о Зайка мне в нашей комнате, говорит,
когда мы находимся там с глазу на глаз?

- А из моей ванной всю жизнь слышно, что в вашей ванной делается, -
бесхитростно призналась Маня и, увидав слегка изменившееся лицо Кеши,
быстренько добавила: - Но никогда не подслушиваю, особенно когда вы вдвоем
душ принимаете.

Аркадий, всегда бледный, словно вампир, вдруг приобрел вид молодой редиски
- лоб и подбородок белые, щеки ярко-розовые. Но Машка, не обратив внимания
на метаморфозу, уже неслась дальше:

- Мухомор гнилой, поганка подмосковная. Вчера вечером ущипнул меня за попу.

- Так, - голосом, не предвещавшим ничего хорошего, протянул Кеша, - а ты
что?

- Как дам ему коленкой с размаху по яйцам! - гордо ответила дочь и, сияя,
пояснила: - Дениска научил. Прямо так и сказал: начнет кто приставать,
сразу ногой по яйцам!

- Маня! - снова возмутилась я, мысленно благодаря сына моей лучшей подруги
за науку. - Так вести себя просто неприлично.

- Не слушай маму, - велел Кеша, - очень даже прилично, когда тебя за
задницу хватают. И что он сказал?

Маруся разинула было рот, но вовремя осеклась и сообщила:

- Лучше промолчу.

- А ты что ответила?

Машка хихикнула:

- Пожалуй, лучше снова промолчу.

Кеша тяжело вздохнул.

- Вот и молодец, больше помалкивай да наглецам спуску не давай, сразу
промеж ног лупи.

- Обязательно, не волнуйся, не дура, - успокоила его сестра,

ГЛАВА 20

На следующий день в районе полудня я подкатила к дому на улице
Черняховского. ВО дворе царило необычайное оживление. Группки жильцов
взволнованно переговаривались между собой. Я увидела уже знакомую лифтершу
и поинтересовалась:

- Нина приехала?

- С утра по делам отправилась, - отмахнулась бабка, - тут такие дела
творятся!

- Что-то произошло?

- Юрку убили, дворника нашего! И кому помешал? Тихий такой, услужливый.
Когда напьется, спит без задних ног, не дерется, не матерится. Вон, вон,
гляди, жена приехала, в морг возили опознавать.

Возле стареньких "Жигулей" сгорбилась полная, преждевременно состарившаяся
баба. Из ее необъятной груди вырывались судорожные всхлипывания. Увидав
притихших людей, баба ухватилась за голову и взвыла:

- Юронька, муженек любимый, на кого бросил!

Несколько старух кинулось к вдове.

- Вот горе, вот горе, - словно заведенная твердила лифтерша, - и зачем он в
эту больницу поехал!

- В какую больницу? - навострила я уши.

- Так Юрку нашли за городом, аккурат у оградки 662-й клиники, - пояснила
старушка, - говорят, еще вчера убили, утром, то-то его весь день видно не
было. Ну чего его туда поволокло? Далеко, в области.

Не слушая словоохотливую бабулю, я побрела к машине. Значит, Нина где-то
гоняет, а дворника убили. В прошлый раз он говорил, что встретил девушку в
аэропорту Шереметьево. Вроде провожала инвалида. Юра даже припомнил, как
Нина без конца повторяла незнакомое слово: "бен", "бен", "бен". Сдается,
звучало слегка по-другому - "bien", "bien", "bien". Это по-французски, а
по-нашему просто - "хорошо" или "ладно".

Внезапно с серого неба повалил крупными хлопьями липкий снег, почему-то
стало теплее. "Вольво" в мгновение ока превратился в бесформенный сугроб. Я
быстренько влезла в пахнущий любимыми духами салон и вытащила "Голуаз".
Наверное, Аркашка прав, даме больше пристало курить "Собрание" и
"Давидофф", ну на худой конец "Парламент" или ментоловый "Вог". Я же, дитя
дефицита, всегда почитала за счастье купить болгарские "ВТ". "Голуаз"
оказались первыми западными сигаретами, и мое сердце принадлежит им
безраздельно. К тому же от всех других разрекламированных марок я
парадоксальным образом начинаю судорожно кашлять. "Такой вот пердимонокль",
- как любила повторять моя бабушка, когда дедуля обнаруживал у нее на руках
пятого туза. Бабушка обожала играть в карты и самозабвенно жульничала.
Мыслила абсолютно логично, курила папиросы и держала дедушку под каблуком.
Любовь к детективным расследованиям у меня явно от нее.

Я тихонько пускала дым и пыталась навести порядок в мыслях. Юра сказал, что
привезли вместе с Ниной инвалида из 662-й больницы, еще жаловался, что
пришлось нести молодую женщину на руках. А убили его прямо у этой клиники.
Зачем мужик поехал туда снова?

Внезапно перед глазами предстала ужасная картина: весь в гипсе и бинтах,
Базиль медленно умирает на продавленной койке. Могло ведь быть и так.
Корзинкин и Нина на обратной дороге из Горловки попадают в аварию. Ну не
справился Базиль с управлением и вломился, предположим, в дерево... Шофер
сильно пострадал, Нина - жива-здорова. Девушка ловит попутку и быстренько
везет истекающего кровью кавалера в 662-ю больницу. Почему туда? Да все
очень просто.

Клиника расположена довольно далеко от Москвы, хотя считается городской и
стоит как раз на пути из Горловки в столицу. Просто это первая московская
больница, куда Нина могла доставить Корзинкина. Может, он был так плох, что
до Склифа и довезти было нельзя. Вот и лежит приятель в реанимации, не в
силах сообщить о себе ни мне, ни Сюзи.

А перепуганная Самохвалова, естественно, не стала звонить жене. Вообще-то в
подобных случаях медицинский персонал обязан известить милицию, но,
наверное, увидав пару сотен баксов, все разом оглохли, онемели и ослепли!

Как только подобная мысль сразу не пришла мне в голову! Почему не обзвонила
сначала больницы? Нет, Александр Михайлович прав, до профессионала мне ой
как далеко!

Ругая себя на все корки, завела мотор и поторопилась в 662-ю клинику. Как
назло, дорогу будто жиром смазали, и на ветровое стекло летят белые кляксы.
Чертыхаясь, еле-еле добралась до наглухо закрытых железных ворот. У
проходной маячили два здоровенных секьюрити в черных комбинезонах. Больше
всего эти крупные, почти наголо стриженные блондины походили на эсэсовцев
из дивизии "Мертвая голова". К тому же на груди у них виднелась нашивка с
картинкой, сильно смахивающей на череп. Приглядевшись, поняла, что это и в
самом деле изображение скелета, а внизу мелкие цифры - 662. Ну ничего себе
эмблему придумали!

- Въезд только для машин "Скорой помощи" и персонала, - довольно вежливо
сообщил один из парней.

Я протянула ему 10 долларов. Но секьюрити не дрогнул и мзду не взял.

- Простите, - сказал второй, - нам строго запрещено принимать чаевые,
оставьте машину на стоянке за шлагбаумом. Можете не вынимать магнитофон, мы
проследим.

Пришлось подчиниться. Прямо из проходной попала в парк. Широкая подъездная
аллея вела к видневшемуся вдали корпусу. Огромные ели нависали над
дорожкой. Наверное, летом это место сильно смахивает на санаторий, впрочем,
даже сейчас, когда понеслась настоящая пурга, пейзаж напоминал иллюстрацию
к сказке "Госпожа Метелица". В абсолютной тишине крупный снег картинно
валил с неба.

Но очарование неожиданно разрушилось. Оглушительно воя, мимо промчалась
белая машина с красным крестом. Выскочившие люди быстро потащили в приемный
покой носилки, накрытые одеялом.

Я вошла через парадный вход и ахнула. Низенькое облупившееся от старости
здание внутри скрывало царскую роскошь. Мраморные полы, дубовые двери,
изящные светильники - все это походило на интерьер дорогого отеля, а не
муниципальной больницы. И снова два охранника с идиотскими эмблемами. Надев
по их приказу пластиковые бахилы, я добралась до "Справочного бюро" и мигом
узнала, что никакого Базиля Корзинкина тут нет. Но вообще-то была готова к
подобному повороту. Нина могла испугаться и выдать кавалера за москвича.
Записать под любой фамилией, сославшись на отсутствие документов. Пара
красивых зеленых бумажек, и дело сделано. На стене висел большой план. Так.
Реанимация у них одна, на третьем этаже, скорей всего там же и операционные
отделения, гинекология. Это мне без надобности, потом - 1-я хирургия, 2-я
хирургия. Ну здесь операции, должно быть, плановые. А вот реанимацию и
травматологию обследуем в первую очередь.

Хорошенькая медсестричка в огромном накрахмаленном колпачке быстренько
спрятала десятидолларовую купюру и радостно сообщила, что на сегодняшний
момент в палате интенсивной терапии одни женщины. Имя Базиль она не помнит,
вообще, пациентов называют по фамилии, Корзинкина, кажется, не было. А
может, и был, всех не упомнишь, тут поток, сплошные операции. Одно она
помнит точно - иностранцы последнее время не поступали.

Слегка успокоившись, я двинулась в травму, от души поражаясь полному
отсутствию больничных запахов. В воздухе не витал аромат хлорки, лекарств и
грязной тряпки. Даже из открытой двери "Перевязочной" ничем не тянуло. Не
доносились и запахи пищи. В коридорах изумительная чистота и пустота. На
посту мирно раскладывала лекарства еще одна приветливая девушка. Впрочем,
хрустящая ассигнация, вложенная в карман, сделала ее еще и сговорчивой. Мне
разрешили осторожно заглянуть в каждую палату.

Комнаты оказались комфортабельными и больше напоминали гостиничные номера.
Небольшой предбанник с холодильничком и санузлом, затем просторное
помещение, разделенное перегородкой. Дне кровати стоят вроде и в одной
палате, но больные друг друга не видят и не смущают, только слышат. Просто
европейские условия.

Но нигде нет никаких признаков Базиля, хотя жертв автокатастроф несколько.
Не нашлось приятеля и в других отделениях, от отчаяния я даже заглянула в
"Гинекологию".

Спустившись на первый этаж, вытащила сигареты, но охранник вежливо попросил
выйти на улицу. Снег прекратился, перед дверьми сидели две лысые собачки и
с надеждой поглядывали на здание. Я тоже бросила взгляд на корпус и
вздохнула: опять облом. Интересно, что тут было раньше? Четыре этажа, и
архитектура явно не больничная. Внезапно сигарета пылала из рук - четыре
этажа!!! А я побывала только на трех, что же там, на самом верху?

Лифт привез на последний этаж, нос уткнулся в табличку "Лаборатория.
Посторонним вход запрещен. Зараженные грызуны". Железную дверь украшал
"глазок" и нечто, напоминающее помесь домофона с кодовым замком. Сплошные
кнопочки и колесики. Ну что ж, понятно, больница небось ведет исследования,
потом должны же они где-то делать всяческие анализы. Непонятно только,
причем тут грызуны. Вряд ли станут держать в больнице зараженных чумой и
сибирской язвой крыс. Скорей всего просто повесили такую табличку, дабы
отпугнуть любопытных. Знаю, знаю, сами писали в свое время на туалете для
сотрудников "Не входить, злая собака". Студенты, конечно, знали, что к
чему, но хоть посторонние посетители не лезли.

Я молча стояла возле запертой двери, судорожно соображая, куда податься
дальше. Внезапно послышалось шуршание лифта. На всякий случай отошла за
массивную колонну. Чудесное укрытие. Толстый мраморный ствол скрыл меня от
постороннего взгляда, я же видела абсолютно все.

Из подъемника с лязгом выехала железная тележка с бачками. Толстая
санитарка потыкала в кнопки - 967.

- Кто? - донеслось из домофона.

- Обед.

Дверь распахнулась, и перед моим взором предстал длинный коридор. Охранник
не впустил бабу внутрь, и она принялась накладывать порции прямо на пороге.

- Сегодня пятнадцать, - предупредил секьюрити.

- Чего так? - равнодушно спросила санитарка, плюхая на тарелки картофельное
пюре.

- Двоих выписали, один помер.

Тетка с грохотом закрыла бачок и порулила назад.

- Слышь, Зина, - окликнул ее стражник, - у нас сегодня не убирали.

- Знаю, - махнула рукой женщина, - некому: Танька запила, а я ее подменять
не стану. Мне за это не заплатят, пусть другую ищут дуру.

- Пришли кого-нибудь из девчонок, Зинуля, - попросил охранник, - а то уже
из второй палаты жаловались.

- Ты же не пустишь никого, - усмехнулась тетка, вталкивая в лифт тележку.

- Ну ладно, ладно, - забормотал охранник, - подбери подходящую и отправь,
пусть скажет, что от тебя.

- Только после пяти, - отрезала санитарка. - Сейчас все заняты.

Двери лифта и отделения одновременно лязгнули, и я вышла из-за колонны. Ну
ничего себе, под видом лаборатории скрывается нечто непонятное. Там лежат
люди, кого еще будут кормить картошкой с рыбой? Кроликов и мышей? И потом
эта фразочка "двоих выписали, один помер". Даже если у них там содержатся
дрессированные обезьяны, обученные есть вилками с тарелок филе минтая, то
уж выписать их никак не могли. Значит, это еще одно, почему-то тайное
отделение, и судьба подарила шанс. Грех не воспользоваться.

Спустившись на третий этаж, поймала девушку, несущуюся куда-то с
эмалированным лотком, и забормотала:

- Слышь, доченька, нанялась к вам уборщицей, велели переодеться, а где - не
поняла.

- Ступай на первый этаж, под лестницу, - велела девчонка на ходу.

В чуланчике нашлось несколько железных шкафчиков. Один раскрыт, внутри
довольно помятый белый халат, косынка и уродские коричневые шлепки. Стащив
с рук золотые часы, кольца и вынув из ушей серьги, я принялась
переодеваться. Туго затянула поясок, а косынку надвинула почти до бровей.
Около грязного зеркала валялась дешевая помада ярко-оранжевого цвета.
Преодолевая брезгливость, нарисовала себе полные, вульгарные губы. Здесь
обнаружилась и отечественная тушь, моментально осевшая на ресницах черными
комьями. Ею же навела цыганские брови. С первого взгляда и не поймешь,
сколько лет чучелу - от двадцати до сорока. Подумав немного, свернула из
бумажного носового платка два шарика и сунула за щеки.

Бесстрастное зеркало отразило, довольно странную девицу с отвратительным
макияжем и щеками хомяка.

Прихватив стоявшие в кладовке ведро, швабру и пакет порошка, я поехала на
самый верх.

Охранник грозно спросил:

- Ну?

- Зина прислала, - пролепетала я, прикрываясь шваброй, - полы помыть.

- Слушай внимательно, - велел мужик, - как звать-то тебя?

- Люба.

- Так вот, Любка, отделение наше особое, платное. Больные капризные,
парочка совсем ненормальных, ты их не слушай, чушь несут. Если просить о
чем станут, не брезгуй, сделай. Судно вынести, подушечку поправить. Они
тебя за заботу отблагодарят, кто деньгами, кто продуктами. Мужиков не
бойся, им тут ни до чего, лишь бы выжить. Поняла?

Я согласно закивала опущенной головой.

- Говоришь мало, это хорошо, - одобрил мужик, - ты ведь у нас новенькая?

Я вновь затрясла головой.

- Что увидишь тут, никому не рассказывай, - велел наставник, - замечу
примерное поведение, порекомендую на место Таньки, давно пора пьянчугу
гнать. А ты старайся, если хочешь выделиться. В нашем отделении зарплата
выше, сто долларов станешь получать в месяц, да еще чаевые и еда
дармовая...

Я постаралась изобразить, что у меня от радости язык отнялся.

- Ну ступай, - велел охранник.

Провожаемая бдительным взором, я влетела в первую палату и загремела
ведром. Комната такая же большая, как и на третьем этаже, тот же предбанник
и туалет с ванной. Но лежит только один мужчина. Молодой, не старше Кешки,
весь перевязанный, настоящая мумия. Похоже, он просто не заметил моего
появления.

В следующем помещении - довольно капризный мужик с ампутированной рукой. Он
долго брюзжал по поводу поздней уборки, но в конце концов дал шоколадку.
Униженно поблагодарив и спрятав подношение в необъятный карман халата, я
последовала дальше.

Следующие три палаты оказались пустыми, кровати не были застелены, на
тумбочках чистота. В остальных лежали самые разнообразные больные. От
стонавшей на одной ноте тетки, выставившей из-под одеяла культю правой
ноги, замотанную начинающими промокать бинтами, до совсем здорового на вид
мужика, лениво щелкающего пультом телевизора. Карманы постепенно
наполнялись шоколадками. яблоками и купюрами. Правда, денег давали не так
много - в общей сложности получила около ста рублей, - но для нищей
девчонки-санитарки совсем неплохо. Однако я с трудом сдерживала
разочарование. Базиля не было. Уже ни на что не надеясь, вошла в последнюю
комнату.

На кровати сидела молоденькая девчушка с перепуганным лицом. Услышав грохот
ведра, она вздрогнула и затравленно глянула на меня. В больших, широко
открытых голубых глазищах читался откровенный страх. Я принялась споро
тыкать шваброй по углам. Две минуты поскребу тут, и ладно, пора делать
ноги. Корзинкина здесь нет.

- Послушай, - неожиданно позвала больная, - как тебя зовут?

- Люба.

- Много получаешь тут?

- Сто долларов.

Больная соскочила с кровати и подбежала ко мне.

- Хочешь три тысячи баксов?

- Кто же не хочет, - резонно ответила я.

- Тогда выведи меня отсюда по-быстрому.

Я отставила тряпку и глянула на девицу. Красный нос и набухшие веки без
слов свидетельствовали, что их хозяйка совсем недавно безутешно рыдала.
Взлохмаченные волосы и бледные, трясущиеся губы. Впрочем, внешне производит
впечатление совершенно здоровой, может, одна из сумасшедших, о которых
предупреждал охранник? На всякий случай я отошла подальше.

- Спаси меня, - лихорадочно забормотала девчонка, заламывая руки, - помоги
убежать.

- Тут что, СИЗО? - изумилась я. - Вроде больница, дело добровольное, езжай
себе домой, коли лечиться раздумала.

- Здесь хуже, чем тюрьма, - судорожно забормотала девица, - не выпустят,
раз деньги за операцию заплатили.

Я в изумлении уставилась на нее.

- Мне дали три тысячи баксов за ногу. Все тебе отдам, только выручи.

- Люди врачам платят, а у вас наоборот...

- Господи, - шепотом запричитала девчонка, - тут Алке, что со мной
приехала, ногу уже позавчера отрезали, как она орала, когда наркоз отошел.
Господи! А сейчас плохо ей совсем, возможно, умрет...

- Может, нельзя было конечность оставить, - осторожно пошла я на контакт,

- гангрена небось или саркома!

- Да нет, - снова шепотом крикнула девчонка, - она ее продала, как и я. А
теперь боюсь, боюсь, да не понять тебе!

И правда, непонятно, ну ладно почка или глаз, теоретически можно
представить, как такой орган пересаживают другому, но нога?

- Боже, боже, - не останавливалась девушка, - ты мой последний шанс, с утра
Нина приходила. сказала, завтра операция. После ужина обколют
транквилизаторами, и прощай!

- Какая Нина? - отреагировала я на знакомое имя.

- Да та, кому ногу продала, ой, рассказывать все времени нет.

- Что я тебя, в ведре унесу?

- Давай халат и косынку, прикинусь уборщицей.

Ну хитрюга! Сама ускачет, а несчастной санитарке вломят по первое число,

Я подошла к тумбочке и вылила всю нетронутую тарелку с супом на кровать.

- Ты чего? - изумилась больная.

- Молчи, если хочешь убежать. Сиди спокойно, сейчас вернусь.

Охранник уставился на меня взглядом змеи.

- Убралась? Быстренько.

Я протянула ему одну из полученных пятидесятирублевых купюр и прикинулась
окончательной деревенщиной:

- Не побрезгуйте, дяденька!

Секьюрити секунду смотрел на бумажку, потом расхохотался:

- Оставь себе, заработала. Но то, что поделиться хотела, - ценю. Ладно,
ступай, замолвлю за тебя словечко.

- Сейчас вернусь.

- Зачем? - посерьезнел охранник.

- Больная из 20-й суп пролила, просила белье сменить.

Мужик молча пошел в конец коридора, потом заглянул в палату и дал добро.

- Давай беги, одна нога здесь, другая там.

Я понеслась вниз. В каморке стояла каталка с большим мешком, набитым
грязными простынями, она-то мне и нужна. Буквально через три минуты я
вкатила ее в палату. Девчонка, нервно кусая губы, металась перед окном.

- Что это?

Не отвечая, я вывалила из метка окровавленные простыни. Порывшись, нашла
относительно чистый пододеяльник и ловко переменила белье. Из оставшегося
сформировала некое подобие человеческому, фигуры и прикрыла одеялом.
Получилось крайне правдоподобно - больная спит, накрывшись с головой:
может, ей свет мешает или холодно!

Растопырив на каталке пустой грязный мешок, велела:

- Лезь!

Понятливая девица ужом юркнула внутрь, я ткнула туда же испачканное супом
постельное белье, Оно высовывалось из горловины, демонстрируя, что меток
набит грязным бельем.

Кряхтя, повезла тяжелую тележку по коридору. Испуганная девчонка вела себя
идеально, лежала неподвижно.

- Ну и дурочка, - ласково укорил секъюрити, наблюдая, как я пытаюсь
затолкать сооружение в