одители
знают?
   Домой я добралась к пяти. Взволнованная Римма Борисовна кинулась  ко  мне
со всех ног:
   - Дашутка, собирайся, идем на концерт. Я сама купила билеты.
   Старухам безумно хотелось зрелищ, но гадкие дети  разбежались  кто  куда.
Ольга "прикрылась" сопливыми близнецами, у Аркадия спешно обнаружились  дела
в консультации. Даже Маня  сбежала,  крикнув  на  ходу,  что  они  с  Сашкой
приглашены на  день  рождения.  Гера  отправился  на  свидание  с  очередной
невестой. Бабки уже давно с тоской  поглядывали  на  часы,  надеясь,  что  я
приеду пораньше.
   В первую минуту хотела быстренько что-нибудь придумать и  отказаться.  Но
поглядела в умоляющие глаза свекрови и покорно побрела переодеваться.
   Ну не могу же я отнять у ребенка конфету!
   Подпрыгивая от нетерпения, Римма Борисовна влетела ко мне  в  спальню.  Я
принялась рыться в шкафу.
   - Какая красота! - воскликнула свекровь. Я оглянулась. Старуха держала на
вытянутых руках фиолетовую кофту, сверкающую фальшивыми  драгоценностями,  -
бессмертное творение Епифана Блистательного.
   - Вам нравится?
   Римма Борисовна, обладавшая вкусом сороки, молча кивнула.
   - Купила вам в подарок.
   - Ой, Дашенька, - вскричала Римма Борисовна, - пойду надену эту прелесть.
   Абсолютно  счастливая,  она  выскочила  за  дверь.  Концерт  должен   был
состояться в Зале Чайковского. Пока старухи усаживались, старательно уступая
друг другу место, я принялась читать  программку.  Шуберт,  Шопен,  Шуман  и
почему-то Моцарт. Да ладно, какая разница.
   Оркестр гремел, старухи в восторге закатывали  глаза.  Я  расслабилась  и
попробовала получить удовольствие. Наивная Римма  Борисовна  решила,  что  в
первом ряду  самые  лучшие  места,  и  вот  теперь  можно  вблизи  наблюдать
краснеющие лица музыкантов.
   Заиграли  "Сцену  на  охоте".  В  музыкальную  ткань  этого  произведения
вплетены звуки охоты - звучит рожок и выстрел из  стартового  пистолета.  Не
успел барабанщик пальнуть в воздух, как на соседних с нами креслах произошло
странное оживление. Два крепких молодых парня с широкими плечами и  тяжелыми
затылками выхватили из кресла довольно полного господина в шикарном вечернем
костюме. Я с изумлением наблюдала, как они швырнули мужчину на пол. Один  из
парней моментально лег на него  сверху,  другой  выдернул  откуда-то  из-под
пиджака огромный револьвер и принялся палить в оркестр. Несчастные музыканты
побросали скрипки, барабаны,  виолончели  и  залегли  под  пюпитры.  Дирижер
рухнул как подкошенный. Из-за кулис помчались  в  партер  накачанные  парни,
завязалась драка. Но довольно скоро недоразумение выяснилось. Оказалось, что
концерт почтил своим вниманием один из авторитетов. Его  бдительная  охрана,
мало сведущая в музыкальном искусстве, сочла выстрел из стартового пистолета
за нападение на своего хозяина и спешно приняла адекватные меры.
   С извинениями братки подняли "папу", отряхнули его от  грязи,  расправили
складки  на  замявшемся  костюме  и  усадили  на   место.   Публика   нервно
переговаривалась.  Музыканты  с  возбужденными  лицами  принялись  вразнобой
пиликать на скрипках, деморализованный дирижер никак не мог собрать  оркестр
в единое целое. "Жаль, что Машка не  пошла,  -  подумала  я,  -  ей  бы  это
понравилось".

ГЛАВА 18

   Домашний  адрес  Медведевых  узнала  очень  просто:  позвонила  в  журнал
"Педагогика" и прикинулась француженкой, желающей перенять потрясающий опыт.
   Уехали педагоги из столицы не так далеко - в  Болотово.  Я  добралась  до
городишки за полчаса. Тихий, сонный, провинциальный,  только  на  вокзальной
площади    кипит    какая-то    жизнь.    Возле    ларьков    с     нехитрым
водочно-сигаретно-шоколадным ассортиментом толкались представители  местного
бомонда с пропитыми мордами. Улица Пролетарская начиналась прямо от перронов
и тянулась, никуда не сворачивая, до выезда из Болотова.
   Дом номер тридцать шесть - темный,  деревянный,  со  слегка  покосившейся
крышей -  мрачно  гляделся  среди  соседских  зданий.  Я  толкнула  противно
скрипящую калитку и оказалась в  довольно  просторном  и  запущенном  дворе.
Слева виднелся нехитрый огород,  чуть  подальше  "колосилась"  картошка.  На
веревках сохли старенькое постельное белье и невероятное количество  мужских
трусов.
   В избе пахло чем-то кислым  и  неприятным.  Неопрятного  вида  женщина  в
сильно засаленном ситцевом платье переливала в  трехлитровую  банку  молоко.
Небольшая кухня вся заставлена немытой посудой. Тут  и  там  висели  грязные
тряпки, валялись совершенно не подходящие для кухни вещи:  расчески,  пустая
бутылка из-под шампуня и флакон одеколона "Гвоздика".
   - Вам кого? - устало спросила женщина.
   - Медведевы тут живут?
   - Михаил помер, - равнодушно сообщила тетка.
   - Анну можно позвать?
   - Я это, - буркнула женщина и со вздохом поставила подойник на табуретку.
- Что угодно?
   - Журнал "Педагогика" признал вас победительницей конкурса  "Моя  семья".
Вот приз..
   И я протянула женщине конверт со ста  долларами.  Анна  равнодушно  взяла
подношение и процедила:
   - Чего это вы, то ругали, со свету сживали, теперь награждаете.  Лучше  б
попросили у нашего начальства детские пособия, два года не платят.
   - Совсем недавно работаю, - принялась я оправдываться, - в журнале вообще
весь состав сменился.
   - И Парфенов? - оживилась женщина.
   - Да.
   - А что с ним, может, умер?
   - Точно, - решила я ее порадовать,  приговаривая  неизвестного  мужика  к
смерти, - инфаркт, в одночасье убрался.
   Баба даже порозовела от радости и сразу стала необыкновенно любезной. Она
обмахнула тряпкой облезлую табуретку и проворковала:
   - Садитесь, наверное, устали. Молочка не хотите? Свое, парное, от молодой
коровки.
   Я в ужасе затрясла головой. Терпеть не могу молока, не пью ни  под  каким
видом.
   - Надо сфотографировать вас вместе с детьми, - быстро перевела я разговор
на другую тему, доставая купленный по дороге "Полароид", -  и  вам  карточки
оставлю.
   - Сейчас, проходите, - радушно проговорила  Анна  и  распахнула  дверь  в
жилую часть. Внутри изба казалась безразмерной. Комната метров тридцати была
обставлена совершенно по-городскому. Три стены занимали стеллажи с  книгами:
пособия по истории, географии,  химии,  ботанике...  На  огромном  обеденном
столе горой высились коробки с играми: шашки, шахматы, нарды, лото,  домино.
У окна с буйно  цветущей  геранью  стоял  совершенно  невероятный  в  данной
обстановке предмет - новенький  компьютер.  Аппарат  был  явно  подключен  к
Интернету, потому что от него отходил тонкий белый шнур  и  подсоединялся  к
телефонной розетке. Медведевы оказались не такими простыми.  Чего  здесь  не
было, так это телевизора.
   Анна пересекла комнату и, открыв дверь одной из спален, спросила:
   - Андрей, а где остальные?
   - Настя в огороде, Симка ей помогает, а Павлик за водой пошел.
   - Что же ты прохлаждаешься?
   Мальчик ничего не ответил. Мать велела ему  позвать  остальных,  и  через
пять минут небольшая стайка чумазых ребятишек столпилась в комнате.  Старшей
лет шестнадцать-семнадцать,  и  ее  застиранный  сарафанчик  туго  обтягивал
красивую девичью фигурку. Остальные одеты в  трусишки.  Ноги  босые,  волосы
нечесаные, и шеи черные от грязи. В этом доме явно  предпочитали  физической
красоте моральную.
   Нащелкав  фотографий  и  раздав  детям  часть  снимков,  я   притворилась
недоумевающей:
   - А остальные где? Хочется про всех написать. Анна вздохнула:
   - У нас было восемь детей. Самый старший, к несчастью, неизлечимо заболел
и умер. Следующий сын выучился на капитана и сейчас  постоянно  в  плавании.
Дочь Вероника - актриса. Съемки без конца, вот и  недосуг  домой  приезжать,
Антон тоже все время работает, торгует. Со мной только младшие.
   Я поглядела на худых, явно недоедающих детей и, вздохнув, спросила:
   - Дайте адреса старших.
   Анна замялась. Ей явно не хотелось признаваться журналистке, что отпрыски
постарались забыть отчий дом. - Бесполезно, даже не ищите: кто в  море,  кто
на съемках. Просто напишите, что все  дети  удачно  получили  образование  и
стали полноценными членами общества.
   - И Вероника? - решила я до конца дожать педагогиню.
   - А что Вероника? -  удивилась  Анна.  -  Я  не  одобряю  телевизор,  мне
кажется, что просмотр передач оглупляет детей, и у нас нет  этого  аппарата,
но знаю,  что  она  с  большим  успехом  и  много  снимается.  Каждому,  как
говорится, свое. Если дочь выбрала такой путь, значит, так тому и быть. Мы с
отцом  .свое  дело  сделали,   дали   им   крылья,   дальше   пусть   летают
самостоятельно.
   Ага, и прямо на кладбище. Похоже, что эта чадолюбивая  мамаша  просто  не
знает ни о смерти старшей дочери, ни о судьбе сыновей.  Ай  да  педагог!  Не
стану ничего рассказывать, пусть милиция сообщает о  несчастье.  Зря  только
ездила. Адреса Антона не узнала, придется искать в другом месте.
   Назад в  Москву  ехала,  пытаясь  справиться  с  грустными  мыслями.  Как
странно! Раньше у меня никогда не было времени на,  так  скажем,  воспитание
детей. Каждая свободная минута посвящалась заработкам, иначе нам просто было
не выжить: кушать хотели все, а добывающая  единица  только  одна  я.  Порой
прибредала домой только к  одиннадцати  вечера  и,  съев  подсунутый  Кешкой
бутерброд, буквально падала в кровать. Мы редко ходили в театр, кино и цирк,
практически никогда не играли в лото. Но когда несметное богатство упало  на
наши головы, я предложила Аркадию построить отдельный дом. Рядом,  на  одном
участке, но свой.
   - Ты чего, - замахал руками  сынок,  -  как  это  мы  с  Зайкой  без  вас
окажемся!
   Анна  же  отдала  детям  все,  что  могла,  и  добилась  противоположного
результата.
   Философские раздумья прервал странный стучащий звук, "Вольво" потащило  в
сторону. Кое-как затормозив, я вышла из машины и обозрела задние колеса. Так
и есть, прокол! И запаска имеется, и  '  баллонные  ключи  в  наличии,  жаль
только, что господь наградил меня хилыми руками. Открутить-то гайки,  может,
и смогу, но проделать обратную процедуру... Нужно было искать умельца.
   Дорога выглядела совершенно пустынной. По стояв под  палящим  солнцем,  я
заперла "Вольво"  и  побрела  к  видневшемуся  вдалеке  трехэтажному  белому
зданию. Пыльная дорожка вилась между кучами мусора, жара стояла  немыслимая,
и я покрылась липкой серой пылью.
   Подойдя к дому поближе, я увидела вывеску:
   "Городская больница". Надо же,  как  здорово,  сейчас  умоюсь  в  местном
туалете и найду какого-нибудь дядю Васю. Сортир оказался на первом этаже. На
двери болтался листок - "Нет воды". Печально вздохнув, я пошла по  длинному,
воняющему хлоркой коридору. В коридоре  -  ни  души.  В  полном  одиночестве
дотопала  до  отделения,  на  двери  которого  значилось:   "Травматология".
Толкнула ее и ахнула.
   Узкий  коридор  забит  койками.  Тут  и  там  над  кроватями   вздымаются
загипсованные руки и ноги. Нещадно вопило радио, и пахло мочой,  лекарствами
и грязной шваброй. Посреди этого  кошмара  молоденькая  сестричка  абсолютно
спокойно читала толстенный любовный роман.
   - Посещения с двух часов, - недовольно буркнула девица, не поднимая  глаз
от книги.
   Вздохнув, я достала кошелек и стала  излагать  суть.  Проявив  редкостное
человеколюбие, медсестра, быстро пряча бумажку, побежала на поиски  местного
механика, велев мне:
   - Если кому станет плохо, пусть потерпит.
   Я оглядела набитый  больными  душный  коридор.  Обязательно,  как  только
кто-нибудь начнет умирать, тут же велю  подождать  до  возвращения  медички.
Хотя похоже, что смертельно больных тут нет, явственно наличествовали  всего
лишь поломанные конечности. Только над одной  кроватью  не  торчало  никаких
растяжек и не было видно никого загипсованного.  Может,  там  вообще  никого
нет? Одеяло натянуто абсолютно ровно, словно под ним  нет  тела.  Я  подошла
поближе. В постели  лежала  женщина.  Худенькое,  желтоватое,  заострившееся
личико, череп  обмотан  повязкой  наподобие  хоккейного  шлема.  Из  слишком
широкого выреза высовывается тонюсенькая шейка с жуткой темно-синей полосой.
"Самоубийца,  -  промелькнуло  у  меня  в  голове,   -   пыталась   неудачно
повеситься".  Женщина  дышала  совсем  неслышно,   если   бы   не   медленно
поднимавшееся одеяло, ни за что бы не приняла ее за живую. На спинке кровати
виднелась табличка:
   "Неизвестная, поступила 20 июня". Голая нога несчастной свисала с  койки.
Наверное, неудобно лежать в такой позе.
   Я попробовала засунуть неожиданно тяжелую  конечность  под  одеяло.  Глаз
наткнулся на большую родинку на колене. Коричневое пятно, размером  примерно
с небольшую мышь, покрывали мелкие черные волосы.
   "Надо бы сходить, удалить эту родинку, - зазвучал у меня в  голове  голос
Жени Поляковой, - да боюсь, вот и живу с "мышью".
   - Вам, что ли, колесо поменять? - раздался за спиной громкий голос. Мужик
лет сорока, в грязном синем  халате  и  драных  кроссовках,  сжимал  в  руке
чемоданчик с инструментами. Но мне уже было  не  до  него.  Сунув  спасителю
ключи и велев подогнать "Вольво" после починки к дверям больницы, я кинулась
искать хоть какого-нибудь врача.
   Гиппократы нашлись в ординаторской. Две бабы  лет  по  пятьдесят  пять  и
совсем молодой парень.
   Несмотря на жуткую жару, они жрали бисквитный торт с жирным кремом и пили
горячий чай.
   - Где вы взяли ту неизвестную, что лежит у окна? - спросила я.
   - Во-первых, здравствуйте, -  сурово  поставила  меня  на  место  толстая
врачиха.
   - Прием родственников с четырех, - зло уведомила тощая.
   - Не видите, люди заняты, - буркнул парень с набитым ртом, - ну и  народ,
поесть не дадут.
   Ладно, сейчас запрыгаете, как блохи. Не обращая внимания  на  гневающихся
эскулапов, я вытащила из кармана мобильный, потыкала для  виду  в  кнопки  и
прокричала в гудевшую трубку:
   - Иван Иванович, присылай группу, кажется, нашла Полякову, сейчас допрошу
медиков.
   Парень пронес торт мимо рта, и я с удовлетворением увидела, как  кремовая
роза шлепнулась прямо на светлые брюки борца за спокойное выпивание чая.
   - Кто вы такая? - не сдавалась толстуха.
   - Майор Васильева из Московского управления по  борьбе  с  организованной
преступностью, - прояснила я-ситуацию. - А теперь расскажите, кто,  когда  и
откуда привез женщину.
   Тощенькая докторица развела руками:
   - Самим мало что известно.
   Несколько дней тому  назад  житель  Болотова  Разумнов  Виктор  Сергеевич
доставил  в  приемный  покой  абсолютно  голую,  сильно   избитую   женщину.
Несчастную кто-то сначала оглушил ударом  по  голове,  потом  душил,  скорее
всего капроновым шнуром.
   - Бывает такое, - вздохнул парень, - в книгах описано. Убийца  затягивает
на шее веревку, жертва обвисает, мышцы расслабляются,  моча  отходит,  глаза
открываются... Ну полная картина смерти. Негодяй и думает, что довел дело до
конца, бросает тело.  А  через  пару  секунд  дыхание  восстанавливается,  и
человек  оживает.  Очень  редко,  но  случается.  Здесь,  наверное,  так   и
произошло. Еще хорошо, что парнишка порядочный попался: засунул  бедолагу  в
"Жигули", и к нам. Еле откачали, просто не жилица, до  сих  пор  в  себя  не
приходит. Как, говорите, ее зовут?
   Взяв  координаты  Разумнова,  я  вышла  на  улицу  и  сообщила  родителям
Поляковой, где  искать  дочь.  Мать,  рыдая,  сказала,  что  они  немедленно
выезжают.
   По странному  совпадению,  добрый  самаритянин  Виктор  Сергеевич  жил  в
соседнем  с  Медведевыми  дворе.   Звать   его   по   отчеству   было   явно
преждевременно. Молодому  рыжему  парню  на  вид  лет  шестнадцать.  Странно
возгордившийся тем, что к нему приехал "оперативник" из самой Москвы, Витюша
принялся живописать подробности.
   В тот день он, воспользовавшись тем, что родители  отправились  торговать
на рынок мясом, взял "Жигули" старшего брата и  поехал  покрасоваться  перед
своей девчонкой в соседнюю деревню Костино.  Путь  туда  лежал  по  довольно
колдобистой   проселочной   дороге.   Недавно   прошедший   дождь    оставил
непросыхающие глубокие лужи, и перед въездом в Костино Витька притормозил  у
озерца. Взял из багажника ведерко и пошел за водой.
   На берегу, у самой воды лежала абсолютно голая девчонка.  Витюша  сначала
испугался, подумав, что нашел труп, но  тело  внезапно  слабо  пошевелилось.
Разумнов оказался добрым мальчишкой. Сна чала  он  перевернул  найденную  на
спину. Но лицо бедолаги было ему незнакомо.
   - Конечно, - рассудительно вещал юноша, - по-хорошему, полагается сначала
милицию вызвать да "Скорую помощь", только до  ближайшего  телефона  черт-те
сколько ехать. Опять же "Скорая" на весь город одна, пока еще доковыляет,  а
девке совсем плохо было. Лицо синее, дышит еле-еле, с хрипом.
   Поднатужившись, Витя поднял девушку, кое-как умостил на заднем сиденье  и
довез до больницы. Никакой  награды  за  свой  хороший  поступок  парень  не
поимел. Только старший брат накостылял  ему  по  шее  за  измазанное  кровью
сиденье.
   - Не расстраивайся, - проговорила  я,  протягивая  ему  сто  долларов,  -
обязательно расскажу ее родителям  о  твоей  роли  в  этой  истории,  думаю,
отблагодарят по-царски.
   - И то верно, - оживился Разумнов, - я, считайте, ей жизнь спас. Так бы и
померла на берегу, той дорогой редко ездят, предпочитают в объезд, по шоссе.
Она уже совсем умирала, когда я подъехал, все какую-то Яну вспоминала.
   - Что, что? - переспросила я.
   - Ну, когда в машину клал, так протяжно застонала и тихонько сказала: "Не
надо, Яна, не убивай меня".
   Домой добралась к пяти часам. В голове  царила  полная  неразбериха.  Кто
пытался убить Женю? Неужели скромная и тихая Яна? За что?  Не  вернулась  ли
домой Соколова?
   Я набрала телефон Яны и долго слушала мерные гудки. Либо никого нет дома,
либо отключили аппарат. В  кабинете  Бекас  отчаянно  сражался  с  учебником
Розенталя.
   - Как правильно писать - "деревяный" или "деревянный"? - спросил он меня,
   - Оловянный, стеклянный, деревянный пишется с  двумя  "н",  -  машинально
ответила я.
   Бекас сосредоточенно заскрипел ручкой. Я пошла на кухню, заварила кофе  и
села у окна. Хорошо-то как!  Ольга  с  близнецами  ушла  гулять,  Аркадий  в
консультации,  Маня  муштрует  Бекаса,  а  старухи  куда-то  подевались.  Из
домашних  рядом  только  собаки  и  кошки,  но  у  них  есть  одно   большое
положительное качество - не умеют разговаривать.
   Потягивая ароматный напиток, я призадумалась. Итак, что  удалось  узнать?
Пока ничего утешительного. Макс пристрелил Веронику, причем подло,  во  сне.
Я-то верю, что он ни при чем, но все улики против мужика. Ну  надо  же  быть
таким идиотом! Раз уж решил укокошить супружницу, так сделай все  тихонечко,
не болтай. Нет, всем сообщил, что желает пристрелить любимую,  и  пистолетом
размахивал. Неужели так влюбился в  эту  таинственно  исчезнувшую  Яну,  что
потерял рассудок? Куда делся  миллион  долларов?  Вечером  получил,  а  днем
арестовали за убийство. Ну не мог он успеть положить деньги  в  банк.  Отдал
любовнице или Семену? Ну это навряд ли, я. ни за что  бы  не  доверила  Сене
даже двух рублей. С чего так озверела Аделаида? И почему мне показалось, что
стреляла не она? Ведь хорошо видела в окошко лицо женщины. Туфли на  каблуке
и большого размера? Какая ерунда. Надела специально, чтобы  оставить  другие
следы на полу. Вон какая хитрая, и перчатки натянула, не знала только, что я
в туалете сижу! Может, на самом деле, все просто? Ника осточертела Максу,  и
он ее убил, а Сеня  достал  Аделаиду  вечным  кобелированием,  вот  тетка  и
съехала с катушек. Раду Ильиничну с Танечкой пристрелил грабитель,  случайно
вошедший в квартиру, на Женю напал насильник...
   Я вздохнула. Нет, все, конечно, было не так. А как?

ГЛАВА 19

   Утром позвонила Александру Михайловичу.
   - Дашута, - обрадовался приятель, - что-то давно  не  разговаривали