лала дотацию. Следующий
крик о помощи прозвучал через двадцать дней. Старик Греков потребовал с Люки
деньги - двести рублей в месяц.
   - Грозит иначе выгнать, - рыдала в трубку Люка, - ему тут все платят...
   Ася приуныла. Зарплата театрального художника невелика  -  те  же  двести
рублей.
   - Не надо, мамуля, - плакала дочка,  -  ну  его,  этот  театральный  вуз,
вернусь домой, пойду на завод кладовщицей!
   От такой перспективы Афанасия чуть  не  скончалась  на  месте.  Ее  дочь,
красавица, талантливая,  нежная,  интеллигентная  девочка,  одетая  в  синий
халат, будет выдавать брезентовые рукавицы матерящимся рабочим!..
   Женщина  нанялась  расписывать  вокзальный  ресторан  и  начала  посылать
девочке необходимые деньги. В марте в театральном  училище  сделали  платным
общежитие - сто рублей ежемесячно. Ася только качала головой, осуждая жуткие
московские порядки...
   Летом  Люка  собралась  на  гастроли  со  студенческим  театром  в  Ригу.
Потребовалось купить билеты, а еще слушатели скидывались  на  костюмы  -  по
двести пятьдесят целковых... Словом, к четвертому  году  обучения  дочери  в
Москве Ася продала почти все свое имущество, бегала по трем работам  и  даже
не  брезговала  причесывать  за  копейки  соседок  по  дому,  благо  отлично
управлялась с  расческой  и  ножницами.  Женщина  стала  бояться  телефонных
звонков и писем - из трубки и со  страниц  коротких  посланий  она  получала
только одну просьбу: вышли денег!
   Подходил к концу пятый курс, и Люка  сообщила  о  великолепном  шансе.  В
московском Театре на Таганке есть вакантное место, ее  возьмут,  но  за  это
главному режиссеру надо дать... четыре тысячи рублей.  Иначе  распределят  в
какую-нибудь Тмутаракань изображать в детском  театре  пионерок,  собачек  и
снегурочек...
   Огромность суммы просто убила Асю. На сберкнижке у нее  была  всего  одна
тысяча, собранная с огромным трудом. Художница, не  отдыхавшая  нигде  почти
пять лет, хотела в этом году поехать в Крым...
   Естественно, эти деньги были отправлены в Москву. В мае Люка позвонила  и
спросила:
   - Мам, где еще три куска?
   - Может, одного хватит? - робко осведомилась Ася.
   - Что ты, - закричала Люка, - тут по десять за подобное место платят, это
мне по знакомству уступают! Найди и вышли к пятнице.
   Асенька пометалась по знакомым, набрала еще две тысячи и решила тайком от
дочери съездить в Москву, броситься в ноги жадному главному режиссеру Театра
на Таганке.
   Удостоверение театральной художницы открыло перед ней двери. Ася вошла  в
кабинет и с порога принялась умолять седовласого импозантного мужчину. Через
полчаса она еле живая вползла в метро. Режиссер был изумлен до крайности. Ни
о какой Иветте Воротниковой он слыхом не слыхивал, места в труппе случаются,
но на них объявляют творческий конкурс, если  актриса  подходит,  берут  без
всяких взяток. Может, где и принято раздавать вакансии за деньги, но  только
не в Театре на Таганке.
   Ася, всю жизнь общавшаяся с актерами, знала, что этим вечным детям ничего
не стоит с самым честным видом врать человеку в глаза. Но  каким-то  образом
почувствовала - пожилой режиссер говорит правду.
   Полная дурных предчувствий, мать поехала в институт.
   Здесь ее поджидал сокрушительный удар. Поджимая брезгливо губы, секретарь
ректора сообщила:
   - Воротникова отчислена два года назад, в самом  начале  третьего  курса,
причем  с  формулировкой:  "за   поведение,   порочащее   звание   советской
студентки".
   Ася, почти потеряв голос, прошептала:
   - Где же она?
   Секретарша дернула плечом.
   - Не знаю и знать не желаю.
   - Да что произошло, расскажите, - принялась умолять мать. - Не  успевала,
двойки получала?
   Тут в приемную быстрым шагом вошел ректор, и секретарь сообщила:
   - Мать Воротниковой приехала, Эдуард Васильевич, дочурку ищет...
   - Проходите, - вежливо посторонился мужчина.
   Ася  рухнула  в  уютное  кресло,  чувствуя,  как   к   горлу   подступают
истерические рыдания.
   - Как же  так,  -  бормотала  женщина,  -  она  отлично  училась,  может,
секретарь ошиблась, я за общежитие платила, целых сто рублей в месяц...
   - У нас  иногородние  учащиеся  живут  абсолютно  бесплатно,  -  спокойно
пояснил ректор, - никто никогда не брал с  них  денег,  кстати,  и  с  вашей
дочери тоже.
   - Что случилось? - пробормотала вконец раздавленная мать. - Скажите  бога
ради...
   Эдуард Васильевич с жалостью глянул на художницу.
   - Неприглядная история...
   - Говорите, умоляю, - попросила Ася.
   Люка всегда отлично училась, к тому же была любимицей старика  Грекова  и
подавала большие надежды. Тем сильнее был шок для  всего  преподавательского
состава, когда выяснилось, что  девочка...  обыкновенная  воровка.  В  конце
семидесятых была широко распространена подписка на газеты и журналы по месту
работы. Тиражи изданий ограничивались, и на коллектив могли дать,  например,
только  десять  квитанций  на  "Литературную  газету"  или  пять  на  журнал
"Здоровье".  В  сентябре  в  институте  начали  подписную  кампанию.  Деньги
собирала секретарь Эдуарда Васильевича Юля. Как раз накануне сдачи собранных
средств в "Союзпечать" пухлый конверт, набитый купюрами разного достоинства,
исчез из письменного стола. Сумма там лежала немалая  -  почти  две  тысячи.
Юленька в слезах прибежала к Эдуарду Васильевичу. Бедной секретарше  никогда
бы не  возместить  эту  пропажу,  но  преподаватели  и  сотрудники  проявили
чуткость и сдали деньги еще раз.
   Неделю спустя  Гульнара  Бекетова,  преподававшая  в  институте  народные
танцы, постучалась в кабинет ректора.
   - Конечно, может, это случайность, - начала мямлить стеснительная дама, -
но это мои 25 рублей.
   Оказалось, что Гульнара стояла за Иветтой Воротниковой в  буфете.  В  тот
день студентам давали стипендию, и девушка гордо протянула купюру.  Бекетова
обратила внимание на то, что левый угол бумажки измазан  лаком  для  ногтей.
Преподавательница  уставилась  на  ассигнацию.  Она  хорошо   помнила,   что
покрывала лаком  ногти,  когда  Юля  предложила  сдать  деньги.  Свежий  лак
запачкал двадцатипятирублевку...
   Недолго думая, ректор  кликнул  Иветту.  Естественно,  девушка  от  всего
отказывалась и даже картинно гневалась.
   - Да как вы можете подозревать меня! - вскрикивала Люка. - Эти деньги мне
в нашем же буфете вчера на сдачу дали...
   В  принципе  такое  могло  быть,  но  опытный  преподаватель   актерского
мастерства  Эдуард  Васильевич   уловил   легкую   фальшь   в   возбужденных
восклицаниях... Он перевел речь на постановку студенческого спектакля, а сам
потихоньку велел Юле обыскать сумку студентки, брошенную в приемной.
   Деньги нашлись под подкладкой, правда, не все,  а  только  тысяча.  Люка,
увидав неопровержимые улики, сначала забилась  в  истерике,  утверждая,  что
тайные недоброжелатели решили опорочить ее и подбросили  купюры.  Но  Эдуард
Васильевич строго сказал:
   - Или говори правду, или вызываю милицию,  пусть  с  тобой  профессионалы
разбираются! Воротникова вновь зарыдала и призналась.
   Да, она взяла деньги, называйте это кражей, но она никогда бы не пошла на
такое, если бы чрезвычайные обстоятельства: любимая мама умирает в  больнице
от рака, требуется операция, необходимо хорошее питание...
   Эдуард  Васильевич  отпустил  Люку  и  решил  проверить  ее   слова,   но
закрутился. Юлечка же не удержалась и поделилась информацией кое  с  кем  из
преподавателей. По институту пополз слушок. Люка как  ни  в  чем  не  бывало
ходила на занятия.
   В пятницу к ректору явились студенты.
   - У нас давно пропадали деньги, - заявила Женя Петренко, - только  мы  не
знали, кто ворует.
   - Девочки, девочки, - примиряюще начал Эдуард  Васильевич,  -  только  не
надо на Воротникову всех собак вешать, у нее  мама  смертельно  больна,  вот
и...
   - Врет она, - продолжала Женя, - врет как сивый мерин.  Иветта  играет  в
карты.
   - Где? - изумился ректор.
   - Да в общежитии,  со  старшекурсниками  и  все  время  проигрывает.  Как
получит стипендию, тут же всю и спустит, поэтому и денег у нее нет  никогда.
Продукты у девчонок из холодильника тырила, а нам, между  прочим,  присылать
дотации  некому.  Это  ей  мамочка  почти  четыреста  рублей  каждый   месяц
отправляет, сама почтовые переводы видела, - сообщила Петренко.
   Ректор ощутил себя обманутым болваном, побагровел и пообещал разобраться.
Результатом  разборки  явился   приказ,   повелевающий   изгнать   из   вуза
картежников. Воротникова забрала документы и исчезла.
   - Но я писала ей письма на адрес общежития, - не успокаивалась Ася, - она
же их получала...
   - Почту там раскладывают по  ячейкам,  -  пояснил  Эдуард  Васильевич,  -
наверное, она приходит и забирает.
   - Где же она живет? - вопрошала мать.
   - Понятия не имею, - пожал плечами собеседник.
   Уничтоженная Ася вернулась домой и отправила дочери  срочную  телеграмму:
"Деньги достала, боюсь высылать  крупную  сумму,  берут  слишком  дорого  за
пересылку, приезжай сама".
   Ничего не  подозревавшая  Иветта  прикатила  через  неделю.  Хорошенькая,
веселая, красиво одетая. Она привезла матери в  подарок  коробку  шоколадных
конфет и польский шампунь.
   - Здорово, мамочка, - щебетала Люка, - что ты смогла помочь.  Такой  шанс
раз в жизни выпадает.
   - Бери, - велела мать, кивая на стол. Люка схватила конверт и вытащила...
копию приказа об отчислении из института.
   - Что это? - пробормотала девушка. Ася тяжело вздохнула.
   - Я не упрекаю тебя за то, что четыре с лишним  года  ты  тянула  с  меня
деньги. То, что ты воровала, на твоей совести... Но скажи, как тебе пришло в
голову объявить меня умирающей?
   - Мамусечка... - завела Люка.
   - Не надо, - остановила ее Ася, - не ври.
   Оставайся здесь, иди работать и дай честное слово, что не станешь  играть
в карты...
   - Мама, я замужем, - сообщила беспутная дочь.
   Художница схватилась за сердце, но все же сумела спросить:
   - Кто он?
   - Сын профессора Грекова Вадим, - пояснила Иветта. -  Живу  у  них,  веду
хозяйство, свекровь скончалась...
   - И когда произошло счастливое событие?
   - В конце второго курса, - потупилась девушка.
   - Ты брала с меня деньги, чтобы платить Грекову, - медленно  приходила  в
себя Ася. - Неужели свекор не мог помочь невестке бесплатно?
   - Мусенька, - принялась оправдываться  негодяйка,  -  мы  долго  скрывали
брак, старуха Грекова была жуткой особой, ни за что бы не  позволила  Вадиму
на мне жениться...
   - Ладно, ладно, - пробормотала Ася, - и где же ты работаешь?
   - Учусь, - поправила Иветта, -  в  театральной  студии,  на  днях  диплом
получу...
   - Дай свой адрес и телефон, - потребовала художница.
   - Конечно, конечно, - засуетилась мерзавка и неожиданно спросила:
   - А деньги правда достала? Дай мне в долг.
   Отметив, что Люка первый раз в жизни заговорила  об  отдаче  денег,  мать
поинтересовалась:
   - Проиграла?
   Девушка в отчаянии заплакала.
   - Это сильнее меня, держусь, держусь, потом - раз и все! Жутко не  везет,
катастрофически.
   - Нет, - твердо заявила Ася, - денег не дам, я вся в долгах.  Надорвалась
уже на трех работах. Тебе не стыдно просить?
   - Стыдно, очень стыдно, - зашептала Люка,  заламывая  руки,  -  но,  если
сейчас не отдам, меня  могут  просто  убить.  Знаешь,  какие  у  картежников
законы?
   - И знать не хочу, - отрезала мать. Люка упала на колени.
   - Помоги в последний раз.
   - Сколько надо?
   - Тысячу.
   Ася подошла к буфету, выдвинула ящик,  достала  жестяную  коробку  из-под
печенья и, отсчитав десять бумажек, протянула девушке:
   - На, но это в последний раз.
   Иветта схватила купюры и кинулась целовать мать. Ася  отстранила  любимое
существо и спросила:
   - Скажи, только честно, Федор к тебе на самом деле приставал?
   - Конечно, - закивала головой дочурка.
   Но по быстро бегающим  глазам  и  слишком  честному  взгляду  дочери  Ася
поняла: опять соврала.
   - Когда назад едешь? - поинтересовалась мать.
   - Завтра ночью, - прозвучал быстрый ответ.
   Больше они не разговаривали, молча пили  чай  с  привезенными  из  Москвы
конфетами. Ася жадно накинулась на угощение.  Ей  приходилось  экономить  на
всем, и сладости в рационе не предусматривались.  Скоро  ее  сморил  тяжелый
сон.
   Утром она встала с гудящей головой и, спотыкаясь, пошла в комнату дочери.
Люки не было, исчезла и ее дорожная сумка. Ничего не понимая,  Ася  выползла
на кухню, и глаза  тут  же  наткнулись  на  плохо  прикрытую  дверь  буфета.
Дрожащими руками она вытащила свой "сейф". Жестяная коробка была пуста.  Еще
вчера вечером там оставалось восемьсот рублей... Люка убежала,  прихватив  у
матери последние деньги. Асе не на что было купить даже пакет  кефира.  Чуть
позднее выяснилось, что  дочурка  утащила  и  драгоценности,  оставшиеся  от
Анастасии: несколько колец, цепочек, изумительной красоты камею и  абсолютно
ненужную современным дамам шляпную булавку с головкой из  горного  хрусталя.
Наверное, воровка решила, что это крупный бриллиант.
   Любившая рыдать по каждому поводу,  Ася  не  проронила  ни  слезинки.  На
следующий день позвонила по  оставленному  телефону.  Подошла  почти  глухая
старуха, долго переспрашивавшая имя:
   - Как? Как? Какая Иветта? Отродясь таких не было.
   Ася грустно усмехнулась: дочь опять соврала, небось и про брак с  младшим
Грековым набрехала, и про долг... Просто в очередной  раз  обобрала  глупую,
наивную мать. Художница вновь заняла денег и вычеркнула Люку из своей жизни.
   На вопрос лучшей подруги: "А как  там  Иветточка,  скоро  мы  ее  в  кино
увидим?" - Ася спокойно ответила:
   - Она вышла замуж и уехала в Мценск, летать часто сюда не может -  билеты
дорогие, а поездом почти неделю ехать.
   Шли годы. Слава богу, дочь не показывалась. Но этой осенью, придя  домой,
Ася неожиданно увидела в подъезде Люку. Она сидела на подоконнике и спокойно
курила.
   - Ты? - оторопела Ася. - Что надо?
   - Мамочка, - заулыбалась Иветта, - так волновалась о тебе, как, думаю, ты
все эти кризисы переживаешь?
   - Поэтому, наверное, столько лет не писала и не звонила,  -  съехидничала
Ася. - А я-то мучилась: почему меня обокрали? Оказывается, от волнения.
   - Прости, мамуля, - протянула Люка, - глупая была, молодая. Давно  за  ум
взялась, работаю.
   - Где же? - усмехнулась мать. - В Голливуде?  Часом,  твой  псевдоним  не
Шарон Стоун? Люка рассмеялась.
   - Да ладно, мамуля, ну полно, выучилась на парикмахера, стою в салоне. Но
клиентура вся сплошь из мира театра... Ты домой пригласишь?
   - Заходи, - пробормотала Ася, лихорадочно соображая,  хорошо  ли  спрятан
"сейф".
   Вчера женщина получила большую сумму и всю сложила  в  жестяную  коробку.
Люка ужом проскользнула в дверь. На столе опять  появился  набор  шоколадных
конфет. Неожиданно дочь сказала:
   - Давай, мамуля, посмотрим старые фотографии, как в детстве.
   Ася дрогнула, и они начали переворачивать страницы. Как обычно, художница
принялась  рассказывать  о  давно  ушедших  людях.   Люка   слушала   крайне
внимательно, изредка прерывая рассказ матери вопросами:
   - Это кто? А кем приходится?
   Потом Асю  вновь  сморил  сон.  Стоит  ли  говорить,  что  утром  она  не
обнаружила дочери. Вместе с ней исчезли "сейф" и альбом с фотографиями.
   - Ну ладно деньги, - сокрушалась Ася, - вновь меня, старую, обвела вокруг
пальца, но снимки? Зачем карточки уперла? Так жаль! Ни  одной  не  осталось.
Там, кстати, и ваши были.
   - Да? - изобразила я удивление. - Откуда?
   - Афанасия Константиновна присылала Анастасии. Довольно много снимков.  Я
еще всегда поражалась, какая причудливая штука  -  родство.  Положить  рядом
детские снимки твои и Иветты, так не поймешь, кто где. Вижу, что и сейчас вы
необычайно похожи друг на друга.
   Она замолчала, я тоже не проронила  ни  слова.  Генетика  -  удивительная
вещь. Нет, не зря в прежние времена с некоторыми семьями никто родниться  не
хотел. Запойный дедушка, кокаинистка бабушка, неуправляемый  бабник  дядя...
Монах Мендель еще не производил своих опытов с горохом,  а  наши  прапрадеды
уже  знали:  хочешь  здоровых  детей  -  узнай,  чем   болели   родственники
предполагаемого мужа. Очевидно, страсть  к  карточной  игре  у  Бабановых  в
крови. И если Афанасия все же с грехом пополам могла остановиться, то  Люка,
впадая в истерический ажиотаж, проигрывала все.

Глава 21

   Обратный путь до Москвы я  проделала  с  тяжелым  сердцем.  Вместо  одной
нерешенной задачи появились две.  Кто  такая  Нюся?  Зачем  девушка  обманом
проникла в наш дом, подделав свидетельство о браке?  Кому  пришла  в  голову
идиотская идея выдать ее за жену Аркадия? Кто автор постановки и  какова  ее
конечная цель? Отбить Кешку у Ольги? И для этого  поселиться  в  доме?  Чушь
собачья, бред сумасшедшего!
   Четыре часа раздумий во время полета до Москвы не внесли никакой ясности,
и по трапу я спустилась с больной головой.
   - Мусечка приехала! - кинулась ко мне  Маня.  -  Засахаренные  каштанчики
привезла?
   - Что? - изумилась я. - Какие каштанчики?
   - Как? - расстроилась Манюня. - Не купила мои любимые каштаны?
   Черт возьми, совершенно забыла, что  ездила  в  Киев!  На  помощь  пришла
Зайка:
   - Сейчас не сезон этого лакомства.
   - А у нас Семена Андреевича током дернуло, - радостно сообщила дочь.
   - Ой, - махнула рукой Зайка, - хорошо, что тебя не было.
   Оказывается, неторопливый Семен Андреевич решил сменить  розетки.  Скорее
всего он просто сделал что-то  не  так,  хотя  уверяет,  будто  ему  попался
дефектный провод. Словом, вылетели пробки, и весь дом  погрузился  на  целый
день в темноту. Пришлось вызывать мастеров из Мосэнерго.
   Маня захихикала и шепнула мне на ухо:
   - Знаешь, как специалист обозвал Семена Андреевича? Жопорукий!
   Что ж, грубо,  но  справедливо.  Зайка  распахнула  дверь  в  гостиную  и
пробормотала:
   - Гляди, только пол остался.
   Я уставилась на результаты проделанной работы.  Прежде  комната  казалась
очень уютной, правда, Ольге не слишком нравились белые стены.  Зато  теперь,
сделав наконец задуманный ею ремонт,  она  получила,  что  хотела,  -  белое
исчезло начисто.
   Потолок радовал глаз серо-голубыми разводами.  Красивая  лепнина  кое-где
отколота, а кое-где замазана. Стены переливались  всеми  оттенками  зеленого
колера - от нежно-салатового до  светло-лягушачьего.  Как  мастер  ухитрился
достичь подобного результата, было непонятно,  так  как  на  всех  банках  с
немецкой краской  было  указано:  "Оттенок  молодой  листвы".  Зная  немного
трудолюбивых граждан Германии, я ни  минуты  не  сомневалась,  что  все  эти
емкости имели совершенно одинаковое содержимое. Злосчастные  розетки  висели
чуть  криво,  из-под   плинтусов   выступала   грязно-серая   масса   весьма
неаппетитного вида. Похоже на собачью блевотину.
   Гаже  всего  выглядел  камин.  Мало  того  что  "малахитовый   кабанчик",
купленный Аркадием, отвратительно смотрелся на фоне стен, так его еще как-то
странно уложили  -  слегка  неровно,  причем  плиточки  разделяли  огромные,
ужасающе толстые швы...
   - Ну как? - гордо спросил Семен Андреевич.
   - Уж мы постарались, - произнес невесть откуда взявшийся Жора,  -  теперь
только полы сделать...
   Я поглядела на вполне нормальный по виду паркет и вздрогнула:
   - Может, пол так оставить?
   - Никак нельзя, - сообщил Жора, - паркет всему голова, даже стены не  так
важны. Отциклюем по первом классу, да не машинкой, а руками. Не  волнуйтесь,
отлично выйдет, не комнатка, а пасхальное яичко.
   - Еще диван перетянем, - сообщил Семен  Андреевич,  -  обивку  вам  кошки
подрали, а я отлично с мебелью управляюсь.
   Увидев мое вытянувшееся лицо, мужик быстренько добавил:
   - Не  беспокойтесь,  хозяйка,  дорого  не  возьмем.  Сами  понимаем,  дом
огромный, пока все комнаты в порядок приведем...
   Они собираются делать такой ремонт во всем здании? Ну уж