ижу вас!
   - Ну и ну, - покачала головой Зайка.
   - Оставьте меня... Хуч! Хучик!!!
   Тут в комнату из  коридора  ворвались  Снап  и  Банди.  Пит,  недолго
сомневаясь, взлетел  на  мою  кровать.  До  носа  долетел  резкий  запах
собачьих консервов.
   - Банди, - взвыла я, - мой любимый! Иди сюда! Никому не отдам!
   - Надо вызвать врача, - нахмурился полковник.
   Дальнейшее  помнится  плохо.  Мигрень  просто  взорвалась  в  голове,
погребя под  собой  остатки  разума.  Омерзительные  домашние  суетились
вокруг, вызывая все новые и новые приступы злобы.
   - Уйдите, - молила я, прижимая к себе Хучика, - все  убирайтесь  вон!
Не желаю вас  видеть,  завтра  же  уеду  вместе  с  собаками!  Ненавижу,
ненавижу! Хучик! Банди!
   Откуда-то из тумана вынырнуло лицо Оксаны, потом передо  мной  возник
неизвестный мужчина. Его рот с отвратительно толстыми  губами  беззвучно
шевелился. Потом до ушей донесся вопрос Оксаны:
   - Что ты ела? Или пила? Немедленно отвечай.
   Я поползла в самый дальний  угол  кровати,  крепко  прижимая  к  себе
Хучика. Какой у Оксаны мерзкий голос: визгливый, назойливый.
   А это неприличное любопытство! Что ела, что пила? Какое ей дело!
   - Быстро отвечай, - потрясла меня Ксюта за плечи.
   Я чуть не задохнулась! От Оксаны несло потом и гадкими духами!
   - Ну живо!
   - Собачьи консервы, - неожиданно выпалила я и провалилась в сон.
   Я проснулась оттого, что чихнула. Я села, зажгла лампу и с удивлением
увидела на диване посапывающую Оксану. Подруга была  одета  в  джинсы  и
свитер. В полном изумлении я перевела взгляд на часы: ровно восемь утра.
Отчего Ксюта тут? Иногда она остается ночевать у нас, но тогда ложится в
спальне для гостей, Оксана никогда  не  спит  в  моей  комнате,  да  еще
одетая.
   И тут взгляд упал на Хучика. Боже, как я люблю эту собаку.  Мгновенно
в голове заворочались воспоминания.  Вчера  я  устроила  домашним  дикую
истерику, отчего?
   Внезапно Оксана села и спросила:
   - Ну как?
   - Ничего, - осторожно  ответила  я,  отмечая  про  себя,  что  лучшая
подруга отвратительно выглядит:  кожа  желтая,  вокруг  глаз  синяки,  и
вообще, у нее слишком длинный нос, а волос на голове просто  нет.  Боже,
да она уродка!
   Ксюта села.
   - Давай рассказывай.
   - О чем?
   - Обо всем!
   - Какое право ты имеешь...
   - Ага, ясно, - кивнула Оксана, - что пила?
   Или ела?
   Вдруг на меня навалилась апатия.
   - Салат "Цезарь" в кафе.
   - И что в нем было?
   - Ты никогда не пробовала салат "Цезарь"? - скривилась  я.  -  Листья
салата, белое куриное мясо, гренки и сливочный соус, который в некоторых
ресторациях  заменяют  на   майонез,   чем   делают   блюдо   совершенно
несъедобным!
   - Я не раз ела "Цезарь", - спокойно ответила Оксана, - не о нем речь.
Ты пила что-нибудь?
   - Сок свежевыжатый, из яблок с сельдереем, готовили при мне.
   - Еще что?
   - Ничего.
   - За весь день?
   - Угу.
   - Нельзя сказать, что ты обжора, -  вздохнула  Оксана,  -  постарайся
припомнить, может, случилось нечто... Ну кто-нибудь  дал  тебе  таблетку
или накапал настойку?
   - Зачем? - осторожно спросила я, отодвигаясь подальше от Ксюты. -  Не
подходи ко мне близко.
   - Почему?  -  резко  поинтересовалась  Оксана  и  придвинулась  почти
вплотную.
   Я чуть не задохнулась от запаха пота и быстро зажмурилась,  чтобы  не
видеть ее лица.
   - Почему? - повторила та, которую я считала своей лучшей подругой.  -
А ну открой глаза.
   Я послушно подняла веки и неожиданно выпалила:
   - Ты жутко противная и не моешься!
   Оксана отошла к окну, села в кресло и спросила:
   - Ну-ка скажи, сколько лет мы вместе?
   - Страшное дело! Столько не живут!
   - Почему же ты раньше не делала замечаний о моей неряшливости?
   Я призадумалась:
   - Ну.., ты так не пахла!
   Оксана кивнула:
   - Правильно. Я хирург, душ принимаю минимум два раза в день, а иногда
три, четыре захода в ванную делаю, и ты об этом знаешь.
   Внешность моя несильно изменилась.  Я,  конечно,  не  красавица,  нос
длинноват, глаза, может быть, слишком близко посажены, но до  вчерашнего
вечера ты на это не обращала внимания. Ведь так?
   - Да, - растерянно кивнула я.
   -  И  что  случилось  двенадцать  часов  назад,   сделай   одолжение,
расскажи?
   Я помедлила пару минут, потом достала из сумки пустой пузырек.
   - Вот.
   - Это что?
   - Не знаю. Но я выпила красную жидкость, причем дважды. В первый  раз
подействовало изумительно, мигрень прошла в мгновение ока, а  во  второй
началась чертовщина.
   Оксана повертела в руках флакончик, понюхала его, потом заперла дверь
на ключ и приказала:
   - Теперь рассказывай абсолютно все.
   - Ладно, - кивнула я, отчего-то  чувствуя  себя  маленькой  девочкой,
стоящей перед сердитой бабушкой, - только ты меня не выдавай!
   - Начинай, - поторопила Ксюта.
   Если кто и умеет слушать рассказчика, так это  милиционеры  и  врачи.
Оксана ни разу не перебила меня, только изредка качала головой.
   - Ну ты даешь! - сказала она, когда я замолчала.  -  Вообще  никакого
ума нет! Зачем взяла пробирку?
   - Хотела заполучить средство от мигрени!
   - Ну и дура! - неожиданно заорала Оксана. - В штативах  могло  стоять
все, что угодно!
   - Цвет был красный.
   - И что?
   - Ну пару минут назад я выпила жидкость  такого  же  оттенка,  вот  и
подумала...
   - Нет слов, - вздохнула Ксюта, - ясно одно, твое  странное  поведение
вызвано приемом незнакомого снадобья,  очевидно,  психотропного,  потому
что ты непонятным образом влюбилась в  Хуча  и  возненавидела  остальной
мир.
   - Тебе не кажется, что ты несешь бред? -  осторожно  поинтересовалась
я.
   - Выглядит фантастически, - кивнула подруга, - я о таких медикаментах
и не слышала.
   С другой стороны.., с человеком можно проделать, что угодно. Допустим
"сыворотка правды".
   - Это что такое?
   - Механизм действия объяснить не могу, - пожала плечами Оксана, - но,
если индивидууму уколоть это лекарство, человек абсолютно теряет волю  и
начинает рассказывать о себе все, даже то, что тщательно скрывает. Знаю,
что сотрудники КГБ применяли это средство  на  допросах.  В  КГБ  вообще
имелись лаборатории, там ставили всякие опыты, проводили эксперименты...
Может, ученые додумались и до того зелья, что глотнула ты.
   До меня постепенно начал доходить ужас произошедшего.
   - Я теперь до конца жизни буду ненавидеть своих домашних?!
   - Надеюсь, что нет, - мрачно ответила Ксюта, -  ладно,  давай  говори
название лаборатории, адрес, где она находится, да  повтори,  как  зовут
заведующего. Узнаю, чем они занимаются. Еще хорошо,  что  ты  полезла  в
заведение, которое  связано  с  лекарствами.  Это,  в  общем,  мой  мир,
обязательно отыщу там знакомых, которые  растреплют  все!  Замечательно,
что ты не отправилась в НИИ, где изучают бензин или лак для паркета. Там
мне было бы трудно отрыть информаторов!
   Я возмутилась до глубины души:
   - Никогда бы не стала пить продукт переработки нефти!
   Оксана хмыкнула:
   - С тебя станется глотнуть растворитель!
   - Я похожа на идиотку?
   - Очень!
   Черная волна злобы начала подкрадываться к голове.  Огромным  усилием
воли я погасила цунами, повторяя про себя: "Спокойно, спокойно.  Оксанка
хочет помочь. Она хорошая, я люблю ее, она мой лучший друг. У нее совсем
не длинный нос, и можно глубоко не дышать в ее присутствии".
   Вот ведь кошмар! Я теперь  никогда  не  буду  знать:  на  самом  деле
сержусь на человека или в моем организме взбесилась химия?
   - Все равно убегу! - послышался с первого этажа крик Ленки.
   Потом раздались глухие удары, визг, топот...
   Мы с Оксаной переглянулись и бросились вниз.
   В гостиной обнаружилась незнакомая пара.
   Мужчина, по виду лет сорока пяти, и женщина,  чуть  моложе  его.  Оба
были хорошо одеты и приятно выглядели. Рядом стоял Дегтярев.
   Я удивилась: полковник не на работе? Это странно,  обычно  он  в  это
время сидит в своем кабинете, совершенно игнорируя то, какой день недели
на дворе: понедельник, среда, пятница или  суббота  с  воскресеньем.  Не
успели мы с Оксаной спросить, что случилось,  как  с  дивана  послышался
истерический взвизг:
   - Я с ними не пойду, хоть убейте!
   В самом углу тахты, вжавшись в подушку, сидела Ленка. Ее глаза горели
мрачным огнем, губы были плотно сжаты, руки стиснуты в кулаки.
   - Что происходит? - изумилась я.
   - Это Виктор Иванович и Анна Андреевна Калитины, -  спокойно  пояснил
полковник.
   - Здравствуйте, - кивнула парочка.
   - Добрый день, - осторожно ответила я.
   - Они приехали за Леной.
   - Ни за что, - выплюнула девочка.
   Я быстро села на диван и обняла ее за плечи.
   От Ленки одуряюще пахло потом.
   - Не волнуйся, не отдадим тебя в приют.
   Сейчас  договоримся  с  представителями   органов,   они   оставят...
Минуточку, а откуда эти люди узнали, что Лена тут?
   - Это я их нашел, - совершенно спокойно пояснил Дегтярев.
   На меня снова напала злость.
   - Кто тебя просил, а?
   - Виктор и Анна - родители Лены.
   - У нее же вроде только мама жива, - растерянно пробормотала я.
   Мужчина покраснел, но ничего не сказал, и тут я,  припомнив  рассказы
Лены, воскликнула, повернувшись к нему:
   - Значит, вы, отчим! Тот самый негодяй, который убил  собаку  Альму?!
Ясно, почему ребенок не хочет жить с вами! Я девочку не отдам!
   Выгнали бедняжку на улицу, заставили бродяжничать, а теперь  явились!
Уходите!
   Виктор и Анна переглянулись:
   - Альма жива-здорова, - тихо произнесла мать  Лены,  -  а  Виктор  не
отчим, а родной отец.
   Мы из Питера прибыли, там живем, работаем в институте. Витя -  доктор
наук, я - кандидат.
   У меня отвисла челюсть.
   - Что???
   - Троих детей имеем, - вступил в разговор Виктор, - Максима, Андрея и
Лену.
   - Мальчики золотые, - подхватила Аня,  -  выучились  нормально.  Один
работает, другой в аспирантуре учится, ребята как ребята, а Лена...
   Она замолчала, Виктор тяжело вздохнул:
   - Не дай бог никому!
   - Уроды, - буркнула Ленка, - гниды, все равно удеру.
   - С десяти лет убегает, - пояснил отец, - никакой управы нет.  Честно
говоря, мы не понимаем, в чем дело, садится в  поезд  и  с  глаз  долой.
Прибивается к компании беспризорников, таскается с  ними,  курит,  пьет,
спасибо, не колется.
   - Гонорею в одиннадцать лет заработала, - покачала  головой  Анна,  -
что с девочкой делать, не знаем.
   - И к психологу водили, и к психиатру, -  пояснил  отец,  -  все  без
толку. В прошлый раз она на полгода пропала, нашлась в Пушкине, на  даче
одной престарелой актрисы, наврала ей с три  короба  про  свое  детство:
били ее смертным боем, не кормили, одежды не покупали...
   - Да у нее все есть, - взвился Виктор, - педагоги по каждому предмету
имелись, только учись, ан нет! Опять сбежала, теперь у вас обнаружилась.
   - И ведь что странно, - тихо сказала Аня, - потолкается по вокзалам и
прибивается к приличным  людям  жить.  Ведет  себя  безупречно!  Ее  эта
актриса в школу пристроила!  И  что  вы  думаете?  Великолепно  училась,
просто ангел, а не девочка. Когда ее забирать  приехали,  старушка  даже
прослезилась, так Лену полюбила. Ну почему она с чужими людьми  золотая,
а с нами дрянь?
   - Потому что вы уроды, - рявкнула Ленка, - думаете лишь о работе.  Да
с вами поговорить нельзя! Утром проснешься, на  столе  записка  "Еда  на
плите, будем поздно". Из школы вернешься - никого, вечером спать  ляжешь
- никого. Утром опять записка. Вот  и  гадай  теперь,  то  ли  вчерашнюю
забыли выбросить, то ли новую нацарапали.
   Виктор и Анна одновременно вздернули вверх брови.
   - Но мы зарабатываем деньги, - сказала мать.
   - Максим и Андрей тоже одни сидели, - повел свою  партию  отец,  -  и
нормальными выросли.
   - Они хитрые, - процедила сквозь зубы Лена, - двуличные сволочи, пока
вы на службе ломались, парни такое творили! Уж я-то знаю!
   - Почему же нам не рассказывала? - удивилась Анна.
   - Так они колотили меня!
   - Опять врет! - вздохнул Виктор.
   - Что нам делать,  -  чуть  не  зарыдала  Анна,  -  как  с  девчонкой
справиться?
   Я растерянно переводила взгляд с  родителей  на  дочь.  Кому  верить?
Пожалуй, рассказ Виктора и Анны очень похож на правду, но и Ленка весьма
убедительна!
   Очевидно, все сомнения были написаны  у  меня  на  лице,  потому  что
Александр Михайлович "милицейским" голосом заявил:
   - Родители не лгут.
   - Откуда сие известно? - воскликнула я.
   Дегтярев вздохнул:
   - Знаю, уж поверь, знаю точно. Девчонка должна отправиться  домой,  в
Петербург, лучше всего поместить ее в частное  закрытое  учреждение  для
трудновоспитуемых  детей.  Есть  такие  в  Питере.  Если  хотите,   могу
разузнать подробности.
   - Сделайте милость, - попросил Виктор, - никаких денег не жаль,  лишь
бы за Леной присмотрели, может, перерастет, исправится.
   - Вполне вероятно, - без всякого энтузиазма откликнулся полковник.
   - Все равно сбегу, - ответила бледная до синевы Ленка.
   Время до обеда мы с Оксаной  потратили  на  разговоры  с  девочкой  и
достигли хлипкого, как сейчас модно говорить, консенсуса. Лена поедет  с
родителями в Питер и попытается вести себя нормально. Но,  если  поймет,
что нечто снова зовет ее в дорогу, она  не  станет  прибиваться  к  стае
беспризорников, а прямиком отправится к нам, отец с матерью пообещали ее
не удерживать. Потом Оксана уехала, а я попыталась втолковать Виктору  и
Анне, что зарабатывание денег не является основной  целью  родителей,  с
детьми надо хоть изредка разговаривать. Ладно, не каждый день,  но  хоть
час в неделю! Но, честно говоря, особого успеха я не добилась.
   - Хорошо вам говорить, - поджал губы Виктор, оглядывая нашу гостиную,
- вы материальных проблем не испытываете. А нам деньги добывать надо, мы
их из нефтяной трубы не качаем.
   Я  ожидала,  что  меня  сейчас  начнет  душить  злоба,  но  отчего-то
совершенно спокойно восприняла его намеки на то,  что  мое  благополучие
зиждется на продаже ископаемых родины.
   А обнимая Ленку на прощанье, я не вздрогнула.
   Нос  уловил  лишь  слабый  запах   мыла   и   дезодоранта.   Действие
таинственного лекарства закончилось так же неожиданно, как и началось.

Глава 25

   Обрадовавшись, что снова стала  нормальной,  я  побежала  вниз.  Часы
показывали половину четвертого, еще успею съездить на вокзал и найти там
мальчика Диму с элегантным прозвищем Кулак.
   Когда я выруливала на МКАД, затрезвонил  мобильный.  Сидя  за  рулем,
очень не люблю болтать по телефону. Будучи законопослушной гражданкой, я
купила устройство под названием "Хэндс фри", и мои руки держат  баранку,
а не трубку, но все равно ведь отвлекаешься на  собеседника,  что  может
послужить причиной аварии.
   - Можно Дашу, - донеслось сквозь потрескивание.
   - Слушаю.
   - Ваш номер мне дала Лика...
   Я припарковалась на обочине.
   - Очень приятно.
   - Лика сказала, вы не пожалеете за эту информацию сто долларов.
   Я насторожилась:
   - Что-то случилось?
   - Ну, в общем.., да!
   - Плохое?
   Вот идиотский вопрос! Конечно, плохое,  хотя,  что  может  быть  хуже
того, что уже произошло с Ликой. Что страшнее тюрьмы и ложного обвинения
в убийстве?
   - Не очень хорошее, - прошипели из трубки.
   - Она жива? - испугалась я.
   - Да.
   - С Ликой случился инфаркт?
   - Нет, ваша родственница здорова.
   - Тогда что? - заорала я. - Что?
   - Приезжайте, расскажу.
   - Куда?
   - Девятая Парковая, - тетка принялась монотонно диктовать адрес.
   Я завела мотор и, проклиная пробки, поспешила в Измайлово.
   Все чаще мне становится жаль, что  я  живу  в  огромном,  забитом  до
отказа машинами мегаполисе. Ей-богу, в  маленьком  городке  у  жите  лей
остается намного больше  свободного  времени,  они  небось  успевают  за
полчаса скататься из одного конца населенного  пункта  в  другой.  Я  же
сейчас  потратила  несусветное  количество  времени,  застряв  на   всех
магистралях, одурела  от  бодрого  "Русского  радио",  переключилась  на
"Шансон", но услышала  немузыкальное  хрипение  какого-то  уголовника  и
снова  убежала  на  прежнюю  волну.  В  моем  понимании  шансон,   слово
происходит от французского глагола  петь,  -  это  городская  песня.  Во
Франции  представителями  данного  направления  были  Ив  Монтан,  Шарль
Азнавур, Эдит Пиаф.  Они  исполняли  незатейливые  песенки  для  простых
горожан на вечные темы любви, ревности, измены и разлуки.  Но  в  России
шансоном отчего-то зовется блатной фольклор, три "уголовных"  аккорда  и
гнусавое завывание на тему загубленной юности,  проведенной  за  колючей
проволокой.   Бедняга-заключенный   валит   лес   и    вспоминает    про
мать-старушку,  красавицу-жену  и  любимого  сыночка.  Бард  хрипит   из
радиоприемника, а вся страна рыдает. Но мне растрогаться мешают  простые
мысли. Первая. Почему мужик попал на зону, а? Вряд ли он просто  шел  по
улице, а на него, бедного, налетели, схватили, повязали...  Слава  богу,
не тридцать седьмой год на  дворе.  Небось  он  разбойничал  на  большой
дороге, вот и получил срок. Вторая.  Вспоминал  ли  сей  индивидуум  про
мать-старушку, жену-красавицу и любимого  сыночка,  когда  находился  на
воле? Сильно подозреваю, что нет, потому что  тот,  кто  на  самом  деле
дорожит своими родственниками, постарается не доставить им горя.
   Очень многих людей от недостойных поступков удержали именно  мысли  о
семье. Хотя случаются и ошибки, вот Лика же  осуждена  за  преступление,
которого не совершала. Впрочем,  подобное  редкость,  а  если  послушать
русский шансон, то создается впечатление, что по лагерям и тюрьмам сидят
сплошь невинные люди. Не так это,  граждане!  Большинство  оказалось  на
нарах за дело, и не следует идеализировать воров, убийц и мошенников.
   Дверь мне открыла немолодая, грузная тетка.
   - Я Даша.
   - А я Клава, - радостно  заулыбалась  тетка,  -  дорогу  без  проблем
нашла? Заходи, заходи.
   - Вы очень точно все описали.
   - Пошли, чаем угощу. Деньги принесла?
   Я достала кошелек и отдала тетке сто долларов. Она положила купюру  в
карман застиранного халата и сказала:
   - Лика в СИЗО.
   - Знаю.
   - Откуда?
   - Ее осудили и отправили на зону, я была у нее на свидании, привозила
продукты, скоро опять поеду.
   - Ты не поняла. Лика была в лагере, а теперь она вновь в Следственном
изоляторе, в Москву ее привезли.
   - Почему? - подскочила я.
   - На выводную напала,  задушить  хотела,  еле  оторвали.  Новое  дело
открыли.
   - Что? - прошептала я. - Не понимаю.
   Клава глубоко вздохнула.
   - Чего уж тут непонятного! Лика  пошла  в  библиотеку,  а  по  дороге
напала на сотрудницу колонии. И откуда  только  сила  взялась,  повалила
бабу на землю, стала душить, прямо взбесилась. Хорошо, драку заметили  и
оттащили Лику, а то бы убила, наверное, женщину.
   Я только хлопала глазами. Лика напала на сотрудницу колонии? Да  быть
такого не может!
   Ликуня шумная, говорливая, крикливая, но вполне  миролюбивая.  Может,
от пребывания за решеткой у нее помутился разум?
   - Да на беду, - качала  головой  Клава,  -  выводная  не  из  простых
оказалась, невестка начальника зоны. В городке  ихнем  безработица,  вот
хозяин свою семью и пристроил! Так  что  он  по  полной  программе  Лику
наказать  хочет,  шьет  побег.  Дескать,  хотела  удрать,  а  сотрудница
помешала.  Вот  заключенная,  обозлившись,  и  стала  ту  душить,  имела
намерение убить! Соображаешь, что вытанцовывается!
   - И что теперь будет? - помертвевшими губами спросила я.
   - Уж ничего хорошего, - скривилась Клава, - лет десять  довесят,  как
пить дать, серьезно люди настроены, не на месте вопрос решили, в  Москву
приволокли. Лика тебе маляву передать просила, на.
   У меня в  руках  оказалась  тощая  трубочка,  отчего-то  запаянная  в
полиэтилен. Пальцы разорвали тонкую липкую пленку. "Спасибо. Забудь  обо
мне. Лика".
   - Как к тебе попала записка? - накинулась я на Клаву.
   - Я работаю в СИЗО