,  кто  будет  тянуть
жребий, и решив предоставить торжественную миссию Тане,  мы  сунули  хозяйке
под нос бежевую шапочку с помпоном.
   Таня вытащила записочку и оповестила:
   - "Клеопатра".
   - Отлично, -  приободрилась  Зайка,  -  теперь  посчитаем,  сколько  надо
штучек. Манюня, сбегай за калькулятором.
   - Почему всегда я? - заныла девочка. - Столько  народа  сидит,  а  бежать
мне?
   - Сейчас принесу, - вздохнула Таня.
   - Нет уж, я сбегаю, - ответила Маня. Наконец появилась и счетная машинка.
Кеша потыкал пальцем в кнопочки.
   - Неровное число выходит, - бормотал Аркадий, - 1818 и остаток.
   -  Дай  сюда,  горе  луковое,  -  выкрикнула  Маня,  выхватывая  у  брата
калькулятор, - у тебя всегда по математике двойка стояла!
   Она азартно принялась нажимать кнопки.
   - 1481 получается.
   - Вот и не правда, - стоял на своем наш адвокат, - 1818!
   - Гляди, - обозлилась Маня, - четыреста метров умножить на сто,  получаем
сорок тысяч сантиметров, потом делим на двадцать семь!
   - Я делил на двадцать два, - заявил Аркадий.
   - Почему?
   - "Клеопатра" двадцать семь рублей, а ширина двадцать два сантиметра.
   - Наоборот, - завопила Маруська - двадцать семь ширина!
   - Нет, цена!
   - Говорю же, ширина! Зайка, подтверди! Ольга замахала руками:
   - Вы  оба  не  правильно  считали.  Брали  погонные  метры,  а  следовало
квадратные. "Математики" разинули рты.
   - Ох и дура же ты, Машка, - первым очнулся Кеша, - а еще отличница.
   - Сам хорош!
   - Ты уроки, смотри, до ужина делай, а то после еды ничего не соображаешь,
- не успокаивался братец.
   - Прекрати, - разозлилась на него жена, - отвяжись от ребенка!
   - Ничего себе ребеночек, с полтонны теленочек, - вздохнул Кешка.
   - Слушай, - злобно прошипела Маня, - ты лошадь Пржевальского видел?
   - При чем тут лошадь? - искренне удивился задира.
   - А при том, - заорала Маня, бросаясь на обидчика, -  она  очень  здорово
лягается и кусается!
   Раздался звон разбившейся чашки. Таня ухватилась за виски:
   - Нет, все, ложусь в кровать, опять мигрень!  Постанывая,  она  вышла  из
комнаты.
   - Сейчас же прекратите, - велела я, - как не стыдно, в конце  концов,  вы
не дома.
   - Она меня укусила, - плачущим голосом заявил Аркадий, - вот, за  шею!  А
мне завтра в суде выступать! Явно синяк появится!
   - Подумаешь, - фыркнула, чувствуя себя победительницей, Маня, -  скажешь,
жена в порыве страсти разошлась!
   Не дожидаясь нашей реакции, она вылетела за дверь.
   - Во, блин, - пробормотал Кеша, - выросла детка!
   - Нечего к ребенку приматываться, - резюмировала Зайка.
   - Ой, весело как, - радостно сообщила Варя,  из  подросткового  упрямства
продолжавшая есть пюре посредством пальца, - у нас никогда до  сих  пор  так
весело ужин не проходил!
   - Так сколько же брать черепицы? - забормотала Ольга.
   Поняв, что сейчас все начнется сначала, я тихонько выскользнула за  дверь
и позвала собак.
   Где-то с полчаса мы погуляли в  саду,  а  когда  вернулись,  из  столовой
неслись  гневные  крики.  Дети  никак  не  могли  подсчитать,  сколько   нам
понадобится черепицы. Стараясь  остаться  незамеченной,  я  проскользнула  в
спальню. Ну почему у других людей по вечерам тишина и покой? У нас же  вечно
крик, гам и скандал.
   Голова гудела, и мысли путались. Думать совершенно ни о  чем  невозможно.
Ладно, утро вечера мудренее. Забыв задернуть занавески, рухнула в кровать  и
мигом отбыла в царство Морфея.
   Сплю крайне чутко. Достаточно одной  из  наших  кошек,  нежно  ступая  на
бархатных лапках, пройти мимо  двери  спальни,  как  мигом  проснусь.  Любой
шорох, скрип, писк тут же возвращает к  действительности.  Но  на  этот  раз
разбудил свет. Сквозь закрытые веки проникла яркая  вспышка,  и  послышалось
тихое урчание. Все ясно: по шоссе проезжала машина, и свет  фар  мелькнул  в
окне с раздернутыми портьерами.
   Я  села,  потрясла  головой  и  глянула  на  будильник:  три  часа.   Сон
улетучился. Включив  ночник,  принялась  перелистывать  детектив,  но  скоро
дремота начала закрывать веки.  Натянув  повыше  мягкое,  теплое  одеяло,  я
спокойно заснула.
   До слуха долетела знакомая мелодия. Сон вновь испарился. Я опять  села  в
кровати  и  затрясла  головой.  Звук  шел  из  сумочки.  Мобильный!   Взгляд
машинально отметил время - пять утра. Господи, что стряслось, а  главное,  с
кем? Слава богу, дети дома, но, кроме родственников, есть еще тьма подруг...
Если тревожат в такой час, дело серьезное.
   - Алло! - чуть не закричала я.
   Но в трубке  стояла  тишина,  раздавалось  лишь  легкое  потрескивание  -
наверное, садится батарейка.
   - Говорите!
   - Дашка, - послышался прерывистый, какой-то сдавленный шепот,  -  умираю,
помоги...
   - Кто это? - окончательно испугалась я. - Что случилось?
   - У-би-ли, - как-то по слогам произнес  мужчина,  -  меня,  Никиту...  не
могу... найдешь... бойся... у Харитонова...
   Речь прервалась, послышался тяжелый хрип.
   - Нет, - завопила я, одной рукой натягивая слаксы,  -  еду,  держись,  ты
где?
   - Косовский, - зашептал Павлов и вновь захрипел.
   - Поняла, поняла, - твердила я в трубку, выносясь во двор,  -  еду,  жди,
Кит, слышишь, жди!
   Но из мембраны больше не раздавалось, ни звука, только звенящая, страшная
тишина.
   Боясь отключить телефон и время от времени выкрикивая в "Эриксон":  "Еду,
еду!" - я неслась по почти пустынным проспектам и улицам.
   - Хорошо, хоть знаю, где находится Косовский. Пропетляв по узким  улочкам
и чуть не  протаранив  вонючий  мусорный  бачок,  я  стукнулась  бампером  о
непонятную железку и, выскочив из машины, понеслась в подъезд.  Ни  кодового
замка, ни лифтера, самый обычный кирпичный дом.
   Дверь девяностой квартиры оказалась незапертой. Я внеслась в темный  холл
и завопила:
   - Кит!
   В ответ  -  ни  звука.  Полная  самых  дурных  предчувствий,  я  щелкнула
выключателем и увидела  большой  захламленный  холл.  Дешевые  обои  свисали
клоками, под потолком болталась на проводе голая,  казавшаяся  ужасно  яркой
лампочка.
   От холла отходил узкий коридорчик, в конце  виднелась  дверь  с  разбитым
стеклом. Я подлетела к ней и оказалась в комнате.
   Убогая мебель, на колченогом столе расстелена газета. На ней в беспорядке
навалены куски грубо накромсанного хлеба.  В  надколотой  тарелочке  сложено
несколько ломтиков обветренного сыра. Похоже, он находится тут не один день.
На углу красуется вызывающе роскошная коробка дорогущих конфет "Моцарт".
   - Никита! - позвала я.
   И вновь в ответ ни звука. В полном отчаянии пошла на кухню  и  тотчас  же
увидела бывшего однокурсника.
   Павлов лежал на животе между  подоконником  и  дешевым  столом,  покрытым
голубым пластиком. Его крупное тело, одетое в  роскошный  костюм  от  "Хьюго
Босса", нелепо выглядело на грязном светло-бежевом линолеуме.
   - Кит, - пробормотала я, пытаясь перевернуть  стокилограммового  приятеля
на спину. - Кит, что с тобой?!!
   Через секунду ответ стал ясен. Павлов оказался на боку, и  я  увидела  на
безупречном  пиджаке,  с  левой  стороны,  аккуратное,  словно  нарисованное
темно-красное отверстие. Крови почти  не  было.  Я  потрясенно  замерла  над
трупом.  В  ту  же  секунду  Павлов  разлепил  веки,  вздохнул.   На   губах
запузырилась черно-розовая пена.
   - Господи, - завопила я, - Никитка, живой! Лежи, лежи, не шевелись, все в
порядке! Сейчас приедет "Скорая помощь", и тебя обязательно спасут!

Глава 12

   До приезда врачей я аккуратно перевернула Кита на спину. Подсовывать  ему
под  голову  подушку  побоялась.  Моя  лучшая  подруга  Оксана,  хирург   по
профессии, твердо вдолбила мне в голову несколько истин. А именно -  никогда
не клади грелку, если болит живот, и не поднимай голову пострадавшему.
   Наконец прибыли медики и милиция. Никиту положили на носилки.
   - Он выживет? - с робкой надеждой спросила я.
   Хмурая женщина с утомленным лицом равнодушно уронила:
   - Сделаем все возможное. Санитары  и  один  из  милиционеров,  крякая  от
тяжести ноши, подняли носилки.
   - Как выносите?! - рявкнула докторица. -  Не  ногами,  а  головой  вперед
тяните!
   - Тяжелый, зараза, - выдохнул санитар, ворочая носилки.
   Оставшиеся служители закона приступили  к  моему  допросу.  Но  я  только
блеяла нечто, на их взгляд, невразумительное.
   - Не слишком похоже, что он тут  постоянно  живет,  -  вздохнул  один  из
дознавателей,  окидывая  взором  убогую  обстановку,  -  все-таки   редактор
популярной газеты, небось хорошо зарабатывал, а такое свинство кругом.
   Я  была  с  ним  абсолютно  согласна.  Насколько  знаю,  у   милиционеров
существуют оперативные квартиры. Сдается, что  эта  из  таких.  Кое-кого  из
своих информаторов Павлов не мог позвать в редакцию и  не  хотел  приглашать
домой, вот и снял убогую жилплощадь для встреч с такими людьми.  Естественно
он тут не жил. Скорей всего, завершив все свои дела,  поехал  на  встречу  с
"агентом". Впрочем, если учесть  коробку  конфет  "Моцарт",  то  на  стрелку
должна была явиться женщина.
   Задав мне еще кучу вопросов, милиционеры велели  отправляться  "по  месту
прописки". Я не стала спорить и быстренько покатила к Харитоновым.
   Начинался чудесный апрельский денек. Ласковое солнышко весело поднималось
из-за горизонта. Кое-кто из ранних прохожих, почувствовав приближение  жары,
снял с себя курточки и плащи. Даже гаишник на посту неожиданно улыбнулся  во
весь рот.
   Но мне было тошно. Две смерти за одни сутки - это  слишком  для  простого
человека, не работающего в больнице или морге.
   Во дворе дома Харитоновых машин не было. Ни Кешкиного джипа, ни Ольгиного
"БМВ", домашние уехали на работу. Зато прямо у подъезда скучало такси.
   Не успела я удивиться, кому в доме, где на каждого члена  семьи,  включая
грудных младенцев,  приходится  по  автомашине,  мог  потребоваться  наемный
экипаж, как из дверей выскочили Маша и  Варя.  Манюня  была  одета  в  форму
своего колледжа - клетчатая юбка  в  складку,  белая  блузка  и  темно-синий
пиджак с золотой эмблемой учебного заведения. Варя тоже в клетчатой  юбочке,
но пиджачок черненький, впрочем, издали  ее  наряд  можно  было  принять  за
форму.
   Увидав меня, девицы присмирели. Первой, естественно, опомнилась Маня.
   - Мусечка, - прошептала она, - а мы думали, ты еще спишь!
   - Куда собрались?
   - Да вот, - зачастила девочка, - Кешка с  Зайкой  опаздывали  на  службу,
меня везти в колледж некому, пришлось такси вызывать!
   - Мне почему не сказали? - усмехнулась я.
   - Зачем, думаю, мулечку будить, - выкручивалась Маруся.
   - Ладно, а Варя куда?
   - Со мной съездит, - затарахтела Маня, - сидит целый  день  дома,  с  ума
сойти можно, у нас ребята хорошие. Представляешь, она ни  разу  в  школе  не
была!
   Я минутку глядела на их виновато-возбужденные лица, потом велела:
   - Идите в "Вольво", доставлю в лучшем виде. Девчонки, толкаясь, полезли в
салон.
   - Таня знает? - спросила я, после того как расплатилась с шофером такси.
   - Знает, - сообщила Варя.
   - И отпустила? - изумилась я.
   - Да, - решила не пускаться  в  объяснения  дочь  Харитоновых,  -  у  нее
мигрень.
   - Что же ты ей сказала?
   - Ну, - замямлила Варя, - сунула голову в спальню и спрашиваю:  "Мамочка,
можно позаниматься русским и алгеброй?" А она: "Конечно, доченька".
   Я засмеялась. Ну, хитрюги. И разрешение получила, и  правды  не  сказала.
Какая же мать запретит ребенку учиться!
   Манина школа находится в самом центре,  недалеко  от  гостиницы  "Минск".
Директорствует там совершенно замечательная дама,  подобравшая  великолепный
состав педагогов. И дело даже не  в  том,  что  учителя  хорошо  знают  свой
предмет.   Маруся,   например,   говорит   по-французски   лучше    тамошней
преподавательницы. Но все женщины интеллигентны, терпеливы,  любят  детей  и
получают удовольствие от своей работы.
   Я завела Варю в класс и пошла  в  учительскую.  Милые  дамы  сочувственно
поохали, узнав о девочке, и, пообещав поставить ей сплошные пятерки,  велели
не волноваться.
   Я отъехала на улицу Чехова  и  огляделась.  Смертельно  хотелось  кофе  и
чего-нибудь съедобного. Но на длинной магистрали  попадались  лишь  какие-то
непищевые заведения: банк, химчистка, магазин "Обувь из Италии". Со  вздохом
я повернула направо. Улица Академика  Костылева!  Может,  здесь  повезет!  И
точно, в доме девятнадцать на первом этаже уютно устроилось маленькое  кафе.
Я вылезла и пошла к входу. Вдруг неожиданная мысль  заставила  притормозить.
Академика Костылева, 19! Да ведь именно здесь проживает некая Нина  Лузгина.
Хорошо помню адрес, возникший на экране компьютера, когда Зоя стала  двигать
текст. Нина Лузгина,  двадцати  пяти  лет  от  роду,  с  которой  якобы  жил
последнее время Олег Андреевич Харитонов. Может, это она та  самая  "падла",
которой следовало опасаться?
   Часы показывали десять утра. Так и не глотнув  кофе,  я  побежала  искать
семьдесят вторую квартиру.
   Говорят,  у  каждого  мужчины  существует  определенный  типаж   женщины.
Например, мой третий муж, Макс Полянский, неуправляемый бабник  и  потаскун,
западает лишь на субтильных дамочек с ярко-рыжими волосами. Другому  подавай
грудастых блондинок, третьему - хищных брюнеток, но, очевидно, покойный Олег
Андреевич не имел четко определенных пристрастий.
   Дверь мне открыла  девушка,  совершенно  непохожая  на  элегантную  Таню.
Невысокого роста, довольно полная, она куталась  в  простой  байковый  халат
серо-буро-малиновой окраски. На бесформенном носу красовались очки. Довольно
высокий лоб украшала россыпь мелких прыщиков, нос испещрен черными  точками.
Похоже, девчонка никогда не умывалась с мылом, а о  существовании  всяческих
"скрабов" и "пилинг-масок" даже не слышала. Впрочем, о дезодорантах  она  не
знала тоже. В воздухе витал явственный запах пота.
   - Вы ко мне? - спросило небесное создание.
   - Нина Лузгина?
   Девица кивнула головой  и,  совершенно  не  смутившись,  провела  меня  в
комнату.
   Бардак там стоял невозможный. Сама я не слишком аккуратна  и  не  склонна
осуждать других за брошенные на пол носки. Но такое?..
   Большой диван разобран и бесстыдно выставляет наружу  не  слишком  свежее
постельное белье. На креслах выставка  разнообразной  одежды,  а  письменный
стол  завален  горами  бумаг  и  книг.  Впрочем,  тома  самой  разнообразной
литературы  были  навалены  повсюду.  Стопки  громоздились  на  подоконнике,
валялись на полу, лежали на табуретках... На ковре налипли бумажки  и  комья
шерсти...
   Вспомнив безупречную прическу Тани и  роскошные,  светло-желтые  шелковые
простыни на ее кровати, я вздохнула и сказала:
   -  Скажи,  деточка,  что  за  отношения  связывали  тебя   с   господином
Харитоновым?
   Девушка покраснела неровными пятнами и от этого стала выглядеть еще гаже.
   - Вы кто?
   Решив проигнорировать вполне уместный вопрос, я села в кресло,  прямо  на
разложенные вещи и сообщила:
   - Знаете, что Олег Андреевич погиб?
   Девчонка шмыгнула носом и кивнула.
   - Будут похороны, и членам семьи не хочется каких-нибудь неприятностей  -
скандалов, ненужных разговоров, сплетен.  Меня  прислали  сообщить:  вам  не
следует появляться на кладбище.
   Девица попятилась и плюхнулась в другое кресло, подминая необъятным задом
валяющееся на сиденье не слишком чистое нижнее белье.
   - Господи, кто же узнал! Ведь так тщательно скрывались!
   Потом она вытянула из кармана халата пачку сигарет "Рок" - все они курили
эту марку - и принялась щелкать зажигалкой. Я не утерпела:
   - Хорошие сигареты?
   - Очень, - ответила Нина, - только крепкие, из  сигарного  табака.  Их  в
Москву не поставляют, но для Олега Андреевича привозили с Кубы. Вот осталась
последняя пачка, придется переходить на другие.
   И она внезапно тихо заплакала. Секунду я молча глядела на нее. Не  понять
- то ли о любовнике сокрушается, то  ли  о  том,  что  лишилась  возможности
курить любимый сорт...
   Нина стащила с носа  оправу,  промокнула  слезу  рукавом  халата  и  тихо
сказала:
   - Он был для меня всем, просто и не знаю, как жить теперь.
   Без очков ее глаза стали  больше,  а  лицо  -  беззащитным  и  совершенно
детским.
   - Где же вы познакомились? - в тон ей тихо поинтересовалась я.
   - В суде, - ответила Лузгина, - он  адвокатом  на  процессе  сидел,  а  я
секретарем, протокол вела.
   Ниночка училась на вечернем  отделении  юридического,  а  днем  работала.
Как-то раз судья Виноградова, листая дело, меланхолично заметила:
   - Ну, завтра всем мало не покажется, уведут шельмеца из зала суда.
   - Кто? - изумилась наивная Нина.
   - Дед Пихто,  -  сердито  рявкнула  Виноградова.  -  Адвокатом  Харитонов
выступает! А он дела никогда не проигрывает. Все с головы на ноги  поставит,
к каждой букве придерется, свидетелей притащит...
   Так и вышло. Улыбающийся обвиняемый, получивший свою статью  и  мгновенно
попавший  под  амнистию,  выбрался  из  "клетки"  и   кинулся   к   рыдающим
родственникам. Судья Виноградова  величаво  удалилась,  не  забыв  при  этом
основательно стукнуть дверью о косяк.
   Услышав этот  звук,  собиравший  свои  бумаги  Харитонов  поднял  взор  и
подмигнул Ниночке:
   - Кажется, мадам разгневана. Но ничего не  могу  поделать.Dura  lex,  ed
lex: закон суров, но...
   - Это закон, - докончила машинально Лузгина.
   - Знаете латынь? - удивился адвокат, окидывая девушку взглядом.
   Смущенная столь откровенным разглядыванием, девчонка пролепетала:
   - Заканчиваю юридический, мечтаю стать таким же  блестящим  специалистом,
как вы.
   Польщенный  наивным  восторгом  секретаря,   Харитонов   расхохотался   и
предложил довезти Лузгину до  дома.  Так  начался  их  странный,  непонятный
роман. Вернее было назвать отношение Харитонова к Нине отеческим, потому что
близость у них случалась редко и как-то впопыхах.
   Олег Андреевич приезжал  днем.  С  радостью  сбрасывал  галстук,  строгий
костюм и белую рубашку. Облачившись в халат, адвокат обедал, а потом садился
за работу. Готовился к процессам, писал речи...  Иногда  просто  валялся  на
диване, бесшумно щелкая пультом.
   - Ох, Ниночка, - вздыхал Харитонов, - кабы не Варька, тут же развелся  бы
с Татьяной и женился на тебе. Дома жить просто невозможно!
   - Что плохого происходило у него дома? - не утерпела я.
   - Таня очень холодный человек, -  спокойно  ответила  Нина,  -  абсолютно
правильный и жутко занудный. Бедный Олег  Андреевич  жил  словно  в  витрине
магазина. К завтраку полагалось  спускаться  в  костюме,  к  обеду  надевать
галстук. Вы не поверите, с каким удовольствием он ел у меня жареную картошку
прямо со сковородки,  а  огурцы  вылавливал  пальцами  из  банки.  Дома  еду
подавали только на фарфоре и точно по часам.
   Пойти на кухню после одиннадцати вечера бедняга Харитонов не мог. Тут  же
за спиной возникала Татьяна и начинала вещать о непоправимом вреде,  который
ночной обжора наносит своему организму. Если усталый депутат, сняв  ботинки,
бросил их у входа, заботливая  Татюша,  качая  головой,  тут  же  засовывала
небрежно брошенное в  специальный  шкафчик.  Пиджак,  повешенный  на  спинку
стула, моментально водружался на плечики, для брюк существовали  специальные
зажимы.
   - У меня он швырял одежду в  угол,  -  грустно  улыбалась  Ниночка,  -  и
страшно жалел, что не может остаться на ночь.
   Варя привыкла, что отец рассказывал ей  перед  сном  сказку.  Не  мог  он
бросить и Таню. Во-первых, у нее слабое здоровье, во-вторых,  она  посвятила
ему и больному ребенку много лет жизни. Было бы страшно непорядочно подать в
такой ситуации на развод.
   Она замолчала. Я вытащила "Голуаз" и тоже молча закурила. Что ж, знакомая
история. Сама побывала четыре раза замужем и, кажется, знаю все типы мужской
психики. Первый супруг, Костик, художник  по  профессии,  был  жутко  ленив.
Сидел  в  мое  отсутствие  целый  день  голодным   у   забитого   кастрюлями
холодильника. П