалась куча свободного времени, я призадумалась, куда его лучше деть. Конечно, можно поехать в Ложкино, то есть в Вербилки. Но если я окажусь дома, то назад в Москву точно сегодня не вернусь. Все начнут приставать с вопросами: куда еду, зачем, с какой целью. Отчего-то домашние считают, что я должна день-деньской валяться на раскладушке в саду, поедать конфеты килограммами и читать детективные романы. Слов нет, отдыхать очень приятно - недели три подряд, от силы месяц, но потом лично меня начинает крючить от скуки. Конечно, можно выйти на работу, человека, который владеет французским так, как я, возьмут в любое место, но... Но я совершенно не нуждалась в зарплате, мне нужны не деньги, а интересное занятие. И пусть простят коллеги-педагоги, но вбивание грамматики в неподатливые головы учеников - страшная тягомотина. Первую половину своей жизни я занималась этим лишь по простой причине - мне нужно было кормить и одевать детей, но потом на нашу семью рухнуло богатство, и я с радостью выбросила учебники и методические пособия <Об истории семьи Даши Васильевой и о том, как она стала богатой женщиной, рассказано в книге "Крутые наследнички", издательство "Эксмо".>. Вторую часть своей жизни я хочу провести, занимаясь лишь тем, что мне интересно: а именно, детективными расследованиями. Во мне пропал великий сыщик. Да, я с огромным удовольствием работала бы у Дегтярева, но кто же меня туда возьмет?
     Как только до Александра Михайловича доходит, что я пытаюсь размотать запутанный клубок, он просто звереет. Однако жизнь все время подбрасывает мне сюрпризы. И сейчас я очень хочу узнать, кто и почему лишил жизни Сергея, Катю, Аню и Киру. Вот найду Клару и займусь этой историей. Но куда сегодня деваться до восьми?
     Можно пойти в кафе или зарулить в магазин.
     И конечно же, в этом случае я выбираю шопинг.
     Решено, сейчас поеду...
     Плавный ход моих мыслей прервал звонок.
     - Все ты виновата! - закричала Зайка.
     - Господи, что я сделала? - испугалась я.
     Может, не потушила окурок и теперь в Вербилках занялся пожар?
     - И ты еще спрашиваешь? - взвизгнула Ольга. - Кто ехидничал по поводу унитаза?
     - А в чем дело?
     - В том! Ну-ка вспомни ход событий. Сначала оторвалась дверца от холодильника, потом из стены выпал кран, а затем кое-кто, шутница фигова, заехидничала: "Осторожно, Зая, смотри толчок не сломай". И что?
     - Что? - повторила я.
     На самом-то деле "автор" заявления Кешка.
     - То! - совершенно вышла из себя Ольга. - Только я вошла в ванную, а унитаз упал набок! А все из-за тебя! Накаркала!
     Я попыталась справиться со смехом, но потерпела сокрушительную неудачу. Из глаз полились слезы. Поверьте, я давно так не хохотала, как в эту минуту, нащупывая кнопку на трубке, чтобы отключить телефон. Я все еще надеялась, что Зая примет хихиканье за кашель, даже выдавила из себя фразу:
     - Прости, я подавилась жвачкой.
     Но Ольга прекрасно поняла, что к чему.
     - Ну погоди, - прошипела она, - ты еще вернешься домой!
     Я сунула замолчавший мобильник в сумку. Дело плохо. Ольга разозлилась, и теперь мне придется к ней подлизываться, чтобы выпросить прощение.
     Надо купить ей подарочек, но какой? Фарфоровую собачку? Зайка к ним охладела. Пирожные? Невестка вечно сидит на диете. Надо проконсультироваться с Машкой.
     Дочь ответила шепотом:
     - Да.
     - Что-то случилось? - испугалась я.
     Маня обычно разговаривает так громко, что у окружающих закладывает уши, в тихий регистр она переходит лишь в случае болезни.
     - Все нормально, - объяснила Маня, - просто я в кинотеатре сижу.
     - Мне нужен твой совет. Что купить Зайке?
     - Мусик, ты опять перепутала. У Ольги день рождения осенью, ближе к зиме.
     - Знаю! Надо просто ее...
     - Задобрить, - захихикала Маня, - купи ей помаду-хамелеон фирмы "Баг".
     - Ты уверена? Я могу не угадать с цветом, и выйдет только хуже! - засомневалась я.
     - Хамелеон единственный, - успокоила меня Манюня.
     - Один?
     - Ну да.
     - Думаешь, Ольге понравится? И потом, фирма какая-то незнакомая.
     - Зая придет в восторг, - громко заявила Машка, - вот уже третий день подряд она стонет, что мечтает о такой, а времени заехать в лавку нет. Телевидение, понимаешь!
     - Девочка, - влез в наш разговор раздраженный голос мужчины, - если ты явилась сюда по телефону трепаться, то что-то явно напутала. Здесь кино показывают.
     - Да ну! - ответила Машка. - А мне показалось, что я в зоопарке сижу, вокруг одни обезьяны!
     Я быстро отсоединилась. Маня находится в том славном возрасте, когда любое замечание, даже самое справедливое, воспринимается ею как личное оскорбление. При этом на любой выпад у нее имеется обширный запас всяких аргументов, еще ее отличает полное отсутствие страха перед оппонентами и абсолютная уверенность в том, что она взрослый человек и может вести себя так, как ей хочется.
     К сожалению, среди особ, перешагнувших сорокалетний рубеж, полно таких, кто очень охотно делает замечания не только своим, но и чужим детям, ну вроде: "Девочка, тебе не стыдно носить столь короткую юбочку, она же смахивает на пояс от платья!" Пару десятилетий назад подобное заявление могло бы смутить подростка, но нынешних тинейджеров не так просто запугать, и я не советую вам лезть к ним с критикой, потому что можете нарваться на два варианта ответа. В первом случае ребенок повертит пальцем у виска и нагло осведомится:
     - Тетя, вам како