оторые любят поспать  в  субботу
подольше,  спустилась  в  холл,  то  там  уже  стояла   Зайка,   одетая,
причесанная и намакияженная.
   - Ты куда? - с подозрением спросила она.
   - А ты? - не растерялась я.
   - В Шереметьево, - ответила Зайка., - Зачем? - попятилась я.
   - Интересное дело, - обиделась она, - в командировку лечу! Всю неделю
об этом говорила!
   Хотя ты ведь никогда никого не слушаешь!
   - Надеюсь, не в Вашингтон и не в Бонн? - осторожно осведомилась я.
   - Нет, а что?
   "Совсем ничего, просто мне вовсе не хочется оказаться в одном с тобой
самолете", - чуть было не ляпнула я, но вслух произнесла совсем другое:
   - Говорят, там ураган!
   Зайка фыркнула и, подхватив сумку, пошла в  гараж.  Я  посмотрела  на
разбросанные вокруг мешки с серой смесью и возмутилась. Ну ничего себе!
   Втравила нас в ремонт, а сама сбежала!
   До аэродрома  я  добиралась,  судорожно  вздрагивая  при  виде  любой
красной  иномарки,  проносящейся  мимо.  А  оказавшись  в   Шереметьеве,
почувствовала себя преступницей, за которой гонится  вся  полиция  мира.
Боясь  налететь  на  Ольгу,  я  не  пошла  пить  кофе,  не  заглянула  в
дьюти-фри...
   До посадки в самолет я сидела в самом темном  углу  зала,  закрываясь
газетой. Расслабилась я только в лайнере, заняв свое  место.  Огляделась
по сторонам и опять испугалась.  Салон  выглядел  жутко  старым,  крышка
багажного отделения, когда я попыталась открыть ее, тут же оторвалась  и
осталась у меня в руках, потом отвалился столик, прикрепленный на спинке
впереди стоящего кресла, и, естественно, мое сиденье не захотело  менять
положение, сколько я ни дергала за ручки. В самом  мрачном  расположении
духа я ткнула пальцем в кнопку и попросила стюардессу:
   - Коньяк, пожалуйста.
   Сейчас выпью пятьдесят граммов и засну. Если начнем падать, я  ничего
не почувствую.
   Девушка весьма резко ответила:
   - Спиртные напитки подаются только в полете.
   - А мы где?
   - Пока на земле! - рявкнула стюардесса и исчезла.
   Я тяжело вздохнула: вот он, родной, ненавязчивый сервис. Любая другая
авиакомпания мира, уж поверьте мне, лелеет своего пассажира до того, что
это даже надоедает. Любая, но не "Панкратовские авиалинии".
   Наконец все пассажиры были рассажены,  сосчитаны,  самолет  затрясся,
побежал по взлетной полосе, подпрыгивая на кочках и неровностях.
   Вокруг что-то задребезжало,  затренькало,  засвистело,  я  вжалась  в
кресло,  проклиная  всех:  Ленку,  Олега,  Клауса  Рихта,   а   главное,
собственное любопытство, приведшее меня в салон этого  допотопного  чуда
авиационной промышленности.
   Но потом жуткие звуки исчезли, понесся ровный гул,  раздался  хлопок,
очевидно, убралось шасси. Слегка придя в себя, я решила вновь  попросить
коньяк, но тут дверь кабины пилота распахнулась, и  появился  мужик  лет
сорока, в форменной рубашке и брюках. В руках  он  держал  топор,  самый
настоящий, каким в деревнях рубят дрова.
   - Значитца, так! Я летчик первого класса, командир  корабля  Мозжухин
Георгий Сергеевич.
   Пассажиры замерли в недоумении.
   - Летим мы, как вам известно,  в  Вашингтон,  -  вещал  пилот,  нежно
поглаживая орудие лесоруба, - хочу  предостеречь  вас,  господа.  Видите
топор?
   Сжав рукоятку огромной ладонью, Мозжухин поднял орудие средневекового
палача над головой.
   - Он очень острый, им бриться можно, понятно?
   - Нет, - пискнула я в полном ужасе.
   Оказывается,   старая   раздолбайка,   дребезжащая   всеми    частями
измученного железного тела, - не самое страшное,  что  поджидает  бедных
пассажиров.  У  "Панкратовских   авиалиний"   еще   имеются   в   запасе
пилоты-психи. Господи, куда же деваться?!
   И ведь не выскочишь на ходу, как из поезда или машины.
   - Имейте в виду,  -  снова  потряс  топором  командир,  -  ежели  кто
попрется в кабину с желанием захватить лайнер, зарублю на  фиг.  Мы  все
вооружены до зубов, а штурман ножи метает.., мечет... В общем,  Сере  га
ножик так кидает, что с  двухсот  метров  в  глаз  попадет.  Лучше  вам,
господа террористы, поостеречься. Ясно?
   Гробовое молчание послужило ему ответом.
   У меня от потрясения просто парализовало язык, наверное, у  остальных
тоже.
   - Ясно? - повысил голос летчик.
   - Да, - раздался неровный гул.
   - Прекрасно, - кивнул командир, - тогда желаю хорошего полета, мы тут
для того, чтобы вам  угодить.  Кстати,  имейте  в  виду,  в  Шереметьеве
отличный контроль, вас детально изучили, и нам точно  известно,  что  ни
оружия, ни взрывчатки ни у кого нет. И помните: у меня топор,  у  Сереги
ножик, а у Ивана Павловича  всего-навсего  кулаки,  но  мало  никому  не
покажется, потому  что  он  почти  двести  кило  тянет,  ему  кресло  по
спецзаказу делали.
   После этого заявления он  с  чувством  выполненного  долга  исчез  за
дверью кабины пилотов, а я не рискнула попросить коньяку и  весь  полет,
тихо вздрагивая, просидела в кресле. Надеюсь, на обратном пути  командир
корабля будет вменяемым и  не  станет  носиться  по  салону,  размахивая
ледорубом или монтировкой.
   Между Бонном и Москвой разница во времени составляет два  часа,  была
суббота, а Клаус Рихт, как я  и  рассчитывала,  мирно  вкушал  кофеек  в
гостиной, украшенной старомодными  бюргерскими  кружевными  занавесками.
Услыхав, что я от Гарика, Клаус мигом расплылся в улыбке, усадил меня за
стол.
   - О, какой приятный сюрприз, - засуетился он, - друзья Игорька -  мои
друзья. Как он там?
   Давно не звонил.
   Поскольку мое пребывание в Германии было сильно ограничено, я  решила
не вести подготовительный разговор и сразу ляпнула:
   - Плохо.
   - Что случилось? - испугался Клаус. - Он здоров?
   - Физически да.
   Рихт с облегчением вздохнул:
   - Знаете, моя мать  и  Елена,  матушка  Игоря,  скончались  от  рака.
Правда, говорят, что онкология не передается по наследству, но все равно
страшно. Игорь такой беспечный! Сколько раз  я  твердил  ему:  "Сходи  к
врачу". Нет, только отмахивается! Времени, говорит, нет,  ну  как  можно
так наплевательски к себе относиться!
   Я молча слушала Клауса. Русский человек, выросший в Германии,  -  это
уже немец. Да никому из россиян не придет в голову отправиться к доктору
до того, как болезнь наступит сапогом на горло. Во всяком случае,  среди
моих   знакомых   москвичей   нет   людей,   регулярно    бегающих    на
профилактические осмотры, чтобы услышать: "Вы практически здоровы".
   Вот французы раз в полгода посещают врачей.
   Западные люди, приученные считать свои деньги, хорошо знают:  дешевле
выйдет задушить недуг в зародыше, чем  потом  лечиться  от  хронического
заболевания, отдавая большую часть зарплаты на лекарства.
   - Слава богу, -  тарахтел  Клаус,  пододвигая  ко  мне  корзиночку  с
бисквитами, - он здоров.
   Я осторожно взяла маленькую, невесомую булочку и  сунула  ее  в  рот,
нет,  российский  хлеб  намного  вкусней,  немецкий,  как,  впрочем,   и
французский, сильно  смахивает  на  мыло.  Откусываешь  кусок,  жуешь  и
понимаешь, что аппетитная сайка растворилась, глотать-то нечего.
   - Гарик нервничает из-за денег, - спокойно сообщила я, -  полмиллиона
долларов - огромная сумма. К тому же, сами знаете, он заработал ее своим
трудом, а не приобрел, воруя нефть или газ у народа.
   Клаус поперхнулся:
   - Брат рассказал вам о.., о завещании?
   Я улыбнулась:
   - Ей-богу, не стоит сейчас кривляться. Собственно говоря, я  приехала
к вам с одной целью.
   - С какой? - пробормотал Клаус.
   - Хочу узнать адрес Олега Гладышева.
   Рихт, не моргая, уставился на меня:
   - Не понял.
   Я улыбнулась и схватила еще одну "растворимую" булочку. Есть хотелось
ужасно. В самолете  нам  предложили  перекусить,  но  меня  колотило  от
страха, и кусок не лез в горло. Сейчас же аппетит настойчиво  заявлял  о
себе, и руки сами тянулись к еде.
   - Что же тут непонятного? Олег Гладышев - это  тот  человек,  который
должен был передать вам бабки.
   - При чем тут пожилые женщины? - искренне удивился Клаус.
   Вот  всегда  с  эмигрантами  так!  Языком  многие  из   них   владеют
безупречно, но кое-какие слова им просто не знакомы.
   - Я имела в виду деньги, ведь это Олег вез их вам?
   - Подождите, - неожиданно произнес Клаус и вышел.
   Я осталась одна у стола и отвела душу, набивая желудок очень вредными
тостами с маслом и  апельсиновым  джемом.  Естественно,  после  еды  мне
захотелось курить, но пепельницы нигде не было видно, а стряхивать пепел
в пустую кофейную чашку я постеснялась и осталась сидеть, вертя в  руках
пачку сигарет.
   Наконец Рихт  вернулся.  Лицо  его  было  мрачным,  если  не  сказать
суровым.
   - Только что  я  разговаривал  с  Игорем,  -  ска-1  зал  он,  -  вы,
оказывается, сыщик?
   - Не совсем так, я частный детектив.
   - Никакой разницы, - нервно отмахнулся Клаус, - я не знаю, где  Олег.
Честно говоря, я  полагал,  что  тот  мужчина  украл  доллары  и  теперь
скрывается. Этот непорядочный человек  понимал,  что  Игорь  никогда  не
сможет рассказать в правоохранительных органах о  пропавших  деньгах,  и
воспользовался ситуацией.  Со  своей  стороны  я  попытался  предпринять
кое-какие шаги, но поступил глупо.
   - Почему?
   Рихт посмотрел на мои сигареты.
   - Извините, но здесь не курят. Если желаете, можете пройти в сад.
   Я почувствовала себя как дома и  покорно  спрятала  пачку  сигарет  в
сумку.
   - Так почему вы поступили глупо?
   Клаус мрачно ответил:
   - Улетая тридцать первого декабря из Москвы, я  не  думал  ни  о  чем
плохом, полагал, что курьер, этот Олег Гладышев, попросту  не  рассчитал
время, застрял в пробке и сейчас нервничает где-нибудь на  дороге.  Если
бы не билет на самолет, я бы подождал его дома, но времени-то у меня  не
было. Уходя, я даже предупредил консьержку:
   "Если сейчас прибежит запыхавшийся  молодой  человек  по  имени  Олег
Гладышев, пусть немедленно катит в Шереметьево, я  буду  стоять  в  зале
отлета, под табло с расписанием".
   Брат Гарика честно промаялся в указанном месте до того момента,  пока
радио не заорало:
   "Господина Рихта, следующего рейсом  Москва  -  Бонн,  просят  срочно
пройти на посадку".
   Клаус побежал на паспортный контроль, но по  дороге  успел  позвонить
брату и сказать:
   - Твой Олег так и не приехал!
   - Ума не приложу, что случилось, - звенящим голосом ответил Гарик.
   - Ладно, не переживай, - попробовал успокоить его Клаус, - вернусь  в
Москву двенадцатого января, к этому времени Гладышев уж точно объявится.
Значит, провернем дело чуть позже.
   В указанный день Рихт прилетел в столицу России, уже зная,  что  Олег
пропал. Клаус решил предпринять собственное расследование, нанял парочку
детективов и пустил их по следу.
   Но ищейки вернулись ни с чем.
   - Они опросили почти  всех  людей,  которые  живут  или  работают  на
Рыльской улице, но никто ничего  особенного  не  заметил.  В  доме,  где
расположена моя квартира, находится поликлиника, поэтому народ  клубится
постоянно, а торговцы разглядывают лишь своих покупателей, за улицей  не
наблюдает никто. Было глупо выбрасывать деньги на наем детективов.
   Да уж, исчезни Олег в деревне, вот там сразу бы доложили, кто,  когда
и зачем шел по дороге, а на Рыльской улице никто ни на кого  не  обратил
внимания.
   - Нам с Игорем стало понятно,  что  Олег  украл  деньги  и  бежал,  -
закончил Клаус, - хотя не хочется плохо думать о людях, но это факт.
   - Может, кто-нибудь, узнав, что  Гладышев  имеет  при  себе  огромную
сумму, подговорил парня разделить ее  пополам?  -  тихо  спросила  я.  -
Пообещал вывезти его за границу, в Германию, к примеру!
   Рихт выпятил нижнюю губу, потом с гневом воскликнул:
   - На что вы намекаете? Явились  сюда,  чтобы  узнать  адрес  Олега...
Полагаете, это я украл доллары? Полмиллиона? Забрал у Игоря?
   - Ну  не  все,  -  я  постаралась  проявить  деликатность,  -  только
половину,  другая,  скорей   всего,   досталась   Олегу.   Знаете,   мне
безразлично, вор  вы  или  нет,  просто  нужен  адрес  Гладышева.  Очень
хочется, глядя ему в глаза, рассказать о том, как мы вместе с его женой,
вооружившись саперной лопаткой, мотались по Подмосковью,  пытаясь  найти
его тело. С Гариком  разбирайтесь  сами,  а  мне,  пожалуйста,  сообщите
координаты Олега.
   - Вы полагаете, что я обокрал брата?
   - Да, - кивнула я.
   - Родного человека? - не унимался Рихт.
   - К сожалению, это случается достаточно часто.
   - Но не со мной, - возмутился Клаус, - я  абсолютно  не  способен  на
такой поступок.
   - Олегу тоже казалось, что он любит жену и  сына,  а  увидел  чемодан
зеленых бумажек и про все забыл!
   Рихт медленно встал и начал расстегивать брюки.
   - Что вы делаете? - удивилась я.
   - Раздеваюсь.
   - Зачем?
   Клаус молча задрал рубашку и приспустил джинсы.
   - Видите на моей спине шрам?
   - Да, но при чем тут он?
   - Несколько лет назад, - ответил Рихт, одеваясь, -  у  меня  начались
серьезные неполадки с почками. Если говорить честно,  я  просто  умирал,
речь зашла о пересадке.
   Клауса положили в больницу и стали подыскивать донора, но, как назло,
ни один из органов, оказывавшихся в руках хирургов, Рихту  не  подходил.
Врачи терпеливо объясняли нервничающему больному, отчего это происходит,
говорили о редкой группе крови  с  отрицательным  резусом.  Но  Рихт  не
собирался вникать в подробности, ему стало ясно:  он,  скорее  всего,  в
ближайшее время умрет.
   Но потом случилось чудо.  Почка  нашлась,  операция  прошла  успешно.
Спустя недели три после нее великолепно чувствующий себя Рихт попросил:
   - Нельзя ли мне узнать имя донора? Я понимаю, конечно, что его нет  в
живых, скорее всего, он погиб в автокатастрофе, но  хочется  сходить  на
могилу, возложить цветы.
   Хирург неожиданно замялся, но потом все же сказал:
   - Да, вы правы, к  сожалению,  в  подавляющем  большинстве  доноры  -
жертвы катастроф или других чрезвычайных  обстоятельств,  но  иногда  на
помощь приходят родственники, в вашем случае было именно так.
   Клаус безмерно удивился:
   - Но у меня же никого нет, кроме матери, и я сильно  сомневаюсь,  что
Катерина могла отдать мне почку.
   - Госпожа Неуманн - женщина в возрасте, - пояснил врач, -  даже  если
бы она и изъявила подобное желание, оно неосуществимо.  Вас  спас  брат,
господин Сизов, он прилетел  из  России  и  лег  на  операционный  стол.
Кстати, он просил ничего не сообщать вам, но я счел нужным поставить вас
в известность.
   - Игорь подарил мне жизнь, - тихо закончил Клаус, -  я  в  неоплатном
долгу перед ним и с  тех  пор  изо  всех  сил  стараюсь  ему  помочь.  К
сожалению, видите сами, живу я более чем скромно и дать брату  денег  на
открытие собственного бизнеса не мог. Когда умерла моя  мать,  я  думал,
что она все же оставит мне часть своего огромного состояния, но Катерина
предпочла отдать деньги на благотворительность, она  ненавидела  меня  с
детства.
   И тогда я предложил Игорю вариант с наследством. Я  же  и  подготовил
все: необходимые бумаги, перевозку огромной суммы... Игорь  лишь  должен
был передать мне доллары.
   - Отчего же он поручил такое важное дело Олегу? Почему сам  не  понес
чемоданчик с долларами? - удивилась я.
   Клаус налил в свою чашку остывший кофе и грустно сказал:
   - Игорь очень наивен,  я  бы  сказал,  что  у  него  характер  скорее
женский, чем мужской. Эмоциональный, ранимый, нервный,  сентиментальный,
может заплакать от горя или  радости,  восторженный.  Брату  свойственно
идеализировать людей, он влюбляется моментально,  причем,  поймите  меня
правильно, я сейчас говорю не  о  сексе.  Нет,  Игорь  мог  проникнуться
мгновенной симпатией к абсолютно  постороннему  человеку,  сделать  тому
много хорошего  и  страшно  удивиться,  поняв,  что  "друг"  его  просто
использует. Сколько раз он разочаровывался в людях, и  не  сосчитать.  Я
предупреждал его:  не  следует  доверять  перевозку  денег  постороннему
человеку. Нет, он уперся, твердил: "Олег  -  мой  компаньон".  И  потом,
Игорь очень боится Завальнюка, считает, что тот за ним следит...
   Клаус залпом проглотил кофе и тихо закончил:
   - Ну и  что  получилось?  Где  теперь  сей  порядочный  гражданин?  В
Швейцарии? Лондоне? Вашингтоне? Мир велик!
   Он замолчал, было слышно, как громко тикают старинные настенные  часы
и кричат во дворе дети.

Глава 15

   - Вы можете поднапрячься и вспомнить, хотя  прошло  больше  года,  но
вдруг что-то запало в память.
   Клаус глубоко вздохнул:
   - Я очень  часто  прокручиваю  ленту  событий  назад,  но  не  нахожу
абсолютно никаких зацепок.
   До часу я пробегал по  городу,  заканчивал  дела  перед  отпуском.  В
полвторого явился домой  и  стал  ждать  Олега,  одновременно  складывая
чемодан.
   Изредка Клаус подходил к окну и выглядывал на улицу.  У  него  просто
есть такая привычка: ходит, ходит по комнатам, а потом  смотрит  в  окно
без всякой причины. Вот и тридцать первого декабря он не изменил  своему
пристрастию, но ничего интересного или настораживающего не заметил.
   По тротуару тек людской поток,  по  проезжей  части  неслись  машины.
Впрочем, последних было не так много. Большинство водителей предпочитает
пользоваться более широкой магистралью,  боятся  застрять  в  пробке  на
узкой Рыльской улице.
   - Совсем ничего особенного? - цеплялась я за последнюю надежду. -  Ну
вдруг драка или, скажем...
   - Нет, - покачал головой Клаус, - никаких чрезвычайных происшествий и
никаких неприятных  предчувствий.  Знаете,  некоторые  люди  утверждают,
будто они ощущают приближение беды. Так вот, я оказался не из их  числа.
У меня в тот  день  было  прекрасное  настроение,  все  радовало:  люди,
машины.
   - Что же веселого вы увидели на московской улице?
   - Да нет, ничего, просто люди бежали в разные стороны, словно  бодрые
тараканы, у каждого в руках были пакеты с покупками, кое-кто тащил елки.
Наверное, я просто заразился общим праздничным настроением.
   - А в машинах что веселого? - Я никак не могла успокоиться.
   - Тоже особо ничего, - покачал головой Рихт, -  ваши  люди  частенько
лепят  на  стекло  забавные  наклейки,  например,  улитку   невероятного
ярко-красного цвета и слова: "Еду, как могу".
   В Германии  дорожная  служба  не  разрешает  украшать  таким  образом
автомобиль, считается, что это опасно.  Другие  водители  начнут  читать
надписи и не заметят пешехода.
   Я кивнула.  Во  Франции  вас  тоже  незамедлительно  оштрафуют,  если
полицейский углядит на стекле веселенькую наклеечку, кстати, кажется,  и
у нас подобное украшательство не приветствуется, но русские люди  -  это
не законопослушные европейцы.
   - Чего только не увидишь, - покачал головой Клаус, -  как  вам  такой
вариант: "Трезвый Шумахер"? При этом  учтите,  что  надпись  красовалась
рядом с изображением толстомордого мужика, сидящего на пивной бочке!
   Я почувствовала дрожь в пальцах:
   - А где вы видели эту картинку?
   - На машине, - спокойно пояснил Клаус,  -  припарковалась  прямо  под
моими окнами.
   - У вас такое острое зрение? Увидели с высоты мелкие буквы!
   Клаус рассмеялся:
   - Вы хороший профессионал, вопрос не в бровь, а в глаз. Моя квартира,
к сожалению, на первом этаже. Несколько лет я безуспешно  просил,  чтобы
меня переселили в другую, но немцы такие бюрократы!  Вопрос  о  квартире
для дипломата решается не в посольстве,  а  в  министерстве  иностранных
дел. Пока прошение дойдет до нужного человека, пока вернется назад...  А
потом еще и откажут, напишут:  "Смена  адреса  не  приветствуется".  Без
всяких объяснений. Кошмарные люди, ей-богу, в России проще.
   Э, нет, дружок, тебе просто не требовалось, допустим,  посетить  ОВИР
или пересчитать пенсию в собесе. Сразу  бы  запел  иные  песни.  Но  мне
сейчас недосуг обсуждать чиновников, тем более  что  во  всем  мире  они
одинаковые. Наклейку "Трезвый Шумахер" подарил Олегу  Аркашка.  Гладышев
пришел в полный восторг и тут  же  налепил  дурацкий