извиняться.
   Я вытащила из мусора то,  что  осталось  от  талисмана.  Ум  отказывается
верить в подобное, но,  похоже,  камень  непонятным  образом  раскалился  и,
прожигая кожу, спас меня от большой беды. Без него  я  спала  бы  сейчас  на
нарах, и домашние никогда не узнали бы, куда подевалась мать.
   Положив талисман в комнате на стол, я заползла под  пуховое  одеяло  и  с
наслаждением вытянула ноги. Ну и приключение! Хорошо хоть жива  осталась.  А
камень? Да нет, просто совпадение: говорят, иногда предметы самовозгораются.
Здесь скорей всего именно  такой  случай.  Потому  что,  если  признаю  факт
колдовства и роль в последних событиях талисмана, то придется уверовать и  в
действие вонючей ямбы.

Глава 28

   Я  старалась  заснуть,  но  уставшие  ноги   гудели   и   ломило   спину.
Проворочавшись в бесплодных попытках уютно забыться, я влезла  в  тапочки  и
пошлепала на кухню. Там висит аптечка, найду  радедорм  или  валокордин,  на
худой конец. В доме царил ночной покой. Собаки мирно спали  наверху,  только
верный Хучик, покачиваясь на кривоватых лапках, решил сопроводить меня вниз.
   В коридоре первого этажа не горел свет. Обычно между  кухней  и  комнатой
Катерины мерцает неяркая сорокаваттовая лампочка. Мы стали зажигать ее после
того, как один из гостей, пробираясь впотьмах на "пищеблок", ошибся  дверью,
влез к Кате и перепугал кухарку до смерти.
   Я шла, осторожно держась за стенку. Темнота - глаз выколи. В этот  момент
раздался обиженный визг  Хуча.  Бедный  мопс  отчего-то  взвыл.  Мои  пальцы
нащупали выключатель, и коридор озарился светом.
   Прямо  перед  моим  носом,  на  расстоянии  вытянутой  руки  стояла  Нина
Сундукян. У ее ног заливалась плачем собачка. Очевидно, женщина наступила  в
темноте на несчастное животное.
   - Что вы тут делаете? - отчего-то шепотом спросила я, оглядывая поэтессу.
   Одета она более чем странно - черные брюки, свитер и какие-то  непонятные
трикотажные кроссовки. Приглядевшись, поняла,  что  поверх  обуви  нежданная
гостья натянула шерстяные носки.
   - Что вы тут делаете? - повторила я, пятясь задом.
   - Тише, тише, - бормотала Нина, вытягивая руки,  -  не  надо  нервничать,
решила узнать, почему вы покинули  деревню,  волновалась,  не  случилось  ли
чего!
   В четыре утра?
   - Пойдемте в комнаты, - приговаривала поэтесса.
   - Слушайте, - взорвалась  я,  -  да  что,  в  конце  концов,  происходит?
Покиньте немедленно мой дом! Да скажите вашему негодяю и мошеннику  Николаю,
что не собираюсь принимать участие в оргиях и гипнотических  сеансах!  Пусть
дурит кого угодно, но не меня. А теперь убирайтесь отсюда!
   - Зря вы так, Даша, - прозвучал густой, обволакивающий голос.
   Из кромешной  темноты  коридора  в  робкий  круг  света  ночника  вступил
Николай. На руках мерзавец держал Верочку. Девочка спала,  неудобно  откинув
назад болтающуюся на тоненькой шейке головку.
   На секунду я оторопела. Шабанов быстро взглянул на меня и спросил:
   - Чувствуете, как жарко сегодня?
   По  жилам  моментально  поползло  коварное  тепло.  Понимая,  что  сейчас
провалюсь в сон, я изо всей мочи заорала дурниной:
   - Караул, на помощь,  спасите,  воры!  В  глазах  Нины  мелькнуло  легкое
удивление, но потом поэтесса сказала:
   - Она блефует, Коля, живет одна!
   - Знаю, - отмахнулся Николай и вкрадчиво поинтересовался:
   - Ноги-то не держат?
   Колени подломились, и я села на пол, силы  покидали  тело  с  невероятной
быстротой. На последнем издыхании я завопила:
   - Сюда, убивают!
   Послышался топот, лай, к кухне спешили Снап  и  Банди.  Увидав  несущихся
собак, Николай немедленно выпустил Веру. Девочка упала на ковер  и  осталась
лежать, сонно посапывая. "Отец" вытянул руки и резко приказал:
   - Стоять!
   Псы словно налетели на невидимую преграду. Секунду  они  обалдело  трясли
головами, потом обвалились на задние ноги и жалобно заскулили.
   - Стоять! - еще раз приказал Николай - Тубо, место.
   Но на лестнице уже слышались возбужденные голоса. На первый  этаж  бежали
домашние в разной степени раздетости.  Зайка  в  черной  кружевной  сорочке.
Только вчера прибывший из  больницы  Кеша  в  халате.  Алиска  в  элегантном
неглиже и Манюня в уютной фланелевой пижаме.
   В глазах у Николая на секунду появилось замешательство.
   - Ну что происходит-то? - сердито  осведомился  Кеша.  -  Чего  спать  не
даешь? Где воры?
   Отчего-то у меня язык прилип к гортани, а руки повисли плетьми.
   - Мать! - гневно продолжал вопрошать сын, и тут его взгляд  наткнулся  на
Нину и Николая.
   Рука  Аркадия  моментально  потянулась  влево,  тут  в  простенке   висит
небольшой стационарный аппарат. Но Николай пришел в себя и очень  приветливо
произнес:
   - Не стоит волноваться. Мы из санэпидемстанции, приехали травить крыс.
   - Крыс? - взвизгнула Алиска. - Ну, я торчу, как ты ныряешь!  Да  нет  тут
никаких грызунов и не было никогда! Кешка, звони скорей в милицию!
   - Вот же они, целое стадо, - указал Николай пальцем на дорожку.
   Секунду домашние тупо глядели вниз, потом  Зайка  заорала  нечеловеческим
голосом и бросилась к входной двери. За ней, вопя от ужаса,  ринулась  Маня,
Кеша и Алиска понеслись следом, подпрыгивая на  ходу  и  потрясывая  ногами,
будто на них и впрямь повисли мерзкие, длиннохвостые зверьки.
   Я продолжала сидеть, ничего не понимая.
   - Идите во двор гулять, - приказал Николай собакам.
   Снап и Банди дружно устремились наружу.
   - Ай-ай-ай, нехорошо врать, - причмокнул  Николай.  -  У  тех,  кто  меня
обманывает, потом голова болит.
   Моментально у меня заломило виски и в глазах замелькали черные точки.
   - Нина, - велел "Учитель", поднимая меня с пола, - бери девочку и  быстро
в машину.
   Сундукян  наклонилась   к   Верочке,   но   потом   почему-то   принялась
быстро-быстро отряхиваться, приговаривая:
   - Прочь, прочь, прочь.
   - Нина, - строго велел "Отец", - никого нет!
   - А по-моему, есть! - раздался громовой  голос.  -  Беги  скорей,  сейчас
искусают! Сундукян заорала и вылетела во двор.
   - Шабанов, - произнес тот же голос, - смотри сюда.
   Из гостиной в коридор шагнул Мельниченко. Николай дернулся и уставился на
профессора. В полной тишине мужчины буравили друг друга взглядом -  так  две
огромные собаки выясняют, кто в стае главный.
   По лбу Мельниченко потек пот. Моя головная боль стала невыносимой, в ушах
звучал колокол, в глазах метались черные точки.
   Внезапно профессор слегка покачнулся.
   - Ага! - хрипло выкрикнул Николай.
   Андрей Николаевич начал поднимать ко лбу дрожащую руку. И  тут  из  своей
комнаты, словно тень отца Гамлета, возник Филя. В руках колдун нес  странный
блестящий диск на цепочке.
   - Дух Мумо! - завыл шаман. - Да ослабнет злая сила...
   Мельниченко опустил руки и снова уперся взглядом в  Николая.  Филя  качал
диском. Шабанов напрягся, колдун и профессор взмокли. Я сидела на полу почти
ослепшая от боли.
   Неожиданно в коридоре появилась муха.  Противно  жужжа,  она  уселась  на
голову Николая, но тот ничего не заметил. Вдруг  раздался  громкий  стук,  и
Шабанов кулем рухнул на пол.  Над  ним,  ухая  от  удовольствия,  возвышался
Фредди со скрученным трубочкой журналом "ТВ-парк" в правой лапе.
   Филя остановил маятник. Мельниченко в изнеможении прислонился к стене.
   - Следует признать, - пробормотал он, переводя дух, - если бы  провидение
не послало нам мартышку, мы могли бы и проиграть.
   - Никогда, - твердо заявил Филя. - Он уже стал  слабеть,  но  все  равно,
Фредди, негодник, иди сюда, я тебя поцелую.
   Это были последние услышанные мной слова. Нестерпимая боль  разлилась  по
всему телу, и я наконец потеряла сознание.
   - Даша, - раздался голос, - открой глазки.
   Я села на диване и оглядела комнату.  В  просторной  гостиной  столпились
домашние, успевшие надеть халаты.
   -  Голова  болит?  -  спросил  профессор.  Я  осторожно  прислушалась   к
внутренним ощущениям.
   - Нет.
   - Вот и славно, - удовлетворенно заметил Мельниченко.
   В кресле, выдвинутом на середину комнаты, в  странной  позе  с  поднятыми
вверх руками сидел Николай. Лицо его хранило торжественное спокойствие.
   Я испугалась.
   - Привяжите его веревкой.
   - Не стоит, - спокойно сказал Мельниченко, - он в глубоком трансе.
   - Его держит дух Ко, - пояснил Филя. - Пока не скажу, не отпустит!
   Из моей груди вырвался тяжелый вздох.
   - Почему он так странно сидит, задрав руки?
   - Он их не чувствует, - ответил Андрей Николаевич, - ему удобно,  приятно
и тепло. И сейчас мы выясним у него, зачем ворвался в наш дом. Скажи, как...
   - Стойте, - воскликнула я, - а Нина?
   - Она спит, - сообщил Филя, - я же предупреждал вас, Даша, об опасности и
велел носить рору.
   - Камень почернел и обжег мне грудь! Колдун округлил глаза.
   - Значит, опасность оказалась так велика, что он самоуничтожился,  спасая
вас!
   - Ничего не понимаю, - вклинился в разговор Кеша.
   - А  и  понимать  не  надо,  -  заявила  Зайка.  -  Даша  снова  занялась
расследованиями, а результат всегда одинаков!
   - Ты их знаешь? - взвизгнула Алиса. - Знакома с  этими  сволочами?  Да  я
чуть не умерла, не представляешь, сколько тут крыс было!
   - Они тебе только казались, - отбивалась я.
   - Все равно страшно. - вздохнула Машка, - целая стая, бежали, шевелились,
хватали за ноги...
   - Вот что, - каменным голосом изрекла Алиска,  -  сейчас  немедленно  нам
рассказываешь, что знаешь, а потом  допросим  негодяев,  под  гипнозом  живо
правду выложат.
   - Надо передать их в руки милиции, - сказал Кеша, -  мы  не  имеем  права
проводить подобные процедуры. Это незаконно.
   - А они имеют право шастать ночью по дому и  пугать  людей  грызунами,  -
вскипела балерина. - Молчи лучше, адвокат раздолбайский.
   - Точно, - пискнула Маня, - обязательно допросить.
   - Ладно, - прервал дискуссию Филя, - только пусть вначале Даша  расскажет
всю правду. И учти, сразу почувствую, когда врешь!
   - Да-да, не вздумай врать, - в голос закричали домашние.
   Марья Сергеевна  и  Света  поближе  подвинулись  друг  к  другу.  Ирка  и
Катерина, боясь Алиски, робко подслушивали у дверей.  Хорошо  хоть  Серафима
Ивановна не спустилась, впрочем, она беспокоится  только  о  близнецах,  все
остальное старушку не колышет.
   Провожаемая сердитыми взглядами домашних, я подошла к буфету  и  вытащила
сигареты.
   - Послушай, - взорвалась Зайка.
   - Пусть курит, - разрешил Кеша, - давай, мать, раскалывайся.
   И я рассказала им все. После моей исповеди настал час  покаяния  негодяя.
Мельниченко снова поднял ему руки вверх и спросил:
   - Ваша фамилия?
   - Шабанов, - прозвучал бесстрастный ответ. Все обратились в слух.

Глава 29

   И   дед,   и   прадед,   и   прапрадед   Николая    обладали    странным,
сверхъестественным даром - могли  управлять  другими  людьми,  подавлять  их
волю. Слыли Шабановы и знахарями, запросто лечили болезни. Необычный  талант
передавался в семье только по мужской линии. Девочки же ничем не выделялись.
Отчего-то в семье мальчики рождались  только  у  сыновей,  а  многочисленные
дочери, в свою очередь, производили  на  свет  только  девочек.  Впрочем,  у
прапрадеда, прадеда, деда и отца Шабановых было всего по одному  наследнику.
Иногда генетика давала сбой. Отец  Николая  получился  человеком  совершенно
ординарным, зато Коле достался великий талант.
   Но любые данные господом способности можно использовать как во благо, так
и во зло, здесь уже сам человек выбирает, по  какому  пути  идти.  Прапрадед
Емельян был старообрядцем, прадед Михаил стал  православным  священником.  И
Емельян, и Михаил жили праведно, прихожане почитали их, будто святых.  Да  и
как было не удивляться, если и тот и другой исцеляли  страждущих.  Дед  Иван
стал сектантом. Его религиозный фанатизм  достиг  апогея,  и,  начиная  свою
жизнь простым церковнослужителем,  к  тридцати  годам  мужик  возгордился  и
создал собственную "веру".
   Свою паству он держал в кулаке, считая шаг вправо, шаг влево побегом.  Но
Иван был верующим человеком из тех, кто, желая ближнему добра, загоняет того
на молитву кулаками.
   Николай получился совсем особенный. В три года дед отнял его  у  Раисы  и
начал воспитывать "под себя". К  семи  годам  ребенок  уже  кое-что  умел  и
беззастенчиво пользовался этим умением. Например, заставлял девочек  таскать
на кухне сахар и приносить ему. Воровок ловили и били ремнем,  но  дед  лишь
посмеивался, когда "преступницы" сообщали, что Николай их "толкает глазами".
   Лет в двенадцать Колька окончательно понял,  как  ловко  может  управлять
людьми. Дед  постепенно  делился  с  ним  знаниями,  вручил  древние  книги,
передающиеся в семье из поколения в  поколение.  Частенько  они  уезжали  за
город, в крохотную деревушку. От большого села, где когда-то служил  Михаил,
не осталось почти ничего,  сохранился  лишь  дом  священника.  Целыми  днями
старик таскал мальчишку по лесу, объясняя, где какую травку искать и на  что
она годится.
   Бог наградил Николая не только исключительными возможностями, но и  ясным
умом. Мальчишка великолепно учился в школе и со второго  класса  всегда  мог
сделать так, что учитель не вызывал его к доске.
   Но все же детство Коли нельзя назвать  счастливым.  Он  никогда  не  знал
родительской ласки. Отец, полностью подчиненный  дедом,  боялся  лишний  раз
сказать сыну теплое слово, мать же  тихо  ненавидела  ребенка.  Ни  о  каких
поцелуях, песенках на ночь,  веселых  днях  рождений  и  речи  не  шло.  Дни
пробегали одинаково - раннее вставание, обливание  ледяной  водой,  поход  в
школу, потом занятия с Иваном.
   Питались скудно: кашами на воде и хлебом, одевались словно  нищие,  спали
мало на жестких кроватях, не имели радио, телевизора...
   Весь уклад жизни была призван  сделать  людей  аскетами,  равнодушными  к
земным благам. Но странным образом такая жизнь  способствовала  появлению  у
Николая совсем иных качеств.
   Мальчик ходил в обычную  школу  и  с  завистью  поглядывал  на  новенькие
портфели одноклассников. У него самого через плечо болталась  сумка,  сшитая
Раисой из холстины. На большой перемене дети, толкаясь, бежали  в  столовую.
Коля оставался в классе, дед запрещал есть сосиски, а скрыть факт  посещения
буфета невозможно.
   По  субботам  Иван  ставил  мальчишку  на  колени  и,  прожигая  глазами,
приказывал:
   - Кайся.
   Затем следовала порка, так, на всякий случай, чтобы боялся. Но,  несмотря
на это, парнишка обожал деда и ненавидел  всех  родных.  Правда,  иногда  по
ночам в детскую голову закрадывалась мысль: как хорошо все будет, когда  дед
умрет.  Николай  тогда  возьмет  секту  в  свои  руки  и  заживет   в   свое
удовольствие. Сектанты станут трудиться, а он - прожигать денежки.
   Религиозных заморочек мальчишка оказался лишен начисто.
   Потом произошло непредвиденное. Смерть отца, разгром секты, пребывание  в
детдоме.
   Приют не испугал Николая. Соседом по комнате оказался тихий  Жора  Рощин.
Коля просто  ставил  эксперимент  на  мальчике,  проверял,  насколько  может
подчинить другого своей воле. Оказалось - полностью.
   Жора покорно  делал  за  него  уроки,  убирал  постель,  отдавал  сладкие
пирожки. Смеха ради Колька заставил  его  убить  хомячков,  кошку  и  бедную
дворнягу. Но тут что-то в Жоркиной душе сломалось, и наступила расплата.
   На суде Колька казался спокойным, понимая, что с целым залом ему пока  не
справиться. Времена, когда он станет шутя  управлять  толпой,  еще  впереди.
Парень только усмехался, слушая, как народные заседатели - врач и военный  -
изо всех сил хотят запихнуть его в колонию на десять лет. Отчего-то  в  душе
жила уверенность - строгая судья на его стороне.
   Так и вышло, он получил по нижнему  пределу.  В  "малолетке"  Николай  не
слишком  страдал.  Местный  доктор,  пораженный  до  глубины  души   умением
мальчишки купировать любую боль взглядом, пригрел странного  "сидельца"  при
больнице. Более того, снабдил его учебниками по медицине. Николай  тщательно
проштудировал книги и  с  подачи  того  же  доброго  доктора  сдал  экзамены
экстерном за медицинское училище.
   - Иди в институт после освобождения, - убеждал наставник.
   Но Шабанов рассудил иначе. Зачем ему учеба? Еще с  детства  решено  -  он
создаст свою секту и заставит людей работать на себя.
   Выйдя на свободу, первым делом Шабанов начал разыскивать родных. Дед умер
в лагере,  так  и  не  дождавшись  конца  срока,  мать  отреклась  от  сына,
оставались сестры. И если Людмилу он нашел сразу, то Танюшку искал  довольно
долго. Девочку отдали на воспитание в другую  семью,  и  она  совершенно  не
помнила настоящих родителей.
   Николай был необычайно злопамятен, однако в его душе все же  существовали
какие-то принципы, или, как говорят в таких случаях, "понятия". После выхода
на свободу в голове его прочно засела мысль:  следует  отомстить  всем,  кто
запихнул его за решетку, но надо и отблагодарить  тех,  кто  помог.  Правда,
последних оказалось немного - всего лишь судья Анна Перфильевна.
   Достать ее адрес оказалось предельно просто.  Коля  поехал  в  канцелярию
суда,  и  женщина-инспектор  выдала  требуемое.  Причем  она,   подняв   все
документы, сообщила имена  и  координаты  народных  заседателей  -  генерала
Рыклина и врача Калерии Львовны.
   Николай даже не удивился тому, с какой легкостью служащая  нарушила  ради
него должностную  инструкцию.  К  этому  времени  он  уже  великолепно  умел
подчинять людей своей воле. Но лучше всего поддавалась влиянию родная сестра
Мила.
   Николай пришел к ней в общежитие, когда  девушка  уже  перешла  на  пятый
курс. Он давно знал, где живет и учится сестра, но до поры общение с ней  не
представлялось необходимым. Шабанов был занят другим - в брошенной  деревне,
где когда-то имел приход его прадед, он начал создавать "обитель путников".
   Начав  проповедовать,  Шабанов  только  удивлялся  людской   глупости   и
доверчивости.  Десятки  людей  пошли  за  "Отцом"  и  "Учителем".   Конвейер
заработал. "Путники" отдавали Шабанову нажитое и селились в деревне.  Другие
горбатились на работе, принося устойчивый доход.
   У Николая оформилась и цель -  собрать  побольше  средств  и  рвануть  за
рубеж. Миллиона долларов ему хватит на первое  время,  а  среди  иностранцев
тоже полно истериков, кликуш и просто несчастных людей.
   Совершенно случайно доморощенный экстрасенс узнал, что в одной  группе  с
Людмилой учится дочь генерала  Рыклина  -  Тамара.  Подивившись  на  гримасы
судьбы, Николай принялся думать, как можно использовать  этот  факт.  Тамара
спокойно закончила институт, влюбилась, вышла  замуж,  забеременела.  И  тут
Шабанов догадался, как побольней ударить генерала.
   Людмиле  дается  приказ  соблазнить  Леонида.  Мила   покорно   исполнила
требуемое, она абсолютно подчинялась брату.
   Редкий молодой мужчина устоит, когда интересная женщина вешается  ему  на
шею. Леонид не стал исключением, наверное, думал, что дело кончится  легким,
необременительным романом. Но вышло по-иному.
   В день смерти к нему в квартиру позвонила  женщина.  Поглядев  в  глазок,
Леня сначала решил, что пришла Людмила, и открыл дверь. Но на пороге  никого
не было. Удивившись, мужчина поглядел на лестницу - гостья будто испарилась.
   Леня прикрыл дверь, пошел на кухню, поставил  чайник,  потом  вернулся  в
комнату и опешил. В кресле сидела Людмила, одетая во все белое, с вуалью  на
лице.
   - Ты сдурела? - спросил мужик,  не  понимая,  как  любовница  прошмыгнула
внутрь. Та молча подошла к окну и распахнула его.
   - Иди, - сказала она, - там хорошо!
   Леня слегка испугался и решил, что женщина тронулась умом. Но  тут  опять
раздался звонок в дверь. На пороге стоял незнакомый мужчина.
   - Простите, - пробормотал он. - Люда не у вас? Она не в себе слегка. Я ее
брат.
   Обрадованный, Леонид впустил  Шабанова.  Десяти  минут  хватило  Николаю,
чтобы заставить сначала Леню написат