- Хотела краску в три цвета, - не успокаивалась клиентка,  -  каштановый,
золотистый и розовый колер.
   - Вам не пойдет, - вздохнул Шлыков, - слишком молодежный вариант.
   - Намекаете на возраст! - взвилась тетка, угрожающе краснея.
   -  Что  вы!  -  воскликнул  мастер.  -  Ну  не  наденете  же  вы  кожаную
куртку-косуху и башмаки "танки".
   - Почему бы и нет? - возразила дама. Шлыков растерялся.  Пока  он  думал,
как лучше ответить, в разговор влезла Маня:
   - А помните фильм показывали, комедию с  Пьером  Ришаром?  Там  еще  одна
женщина, тоже старушка, на роликах каталась, а ее в сумасшедший дом забрали!
   Клиентка побледнела и принялась беззвучно открывать и  закрывать  рот.  Я
дернула Марусю и краем глаза заметила, как маникюрша Наденька отвернулась  к
окну, еле-еле сдерживая смех. Но Маша ничтоже сумняшеся вещала дальше:
   - Вот так и вас, бабушка, с розовой головой и рокерской курткой могут...
   - Марья, - зашипела я, - захлопнись.
   - А чего? - удивилась Маня.
   - Безобразие, - четко произнесла престарелая кокетка, - больше ни ногой в
этот вертеп! И платить не стану.
   Резко повернувшись, она вылетела за дверь.
   - Извините, - залепетала я, -  дочка  не  всегда  умеет  сдерживаться.  С
удовольствием оплачу работу, вы ведь из-за нас лишились денег...
   Но Шлыков отрицательно покачал головой и  захохотал  так,  что  в  салоне
задрожали стекла. Переставшая сдерживаться Наденька вторила ему  тонюсеньким
дискантом.
   - Ой, не могу, - утирал Костя слезы, - ну, Машка, иди сюда,  дай  я  тебя
поцелую! Сколько лет мечтал сказать старой жабе правду  и  не  мог!  Сначала
интеллигентность душила, потом жадность! Ну спасибо, уважила.
   - А Шлыков, - тарахтела Маня, подпрыгивая  от  восторга,  -  поглядел  на
Варьку и сказал: "Совсем не  обязательно  делать  операцию.  Можно  спрятать
недостатки". И вот - глядите. Лоб скрыли под челкой, на нос  очки  нацепили,
обувь велел на каблуках носить, чтобы ноги казались длинней. И вообще,  юбки
ей следует носить короче некуда!
   - Почему? - спросила тихо Таня. Я угрожающе подняла палец, но  Машка,  не
останавливаясь, ляпнула:
   - Потому что все станут на коленки пялиться и никто морды не  заметит.  В
столовой повисла тишина.
   - Это Костя так сказал, - влезла в разговор Варя, - кстати, вот...
   И она сунула матери под нос розовую бумажку с вензелем КШ.
   Таня принялась разглядывать счет, я воспользовалась моментом и, подмигнув
Мане, пошла в спальню.

Глава 17

   1247-я  больница  выглядела  крайне  убого:  масса  неказистых   домиков,
разделенных узкими дорожками. Решив, что больную с инсультом, скорей  всего,
должны были положить в неврологию, я пошла искать  нужный  корпус.  На  пути
пришлось преодолеть целую полосу препятствий: пролезть в щель между прутьями
забора, пробраться по узкой доске через довольно глубокую канаву, пройти  на
третий этаж по ужасающе скрипящей лестнице без перил... Словом,  когда  взор
уперся в приколотую табличку "Неврология",  мне  смело  можно  было  вручать
значок "ГТО".
   Внутри корпус выглядел не лучше, чем снаружи. Клинику строили в тридцатые
годы и, очевидно, с той поры  ни  разу  не  ремонтировали.  Широкий  коридор
радовал глаз "бодрящим"  темно-зеленым  колером  стен.  Двери  палат  стояли
открытыми настежь, и виднелись тесно  поставленные  железные  койки.  Где-то
метров через пятьдесят коридор расширялся, превращаясь в некое подобие зала.
   У окна громоздился длинный стол-конторка  с  компьютером.  Две  медсестры
сосредоточенно раскладывали по пластмассовым лоточкам разноцветные пилюли.
   - Здравствуйте, девочки, - бодро сказала я. Они даже не повернулись.
   - Скажите, где можно узнать,  у  какого  врача  лечилась  Елена  Костина?
Медсестры молчали.
   - У вас есть справочное бюро?
   Одна из медичек отмерла и, смерив  меня  с  ног  до  головы  уничтожающим
взглядом, процедила:
   - Во всяком случае, мы там не работаем. Я покосилась на компьютер.
   - Может, информация в машине?
   - Умные все какие стали, - вздохнула другая девица, - прямо Сократы.
   - А уж наглые! - подхватила другая. - Тут рук не хватает, так нет,  давай
этой искать информацию!
   Они  вновь  занялись  таблетками.  Из  палаты,  расположенной   напротив,
вылетела еще одна девчонка в кургузом, колом стоящем  на  теле  халатике.  Я
демонстративно вытащила из кошелька двадцать долларов и пропела:
   - Подскажите, как найти доктора, лечившего Елену Костину?
   Медсестра взяла зеленую купюру и вежливо осведомилась:
   - Знаете, когда она у нас лежала?
   - Почти три года тому назад, в июне. "Подвижница" схватила мышку и начала
поиск.
   - Тебе делать нечего? - хором спросили нелюбезные товарки.
   Не отрываясь от экрана, девушка  продемонстрировала  им  купюру.  Нахалки
моментально бросили пилюли и ринулись к конторке.
   - Чего же нас не попросили? - укорила одна.
   - Делов-то, файл открыть, - с сожалением добавила другая.
   - Костина Елена Никаноровна? - спросила моя помощница.
   - Да, - обрадовалась я.
   - А ее от нас в одиннадцатый корпус перевели, там и  лечили,  -  пояснила
сидевшая у монитора.
   Пришлось отправляться в обратный путь.
   Одиннадцатый корпус выделялся среди своих собратьев, как элитный доберман
в своре беспородных дворняжек.
   Аккуратно выкрашенное, похоже, только что отремонтированное здание  цвета
качественного сливочного масла. Палаты тут были на двоих,  вернее,  огромную
комнату разделяла стена из непрозрачного стекла. В каждом отсеке по кровати,
а душ и туалет общие,  почти  европейские  условия.  На  подоконниках  буйно
пылала  герань,  новенький  линолеум  блестел,  в  воздухе   пахло   хорошей
косметикой и еле уловимо больницей, а сидящая на посту медсестра  расплылась
при виде меня в самой сладкой улыбке.
   Я вновь раскрыла кошелек и через пару минут узнала необходимые сведения -
лечащим врачом  Костиной  оказалась  Яковлева  Надежда  Викторовна.  "Она  в
ординаторской, - щебетала девушка, - последняя дверь по коридору".
   Надежда  Викторовна  самым  спокойным  образом  пила   довольно   дорогой
растворимый кофе "Карт нуар".
   Одна из моих лучших подруг Оксана, хирург по профессии,  как-то  сказала,
что самое подходящее время для разговора с врачом - два часа дня.
   - Понимаешь, - объясняла подруга, - с утра все носятся как черти. Больные
анализы сдают, кое-кого оперируют,  процедуры  всякие,  перевязки...  Ну  ни
секундочки свободной. С четырех тоже не слишком удобно - начинаются вечерние
заботы - уколы, клизмы. А вот с двух до шестнадцати чудное время, тихий  час
после обеда. Все в кайфе, поели и балдеют. Врачи  -  от  того,  что  перерыв
наступил, больные - потому, что их временно лечить перестали.
   Надежда Викторовна не была исключением.  Проведя  в  хлопотах  утро,  она
вознаграждала себя чашечкой ароматного напитка.
   - Вы ко мне? - улыбнулась докторица. - Проходите, пожалуйста.
   Сев на любезно предложенный стул, я решила сразу брать  быка  за  рога  и
спросила:
   - Два года назад,  летом,  у  вас  лечилась  Елена  Никаноровна  Костина,
помните такую?
   Реакция  на  этот   вообще-то   совершенно   обычный   вопрос   оказалась
сногсшибательной. Женщина сравнялась цветом с халатом, в глубоко  посаженных
карих  глазах  заплескался  откровенный  ужас.  Красивая  рука  с  аккуратно
сделанным маникюром задрожала,  кофе  пролился  на  стол.  Удивленная  таким
поведением, я осведомилась:
   - Так как?
   - Не было здесь Костиной, - пробормотала Надежда Викторовна еле слышно.
   - Ну ничего себе, а компьютер выдает ваше имя.
   - Давно происходило, не помню,  -  отбивалась  Яковлева,  -  тут  больных
много. Поток идет, разве всех упомнишь!
   Но ужас в ее глазах стал еще больше, к тому  же  мелко-мелко  задергалась
щека.
   - Очень странно, - отчеканила я, - собственно говоря, меня направила сюда
Олимпиада Евгеньевна, мать Лены.
   - Не помню, - помертвевшими губами пробормотала терапевт.
   - У меня проблема с сестрой, - решила я слегка успокоить нервную даму,  -
такая же, как у  Олимпиады  Евгеньевны  с  Леной.  Кстати,  старшая  Костина
сказала, будто вы замечательный доктор и обязательно мне поможете!
   Внезапно пальцы Яковлевой разжались, керамическая кружечка шлепнулась  об
пол. Раздался звон, коричневая лужица растеклась у моих ног.
   - Нет, - вскрикнула Надежда Викторовна, -  и  не  просите!  Ни  за  какие
деньги не возьмусь!
   - За что не возьметесь? - тихо спросила я, вплотную придвигаясь к  столу.
- За что? Яковлева прикусила губу.
   - Так как? - продолжала я настаивать. - Если предложу, к  примеру,  много
тысяч долларов, откажетесь?
   - Господи, - зашептала врач, - господи...
   - Она ведь умерла, правда? - глядя в ее испуганные глаза, спросила я.
   Надежда Викторовна медленно, словно сомнамбула, кивнула.
   - Милая, - ласково прочирикала я, беря ее за потную, вялую  руку,  -  вам
совершенно не следует меня  бояться,  наоборот,  расскажите  правду,  станет
легче.
   - Кто вы? - прошептала Яковлева. - Из милиции?
   - Нет, нет, - поспешила  я  разуверить  собеседницу,  -  работаю  частным
детективом, к органам никакого отношения не имею,  ваша  тайна  умрет  между
нами. Но если вы сейчас не  раскроете  ее,  не  исключена  возможность,  что
придется давать показания в кабинете у следователя. А там очень неприятно  -
протокол, мебель, привинченная к  полу,  на  окнах  решетки...  Сколько  вам
заплатила Олимпиада Евгеньевна?
   - Ничего, - проблеяла потерявшая остатки разума дама, - ничего.
   - Как так? - изумилась я.
   Надежда Викторовна  вытащила  из  кармана  марлевую  салфетку,  тщательно
высморкалась и сказала:
   - Уж как потом мучилась, что согласилась, одному богу ведомо.  Иногда  по
ночам слышу шорох на лестнице и думаю: "Ну все, за мной идут".  У  вас  дети
есть?
   - Двое.
   - Значит, поймете меня. Если б не Чечня проклятая...
   - Давайте по порядку, - попросила я.
   Надежда  Викторовна  пробыла  замужем  всего  год,   потом   благополучно
развелась и никогда не сожалела о разрыве с мужем. Всю  любовь,  нежность  и
верность женщина отдала сыну Васеньке.
   Вася рос замечательным, беспроблемным мальчиком. Не  ребенок,  а  коробка
шоколадных конфет. Отлично учился, помогал по хозяйству, никогда не спорил с
матерью, не требовал дорогих игрушек и одежды... Милый, спокойный, он больше
всего любил рисовать.
   После школы он с легкостью поступил в институт.  Беда  грянула  в  начале
второго курса. Пришла  повестка  в  армию.  Надежда  Викторовна  ринулась  в
военкомат со справкой из  деканата,  но  сурового  вида  полковник  объяснил
встревоженной матери:
   - Военной кафедры в вузе нет, сын подлежит призыву.
   - Ему положена отсрочка на время учебы! - возразила Яковлева.
   - Сейчас идет война в Чечне, -  пояснил  чиновник,  -  президент  отменил
льготы.
   Представив себе близорукого, абсолютно беспомощного  Васеньку  в  прицеле
чеченского боевика, Надежда Викторовна чуть не лишилась  рассудка.  Спасибо,
помогли коллеги.
   Положили парня в отделение и дали справку о госпитализации. Дамоклов  меч
временно перестал висеть над головой сына. Но мать понимала, что  это  всего
лишь короткая передышка. Васе следовало выправить белый билет. Ругая себя на
все корки за то, что не  докумекала  до  этого  раньше,  Яковлева  принялась
искать выход, и он нашелся.
   Ее свели с одним пронырливым человечком,  берущимся  освободить  Васеньку
подчистую от воинской повинности. Проблема оказалась только в одном - жадный
самаритянин хотел за "доброту" десять тысяч долларов, и ни копейкой меньше.
   Работая врачом в "блатном" корпусе, Надежда Викторовна не бедствовала, но
запрошенных денег отродясь в руках не держала.  Яковлева  потеряла  покой  -
один призыв они проскочили, но ведь будет следующий.  Кое-как  поскребла  по
сусекам, наодалживала у друзей и собрала ровно половину -  пять  тысяч.  Где
взять остальные, она просто не представляла.
   Настал июнь. Второго  числа  к  ней  положили  молодую,  очень  "тяжелую"
женщину - Елену Костину. Надежда  Викторовна  была  хорошим,  добросовестным
специалистом, но в данном случае поделать  ничего  не  смогла.  Рано  утром,
около четырех часов, Костина скончалась.
   Яковлева села в ординаторской и принялась оформлять  необходимые  бумаги.
На душе скребли кошки. Впрочем,  подобное  случалось  с  ней  всегда,  когда
умирал пациент. Наверное, каждый врач изредка испытывает  подобные  чувства,
задавая себе вопрос: все ли сделал для несчастного человека?
   Неприятные раздумья прервало тихое царапанье в дверь.
   - Войдите, - сказала Надежда Викторовна.
   В дверь вдвинулась симпатичная сиделка, нанятая мужем другой пациентки  -
Харитоновой Валентины, тоже молодой, очень  тяжело  больной  женщины.  После
инсульта ее парализовало, но спустя некоторое  время  к  бедняжке  вернулась
речь. Пусть не слишком внятно, но она могла кое-как объясняться с  врачом  и
мужем. Впрочем, последний, блестящий адвокат и политик, не  слишком  баловал
жену посещениями. Хотя формально упрекнуть его было не в чем.
   Валентина лежала в отличных условиях, и, кроме больничной обслуги, за ней
ухаживала специально нанятая супругом сиделка - хорошенькая Сонечка.
   Увидав Сонечку, возникшую на  пороге  с  побледневшим  личиком,  Яковлева
испугалась. Самочувствие Харитоновой считалось, как говорят врачи, стабильно
тяжелым без отрицательной динамики. То есть ей просто было плохо и с  каждым
последующим днем не становилось лучше, впрочем, хуже тоже. Валентина  словно
замерла на нулевой отметке оси координат жизнь - смерть.
   - Что? - спросила Яковлева. - Что стряслось?
   У нее в  голове  моментально  мелькнула  картина  -  два  трупа  в  одном
помещении.  Валя  и  Лена,  лежавшие  на  койках,  разделенных  непрозрачной
стеклянной стеной, считались соседками по палате.
   Сонечка мягко улыбнулась и попросила:
   - Погодите бумаги оформлять.
   - Почему? - изумилась Надежда Викторовна.
   Соня села перед ней и ровным, спокойным голосом произнесла:
   - Тут девчонки шептались, вам деньги нужны, сына от армии отмазать?
   Доктор  отложила  ручку.  Никакого  особого  секрета  не  было,  коллеги,
естественно,  обсуждали  ситуацию  в  ординаторской.  Впрочем,  отношения  в
коллективе сложились отличные, все жалели Надежду Викторовну,  даже  открыли
для нее свои кубышки.
   - Могу помочь, - вкрадчивым голосом завела сиделка, - ровнехонько  десять
тысяч получите.
   - А процент какой? - поинтересовалась Яковлева.
   Несколько дней тому назад  ее  свели  с  ростовщиком,  но  наглый  парень
поставил просто невыполнимые условия - вернуть через три месяца в  два  раза
большую сумму.
   - Никакой, - пояснила Сонечка, - так дадут, и возвращать не потребуется.
   Помня поговорку о бесплатном сыре в крепкой мышеловке, Надежда Викторовна
спросила:
   - Кто же и за что облагодетельствовать хочет?
   - Один добрый человек за сущую ерунду, - в тон ей  ответила  Соня,  -  вы
послушайте, да сразу не отказывайтесь.
   Сиделка приблизилась к врачу и принялась излагать суть  дела.  Когда  она
закончила монолог, в комнате повисло молчание. Надежда Викторовна не  знала,
как отреагировать на услышанное. Ей иногда приходилось нарушать закон.  Пару
раз она укладывала в отделение абсолютно здоровых мужчин,  явно  прятавшихся
от сурового меча Фемиды, но то, что предлагала Сонечка, не лезло ни в  какие
рамки.
   Милая девушка обещала столь необходимую услугу за  "ерундовую"  операцию.
Умершую Костину следовало оставить в живых, а документы  о  смерти  выписать
на... Валентину Харитонову. Всего несколько строк, и десять тысяч в кармане.
   Видя колебания Яковлевой, Соня принялась "дожимать" доктора:
   - Абсолютно никто не узнает, сейчас еще пяти утра нет. Если спустим сразу
в морг, никому в голову не придет. В отделении только вы, я и Катя.  Да  она
спит без задних ног в сестринской.
   - Но мать Костиной, - попробовала возразить Надежда Викторовна.
   - Олимпиада Евгеньевна  согласится,  естественно,  за  мзду,  -  сообщила
Сонечка.
   - Придет Вениамин Александрович, - отбивалась доктор, - и все раскроется!
Соня продолжала улыбаться.
   - Считайте, что вам повезло. Сейчас только суббота начитается, заведующий
раньше понедельника не явится. А Харитонову заберут сегодня вечером.
   - Куда? - испугалась доктор.
   - Не волнуйтесь, - успокоила сиделка, - никто не хочет ей зла, отвезут  в
частную лечебницу. Великолепный уход, чудные условия, лучшие лекарства.
   - Но Харитонов поймет, что в гробу не его жена!
   Соня ухмыльнулась:
   - Не думаю, во-первых, женщины похожи, во-вторых,  смерть  меняет,  ну  а
в-третьих...
   Она замолчала, но Надежда Викторовна мысленно докончила  невысказанное  -
муж Харитоновой знает обо всем и, скорей всего, сам заказал "смерть" жены.
   - И еще ведь есть Павел, - добавила Соня.
   Павел Филонов работал в местном морге и слыл  настоящим  кудесником.  Под
его ловкими руками лица покойных преображались. Пулевое  ранение  в  голову,
черепно-мозговая травма, сильный ожог - ничего не  смущало  специалиста.  Не
поскупившиеся  родственники  получали  своих  покойных  мирно   спящими   со
спокойными лицами. Следы увечий и  тяжелых  страданий  исчезали  без  следа.
Врачи поговаривали, что из Павла мог получиться отличный хирург,  специалист
по пластическим операциям. Мужика сгубила любовь к бутылке. Раз в три месяца
он уходил в глухой запой и почти терял человеческий облик.
   -  Но  как  осуществить  такое  практически?  -  тихо  спросила   Надежда
Викторовна.
   - Очень просто, - ответила  Соня,  -  сначала  надо  переложить  Валю  на
кровать Лены, а Костину отправить в морг. Вам придется помочь, одной мне  не
справиться.
   С трудом перенеся тяжеленные тела, Надежда Викторовна  чуть  не  потеряла
сознание.
   - Идите отдохните, - велела Соня, - остальное не ваша забота.
   Яковлева доплелась до ординаторской и плюхнулась на  топчан.  Сон  пришел
сразу, навалился камнем. Очнулась женщина в восемь. Отделение ожило. Кровать
Харитоновой оказалась застелена чистым бельем, возле "Костиной" сидела Соня.
   Но в субботу вечером неожиданно прибыла Олимпиада Евгеньевна  и  устроила
скандал. Она с  воплем  накинулась  на  Надежду  Викторовну,  обвиняя  ту  в
некомпетентности.
   - Я вам категорически не доверяю, - кричала бывшая балерина, - завтра  же
увезу дочь!
   В воскресенье она действительно прибыла с машиной  и,  оставив  дежурному
врачу расписку, забрала "Лену".
   В понедельник за телом "Харитоновой" прибыл муж в окружении  кучи  людей.
Надежда Викторовна спустилась вместе со всеми в  приемную  морга  и  ахнула.
Павел расстарался на славу. Почти  все  лицо  несчастной  покрывал  огромный
бордово-фиолетовый синяк, нос слегка съехал набок, рот искривлен.  Волос  на
голове не оказалось, бритый череп прикрывал чепчик.
   - Боже, - только и  сумел  вымолвить  Олег  Андреевич,  отворачиваясь,  -
боже...
   Павел подошел к вдовцу и протянул конверт.
   - Простите, ничего не сумел поделать, вот ваши деньги. Иногда  вследствие
сильного мозгового кровотечения возникает жуткая гематома на лице и меняются
черты.
   - А волосы, - прошептал Харитонов, - где ее чудесные волосы?
   -  Реаниматологи  пытались  вернуть  вашу  жену,  -  пояснил   Павел,   -
использовали все средства. Ведь правильно  говорю?  -  спросил  он  вдруг  у
Надежды Викторовны.
   Яковлевой было некуда деваться,  пришлось  подтвердить  весь  этот  бред.
Впрочем, Харитонов не слишком слушал их объяснения, и, когда Павел предложил
закрыть  гроб  и  не  открывать  его  в  крематории,  Олег  Андреевич  сразу
согласился.
   Потом гример протянул безутешному мужу полиэтиленовый пакетик.
   - Тут все ее  драгоценности  -  кольца,  перстни,  ожерелье.  Откройте  и
пересчитайте. Вещи дорогие, чтобы потом претензий ко мне не было.
   Но адвокат замахал руками:
   - Нет, нет, наденьте на покойную. Она так любила цацки,  пусть  в