ретку  у  входа  и  заплакала,
увидев меня. Я потрясла ее за плечи:
   - Хватит рыдать. Выкладывай, что произошло.
   Оксанка еще раз всхлипнула и стала рассказывать:
   - Дней десять тому назад я пришла с работы и обалдела. Все вещи из шкафов
вытряхнуты, книги валяются на полу, даже розетки отвернули и плафоны  сняли.
Развинтили, разобрали все, но ничего не украли. Я  вызвала  милицию,  а  там
сказали, что если ничего не пропало, то дело заводить не будут. Кое-как мы с
Денькой все прибрали.
   - А где же были собаки?
   - Не поверишь, в них выстрелили шприцем со снотворным, и они спали  потом
почти двое суток.  Убивать  почему-то  не  захотели.  А  на  следующий  день
раздался звонок, и тихий, вежливый женский голос велел отдать "то, что у вас
есть, а то хуже будет. Я спросила,  что  у  меня  есть,  но  они  ничего  не
ответили и  швырнули  трубку.  Потом  позвонили  опять,  я  взмолились:  "Ну
скажите, ради бога, что у меня есть?"  Женщина  в  трубке  помолчала,  потом
сказала:
   "Вы сделали свой выбор", - и отключилась.
   Всхлипывая,  Оксана  заварила  кофе,  рассказ  ее  поразил   меня   своей
безысходностью.
   Неделю все было тихо, и вдруг в 7 утра врывается  милиция.  Три  толстых,
как  кабаны,  милиционера  ловко  справились  с   миниатюрной   женщиной   и
мальчишкой. Дениске предъявили обвинение в "изнасиловании несовершеннолетней
Елены Козловой, 16 лет". Ничего не понимающего мальчика оттащили в сизо  ј2,
или в следственный изолятор, который в народе именуют "Бутырка". Дело  ведет
следователь Иса Даудович.
   Гадко  ухмыляясь,  он  показал  Оксанке   акт   медицинской   экспертизы.
Несовершеннолетняя Козлова была совершенно зверским  образом  избита.  Целую
страницу занимало описание кровоподтеков, синяков и шишек.
   - Ну не мог Дениска такого совершить, - повторяла подруга.
   Действительно,  не  мог.  Просматривая  акт  об  изнасиловании,   Оксанка
запомнила адрес потерпевшей и отправилась к ней домой.
   Та  жила  на  Красной  Пресне  в  коммунальной  квартире.  Дверь   открыл
пьяноватый парень лет тридцати. У Оксанки хватило ума  не  объяснять,  зачем
пришла.  Мигом  сориентировавшись,   она   представилась   учительницей   из
техникума, "где учится Лена Козлова".
   Парень   показал   комнату.   Оксанка   толкнула   дверь   и   обнаружила
несовершеннолетнюю потерпевшую в  совершенно  пьяном  виде  на  кровати,  на
которой белье, очевидно, меняли раз  в  год.  На  полу  стояла  куча  пустых
бутылок, на столе валялись остатки прокисшей еды. В спертом затхлом воздухе,
казалось, не было ни  глотка  кислорода,  на  тумбочке  красовалось  грязное
полотенце со следами крови.
   Несовершеннолетняя Козлова храпела, как пьяная корова, и  не  реагировала
на внешние раздражители. Оксана вышла из комнаты, и "веселый" сосед  сказал,
что, если она ищет девочку, он  приведет  через  двадцать  минут.  Из  всего
увиденного  и  услышанного  Оксюта  сделала  вывод,  что  Елена  Козлова   -
проститутка и ее насилуют давно и долго. С этими  сведениями  она  рванулась
назад в милицию к следователю. Тот, продолжая гадко улыбаться, сообщил,  что
надо было хорошо воспитывать сына, что проститутка  -  тоже  человек  и  что
медицинская  экспертиза  подтвердила  факт  изнасилования.  Сверкая  золотым
перстнем, он подмигнул Оксане  и  начал  в  подробностях  рассказывать,  что
сделают с Денькой сокамерники.
   - Ох, не любят в тюрьме эту статью, ох, не любят, - качал он черноволосой
головой.
   После всех этих событий, абсолютно больная, подруга ввалилась домой,  где
и нашла меня, сидящей на груде разбросанных вещей.
   В этот момент зазвонил телефон. Я схватила трубку.
   - Оксана Степановна? - осведомилась мембрана.
   - Да.
   - Что же вы не хотите отдать чужое добро? И не бегайте больше к  Козловой
на дом,  можете  сломать  красивую  шею,  дети  сиротами  останутся,  собаки
передохнут, - издевался мужской хрипловатый голос.
   - Что нужно отдать?
   - Ну, милая, ты даешь. Верни слезы, а то хуже будет. - И трубка  противно
запищала.
   Мы с Оксанкой уставились друг на друга. Какие такие слезы?
   Ночь была бессонной, мы обсуждали разнообразные варианты  и  поняли,  что
Денька - фишка в какой-то непонятной игре. Ясно и то,  что  следователь  Иса
Даудович нечист на руку. Ну кто сообщил неизвестным  бандитам  о  визите  на
Красную Пресню?
   Рано утром, в 5 часов, я тихонько  выбралась  из  квартиры  и  поехала  в
гостиницу. Мы придумали план, гениальный, как все простое, поэтому мой визит
в Москву следовало держать втайне.
   Выйдя на улицу, я огляделась: никого. Значит,  за  квартирой  не  следят.
Получив номер в отеле, я отправилась на разведку в Бутырскую тюрьму.
   Новослободская улица, д.45, навряд ли забуду когда-нибудь этот  адрес.  В
тихий утренний час у тюрьмы, скрытой  во  дворе  большого  кирпичного  дома,
толпился народ. Почти все с гигантскими сумками в руках.
   За двадцать минут я обросла сведениями. Все продукты  надо  развернуть  и
разложить по пакетам, сигареты тоже без пачек,  яблоки  можно,  а  апельсины
нельзя. Сахар только в виде песка, кусок  не  берут.  Мыло,  пожалуйста,  но
шампунь ни за что. А если хотите, передавайте  ведро  и  таз,  но  только  с
разрешения начальника тюрьмы, а к нему на прием  многокилометровая  очередь.
На лекарства отдельная передача, записываться за неделю. Причем можно только
отечественные препараты, витамины, аспирин - ничего импортного.  Это  ли  не
пример патриотизма!  На  робкие  вопросы,  начинавшиеся  словами  "почему?",
спрошенные в ответ либо дико хохотали, либо  сочувственно  говорили:  "Вы  в
первый раз, да?"
   В восемь утра узкая  дверка  приоткрыласъ,  и  толпа  ломанулась  внутрь.
Людским потоком меня внесло  в  длинное  помещение  с  окошком.  Случайно  я
оказалась первой.  Окошко  распахнулось  и  явило  взору  девицу  лет  30  в
гимнастерке. Ни крутая завивка, ни яркая косметика не могли сделать ее  хоть
сколько-нибудь привлекательной. Маленькие глазки  буравчиками  воткнулись  в
мое лицо:
   - Имя?
   - Дарья.
   - Женщины в другом изоляторе. Следующий.
   - Простите, я не поняла. Денис.
   - Отчество?
   - Иванович.
   - Фамилия?
   С перепугу я чуть было опять не назвала свою.
   - Год рождения?
   - 1982-й, нет, 1984-й.
   Порывшись в картотеке, женщина-робот выкинула бумажку. Отойдя в  сторону,
я изучила ее - бланк на передачу вещей и продуктов.  Сверху  красной  ручкой
проставлена цифра 100. Словоохотливые товарищи по  несчастью  сообщили,  что
это номер камеры. Тут же обнаружились родители сокамерников. Я  смотрела  на
них с изумлением. Еще один удар по самомнению - всегда считала, что в тюрьме
одни бандиты и родственники у  них  соответственные.  А  тут  стояли  просто
несчастные, издерганные люди, такие же, как я.
   С треском распахнулось еще одно окно, оттуда раздался голос:
   - Павлова!
   Какая-то  вспотевшая  женщина  поволокла  к  окну  баулы.  Я  исхитрилась
оказаться у окошка раньше.
   - Простите, дали бланк, а продуктов нет, как...
   - Передачи до трех, - отрезала блондинка, как две капли воды  похожая  на
предыдущую.
   - Но у меня спецразрешение, - нагло заявила я и протянула ей 100 долларов
в конверте.
   Бросив быстрый взгляд внутрь конверта, блондинка расцвела и  повела  себя
загадочно.
   - Надо сразу говорить, что у вас  разрешение  врача  на  спецпередачу,  -
пролаяла она грубым голосом, улыбаясь во весь рот. - Возьмите и заполните.
   И она сунула мне бумажку. Я отошла к окну и  прочитала  записку:  "15.00,
передача для обслуги, позвать Марину Кашину".
   В три часа дня, с сумкой, набитой продуктами, я вновь  стояла  в  том  же
зале. Народу не было. Окошки закрыты, полная тишина. Внезапно в самом  конце
открылась маленькая дверца.
   - Тебе чего, мамаша? - спросила высунувшаяся голова.
   - Передача для обслуги, позовите Марину Кашину.
   Голова понимающе кивнула. Через несколько  секунд  окошко  отворилось,  и
появилась третья блондинка. У них что, белокурые волосы с кудрями -  признак
профессиональной пригодности?
   - Давай, - коротко сказала Марина. Я вывалила перед  ней  груду  вещей  и
продуктов.
   - Дезодорант не возьму, - отрезала стражница.
   Я быстро протянула ей следующий конверт. Дезодорант перекочевал в  мешок,
а с ним и запрещенный одеколон, сосиски и многое другое.
   - Давай маляву, - требовательно велела служительница.
   - Что? - удивилась я.
   - Маляву, ну записку, не понимаешь?  Пришлось  нацарапать  пару  слов  на
протянутом обрывке бумаги.
   - Жди, -  раздался  короткий  приказ.  Минут  через  сорок  окошко  снова
приоткрылось.
   - На! - Мне в руки упала записочка.
   Я прочитала ее на улице: "Продукты получил, все в порядке. Денис".  Внизу
другим почерком написано:  "Вторник,  15.00,  передача  для  обслуги.  Елена
3верева". Значит, во вторник, через неделю, можно  повторить  передачу.  Да,
шорох зеленых купюр решает в родном Отечестве все.
   Из тюрьмы я отправилась к Жене Яшину. Когда-то, сто лет  тому  назад,  мы
учились в одном классе, и  конопатый  Женька  бессовестно  списывал  у  меня
уроки. Теперь он превратился в дородного Евгения Андреевича,  преуспевающего
и жуликоватого заведующего адвокатской конторой. В ответ на мои просьбы он в
ужасе замахал веснушчатыми руками:
   - Нет, ни за что на свете.
   Я вздохнула, эти слова слышала уже не в первый  раз.  Есть  у  меня  свои
аргументы - коллекция портретов американских президентов. Пришлось просидеть
у  Женьки  часа  четыре,  но  к  вечеру  я  была  обладательницей  бесценных
адвокатских удостоверений и одного волшебного телефона.
   Ночью связалась с Оксаной:
   - Позовите Дениса, пожалуйста.
   - Он уехал на рыбалку.
   Так, значит, все идет по плану. На следующий день утром мой путь лежал  к
киностудии "Мосфильм".
   Потолкавшись в бесконечных павильонах, я нашла нужного человека - гримера
Леню Золотова. Тот, правда, сначала тоже  пытался  отнекиваться,  но  "сумма
прописью" решила все.

   ГЛАВА 8

   Следующий день завершился коротким визитом  в  однокомнатную  квартиру  в
одной из новостроек Москвы. Парнишка,  открывший  дверь,  невысокого  роста,
белобрысый, тянул лет на 17, хотя я точно знала, что за его плечами  12  лет
отсидки по зонам и тюрьмам.
   - Ты, что ль, мамаша, от Евгения Андреевича? - зевая, спросил хозяин.
   - Я.
   - Ну, проходи!
   Следующие два часа мы торговались и договаривались,  и  где-то  в  десять
часов вечера был вызван Леня Золотов.
   С собой гример принес небольшой чемоданчик.  На  столе  ждала  фотография
Дениски, сделанная год назад для выпускного альбома.
   - Сначала волосы, - защелкал ножницами Леня  -  там,  конечно,  не  очень
светло, но все же, все же...
   Он старательно оттенил прическу какой-то краской.
   - Здорово, - одобрила я.
   А потом начался совершенно непостижимый и невероятный процесс превращения
одного человека в другого. Под Лениными пальцами исчезла картошечность носа.
Нос удлинился, утоньшился и стал ужасно похож на Денискин.  Потом  волшебным
образом изменилась форма глаз, подбородка, овал лица - и  вот  уже  на  меня
чужими карими глазами смотрит Денис. Чудо продолжалось. Гример оттянул веки,
и радужная оболочка  поменяла  цвет  -  стала  голубой.  Передо  мной  сидел
Дениска, мой родной, любимый мальчишка! Я чуть не зарыдала, но как говаривал
пятилетний Аркадий: "Какой смысл плакать, если от этого подарка не будет".
   Леня начал инструктаж.
   - Значит, так. Утром, запомните, только утром, вы приклеите эти усы,  вот
пузырек с клеем, натянете ему паричок, я думаю, шатенистый подойдет.
   Гример  порылся  в  необъятной  сумке,  и  на  свет  появился  парик   из
темно-каштановых  натуральных  волос,  причесанный  под  Бальмонта.   Следом
возникли большие, тяжелые очки в темной оправе.
   - И еще костюмчик, - щебетал гример, - кажется, он  изумительно  подходит
для ваших целей.
   С этими словами Леня выволок на свет из  той  же  сумки  розовый  пиджак,
темно-оливковую рубашку, бордовые брюки и такой же бордовый галстук.
   Пиджак выглядел потрясающе - сшитый из  какого-то  блестящего  материала,
напоминающего клеенку, с золотыми пуговицами и вышитым на нагрудном  кармане
львом. Увидев мое изумление, Золотов горделиво произнес:
   - Утащил из костюмерной. Пиджачок с рубашечкой будут тик  в  тик,  а  вот
брючки придется в поясе чуть-чуть утянуть. Ну-ка, померяй!
   И он протянул попугайское одеяние фальшивому Денису. Тут я  снова  обрела
голос:
   - Нет, нет,  это  нельзя  надевать  ни  в  коем  случае.  Да  вся  тюрьма
вытаращится на это варварское великолепие!
   - Вот именно, - радостно  захихикал  Леня,  -  именно  вся  тюрьма  будет
таращиться на этого идиота. Но все запомнят только пиджак, а на  лицо  и  не
посмотрят как следует. Великолепный отвлекающий момент!
   "А ведь он прав, - подумала я. - На самом деле,  все  будут  разглядывать
этот костюм!"
   В Лениной правоте я убедилась еще раз, когда в утра мы садились в машину.
Таксист чуть глаза на щеки не выронил и потом всю дорогу тихо покашливал.
   В половине восьмого мы заняли очередь у входа в тюрьму.  Когда  в  восемь
утра толпа, груженная пудовыми сумками, понеслась внутрь, фальшивый  Дениска
дернул меня за руку:
   - Не беги с этими, им в правую дверь, а мы адвокаты, нам налево.
   И он толкнулся в другой вход. Мы вошли в  тесное  обшарпанное  помещение,
правда здесь стояли стулья  и  маленькие,  неудобные  столики.  Публика  тут
собралась другая. Полноватые мужчины в хороших костюмах, женщины с  дорогими
деловыми сумками, несколько довольно молодых людей в  джинсах  и  курточках.
Все они стояли в очереди к маленькому окошку. Я почувствовала, как от страха
вспотела спина. Боже мой,  совершенно  не  знаю,  как  адвокаты  проходят  в
тюрьму! Подельник ткнул меня кулаком под ребра и шепнул:
   - Чего зенки-то выпучила? Становись и делай то же, что и я.
   И он просунул в окошко адвокатское удостоверение,  которое  стоило  ровно
столько, сколько я раньше зарабатывала за год.
   Очередная крепко сбитая блондинка дала бланк. Мы пристроились за  угловым
столиком.
   - Это заявка, - поучал "коллега", - вот заполняй, потом отдадим в окно  и
будем ждать, когда вызовут.
   - Она ничего не заподозрит, не покажется  подозрительным,  что  к  одному
заключенному сразу два адвоката идут?
   - А что тут такого? Деньги есть, так  можно  хоть  десять  нанять,  закон
дозволяет.
   - И откуда только ты все это знаешь?
   - Посидишь с мое, не то еще узнаешь!
   Внезапно я вздрогнула. В хорошо придуманном  плане  обнаружилась  зияющая
брешь. Что  будет  со  лже-Денисом,  как  он  уйдет  из  тюрьмы,  когда  все
выяснится. Услышав этот вопрос, подельник тихо хихикнул:
   - Ну ты даешь. Сразу, ясное дело, не выйду. Сначала,  конечно,  по  морде
накостыляют для порядка. Потом, наверное, судить будут. Только вот все никак
не соображу, какую статью прицепят. Может, мошенничество. Да  ты  не  боись,
скажу, что меня силой заставили. Странная какая, платишь такие бабки  и  обо
мне волнуешься.
   - Не страшно опять садиться?
   Парень покачал головой:
   - Тюрьма - дом родной. Я там в авторитете. Уж  поверь,  под  шконками  не
сижу. Отдельную кроватку имею, телевизор у подушки.
   - А что, отдельная кровать - вещь необыкновенная?
   Лже-Дениска прищурился:
   - Ой, мамаша, ну как я тебе все объясню, когда ты простого не  понимаешь.
Не дрожи. Посижу до суда, потом в колонию, оттуда  на  поселение,  следом  -
условно-досрочное получу. Годика через два на свободе с  чистой  совестью  и
тугими бабками. Следующие полтора часа прошли в молчании. Время  от  времени
из окошка выкликали  фамилию.  Наконец-то  позвали  нас.  Фальшивый  Дениска
встал.
   - Пошли в эту башню на второй этаж.
   Мы пересекли крохотный дворик и вошли в башню, поднялись на второй этаж и
оказались перед  воротами-металлоискателями,  наподобие  тех,  что  стоят  в
аэропортах.
   Справа от ворот в железной  клетке  сидела  привычно  кудрявая  белокурая
девушка, на  ее  лице  замерло  каменное  выражение.  А  впереди,  сразу  за
воротами, тянулась решетка. Паренек прошел  через  ворота  и  подал  девушке
документы, та выдала железный номерок и  нажала  кнопку.  Решетка  с  лязгом
отошла в сторону. Я быстренько повторила маневр. Мы оказались внутри тюрьмы,
и решетка с жутким стуком захлопнулась за нами. Стало страшно.  Господи,  ну
куда лезу? Быстрым шагом мы пошли по коридору, поднялись еще на один этаж  и
опять оказались возле  решетки  и  девушки  в  клетке.  Прямо  над  головами
виднелась надпись: "Следственная  часть".  Мой  компаньон  показал  номерок.
Стражница открыла решетку и тусклым голосом сказала: . - Второй кабинет.
   Мы прошли по длинному коридору и  встали  у  второго  кабинета.  Появился
молоденький офицер, он взял у нас заявку и отпер комнату. Я шагнула внутрь и
вздрогнула - замок заперли.
   - Да не дрожи ты, - рассмеялся браток. - Здесь всегда запирают двери.  Не
дергайся.
   Я  огляделась.  Маленькая,  метров  6-7  комната,  выглядела  удивительно
грязной.  В  углу  валялись  чьи-то  рваные  кроссовки,  на  стульях  висела
тельняшка. Письменный стол  и  допотопная  вешалка  венчали  пейзаж.  Сердце
тоскливо сжалось: если у них так в помещениях для адвокатов  и  сотрудников,
то как же убого в камерах!  Грустные  размышления  прервал  звук  отпираемой
двери. Конвойный ввел Дениску.
   "Только не удивляйся, бога ради, не удивляйся", - молилась я про себя.
   Но Дениска даже не вздрогнул. Конвойный повернулся и вышел. Денька  молча
продолжал смотреть на нас. Я откашлялась:
   - Уважаемый Денис Иванович, ваша семья наняла нас, чтобы помочь.
   Не прерывая идиотской тирады, протянула мальчишке листок  бумаги.  Денька
прочитал и быстро стал снимать костюм. Я продолжала  вещать,  как  радио  на
вокзале:
   - Чистосердечное признание облегчит вашу участь и  уменьшит  наказание...
Лже-Дениска гнусавил в ответ:
   - Да не виноват я, зуб даю, подставили меня.
   Под этот аккомпанемент быстро производилась операция по разгримировыванию
и  загримировыванию.  Каштановый  парик,  усы,   очки,   розовый   пиджак...
Управились примерно минут за сорок.  Наконец  были  произнесены  завершающие
слова "пьесы":
   - И все же советую как следует подумать, пока что мы потеряли здесь много
времени зря.
   Фальшивый Дениска подмигнул и еле слышно прошептал:
   - Делай все в обратном порядке.
   Он нажал на звонок у двери, через несколько минут вошел конвойный и  увел
заключенного. Мы с Деней двинулись по коридору.
   - Повторяй за мной, - шепнула я.
   Денька кивнул головой.
   Показали железные  номерки,  и  решетка  распахнулась.  На  первом  этаже
девушка беззвучно отдала удостоверения,  забрала  номерки,  и  мы  вышли  во
дворик. Я с ужасом ожидала  воя  сирен,  лая  собак...  Но  нет,  все  тихо.
Спокойно, средь бела дня удрали из Бутырской тюръмы, и никто не заметил.
   На Новослободской улице поймали  машину  и  помчались  в  Шереметьево-2.У
табло в зале отлета маялась белая, как занавеска и похудевшая Оксана.
   - Ну что? - кинулась она, спотыкаясь о чемоданы.
   - Спокойно. Ты привезла вещи?
   - Вот. - Подруга протянула сумку. Я понесла ее к мужскому туалету.
   Минут через десять умытый и переодетый Дениска обнимал мать.
   - Ладно, - прервала я их объятия. - Мало времени,  пойдемте  в  кафе.  Мы
устроились за столиком.
   - Значит, так, - сообщила я, - через два часа вылетаете на Кипр.
   - Почему на Кипр? - удивилась Оксанка.
   - Потому что там безвизовый въезд.  Поселитесь  в  отеле  "Бич".  В  этой
гостинице полно народа. Смешаетесь с толпой  отдыхающих  и  подождете  моего
приезда.
   - А ты что, не поедешь?
   - Нет, те, кто посадил Дениеку, уже завтра узнают, что он сбежал. И  если
увидят, что я сегодня улетела в Париж, кинутся по следу.
   - Так они и так кинутся по следу, - возразил Денька, -  увидят  в  списке
пассажиров на Кипр наши фамилии, и вс