Вот у Нади
Кристина тоже великолепно успевала, могла в университет поступить. Кит у
Розы - замечательный парень. А мой! Она махнула рукой.
  - Точно знаете, что младенец Розы умер?
  - Конечно. Ей ни разу его не принесли, даже не показали. Грудь сразу
бинтами перетянули, принялись таблетками пичкать, чтобы молоко пропало.
  - И вы все четверо потом дружили?
  - Я больше общалась с Розой. Надя мне не нравилась - крикливая,
бесцеремонная и к бутылке постоянно прикладывалась. Розочка пыталась ее
вразумить, да куда там. Черного кобеля не отмоешь добела. А дочка у нее
замечательная была. У них роман с Никитой завязался, да Роза ни в какую не
соглашалась ее невестой считать. Правильно, конечно. Куда в таком возрасте
жениться, к матери на шею?
  - Роза нуждалась?
  - Не очень. Отец Никиты регулярно присылал деньги. И потом, подруга
много работала - бралась ухаживать за лежачими больными. Такой тяжелый
труд, но великолепно оплачивается.
  - - Она жила одна с сыном? Что-то не очень верится. Интересная
молодая женщина.
  - Ее съедала просто патологическая любовь к Никите. У того с детства
- все самое лучшее. Раз в год обязательно возила ребенка на море, потом
отдала в английскую спецшколу. Одевала как принца, все прихоти выполняла.
И представляете, не разбаловала. Чудесный мальчик получился, ласковый, как
теленочек. Но стоило в доме появиться постороннему мужчине - Кит
заболевал. Насморк, кашель, температура - просто аллергия на
предполагаемого отчима. В конце концов Роза плюнула на мужиков и жила
монашкой. Правда...
  И Элла замолчала.
  - Что?
  - Года два тому назад случайно увидела ее с мужчиной. Импозантный
такой, старше ее, явно хорошо обеспеченный. Они сидели на веранде кафе. Я
на следующий день позвонила ей и спрашиваю: "Кавалера нашла?" А Розочка
смеется: "Почему бы и не найти? Кит уже большой, пора и свою судьбу
устраивать". Потом, правда, рассказала, что ухажер женат. Но супруга
тяжело больна, скоро умрет, он не хочет ее огорчать, поэтому Розе следует
подождать. Помнится, я пожалела тогда подругу - такие сказки об умирающих
женах часто рассказывают. А потом оказывается, что драгоценная половина
здоровее буйвола и даже родить собирается.
  - Так и вышло, да?
  - Нет, как раз наоборот. Владимир не обманывал Розу. Его жена и
впрямь умерла, да как страшно. Оказывается, супруга Резниченко
прикладывалась к бутылке и в один из запойных дней выпала из окна.
Владимир сразу предложил Розе переехать к нему. Но как-то неудобно
приводить любовницу в дом на следующий день после похорон. И подруга
прикинулась нянькой младшего сына - тому и года нет.
  - Интересно получается, - вставила я, - жена умирает, совсем больная,
он ее не любит, живет с другой уже несколько лет, а сыну нет и года?
  Элла закурила сигарету.
  - Это не моя тайна, Розочка доверилась просто потому, что более
близкого человека у нее не было. Я не могу рассказывать все детали.
  - Вы любили Розу?
  - Очень.
  - Тогда придется рассказать все. Скорее всего убийца женщины - это
кто-то из ее прошлого. Милиция и не собирается искать виноватого, просто
закроют дело. Неужели не хотите отомстить за подругу?
  Элла помолчала минуту, потом сказала:
  - Поклянитесь, что никому не расскажете!
  - Клянусь.
  - Тогда слушайте. Отец Владимира составил необычное завещание. У сына
должно быть не меньше двоих детей, причем один обязательно мальчик. Только
тогда Володя Резниченко получит коллекции, собранные отцом. В противном
случае раритеты уйдут в музеи. У Владимира была только дочь, а тут
заболела жена, и надежды на второго ребенка пошли прахом. Тогда мужчина
нашел какую-то молодую девку, которая за деньги родила ему сына.
Резниченко тайком усыновили его, а всем заявили, что Нелли разрешилась
мальчиком. Органы социальной опеки ни за что не выдадут секрета. Они имеют
право дать ложные сведения даже на запрос милиции. Так что Резниченко
ничем не рисковали.
  - Почему же Роза сама не родила для любовника?
  - Она бы с радостью, но много лет тому назад сделала операцию по
перевязке труб. Не хотела беременеть и пить постоянно гормональные
препараты.
  - Кто родил Владимиру сына?
  - Понятия не имею, Роза, по-моему, тоже была не в курсе. Владимир
клялся, что не спал с суррогатной. матерью, а отвел ту на искусственное
оплодотворение. Как бы там ни было, мальчишка получился просто отличный -
здоровый, веселый, страшно на, отца похож. Девочка в мать пошла. Вот как
бедной Розочке не повезло! Столько времени ждала смерти Нелли и совсем
чуть-чуть прожила после ее кончины сама. Как несправедлива жизнь!
  Элла замолчала. Я тоже не произнесла ни слова, раздумывая, удобно ли
предложить ей за откровенность деньги. Поколебавшись, все же не решилась и
попросила только адрес четвертой роженицы - Веры.
  Первый, кого я увидела, вернувшись домой, был Владимир. Он сидел в
гостиной. При моем появлении стоматолог смущенно проговорил:
  - Даша, дорогая, простите дурака. После смерти Нелли совсем разума
лишился.
  И он протянул гигантскую коробку конфет - килограмм этак на пять, -
перевитую шелковой лентой. Я раскрыла подарок и велела подать кофе.
  - Очень устал, просто невероятно, - плакался стоматолог, - стал
срываться, нервы не выдерживают. На днях накричал на больного. Поехал
доклад делать, так чуть с ума не сошел, беспокоясь, как там дети.
  - В другой раз звоните мне, всегда помогу. Дантист чуть не
расплакался:
  - Даша, не убивайте своим благородством. Честно говоря, боялся, что и
разговаривать со мной не станете.
  Я мило улыбнулась ему. Ну и жук ты, Владимир. К тому же и грубиян.
Интересно, кто родители Евы и от кого родился Юра. Скорей всего покойная
Роза знала ответ на эти вопросы. Может, она поделилась с Верой?
  К прелестной булочнице я попала только в субботу. Маленький
магазинчик располагался на перекрестке шумных улиц. Внутри толпились
покупатели. За прилавком суетились сразу три продавщицы, и все маленькие,
черненькие, носатенькие. Явно мать и дочери. Я спокойно дождалась очереди
и обратилась к старшей:
  - Вера, меня прислали из отдела по усыновлению...
  Внезапно булочница сделалась белее безе и ухватилась за край
прилавка. Дочери с тревогой посмотрели на мать.
  - Так и знала, что все когда-нибудь откроется, - пролепетала та,
глядя на меня, как жертва на палача. - Зря Надя затеяла глупость.
  Увидев, что Вера испугалась, я приободрилась и предложила поговорить
без свидетелей. Через пару минут меня провели внутрь кондитерской и
усадили в маленьком тесном помещении, насквозь пропитанном запахами корицы
и ванилина. Вера с затравленным видом уселась напротив. Я прокашлялась и
попробовала убедительно изобразить строгого инспектора:
  - Сейчас следует рассказать только правду. Булочница лихорадочно
закивала головой и расплакалась.
  - Давно хотела, да как-то страшно. И потом, ничего уже не исправить,
столько лет прошло. Надя умерла, Кристина тоже. Кому от правды хорошо
будет? Несчастному ребенку? По-моему, лучше все оставить как есть.
  Ничего не понимая, я с умным видом закивала головой.
  - Органы опеки всегда стоят на страже интересов ребенка, но нам
следует знать правду.
  Вера вытащила огромный красный платок и вытерла лицо.
  - Ладно, расскажу. Столько лет хранила тайну и мучилась, что плохо
делаю. Наверное, следовало сразу сообщить доктору, но Надя так плакала,
так умоляла, а потом угрожать стала!
  . История Веры выглядела совершенно невероятно. Четыре малообеспеченные
женщины рожали бесплатно, то есть тогда, в те далекие годы, все лежали в
больницах якобы бесплатно, а на самом деле совали врачам в карманы халатов
тугие конверты. Но эти четыре женщины не могли платить. Уход за ними был
соответственный. 15 октября их после родов положили в палату и забыли. Все
внимание персонал отдавал платным пациенткам. Больше всех возмущалась
экспансивная Надя: "Ну и дела, даже анальгина не дали. За кошкой и то
лучше ухаживают". В довершение женщинам забыли привезти обед. Часа в
четыре Надя, кряхтя, влезла в халат и пошла наводить порядок. Вернулась
она через полчаса странно притихшая.
  - Да, девочки, - сказала она подружкам, - мы здесь товар третьего
сорта.
  Выяснилось, что в поисках дежурного врача женщина забрела в палату
для обеспеченных пациентов. Увиденное ошеломило ее. В просторной комнате
находилась всего одна молодая мать. Белье на кровати выглядело
безупречным, не то что старенькие пододеяльники в пятнах на их постелях.
На тумбочке у богачки теснились соки и тарелки с фруктами и конфетами.
Больше всего обозлили Надю роскошная кружевная ночная сорочка и новые
теплые тапочки. В палате работал электронагреватель, и повсюду в вазах
торчали букеты.
  - Значит, наши детки мерзнут в холодной комнате, а у этой поганки
топят! - разорялась Надя.
  Роза, Вера и Элла попытались успокоить подругу, но та стала плакать и
причитать: "Ну что за жизнь ждет наших несчастных малышей?! Будут лишены
всего. Как несправедливо! Чем моя дочка хуже дочери этой расфуфыренной
мамаши?"
Скандал закончился приходом врача и уколом успокоительного. Ночью
Вера проснулась. В палате было светло, полная луна светила в
незанавешанное окно. Женщина никак не могла снова уснуть. Тяжелые мысли
бродили в голове: как воспитать ребенка, ведь помощи ждать неоткуда.
Мрачные раздумья прервал осторожный шорох.
  Надя слезла с кровати, взяла Кристину из колыбельки и босиком
выскользнула в коридор. Пока Вера думала, что бы это значило, подруга с
младенцем на руках вернулась назад.
  Утром, когда детей в первый раз стали кормить, Вера заметила, что
Надя не перепеленала Кристину. В ответ на замечание соседки она махнула
рукой: "Вот еще, возиться". У Веры зашевелились какие-то странные
подозрения. Тем более что Кристину как подменили. Первые три дня девочка
орала как резаная, не давая никому спать. Теперь же лежала тихо и сопела
маленьким носиком. В придачу ко всему Надя абсолютно потеряла всякий
интерес к новорожденной. Хотя до этого не спускала дочку с рук.
  Все вместе показалось Вере подозрительным. Она улучила момент, когда
они с Надей остались в палате одни, и спросила:
  - Куда это ты носила Кристину ночью? Соседка покраснела и испуганно
стала объяснять, что младенец собирался заплакать, и она вынесла ребенка в
коридор, чтобы не будить подруг. Но робкая Вера рассмеялась ей в лицо.
Тогда Надя неожиданно рассказала правду.
  Она задумала поменять свою дочку на новорожденную той расфуфыренной
дамы.
  - Пусть у моего ребеночка будет все, - твердила сумасбродная Надя, -
пусть живет в шикарном доме, ходит в престижную школу и ест икру.
  - Что ты наделала, - прошептала в ужасе Вера, - как могла! А если
мать заметит подмену?
  - Так не заметила же, - возразила Надя, - целые сутки прошли.
  - Нельзя идти против божьей воли, - увещевала Вера, - верни девочку
матери и возьми свою дочь обратно.
  - Иногда господу следует подсказать оригинальное решение, - возразила
подруга-богохульница.
  Вера пригрозила, что сообщит доктору. И тут Надя разъярилась.
  - Ладно, - прошипела она, - иди ябедничай. Во-первых, скажу, что это
ты все придумала, а во-вторых, задушу твоего Сережу. Не хочешь, чтобы у
моей доченьки была счастливая судьба, так и твоему сынку жизни не будет.
  Перепуганная Вера всю ночь дежурила, а утром досрочно попросилась
домой. Потом она еще несколько раз встречалась с Надей дома у Розы, с
которой подружилась. Встречи были тягостны для обеих, и Вера перестала
ходить в гости.
  - А как фамилия той несчастной, у которой Надя подменила ребенка?
  - Понятия не имею. Никогда ее не видела. Знаю только, что ее палата
была первой по коридору.
  - Где вы рожали?
  Вера быстро назвала адрес клиники. Хорошая больница, только находится
на самом краю Москвы.
  Я ехала домой в глубокой задумчивости. Ай да Надя! Теперь понятно,
почему она не любила Кристину. Девочка - не родная дочь. Интересно, с кем
женщина поменялась? Поеду завтра в клинику и попробую узнать правду.
Должны же остаться в архиве какие-нибудь документы.


                                  ГЛАВА 28


  В воскресенье Маня вяло поковырялась в тарелке с клубникой и
отставила ее в сторону.
  - До чего же ребенок разбаловался, в феврале клубнику не ест, -
ехидно заметила Марта Игоревна.
  Ее голову плотно обхватывала повязка, вдова жаловалась на мигрень.
Болячка посещала ее примерно раз в неделю. Сценарий всегда выглядел
одинаково. Утром она спускалась в столовую, украшенная перехватывающей лоб
повязкой. После двух-трех чашек кофе и пары тостов с вареньем Марта
Игоревна заявляла, что безумная головная боль сведет ее с ума, и удалялась
в спальню. Через пять минут туда поднималась Кока, призванная матерью
делать ей массаж воротниковой зоны и выслушивать стенания. До обеда вдова
находилась в кровати, требуя попеременно то горячий чай с коньяком, то
шоколад, то новые дамские романы. Дочь безропотно выполняла капризы. После
шести страдалица спускалась в гостиную и принималась охать на диване,
посылая всех по очереди за аспирином, панадолом и одеколоном. Ноги ей
требовалось укутать пледом, под спину положить подушки, а главное,
следовало слушать ее бесконечные рассказы о гастролях и поездках.
Несчастный, призванный вдовой выслушивать воспоминания, не мог ни на
минуту расслабиться. "Слушай меня, - грозно приговаривала вдова, - смотри
на меня". Аркадий прозвал эту сцену "допрос в КГБ".
  Но сегодня плавное течение мигрени нарушила Маня. Увидев, что сестра
отказывается от завтрака, Кеша встревожился:
  - Заболела?
  - Очень голова болит, - расплакалась Маня, - никаких сил нет.
  Марта Игоревна возмущенно фыркнула:
  - У детей не может болеть голова! Тема поднял голову от тарелки и
сочувственно вздохнул:
  - Болит очень, причем в правом виске, да? Удивленная Маруся кивнула.
Тема отложил вилку.
  - Скажи, Манюня, а на что похожа боль? Машка пожала плечами. Тема
продолжал настаивать:
  - Подумай как следует. Боль бывает такая разная. Иногда грызет, как
тигр, порой холодная, скользкая, вроде змеи. Может гореть пожаром или
кататься шаром с зеркальной поверхностью, кубом с маленькими гранями.
  Маруська поморщилась, потом сказала:
  - У меня в голове справа лежит еж, свернутый клубком, и все время
перекатывается с места на место.
  - Чудесненько, - расплылся в улыбке мужчина, - сейчас совсем его
выкатим, гляди сюда.
  Он вытянул вперед правую руку, поднял ее до уровня глаз девочки и
начал делать пальцами вращательные движения. Похоже было, что Тема
открывает невидимую бутылку.
  - Ой, ой, - заверещала Манька, - страшно больно.
  - Подожди минутку, - проговорил прозаик и сжал руку в кулак. - Вот,
твоя боль здесь, сейчас открою окно и выброшу ее наружу.
  Он встал, отворил створку оконной рамы и потряс за окном рукой.
  - Ну как?
  - Не болит, - сказала ошеломленная Маня, - совсем, совсем, голова как
новая.
  Все в изумлении уставились на писателя.
  - Слушай, - не выдержал Кешка, - ас ногой можешь? Я за ночь пачку
анальгина схомякал.
  - Сядь в кресло, - предложил Тема, и подумай, на что похожа боль.
  - Думаю, на ледяную палку. Через пару минут Аркадий осторожно
наступил на гипс. На его лице расплывалась довольная улыбка.
  - Где ты этому научился? - спросила я. Выяснилось, что в детстве Тему
мучили бесконечные головные боли. К четырнадцати годам родители уже
протащили мальчика по всем возможным специалистам. Его лечили от давления,
чинили зубы, проверяли глазное дно, кололи гормоны - все без толку.
  Боль являлась два-три раза в неделю и укладывала подростка в кровать.
  Ему предписывалось спать в темной, занавешенной от дневного света
спальне. Но боль прогоняла сон, и мальчик начал представлять ее зрительно.
Скоро он хорошо увидел шестиногое чудовище, похожее на дракона. Существо
обладало огненными крыльями, при каждом их взмахе голова болела еще
сильней.
  Не сразу догадался ребенок мысленно поднести огнетушитель и потушить
крылья. Но день, когда он додумался до такого решения, стал переломным.
Струя пены погасила пожар, голова прошла. Тема научился бороться со своей
болью.
  Но скоро выяснилось, что так же хорошо подчиняются ему и чужие
чудовища. Как-то раз учительница химии, демонстрируя опыт, сильно обожгла
руку. Из глаз женщины полились слезы, девчонки побежали за врачом. Тема
вышел из-за парты, взял несчастную за руку, и прибежавший врач застал
изумленную учительницу без следа ожога на кисти в окружении восторженных
школьников.
  Слава о Теминых способностях в мгновение ока разнеслась по школе. Он
успокаивал зубную боль, останавливал кровь, текущую из разбитых носов,
купировал приступы холецистита у директора! Стали поговаривать, что
уникальный мальчик способен не только избавить от страданий, но и
причинять их. В дневнике Артема запестрели незаслуженные пятерки по
алгебре, геометрии и физике. Учителя побаивались школьного колдуна и
предпочитали не злить его.
  Все были уверены, что после десятого класса мальчик уйдет в медицину,
но он, к всеобщему удивлению, поступил в Литературный институт.
  - Ты можешь большие деньги зарабатывать, - сказала Манюня.
  - Вот еще, - отмахнулся Тема, - и притом я могу только избавить от
боли, лечить не умею. Правда, чувствую, когда другому плохо. Вот у Ольги,
например, болят зубы. А она не идет к врачу, боится.
  Зайка покраснела.
  - Почему же вы, молодой человек, - возмущенно пророкотала Марта
Игоревна, - ни разу не облегчили мои страдания?
  - А у вас ничего не болит, - отмахнулся писатель.
  - Как это? - окончательно обозлилась вдова.
  - Очень просто, так, в виске чуть-чуть покалывает. Да три четверти
людей с вашим состоянием великолепно работают. Вас очень избаловали, -
заявил Тема.
  Я вжала голову в плечи, ожидая ужасного скандала, но вдова неожиданно
заулыбалась и поднесла пальцы к вискам.
  - А ведь и правда, не сильно болит.
  - Вот видите, - обрадовался наш экстрасенс. - И сердце здоровое, и
печень, и желудок. Чудесно сохранились, можно замуж выдавать.
  К обеду приехал Александр Михайлович.
  - У тебя ничего не болит? - осведомилась Маня.
  - Нет, - изумился полковник.
  - Сейчас проверим. Тема, иди сюда и скажи, что не в порядке у
Александра Михайловича, - потребовала дочь.
  Писатель в задумчивости почесал в затылке.
  - Немного желудок беспокоит, ноет. Это потому, что он утром выпил две
бутылки пива и закусил жирной ветчиной. А так больше ничего, кроме
небольшого геморроя.
  Александр Михайлович стал пунцовым.
  - Что это вы тут придумали!
  - Скажешь, не правда? - прицепилась к несчастному Маня.
  Пришлось тому признаться, и домашние наперебой стали рассказывать об
удивительных способностях гостя.
  Оставив друга удивляться, я пошла в спальню. Следовало придумать, как
проникнуть в архив больницы. Милиционером прикидываться нельзя, архивные
работники люди подозрительные, проверят документы и выгонят с позором.
Представиться родственницей. ищущей потерянные документы? Тоже не очень. С
кем будут охотно разговаривать, делиться информацией? Ну конечно, с
журналистом. Дело за малым - раздобыть удостоверение корреспондента. Я
решила поехать к Казику - у Новицкого тьма знакомых, может, редактор какой
отыщется.
  Дверь в квартиру прозаика открыла... обезьяна. Задрав верхнюю губу,
она выставила большие желтые зубы. На всякий случай я попятилась. Из
глубины квартиры выскочила Сонька и подхватила животное на руки.
  - Нет, это просто невозможно, - возмутилась Новицкая и трубно заорала:
  - Ленька!
  В холл вошел прислуживающий Новицким мужик. Сонька злобно уставилась
на него:
  - Если будете так долго собираться открывать дверь, уволю вас и
заменю этим приматом. Он, по крайней мере, проворный.
  - Да, - бесстрастно ответил Леня.
  - С ума сойти, - возмущалась Сонька, провожая меня в мастерскую. -
Просто невозможно найти приличную прислугу, может, попробовать украинок?
  Я хихикнула. И месяца не потребовалось, чтобы Сонька превратилась в
богатую капризную даму.
  Казик, как всегда, работал. Он старательно усаживал в по