ков.
Банк поддерживает юные дарования, покупая у наиболее талантливых  картины  и
скульптуры. Семен Николаевич как раз хвастался новым протеже, обнаруженным в
Екатеринбурге, когда в кабинет вошла секретарша. На этот раз вместо конверта
в ее руках был бумажный пакет с веревочными ручками. Она  поставила  его  на
обитый зеленой кожей стол  и  удалилась.  Пересчитывать  деньги  в  подобной
ситуации не принято, и я положила пакет в большую сумку.
   Семен Николаевич проводил меня до двери, затем помялся и сказал:
   - Вы наш старый и очень уважаемый  клиент.  Банк  заинтересован  в  таких
вкладчиках, поэтому прошу вас: будьте осторожны. Как правило, люди,  которым
требуются крупные суммы мелкими купюрами, редко удовлетворяются  одноразовой
сделкой.
   Я округлила глаза и пропела сладким голосом:
   - Не понимаю, о чем вы! Плачу репетиторам дочери  по  десять  и  двадцать
долларов за урок, поэтому дома должны быть мелкие деньги.
   - Конечно, конечно, - поспешил согласиться управляющий.
   Из дома позвонила Войцеховским и потребовала к телефону Фриду.
   - Чего тебе? - рявкнула старуха.
   - Как там Рафаэлла?
   - Кто? - изумилась Фрида.
   - Ну, новая домработница, Валентина.
   - Нормально, сейчас мебель натирает.
   - А Полина?
   - Вчера Степка отвез ее в Качалинск.
   - Вот что, Валентина в  ближайшее  время  должна  находиться  дома.  Если
приедет Лена с Сержем, пусть спрячется в  комнате,  запрется  на  щеколду  и
никому не открывает. Запретите ей брать что-либо из рук Ленки: деньги, воду,
еду. А еще лучше прямо сейчас позвоните Радову, скажите, что  Степа  заболел
гепатитом, страшная зараза, и приезжать пока не следует. А Валю даже на пять
минут в магазин не выпускайте. И проверьте, нет ли утечки газа в подвале.
   - Что за чушь! - искренне изумилась старуха.
   - Фрида, - строго сказала я, - делайте, что велю.  Иначе  у  вас  в  доме
будет еще один труп. Представляете, как обрадуются соседи!  Им  хватит  пищи
для  разговоров  на  год.  Немедленно  звоните  Сержу  и  постарайтесь   его
уговорить.
   Старуха, помолчав, сказала:
   - Во что ты нас втравила! Ладно, будь по-твоему, позвоню.
   Нет, все-таки она молодец в таком возрасте совершенно ясная голова.
   С трех часов дня мы почти молча сидели у телефона. Как назло,  он  просто
разрывался. Сначала позвонила классная руководительница, чтобы узнать, что с
Марусей. Я наврала про грипп. Потом, словно почуяв беду, объявилась  Наташка
из Парижа. Ее трудно обмануть, подруга по голосу все  чувствует,  поэтому  с
ней фальшиво-бодро поговорила Зайка, сообщив,  что  я  в  гостях  и  вернусь
поздно. Затем начали трезвонить знакомые. Восемь человек  подряд!  И  каждый
выражал желание именно сегодня вечером прибыть в гости. Пришлось пугать всех
неведомой заразой с высокой температурой, приключившейся сразу у всей семьи.
   Ровно в 22.00 раздался долгожданный звонок.
   Я взяла трубку и попыталась придать голосу твердость:
   - Слушаю.
   - Дашуньчик, - Затрещала трубка, - сто лет с тобой не говорила...
   Это была старая институтская подружка. Она болтала  без  умолку,  а  я  в
ужасе глядела на часы: 22.05, 22.10.Тут Зайка выхватила трубку.
   - Хватит болтать, надоела, дура. И не звони больше.
   Не успели мы перевести дух, как  вновь  зазвонил  телефон.  На  этот  раз
знакомый бесполый голос недовольно сказал:
   - Не держите слова, мадам.
   - Простите, случайный звонок.
   - Вы готовы?
   - Да.
   - Значит, так. Садитесь в машину сына. Одна, без  сопровождающих.  Деньги
положите в хозяйственную сумку. Доедете до 20-го километра Минского шоссе. У
поворота на Баковку остановитесь и ждите. Вам позвонят в 23.00. Не занимайте
телефон. Предупреждаю, едете одна, без сына и невестки. Никакой милиции.  Не
послушаетесь - пеняйте на себя.
   - Ехать далеко, дорога плохая, могу не успеть.
   - Ваши проблемы.
   Я понеслась в гараж. Дорога, как назло, словно  маслом  намазана,  жидкая
грязь со снегом летит на ветровое стекло. "Вольво" - машина большая,  не  то
что юркий "Пежо". Кое-как выехав из гаража, я, молясь всем известным святым,
понеслась по шоссе. И, конечно, меня моментально остановил  гаишник.  Откуда
только он взялся, хорошо помню, что здесь никогда не было поста. Как  теперь
выкручиваться, доверенности на вождение "Вольво" нет!
   Мордастый милиционер потребовал права. Внимательно изучил их и спросил:
   - Куда следуете?
   - 20-й километр Минского шоссе, - не без удивления ответила я.
   Постовой помахал жезлом.
   - Езжайте, только аккуратно. Дорога - стекло.
   Хранимая  этим  дружеским,  совершенно  неожиданным  от  стража   порядка
замечанием, благополучно добралась до нужного  поворота  за  пять  минут  до
назначенного срока. В 23.00 запикал мобильный.
   - Где находитесь?
   - На повороте.
   -  Прекрасно.  Теперь  налево,  через  поселок  Переделкино,  попадете  в
Солнцево и на Юго-Запад столицы. Остановитесь у метро "Юго-Западная".  Звоню
в 23.30.
   Я  завела  мотор  и   поехала   по   узкой   и   темной,   спасибо   хоть
асфальтированной,  дороге.  И  снова,   возле   железнодорожного   переезда,
тормознул патруль. Что сегодня творится, столько милиции на улицах!  Сержант
равнодушно проверил права, велел выйти из машины и открыть багажник. Осветил
фонарем аккуратно уложенную запаску, огнетушитель, аптечку и спросил:
   - Куда следуете?
   - Метро "Юго-Западная". А что, сегодня открыли сезон охоты на "Вольво"?
   Сержант с абсолютно каменным лицом захлопнул крышку  багажника  и  сурово
проговорил:
   - Проезжайте.
   Кое-как  разобралась  в  дорожных  указателях,  добралась  до   метро   и
запарковалась у ларьков. Не успела стрелка  часов  прыгнуть  на  23.30,  как
зазвонил телефон. Точный, мерзавец.
   - Где стоите?
   - На углу улицы 26 Бакинских Комиссаров.
   - Так, следуйте по Ленинскому проспекту  до  Октябрьской  площади,  потом
мимо кинотеатра "Ударник", по Тверской, Ленинградскому  проспекту  до  метро
"Аэропорт". Звоню в 0.30. И без глупостей, слежу за вами.
   Он что, будет меня по всему городу гонять? У Дома мебели опять наткнулась
на гаишника. На этот раз спустила стекло и крикнула:
   - Еду к метро "Аэропорт", абсолютно трезвая.
   Милиционер, не спрашивая права, зачем-то  поглядел  на  номерной  знак  и
сказал:
   - Давай, двигай!
   В  другой  день  столь  странное  поведение  московских  постовых   могло
озадачить, но сегодня голова была забита другими  мыслями.  Через  пятьдесят
минут, отдуваясь и чувствуя, как онемели от напряжения  плечи,  остановилась
возле площади с памятником. Похититель не заставил себя ждать:
   - Теперь в первый переулок направо  и  выедете  к  Ленинградскому  рынку.
Машину поставьте у входа в универмаг. Дальше пойдете  пешком  на  территорию
оптовой ярмарки. Поставите сумку между контейнерами 9 и 8.
   - А Маша?
   - Будет ждать на выходе у ворот.
   - Ну уж нет! Деньги отдам, только когда увижу ребенка.
   - Мадам, - бесстрастно сказал голос, - не спорьте, иначе рискуете  вообще
никогда не увидеть дочь. Встреча через полчаса.
   Я  вытащила  носовой  платок  и,  размазывая  остатки  макияжа,   вытерла
вспотевший лоб. "Вольво" тронулся с места, но тут подъехал патруль.
   - Ваши права.
   Я молча протянула документы.
   - Куда следуете?
   - На Ленинградскую оптушку.
   Патруль включил сирену и умчался. Помешались они сегодня, что  ли?  Никто
денег не попросил. Что же творится в родимом Отечестве или их  так  напугало
заявление министра МВД о борьбе с коррупцией?
   Припарковав машину у темного универмага, я  по  узкой  дорожке  дошла  до
оптовки.  Стояла  пронзительная  тишина.  Ни  единый  звук  не  доносился  с
территории ярмарки. Не лаяли собаки, не мяукали кошки, не матерились  бомжи.
В эту ужасную январскую погоду все забились по щелям и крепко спали.  Только
я стояла посредине оптовки в промокших ботинках, сжимая в оцепеневших  руках
хозяйственную сумку со ста тысячами долларов.
   Нужные контейнеры оказались  как  раз  в  центре  небольшого  прохода.  Я
положила между ними сумку и быстрым шагом двинулась к воротам, от которых ко
мне молча метнулась знакомая фигурка. Схватив Маню в объятия  и  вдохнув  ее
знакомый детский запах, я едва не разрыдалась, но тут  на  ярмарке  внезапно
вспыхнул свет, и чей-то голос загремел откуда-то с неба:
   - Всем лечь на землю, руки за голову, ноги на ширину плеч. Вы окружены.
   Раздались выстрелы. Я рухнула  в  лужу,  прикрыв  собой  Марусю.  Девочка
шлепнулась на бок и ловко выползла из-под меня.  Свет  слепил  глаза,  голос
орал что-то невразумительное, по проходу с громким  матом,  стреляя,  бежали
абсолютно черные люди. Пули свистели в воздухе. Вдруг Маня дернула  меня  за
руку и ткнула пальцем в большой зеленый мусорный контейнер,  возле  которого
мы лежали в ледяной грязи. В мгновение  ока  подняв  крышку,  мы  юркнули  в
зловонные внутренности бачка и "задраили люк". Стало тише. В полной  темноте
схватились за руки и молча прижались друг  к  другу.  На  ярмарке  творилось
что-то невообразимое:  казалось,  туда  прибыла  артиллерия,  и  уже  рвутся
фугасы, а может, пошли в ход установки "Град".  Пару  раз  по  бачку  что-то
чиркнуло, громоподобный голос не умолкал. Пересыпая речь отборным матом,  он
велел кому-то сдаваться немедленно. Я сидела, онемев от ужаса, чувствуя, как
намокают джинсы, сапоги давно  наполнились  водой  и  противно  чавкали  при
каждом движении.
   - Мусечка, - прошептала Маня, - как ты?
   - Отлично, а ты?
   - Воняет очень.
   Да, пахло не розами. Если не откроем в  ближайшее  время  крышку,  просто
задохнемся. В этот момент над головой загрохотало, появился свет,  и  грубый
мужской голос произнес:
   - Вот они, ловко спрятались, молодцы. Вылезайте.
   Я поглядела вверх.  В  бачок  заглядывал  омоновец,  в  прорезях  черного
вязаного шлема поблескивали глаза. Я посильней вжалась в мусор, ни за что не
полезу в этот кошмар и Маню не пущу. Ведь неизвестно, кто они такие.  Парень
хихикнул:
   - Давайте вылезайте, принцессы помойки.  Все  позади.  Вы  ведь  Дарья  и
Марья?
   Мы закивали головами.
   - Меня полковник прислал, Александр Михайлович,  знаете  такого?  Давайте
скорей, а то воняет страсть!
   Он протянул нам  крепкую  лопатообразную  ладонь.  Не  знаю,  какая  сила
помогла нам с Марусей одним прыжком влезть внутрь. Наружу,  даже  с  помощью
смеющегося омоновца, еле-еле выбрались. Теперь мы стояли посреди оптовки.  Я
выгребла из кармана консервную банку. Никогда больше не буду есть  тресковую
печень, вся провоняла ею, пока сидела в бачке. Омоновец подтолкнул нас, и мы
на негнущихся ногах двинулись к выходу. Там у железных ворот стоял небольшой
микроавтобус и две "Волги". Возле одной из них, уткнувшись лицом в капот, со
скованными за спиной руками и  широко  расставленными  ногами  в  непонятной
полустоячей позе обнаружился мужчина.
   Омоновец ухватил парня за волосы и повернул его голову в нашу сторону:
   - Узнаете?
   Я вгляделась в молодое, порочно-красивое лицо. Белокурые волосы,  крупные
карие  глаза,  нежная  кожа,  мужественный,  как   на   рекламе   одеколона,
подбородок. Надо же, а я думала, это Кирилл.
   - Нет, впервые вижу.
   Омоновец впечатал голову парня в багажник.
   Раздался глухой стук и слабый стон.
   - Не надо его бить, - воззвала я к жалости омоновца.
   - Разве мы его бьем? -  удивились  стоящие  вокруг  милиционеры  и  пнули
задержанного по ногам, - так просто, шутим.
   Дверь второй "Волги" распахнулась, и я услышала хорошо знакомый голос:
   - Дарья!
   Я пошла на зов. В машине уютно  устроился  полковник.  В  салоне  приятно
пахло его сигаретами.
   - Садись, - сказал Александр Михайлович.
   Я влезла внутрь и втащила Марусю.
   - Ну что, - мирно осведомился полковник, -  конец  деятельности  частного
детектива?
   - Не понимаю...
   Александр Михайлович повел носом, как собака, потом сказал:
   - Дашутка, не могла бы ты оказать мне любезность?
   - Какую именно?
   - Выйди из машины и вытряхни из капюшона объедки, а то вонища жуткая.
   Я выскочила наружу и выполнила  просьбу  приятеля,  оставив  на  тротуаре
картофельные очистки, фантики, куски недоеденной  пиццы,  после  чего  снова
залезла в салон. Водитель громко чихнул. Полковник усмехнулся:
   - Да уж, аромат!
   - Посмотрим, как запахнешь, если полежишь в помойке, - огрызнулась я.
   - До сих пор Бог миловал от мусорных бачков, -  вздохнул  приятель,  -  и
потом скажи, ты всегда ходишь на дело в домашних тапочках?
   Я посмотрела на свои мокрые ноги и ахнула. Вылетела из дома  в  плюшевых,
мягких  башмачках.  Неудивительно,  что  они  насквозь  промокли.  Александр
Михайлович продолжал надо мной подтрунивать:
   - Странно, что надела джинсы с курткой. Тебе больше подошла бы  пижама  с
Микки Маусом, Не выдержав, я заорала:
   - Прекрати!
   И тут мы с Марусей дружно заревели.

Глава 31

   На следующее утро, в десять часов  я  сидела  у  полковника  в  кабинете.
Видимо, он провел здесь всю ночь, так как выглядел помятым и осунувшимся, но
лицо было, как всегда, чисто выбрито. Со  вчерашнего  дня  меня  преследовал
запах гнилья, хотя мылась уже пять раз, и я втянула носом воздух.
   Александр Михайлович, заметив это, хмыкнул:
   - Сейчас  благоухаешь  благородным  парфюмом,  не  то  что  накануне.  Мы
арестовали Кирилла Торова и Елену Ковалеву. Не удивляет?
   - Нет.
   - Ладно, - вздохнул приятель. - Давай сделаем так: расскажу, что знаю, но
ты тоже поделишься информацией. Сложим наши знания и получим истину. Идет?
   - Идет, - обрадовалась я, - только ты первый.
   Кирилл Торов родился в небольшом  селе  Ленинградской  области.  Отца  не
помнил, тот умер, когда мальчику исполнилось два года.  Мама  -  учительница
математики, растила сына одна. Она панически боялась, что Кирилла заберут  в
армию. Но страхи оказались напрасными. Сын легко  поступил  в  Ленинградский
медицинский  институт  и  великолепно  учился  до  третьего  курса.  Но  тут
стряслась беда. Как-то  раз  в  общежитии  Кирилл  повздорил  с  соседом  по
комнате. Началось с ерунды,  а  кончилось  дракой.  В  пылу  сражения  Торов
толкнул приятеля, тот поскользнулся и при падении ударился головой. В первый
момент будущий медик даже  не  понял,  что  сосед  мертв.  Оказалось,  убить
человека можно за одну секунду. По счастью, дрались они на глазах  у  других
студентов, и те на суде в один голос твердили о непредумышленности поступка.
Сам Кирилл глубоко раскаивался и горько плакал. Все это произвело  на  судью
впечатление. В результате приговор оказался до смешного мягким  -  два  года
общего режима. Торова отправили в Бологое. Мама-учительница прислала сыну за
все время всего одно письмо. "Ты не  оправдал  моих  надежд,  -  писала  она
аккуратным почерком на тетрадном листе, - навлек  позор  на  семью,  ты  мне
больше не сын". Она ни разу не приехала к нему  и  не  передала  даже  пачки
печенья.
   Колония - тяжелое испытание  для  молодого  парня,  попавшего  на  скамью
подсудимых   по   неосторожности   и   глупости.   Вдвойне   трудно,   когда
отворачиваются родственники. Первое  время  парень  чуть  не  плакал,  когда
"коллеги"  притаскивали  сумки  с  продуктами  или  получали  письма.  Потом
обозлился и научился кулаками отбивать у  зеков  сигареты,  чай  и  колбасу.
Начальник лагеря, узнав, что Торов недоучившийся врач, отправил его работать
в санчасть. И здесь судьба подкинула мальчишке козырную карту.  Санитаром  в
местной больничке числился непонятный человек - Иван Георгиевич  Петухов.  С
фамилией этому зеку явно не повезло, но  никто  из  "сидельцев"  не  смел  и
помыслить назвать его петухом.
   Начальник лагеря и воспитатели  вежливо  раскланивались  с  замухрышистым
мужичонкой, и скоро Кирилл понял, что именно Петухов негласный хозяин  зоны.
Неизвестно за что, но Иван Георгиевич полюбил Кирилла.
   - Держись подальше  от  урок,  -  поучал  он  парня,  угощая  неслыханным
деликатесом: бутербродом с маслом и сыром, - отсидишь свое, пойдешь учиться.
   Полтора года Петухов держал при себе "студента",  так  прозвали  на  зоне
будущего врача. Но, отбыв срок,  прежде  чем  выйти  на  свободу,  очевидно,
шепнул кому надо пару слов, потому что к юноше никто не привязывался.  Через
месяц после освобождения Ивана Георгиевича Кирилл получил первую  посылку  с
воли: картонный ящик с сахаром, маслом, сигаретами, чаем и  сухой  колбасой.
На дне лежали два куска мыла, пара  белья,  носки  и  тренировочный  костюм.
Озлобившийся парень  рыдал,  как  ребенок.  Затем  стали  приходить  письма.
Крупным, четким почерком мужчина писал о незамысловатых новостях и передавал
приветы. Рядом с подписью всегда стояли телефон и адрес.
   Ясное дело, что после освобождения Кирилл приехал в Москву,  в  небольшую
квартирку  на  Песчаной  площади.  Через  пару  дней  он  понял,  что  Ивана
Георгиевича ценят не только на зоне. Один  телефонный  звонок,  другой  -  и
Кирилла зачислили в медицинский институт на третий курс, дали общежитие. Еще
звонок, и вот в руках у Кирилла абсолютно  чистый  паспорт,  без  каких-либо
пометок.
   - Никому не рассказывай о судимости, - наставлял Петухов, - в случае чего
говори, что из Ленинградского меда выгнали за неуспеваемость, потом попал  в
армию. А теперь взялся за ум и хочешь учиться.
   Парень слушался  наставника  беспрекословно.  Успешно  продирался  сквозь
частокол знаний. Когда на пятом курсе он показал Петухову зачетку  с  одними
"отлично", тот крякнул и похлопал  любимца  по  плечу,  а  вечером  повез  к
милейшей старушке - Евдокии Петровне. За небольшую сумму  баба  Дуся  готова
была признать Кирилла внуком и прописать к себе.  Кому  и  сколько  заплатил
Иван Георгиевич, неведомо, но к  лету  Кирилл  уже  преспокойно  проживал  у
"бабушки".
   Затем жизнь слегка дала крен. Петухова, которого Кирилл уже считал  своим
отцом, снова посадили. На этот раз  он  загремел  за  Урал.  Молодой  доктор
регулярно посылал посылки, каждые три дня писал письма и в  положенный  срок
приехал на свидание. Иван Георгиевич глянул на Кирилла и сказал:
   - Я в тебе не ошибся. Уж очень ты на моего погибшего сына похож.
   Время шло, мотал срок Иван Георгиевич, работал в поликлинике  Кирилл.  Но
тут грянула перестройка.  Ворота  лагерей  распахнулись.  Петухов  вышел  на
свободу. Неожиданно оказалось, что у него припрятана тугая копеечка. Как  по
мановению волшебной палочки появилась шикарная квартира, дача, автомобиль, а
сам урка начал заниматься торговлей и превратился в уважаемого  коммерсанта.
Как-то раз вечером он позвонил Кириллу.
   - Тебе пора жениться, - сообщил благодетель, - и невеста есть подходящая.
Собирайся, поедем в гости.
   Так Кирилл познакомился с Дианой. Не успели  сыграть  свадьбу,  как  Иван
Георгиевич погиб. Кто-то из бывших приятелей нанял  киллера,  и  тот  метким
выстрелом снес "коммерсанту" полчерепа. Никогда, ни до, ни после, Кирилл  не
убивался  так,  как  на  Ваганьковском  кладбище,  когда  шикарный  гроб  на
полотенцах  опускали  в  могилу.  После  смерти  названого  отца  на  Торова
посыпались неприятности. Оказалось, что денег особых у него нет.  Решительно
настроенные кредиторы  сообщили  о  гигантских  долгах  Петухова  и  забрали
квартиру, дачу и машину. Кирилл попробовал сопротивляться, но ему намекнули,
что можно потерять не только деньги, но и здоровье в  придачу.  В  одночасье
доктор опять стал нищим, как в студенческие годы. Комизм положения состоял в
том,  что  формально  у  него  имелось  все.  Он  жил  с  женой  в  шикарных
апартаментах, водил новенький "Мерседес", а по  воскресеньям  жарил  шашлыки
возле двухэтажной дачи. Но  реально  ему  принадлежала  только  квартира  на
Планетной улице, оставленная бабой Дусей.  Доктор  отлично  понимал,  что  в
случае развода окажется в двух комнатах с небольшим чемоданом.
   Отношения с Дианой тоже складывались не самым лучшим образом. Вспыльчивая
и капризная, она не упускала случая попре