нова застрял.
   Он походил на Винни-Пуха в гостях у Кролика. Голова снаружи,  а  филейная
часть внутри.
   - Плохо дело, - сообщил Аркадий.
   - Почему? - испугалась Зайка.
   Снап тихо и равномерно подвывал, суча задними лапами.
   - Он застрял по дороге на прогулку, - уточнил Кеша.
   - Ну и что? - опять не поняла Ольга.
   - Сейчас увидишь, - сказал супруг и потянул Снапа за задние ноги.
   Пес завизжал во весь голос и описался. Гигантская вонючая лужа растеклась
по холлу,
   - Теперь сообразила? - усмехнулся муж. - Кстати, он утром не какал.
   В подтверждение его слов Снап оглушительно пукнул. Маруся раскрыла  дверь
и попыталась вытащить бедолагу за передние  лапы.  Ротвейлер  пищал,  словно
придавленная мышь, но не двигался. На  вопли  примчались  пит,  пудель,  обе
кошки и йоркширский терьер. Следующий час мы безуспешно пробовали  вызволить
несчастного. Толкали назад, тянули вперед - результат нулевой.  Бедный  Снап
начал хрипеть, он уже выполнил всю программу: наложил большую кучу и еще два
раза пописал, но с места не сдвинулся.
   - Надо вызывать службу спасения, - крикнула Маня.
   - Так они к собаке и поедут, -  усомнилась  Зайка.  Аркашка  по  телефону
соединился с диспетчером. К нашему удивлению, тот проявил полное понимание и
пообещал прислать бригаду. Спустя минут пятнадцать во двор въехала машина, и
вышли люди в синих куртках.
   - Попробуем сначала так вытащить,  -  сказал  один,  -  а  не  получится,
придется резать дверь. Нам велели принести шампунь. Спасатели намылили пса и
принялись одновременно толкать сзади и тянуть вперед. Снап взвыл и в  ту  же
секунду, как пробка из бутылки, вылетел во двор и принялся носиться по саду,
отряхиваясь и вздрагивая.
   - Уведите собаку домой, - распорядился старший, получая деньги, - мокрый,
простудится. Ольга пошла ловить страдальца, добрые  самаритяне  двинулись  к
машине, и в этот самый момент ротвейлер вновь полез в дверцу, чтобы  попасть
домой. Теперь он застрял в обратной позиции: голова в холле - зад на  улице.
По счастью, спасатели не уехали. Снапа снова намылили, но на этот раз он  не
собирался освобождаться. Скоро весь пол в  прихожей  покрылся  белой  пеной.
Маня притащила бутылочку  масла  "Джонсон  беби",  и  ротвейлера  намаслили.
Скользкий до невозможности, он тем не менее сидел как пришитый. Все  устали,
запачкались  и  проголодались.  В  конце  концов  из   багажника   показался
электрический резак. Прибор включили в сеть, поднесли к двери,  и  лезвие  с
ужасающим  грохотом  начало  вгрызаться  в  дерево.  Ротвейлер,  до   смерти
боявшийся пылесоса, сдавленно всхлипнул, закатил глаза и  потерял  сознание.
Через пять минут намыленного, намасленного и не проявляющего признаков жизни
Снапа вволокли в холл и устроили на ковре. Спасатели,  пересмеиваясь,  опять
получили деньги и отправились восвояси. Мы  огляделись  вокруг:  распиленная
дверь, три пустые бутылки из-под шампуня, одна от масла,  несколько  мыльных
луж на полу, еще пара масляных. Ковер похож на жирный блинчик, ротвейлер при
последнем издыхании. Пуделица Черри воет в голос, кошки  мечутся  по  холлу,
питбуль улегся в грязи, а йоркширская терьерица почему-то вымазана вареньем.
   - Мне кажется, - робко заметила Зайка, -  дверка  для  собаки  не  лучшее
изобретение.
   Ответом ей был громовой хохот домашних и лай очнувшегося Снапа.

Глава 13

   Утром Ольга отправилась к Радову,  а  я  принялась  названивать  Котовой.
Трубку сняли на десятый звонок.
   - Чего надо?  -  весьма  невежливо  осведомился  грубый,  похоже,  пьяный
мужской голос.
   - Позовите Милу Котову.
   - На кладбище твоя Милка, - просипел мужик.
   - На каком? - оторопела я.
   - Митинском, - уточнил пьянчуга и бросил трубку.
   Посидев в задумчивости пару минут, я опять взялась за  телефон.  На  этот
раз ответила женщина. Придав  голосу  металлические  нотки,  я  бесцеремонно
закричала:
   - Телефонная станция. Почему переговоры не оплачиваете?  Сейчас  отключим
номер.
   - Господь с вами, - испугалась женщина, - никуда не звонили по межгороду,
только в Москве.
   - Не знаю, не знаю, - сердилась я, - счет на 24.75 с октября лежит.
   - Проверьте как следует, - попросила трубка, - точно не наш счет.
   - Назовите адрес, - сменила я гнев на милость и через секунду узнала,  на
какой улице проживает Котова. Не ближний свет, район-новостройка из тех, что
ближе к Петербургу, чем к Кремлю.
   К визиту следовало подготовиться. В сумку положила бутылку  водки,  батон
колбасы и коробку конфет. Встретит мужик - покажу пузырек,  откроет  баба  -
выну конфеты.
   Дома оказались оба. Супружеская пара лет  под  пятьдесят.  Он  совершенно
лысый, со специфическим  красным  носом,  она  с  опухшим  лицом  и  выбитым
передним зубом. Конфеты тут явно не понадобились,  "Столичную"  встретили  с
тихим ликованием. На  грязной  кухне,  на  покрытом  липкой  клеенкой  столе
появились  три  стакана  и  тарелка  с  кое-как  нарезанной  колбасой.   Мои
собеседники разом опрокинули емкости, потом мужик, переведя дух, спросил:
   - Сама чего не пьешь?
   - Нельзя, язва.
   - Надо же, горе какое, - пожалела баба, -  не  отдохнуть  по-человечески,
Они еще разок выпили, пожевали колбаски, и только  потом  баба  расслабленно
поинтересовалась:
   - Вы по поводу покупки квартиры?
   - Да, - поспешила я согласиться.
   - Комнаты у нас первый класс, - встрял мужик, метраж большой. Рядом  лес,
река - красота.
   - Зачем тогда продаете? - сорвалось у меня с языка.
   - Деньги нужны, - посетовала тетка. - Ну пошли!
   И они повели меня  по  квартире.  Две  невероятно  запущенные  комнаты  и
третья, маленькая, но довольно  аккуратная,  на  узком  диванчике-подушка  и
плюшевый слон. На стене полка с книгами, у окна письменный стол.
   - Здесь кто живет, соседка?
   - Нет, - всхлипнула баба, - дочка наша, покойница.
   - Какой ужас! - вполне искренне воскликнула я.
   - И не говорите, - зарыдала пьяными слезами мать,  -  такое  горе,  такое
горе.
   - Под машину попала?
   - Нет, - продолжала всхлипывать баба, - таблетки с уколами  доконали.  Уж
мы просили, просили, брось, дочка! Куда там!
   - Пошли, помянем, - предложил мужик.
   Мы вернулись на кухню и, не чокаясь, выпили.
   - Болела дочка чем? - приступила я к допросу.
   - Здоровая была, кровь с  молоком,  умная,  институт  закончила,  думали:
вырастили подмогу на старость, - запричитала мать.
   - Таблетки тогда зачем пила?
   - Наркота, - сухо сообщил отец. - Сначала все  из  коробочки  ела,  потом
колоться стала. В больницу положили, в восемнадцатую, а там тюрьма! Вышла  -
и по новой.
   Мать снова залилась пьяными слезами и принялась бессвязно рассказывать.
   Выходило, что  они  с  мужем  всю  жизнь  проработали  вместе  в  обувной
мастерской. Он с молотком, она за швейной машинкой. Жили как все,  пили  как
все. Из жизненных удач - одна, зато крупная. На самой  заре  перестройки,  в
конце 1985 года, им, очередникам с двадцатилетним  стажем,  неожиданно  дали
квартиру в новостройке. "Гуляли тогда, - причмокивал мужик, - целый  месяц".
В такой семье неожиданно  выросла  умненькая  девочка,  отлично  закончившая
школу, выучившая сама, без репетиторов, английский и поступившая без проблем
в институт. На первом курсе Милочка стала жаловаться, что одета хуже всех  и
денег никогда нет. Мать с отцом только разводили руками, чинить обувь  стало
так дорого,  что  народ  перестал  ходить  в  мастерскую.  Мила  поубивалась
немного, потом вдруг откуда-то появились новые платья.  Сначала  на  вопросы
родителей девушка коротко отвечала: "Подруга поносить  дала".  Потом  как-то
раз заявилась в шубе и, протягивая изумленной матери сто долларов, сообщила,
что устроилась  на  работу  в  американскую  фирму,  торговать  гербалайфом.
Родители пришли в полный восторг.
   Удивляло их только одно: на работу дочь отправлялась после девяти вечера,
возвращалась под утро, а то и вовсе  пропадала  на  два-три  дня.  "Езжу  по
провинции с товаром", - объясняла матери. Та, радуясь,  что  дочь  регулярно
приносит деньги, не лезла в душу.
   Потом начались странности. Мила могла целый день ничего не есть, а  ночью
кинуться к холодильнику и смести все  с  полок.  Девушку  мучила  постоянная
жажда. Настроение у нее менялось сто раз на дню, бизнес  перестал  приносить
прежний  доход,  дотации  родителям  сократились.  Мила  без  конца  глотала
какие-то таблетки, ссылаясь на головную боль, но на работу все равно  ходила
исправно. И лишь когда отец нашел в помойке шприц с  ампулами,  у  родителей
открылись глаза. Ни отец, ни  мать  не  находили  ничего  плохого  в  водке,
частенько попивали, потом горланили песни. Но наркотики, по их мнению,  были
кошмаром. Проявив несвойственную твердость, предки поволокли девушку к врачу
и  запихнули  в  больницу.  Наверное,  Мила  сама   хотела   избавиться   от
зависимости, потому что покорно  выполняла  все  рекомендации  и  выписалась
почти здоровой. С работы ее, конечно, уволили.
   Повалявшись месяц дома на диване, она  попыталась  устроиться  на  разные
места, но безуспешно. Однажды, уйдя с самого утра, она не пришла ночевать, а
на следующий день позвонили из милиции  и  велели  приходить  на  опознание.
Милочка скончалась от передозировки. Нашли тело  собачники,  сумочка  лежала
рядом. В ней паспорт и кошелек с мелочью.
   - Целый месяц после больницы не кололась? - уточнила я.
   - Недолго продержалась, - сокрушалась мать.
   - Как называлась фирма, где она работала?
   Ни отец, ни мать не знали. Фирма и фирма, вон их сколько.
   Поглядев на опухшие лица и водянистые глаза, я достала кошелек  и  велела
мужику купить еще водки, а бабе притащить закуску. Алкоголики послушно взяли
сумку и ушли, оставив меня в одиночестве. Как только  за  ними  захлопнулась
дверь, я пошла в комнату Милы.  Маленькая,  метров  десять,  не  больше.  Из
мебели  старенький  диванчик,  книжная  полка,  небольшой  платяной  шкаф  и
письменный стол. Гардероб сиял пустотой. Родители-пьяницы скорей всего сразу
продали оставшуюся одежду и шубу. На полке - обычный набор учебников  и  два
дамских  романа.  Оставшийся  без  хозяйки  плюшевый  слон  грустно   глядел
пуговичными глазами. Я взяла игрушку в руки. На животе элефанта обнаружилась
молния,  внутри  небольшая  записная  книжка.  Страницы  пестрели   именами,
телефонами, цифрами.
   Из коридора донесся шум. Вернулись сапожники. Сунув книжечку в карман,  я
попрощалась с ними, пообещав подумать о покупке квартиры.  Уходя,  услышала,
как отец, чертыхаясь, распечатывал бутылку.
   Домой я заявилась к обеду. Маруся прямо из лицея поехала  в  Ветеринарную
академию, Аркадий  испарился  в  неизвестном  направлении,  Оля  только  что
вернулась.
   Сегодня Радов предложил ей чашечку кофе и сладкие булочки. Дальнейшее все
как вчера: комната с задернутыми занавесками, удобная подушечка  под  спиной
и... глубокий сон в течение двух часов.
   - Черт-те  что,  -  изумлялась  невестка,  -  точно  решила  не  спать  и
моментально задрыхла. Даже не вижу, какая мебель в комнате.  Захожу,  а  там
почти полная темнота. Завтра  нарочно  приеду  раньше,  скажу,  часы  вперед
убежали.
   Я вздохнула: и как только профессор ухитряется  вогнать  бедную  Ольгу  в
сон? Чудеса, да и только.
   После  обеда  стала  изучать  маленькую  черную  книжечку,  переполненную
информацией. Мелькали сплошь мужские имена  -  Дима,  Валера,  Костя,  Леня.
Рядом с телефонами стояли непонятные цифры  и  скобки.  Я  тупо  глядела  на
верхнюю строчку - Павлик - 155-75-46 (150-20-15-30).
   Первое, ясное дело, телефон, а второе что? Может позвонить? И  я  набрала
номер. Подошел мужчина:
   - Вам кого?
   - Павлика.
   - Я.
   - Вас беспокоит подруга Милы Котовой. Исполняется  годовщина  со  дня  ее
гибели, хотим собрать друзей на поминки.
   Парень помолчал, потом буркнул:
   - Не знаю никакую Милу!
   Я набрала один за другим еще три номера.
   Милу не знал никто. Но  ведь  записала  же  она  зачем-то  телефоны  этих
мужчин?
   Утомившись, я спустилась в гостиную, где  Зайка  опять  пыталась  сложить
непонятную мозаику.
   - Что это у тебя?
   Ольга зевнула:
   -  Ненормальная  преподавательница  по  истории  живописи  взяла   десять
открыток  с  картинами  великих  мастеров,  разрезала  на  мелкие   кусочки,
перемешала и велела сложить заново, наклеить на  лист  бумаги  и  сдать  ей.
Хочет, видите ли, проверить, насколько хорошо мы знаем живопись.
   Куча мелких  обрывков  впечатляла.  Части  были  разных  цветов,  изредка
попадались более-менее  распознаваемые  объекты.  Вот  этот  кусок  явно  от
картины Эль Греко "Святое семейство". Но сложить все невероятно трудно.
   - Завтра вечером сдавать, - безнадежно вздохнула Зайка.
   - Неси сюда альбомы, - предложила я, - подумаем вместе.
   Через пару часов мы имели два произведения Рубенса,  одно  Моне,  портрет
Гойи. Еще через полчаса разобрались с Шишкиным и Дега. Первого сразу  узнали
по медведю, второго - по балетным туфлям. Труднее пришлось с  Пикассо  никак
не могли правильно совместить квадратики. В результате  к  вечеру  на  столе
остались  только  непонятные  темно-коричнево-бордовые  куски.   Мы   головы
сломали, листая энциклопедии и альбомы.
   - Больше не могу, - простонала Ольга, - пусть ставит незачет.
   К нам подключился вошедший Аркашка и в конце концов обнаружил искомое.
   - Смотрите, - воскликнул он, -  это  явно  Рембрандт.  Мы  стали  листать
раздел, посвященный великому голландцу. Замелькали бесконечные  иллюстрации.
Одна картина показалась странно знакомой. На мрачном  темно-коричневом  фоне
уродливое  мужское  лицо,  на  голове  -  ночной  колпак.  Старик   противно
усмехается, глядя на зрителей прищуренными глазами садиста.  На  крючковатом
носу бородавка, глубоко запавшие щеки бороздят морщины. Редкий красавец!
   Я стала читать пояснение. "Рембрандт Харменс ван Рейн (1606-1669  гг.)  -
живописец,   рисовальщик,   офортист.   Новаторское   искусство   Рембрандта
отличается демократизмом, жизненностью образов. "Мужчина в колпаке" хранится
в Лувре.  У  картины  существовала  пара  -  "Старуха  со  свечой".  Полотно
считается утерянным; несмотря на это, аукцион Сотби заочно оценил  "Старуху"
в два миллиона долларов".
   Я подскочила на стуле. Любимая картина Владимира  Сигизмундовича!  Шедевр
гениального предка! Бог мой, вот оно, сокровище. Сметая  сложенное  задание,
под протестующие вопли Ольги я схватила телефон и сообщила Степану, что  еду
к нему, пусть не ложится спать.
   - Может, завтра? - промямлил Степан.
   Ждать столько времени, чтобы проверить догадку? Ну уж  нет!  И  я  завела
"Пежо". Погода не мокрая, быстро доеду. Но не успела  одолеть  и  полдороги,
как в районе багажника застучало, машину повело. Я вылезла и обнаружила, что
спустило заднее колесо. Задача простая для любого водителя,  только  не  для
меня. Нет, теоретически представляю, как и что, а вот практически просто  не
справиться с гайками. Придется  нанять  умельца.  По  счастью,  неприятность
произошла на  оживленной  улице,  вокруг  шныряли  машины,  и  я  остановила
новенький, сверкающий джип. Передняя дверца распахнулась, высунулся  парень,
ровесник Аркадия. Почти бритый череп, шея как у пита Банди, кожаная куртка и
золотая печатка на пальце.
   - Слышишь, мамань, - обратился он ко мне, - сколько?
   Вот уж не думала, что такие ребятки польстятся на копеечный заработок.
   - Двести рублей.
   Парнишка хохотнул.
   - Они у тебя за такую цену что, резиновые?
   Я обозлилась:
   - Нет, деревянные и квадратные!
   Браток так и покатился со смеху.
   - Ну, маманька, ну, юмористка, показывай товар!
   - Сзади.
   Парень вылез из джипа, я ткнула пальцем в колесо:
   - Вот!
   Секунду он смотрел на спустившую  шину,  потом  принялся  всхлипывать  от
смеха:
   - Ой, умора, вот парням расскажу, сдохнут. Ой, колесо!
   Я не выдержала:
   - Прекрати ржать как сивый мерин. Или меняй, или уезжай. И  вообще,  чего
здесь смешного?
   Кожаный утерся платком и сказал:
   - Мамаша, ты погляди, где находишься. На самом бойком месте.
   Я огляделась. Вокруг группками  и  поодиночке  тусовались  девицы  весьма
специфического вида.
   Многие стояли, прямо как я, опершись на машины.
   Луч понимания забрезжил в голове:
   - Ты принял меня за проститутку?
   Бритоголовый хихикнул:
   - Не, мамань, куда тебе. Честно  говоря,  подумал,  девочек  предлагаешь,
только цена странная - двести рублей, а тут колесо.
   - Ладно, - обозлилась я окончательно, - разобрались, теперь отваливай.
   - Мамань, мамань, - забурчал парень, - не кипятись. Давно  никто  так  не
смешил. Поменяю колесо, мне это как два пальца обоссать.
   Он скинул куртку, закатал рукава красивого фирменного  пуловера  и  ловко
принялся орудовать баллонным ключом.
   - Сколько сейчас стоит девочка? - поинтересовалась я.
   - Уж никак не двести рублей, - хмыкнул  помощник,  -  долларов  сто,  как
договоришься.
   - Хорошо зарабатывают.
   - Нет, - сообщил парень, - девкам едва  двадцатка  достанется,  остальное
забирает сутенер.
   - И не боишься вот так на улице, а вдруг СПИД?
   Браток вздохнул:
   - Все равно скоро  подстрелят,  так  и  так  сдохну/  Да  шучу,  шучу,  -
продолжил он, заметив мое вытянувшееся лицо. -  Была  постоянная  баба,  два
раза в неделю вызывал, через агентство. Так на иглу села и тапки  отбросила.
Жаль, красивая телка - Клитемнестра.
   - Кто? - поразилась я.
   - Клитемнестра. Называлась так, врала, конечно,  кто  такое  имя  ребенку
даст. Да девки любят повыпендриваться, вот и выдумывают  невесть  что,  кого
только не встречал: Аэлиту, Нефертити, Суламифь - цирк! Ни одной Таньки!
   - А эти сколько берут?
   - Выездные дороже, зато спокойнее. У  моей  всего  несколько  клиентов  и
было, сама обзванивала, интересовалась. Дашь ей сто  пятьдесят  баксов  -  и
порядок. Она тридцатку доктору, двадцатку шоферу, десятку диспетчерше, и все
равно лучше, чем на улице.
   Он выпрямился, порылся в джипе, вытащил бутылку минералки.
   - Слей, мамань, на руки.
   Вымывшись, браток сел за руль и, расхохотавшись, умчался.
   Я осталась с раскрытым  ртом  на  дороге.  Вот  чем  занималась  покойная
Милочка Котова! А цифры в скобках - нехитрые  расчеты  -  кому  сколько.  И,
конечно, девушка представлялась клиентам под псевдонимом. Завтра проверю,  а
сейчас к Войцеховским.
   Уставший Степан встретил меня не очень любезно. Пропустив мимо  ушей  его
ворчание, я влетела в холл и замерла. Картина исчезла.
   - Степа, - заорала я как ненормальная, - где "Старуха"?
   - На помойку снес, - сообщил приятель, - надоела докука, падает и падает.
   - Как  только  дотащил  такую  тяжесть  один,  -  пробормотала  я,  снова
натягивая куртку.
   - Из рамы вырезал, трубочкой скатал и двумя пальцами  унес,  -  поделился
Степа.
   - Быстро говори, где бачки.
   Ничего не понимающий Войцеховский ткнул рукой в сторону улицы.
   Я полетела к мусорникам.  Железные  контейнеры,  переполненные  отходами,
выглядели отвратительно и пахли соответственно.
   Пакеты из-под сока, молока, консервные банки, обрывки полетели  в  разные
стороны. Жаль, что наши люди не упаковывают мусор в мешки. На  втором  бачке
по спине у меня потек пот,  шапка  съехала  на  затылок,  куртка  украсилась
жирными пятнами.
   "Старуха" нашлась на самом дне, слегка помятая, но целая. Я  торжественно
втащила ее в дом и кинула на стол.
   - Зачем эту грязь приволокла? - окончательно обозлился Степка.
   - Пойди принеси из моей машины книгу "Великие художники", -  велела  я  и
стала разворачивать полотно. Так и есть, в левом нижнем углу еле разборчивая
подпись и цифра 1661.
   Вернулся Степка с книгой в руках.  Я  без  слов  раскрыла  справочник  на
нужной странице и ткнула Войцеховскому под нос. Минут  пять  он  переваривал
информацию, потом заорал как ненормальный:
   - Мама, Петька, Анька, сюда!
   Прибежали домашние в разной степени одетости, вкат