ает.  Поменьше  надо
гордыню тешить. Ну прикрикнула на тебя  свекровь  разок,  а  ты  не  заметь,
прости ее. Да я просто не увидела  тебя,  извини,  подслеповата  к  старости
стала. Подошла бы сама да сказала: "Здравствуйте, Виолетта Сергеевна, это я,
Ксюша". Что ж ты так себя ведешь, словно у тебя спина стеклянная, не гнется.
Проще следует быть. Ну да ладно, выздоравливай спокойно. Возвращайся  домой.
А Игорь вернется. Либо сам от этой Алины устанет, либо она его  выгонит.  Ты
же пока сядь на диету,  сходи  в  парикмахерскую,  да  разберись  наконец  в
квартире, там такой срач! Хочешь, найму прислугу, все  в  порядок  приведут,
пока ты в больнице?
   Ксюша огрызнулась по привычке:
   - Зачем ко мне домой лазили? Виолетта горестно вздохнула:
   - Не веди себя как злобный волчонок!  Дочка  твоя  там  осталась,  вот  и
забрали добрые люди.
   - Она не у моей матери? - оторопела самоубийца.
   - Нет, твоим родителям пока не сообщили, зачем волновать, -  втолковывала
профессорша, - и матери не звони, будут потом всю жизнь  эту  глупость  тебе
поминать. Слушайся  меня,  худого  не  посоветую.  Ты  теперь  от  родителей
оторвалась, носишь фамилию Павловских и будь ее достойна. Всем говорим,  что
просто отравилась, перепутала и приняла таблетки два раза  перед  сном.  Так
что поддерживай эту версию и больше не дури.
   С этими словами жена академика встала и ушла. Обалдевшая Ксюша машинально
отметила, что добрая бабушка не принесла никакого  угощения:  ни  соков,  ни
фруктов,  ни  минеральной  воды.  Непонятно,  зачем  Виолетта  приходила  ее
навещать? Неужели только для того,  чтобы  предостеречь  от  звонка  матери?
Подумав немного, Ксюша решила послушаться. Мать у  нее  -  страшная  зануда,
может часами зудеть по поводу  невычищенных  ботинок.  Узнав  о  том,  какую
глупость совершила дочь, Лидия Сергеевна тут же принеслась бы  в  Боткинскую
и, бесконечно рыдая, начала бы пичкать Ксюшу  ненавистным  жирным  бульоном.
Нет, следовало послушаться Виолетту. Ксюша  даже  почувствовала  к  старушке
что-то вроде благодарности.
   Мы покурили  еще  немного  и  отправились  в  палату.  Девчонка  все-таки
плоховато себя чувствовала, поэтому с явным облегчением влезла на допотопную
койку и откинулась на плоскую подушку. Я собралась прощаться, как  вдруг  из
коридора донесся гвалт. Двери распахнулись, и в палату ракетой влетела Алина
Кармен.
   Певица выглядела потрясающе. Длинные стройные ноги упрятаны в  высоченные
белые лакированные ботфорты. Огненно-красный пуловер спускался ниже бедер, и
мне сначала показалось, что дива забыла натянуть юбку. Но потом  я  заметила
узкую полоску материи, изредка выглядывавшую из-под пуловера.  Волосы  Алины
лежали в беспорядке по плечам, тонкая талия была перетянута широким  кожаным
поясом. На груди позвякивали цепи, цепочки  и  цепочечки,  под  стать  им  и
количество браслетов на  обеих  руках.  Источая  аромат  супердорогих  духов
"Бушерон", дива затормозила посередине палаты. Надо отдать  должное,  ее  не
смутили ни переполненные судна, ни тетка, блевавшая в углу.
   Следом за мадам Кармен в комнату влетело человек  двадцать.  Два  крепких
бритоголовых мужика с толстыми шеями тащили кульки, из которых  вываливались
фрукты, куски осетрины, банки с икрой и ананасы. Человек пять безостановочно
щелкали фотоаппаратами, без конца мигали вспышки. Остальную свиту составляли
восторженные медсестры и врачи.  Откуда  ни  возьмись  появилась  корзина  с
цветами, и Алина ринулась к Ксюше.
   - Душенька, - завопила певичка, обнимая девчонку, - о, как ты страдаешь!
   Прижимаясь высокой и весьма аппетитной грудью к бледной Ксюше,  Алина  не
забывала принять нужный ракурс, чтобы выглядеть на фото наилучшим образом.
   - Нет, нет, - замахала посетительница  наманикюренными  ручками,  увидав,
как незадачливая самоубийца пытается что-то произнести, - умоляю, ни слова!
   Потом Алина плюхнулась на кровать,  положила  ногу  на  ногу  и  картинно
вздохнула. Журналисты почтительно замерли.  Дива  закатила  глаза  и  начала
давать интервью:
   - Господь послал мне любовь. Избранник ответил взаимностью, казалось, что
счастье оказалось близко. Но, увы, мой возлюбленный женат. Его  бедная  жена
не выдержала разлуки и попыталась покончить  с  собой.  Вот  она,  настоящая
страсть! Но я понимаю Ксению  -  только  любовь  важна  для  женщины.  Врачи
сделали невозможное  и  спасли  бедняжку.  Надеюсь,  что  мы  станем  с  ней
подругами. Нам нечего делить, ведь мы любим одного мужчину и хотим, чтобы он
был счастлив!
   С этими словами  Алина  принялась  вытряхивать  на  застиранное  одеяльце
фрукты, конфеты и деликатесы. Журналисты в ажиотаже скрипели перьями.
   Бабы в палате прекратили умирать,  даже  тетка,  заблевавшая  весь  угол,
оторвалась от восхитительного занятия и уставилась на госпожу Кармен.  Алина
дернула носиком и капризно осведомилась:
   - Здесь всегда такая вонища? Не могу позволить, чтобы моя лучшая  подруга
страдала от ужасных условий.
   Она бросила цепкий волчий  взгляд  в  глубь  сопровождавшей  ее  толпы  и
властным голосом приказала:
   - Доктор!
   Худенький мальчишка со стетоскопом на шее почтительно приблизился к даме.
   - У вас есть приличные платные палаты? Юный Гиппократ кивнул:
   - Да, но, к сожалению, очень дорогие. Алина всплеснула руками:
   - Неужели думаете, что пожалею на Ксению денег! Валера, расплатись!
   Бритоголовый вытащил из кармана толстенную пачку  стодолларовых  купюр  и
хрипло осведомился:
   - Сколько?
   - Не знаю, - растерялся врач, - надо внизу спросить, там же оплатите...
   - Давай, Валера, - распорядилась Алина, - действуй. А вы, -  бросила  она
медсестрам, - осторожно перенесите Ксению в достойную палату. Я  никогда  не
оставляю друзей в беде!
   Девочки со всех ног  кинулись  выполнять  приказание.  Тут  же  появилось
кресло-каталка, куда с присюсюкиванием  и  причмокиванием  поместили  Ксюшу.
Журналисты опять защелкали фотоаппаратами.
   Алина окинула толпу сопровождающих царственным взором и заметила у  двери
ошарашенную санитарку. В мгновение ока певица выхватила у той швабру,  ведро
и со словами: "Здесь ужасная грязь" - принялась  довольно  неумело  работать
щеткой.
   Вновь засверкали вспышки. Алина вернула швабру хозяйке и, уходя,  сделала
на прощание королевский жест.
   - И правда, очень грязно, да и запах не из лучших, - прочирикала прима  и
гаркнула:
   - Мишка, расплатись.
   Второй бритоголовый мужик всунул санитарке сто долларов.
   - Сделай милость, - очаровательно улыбнулась Алина, - убери блевотину.
   С этими словами небесное явление улетело в коридор. Туда  же  побежали  и
спутники. В комнате остался только крепкий аромат  парфюма,  перемешанный  с
больничными запахами, да обалдевшая техничка.

ГЛАВА 21

   Домой я добралась около девяти вечера и застала в гостиной катающуюся  от
хохота Машу. Дело в том, что Маруся частенько  смотрит  передачу  "Спокойной
ночи, малыши". Понимая, что программа  предназначена  для  совсем  маленьких
детей, дочь каждый  раз  делает  вид,  что  собирается  посмотреть  "Время",
включает телевизор немного пораньше.
   Вот и сегодня она самозабвенно уставилась на придурковатых кукол. Филя  и
Хрюша отправились  в  гости  к  молодой  рыси  в  зоопарк.  Сначала  хищница
терпеливо сносила раздражающее приставание и только тихо порыкивала.  Потом,
очевидно, свет  софитов,  тихо  жужжащая  камера  и  громкоголосый  режиссер
достали несчастное животное. Рысь подняла когтистую лапу  и  отвесила  Хрюше
полновесную оплеуху.
   Поросенок свалился, как кегля.  Филя  не  растерялся  и  решил  исправить
положение.
   - Ах, как милая рысь ласково погладила Хрюшу, - заверещала собачка,  -  а
сейчас я...
   Но в этот момент дикая кошка открыла жуткую клыкастую  пасть  и  откусила
болтуну голову. Откусить-то откусила, но не съела, а  просто  выплюнула.  За
кадром раздалось тихое ойканье. Рысь с невинным видом поглядывала в сторону.
Филина голова болталась на нитке.
   - Ничего, ничего, детки, - заорал плюшевый щенок, - не волнуйтесь, просто
киска шутит, проказница этакая.
   Послышалось откровенное хихиканье, картинка пропала, возникла заставка  и
музыка.
   Маня буквально взвыла от восторга.
   - Какой прикол! Ну скажи, зачем делают эту передачу в прямом эфире?
   И правда, зачем? Не найдя ответа на этот вопрос, я поднялась  в  спальню,
вытянула усталые ноги и стала подводить  итоги.  Столько  тружусь,  а  толку
чуть. Туман  только  сгущается.  Ни  на  йоту  не  приблизилась  к  разгадке
Катюшиной  смерти!  Правда,  походя  нашла  ее  мать.  Завтра  же  поеду  на
Шмитовский искать Анфису!
   Утром пейджер молчал. Погода резко изменилась. Вчерашнюю  удушливую  жару
сменила прохлада. По небу бежали довольно  плотные  облака,  дул  порывистый
ветер. Я вышла на проспект и приготовилась ловить машину. Но  тут  мой  взор
упал на газетный ларек. В витрине красовалась сегодняшняя "Экспресс-газета".
На обложке  -  огромная  фотография  Алины  Кармен,  скалящейся  в  объектив
белоснежными коронками. "Алина утешает брошенную супругу", "Эстрадная певица
у постели соперницы" - кричали заголовки.
   Купив  непотребное  издание,  я  влезла  в  такси  и  принялась   изучать
газетенку.  "Алина  Кармен  вновь  собралась  замуж",   "Покинутая   супруга
покушается  нa  самоубийство".   Разворот   занимали   фотографии.   Певица,
прижимающая к груди встрепанную Ксюшу, кровать, засыпанная  фруктами,  Алина
со шваброй, Алина в центре группы медсестер, Алина  около  кресла-каталки...
Кстати, на этом снимке виднелась и моя физиономия с одурело раскрытым  ртом.
Материал на все лады расхваливал  сердечность,  мягкость,  внимательность  и
бескорыстность певицы. В  конце  сообщалось,  что  концерты  госпожи  Кармен
начнутся третьего июня и билеты следует покупать в кассах города.
   Да, кажется, такое называется теперь  мудреным  словом  "пиар  акция".  А
попросту - реклама. Молодец, Алина! Живо сообразила,  как  привлечь  к  себе
угасающее внимание.
   Дом на Шмитовском выглядел уныло. Облупленное желтое трехэтажное  здание.
Но на двери неожиданно оказался щиток домофона. Однако никто  не  спешил  ее
открывать. Попробую поискать на фабрике.
   Поеживаясь  от  прохладного  колючего  ветра,  я  дошла  до   "Трехгорной
мануфактуры" и ткнулась носом в  бабульку,  бойца  вневедомственной  охраны.
Примерно с полчаса названивала по  разным  телефонам  и  наконец  обнаружила
женщину, откликнувшуюся на имя Анфиса.
   - Сейчас спущусь! - прокричала она в трубку молодым здоровым голосом.
   Я прислонилась к стене около телефона, наверное,  не  та  Анфиса.  Вскоре
зацокали каблуки, и в вестибюль спустилась то  ли  девушка,  то  ли  молодая
дама. Изящную фигурку  плотно  обтягивал  дорогой  костюм  песочного  цвета,
элегантные лодочки подчеркивали высокий подъем  маленькой  ножки.  Рыжеватые
волосы явно побывали в руках классного  парикмахера.  Скромный  макияж,  тот
самый, когда лицо кажется не накрашенным, а  радует  глаз  здоровым  цветом.
Девушка взглянула на меня сквозь дымчатые очки и пропела:
   - Вы от Ивана Николаевича? Пойдемте. Я, не говоря ни слова, двинулась  за
провожатой. Значит, Анфиса прислала  какую-то  сотрудницу.  Мы  взлетели  на
третий этаж. Причем молодка на своих каблучищах неслась с  такой  скоростью,
что я еле-еле успевала. На площадке попробовала перевести дух,  но  девчонка
уже унеслась вперед, пришлось догонять беглянку. Наконец она  затормозила  у
двери, впихнула меня в маленький, размером со спичечный коробок, кабинетик и
приказала:
   - Давайте эскизы.
   - Мне бы Анфису Ивановну, - робко попросила я,  ощущая,  как  от  женщины
волнами исходит животная энергия.
   - Это я, - пояснила дама.
   - Мне нужна Анфиса Ивановна Киселева, художница.
   - Господи, - рассердилась собеседница, - паспорт показать?
   - Сколько же вам лет? - невежливо выпалила я.
   Киселева сняла очки и расхохоталась. Пока  она  веселилась,  я  принялась
внимательно разглядывать лицо дамы. Под очками обнаружились  довольно  узкие
глаза, практически без  морщин,  ровная  натянутая  кожа.  Ну,  предположим,
сделала подтяжку, но фигура! Абсолютно прямая спина, и носится на  каблуках.
По лестнице летела как стрела. А ведь, по самым  скромным  подсчетам,  тетке
около шестидесяти! Теперь понимаю, что имел в виду Семен, когда говорил, что
уставал от Фисы.
   Художница выжидательно посмотрела в мою сторону.
   - Простите, неудобно получилось, просто с языка сорвалось, - принялась  я
извиняться.
   - Да что вы, - отмахнулась Анфиса, - только приятно. Мне никто  моих  лет
не дает, место в транспорте не уступают, иногда  даже  парни  привязываются.
Знаете, в чем секрет?
   - В чем?
   - Главное, работать и не  распускаться.  Один  раз  сгорбишься,  старухой
станешь. А теперь показывайте эскизы.
   - Видите ли, я журналистка и хочу написать о вас очерк.
   Анфиса просияла.
   - Что за издание?
   - "Женский клуб".
   - Чудесно. Спрашивайте, постараюсь детально ответить.
   Она и правда постаралась, потому что выложила почти всю подноготную.
   Фиса  приехала  в  Москву  в  конце  пятидесятых.   Исполнилось   девушке
пятнадцать лет, и за спиной у нее была семилетка. Деревенька  Черная  Грязь,
родина Анфисы, полностью оправдывала свое название. Семь месяцев в  году  ее
жители месили сапогами и калошами жидкую глину. Фисе предстояло  пойти  либо
на ферму дояркой, либо полоть свеклу на необъятных полях колхоза  "Ленинский
путь". Но ни того, ни другого ей делать не хотелось. К  тому  же  в  далекой
Москве имелась тетка, звавшая к  себе  племянницу.  Проблема  заключалась  в
паспорте. В пятидесятых годах  колхозники  мало  отличались  от  крепостных.
Паспорта хранились в правлении, и  получить  их  на  руки  было  практически
невозможно. Тем, кто ездил в город, давали справку. А с ней ни на работу  не
устроиться, ни в квартире прописаться. Помогла старшая сестра,  хохотушка  и
певунья Поленька. Председатель колхоза, страстный бабник,  не  устоял  перед
прелестями первой черногрязской красавицы. Путь в ее кровать открыл паспорт,
выданный Анфисе.
   Ранним утром Фиса, обряженная  в  лучшее,  обалдело  крутила  головой  на
площади перед Курским вокзалом. В потной ладошке девчонка  сжимала  заветную
бумажку с адресом.
   Тетка, столь радушно приглашавшая племянницу, совершенно не обрадовалась,
когда девушка свалилась ей на голову.  Проживала  столичная  родственница  в
десятиметровой комнате вместе с мужем и дочерью. Уже  через  два  дня  стало
понятно, что Фиске  следует  искать  другую  жилплощадь.  Тетка  работала  в
экономическом институте гардеробщицей. Узнав, что молодой преподаватель Алик
Павловский ищет няньку, она сосватала ему племянницу.
   Так  Анфиса  оказалась  у  Виолетты.  По  ее  словам,  работу  предложили
непыльную и с молодой хозяйкой они отлично поладили, даже стали  подружками.
Но скоро жизнь в няньках надоела активной  Анфисе.  Она  пошла  работать  на
ткацкую  фабрику,  потом  закончила  ПТУ,  стала  художницей,  уважаемым   в
коллективе человеком. Жизнь наладилась, дали квартиру.
   - Надо  же!  -  фальшиво  удивилась  я.  -  Очень  хорошо  знаю  Альберта
Владимировича и Виолетту Сергеевну.
   - Мир тесен, - вздохнула Анфиса, - плюнь, в знакомого попадешь.  А  детки
как? Выросли?
   - Уже стариться начинают. Анфиса Ивановна улыбнулась.
   - Милые оказались малыши, никаких хлопот не доставляли.
   - Любите детей? Художница кивнула.
   - Своих только господь не дал, замуж не вышла, все карьеру устраивала.
   Я полезла в сумочку и достала крестик на необычной витой золотой цепочке.
   - Узнаете?
   Собеседница покусала  губы  и  скорей  утвердительно,  чем  вопросительно
сообщила:
   - Из милиции, да? А я-то дура, язык распустила.
   - Нет, - поспешила я успокоить Анфису, - не  имею  никакого  отношения  к
правоохранительным органам. Просто хочу, чтобы вы  знали,  что  случилось  с
вашей дочерью.
   Закурив "Голуаз", принялась  вводить  художницу  в  курс  дела.  К  моему
удивлению, слушала она спокойно и как-то отстраиенно, словно наблюдала дурно
поставленный спектакль. Честно  говоря,  такое  равнодушие  возмущало,  и  я
ринулась в бой, размахивая шашкой наголо.
   - Конечно, Катюша мертва. Дочь не вернуть. Но есть мальчик,  Рома,  внук,
родная кровь. У него ни отца, ни матери.  Вы  еще  достаточно  действенны  и
можете помочь мальчишке.
   - А если не хочу? - тихо возразила Анфиса.  Я  оторопела.  Такой  поворот
событий совершенно не предусмотрела. Думала, преступная мать сначала  начнет
рыдать, а потом, мучимая угрызениями  совести,  бросится  на  зону  помогать
обретенному внуку. Вышло иначе.
   Анфиса преспокойно вытащила "Парламент", затянулась, нагло выпустила  дым
прямо мне в лицо и чеканным голосом произнесла:
   - Итак, вы - шантажистка! Только здесь ничегошеньки не  обломится,  и  не
надейтесь. Чем можете испугать?  Сорок  лет  тому  назад  родила  девочку  и
подбросила в детский дом? А где доказательства?
   - Баба Рая видела, как вы стирали в ванной  простыню,  а  на  полу  лежал
завернутый в газету послед.
   Анфиса рассмеялась.
   - Ну сорока любопытная! Да, в бараке ничего не скроешь! Только кто старой
дуре поверит? К тому же срок давности давно истек, так  что  поищите  другой
объект, любительница чужих тайн. Убирайтесь по-быстрому, пока я добрая, а то
позову охрану и скажу,  что  вы  украли  мой  кошелек  с  зарплатой!  У  нас
охранники - звери.
   Я молча поднялась и двинулась к выходу. Ну не сволочь ли!  А  как  сладко
только что  пела  о  желании  иметь  детей!  Первый  раз  встречаю  подобную
лицемерку. Может, и хорошо, что "бабуля" не признала внука, нечего ждать  от
такой любви и ласки. Пиранья!
   Прежде чем влезть в такси, я обследовала молчащий пейджер  и  обнаружила,
что забыла выключатель-"поводок". Не успела нажать на кнопки, как по  экрану
побежала гневная надпись: "Немедленно позвоните".
   -  Ну,  милая,  -  раздраженно  вскрикнула  Виолетта,  -  это  же  просто
безобразие! Звоню, звоню, и все без ответа! Что там у вас случилось?
   - Ничего, - промямлила я, судорожно подыскивая объяснение, - не  услышала
зуммер.
   - Ладно, - сменила профессорша гнев на милость, - приезжайте срочно.
   Сивка-бурка поспешила на зов. У Виолетты, очевидно, опять  была  мигрень,
потому что лоб старухи стягивала повязка. В первую  минуту  мне  показалось,
что дверь открывает Светлана -  тот  же  высокий  рост,  такая  же  оплывшая
фигура. Хотя чему удивляться: дочь часто бывает похожа на мать.
   - Наконец-то, - пробормотала жена академика, и мы  пошли  на  кухню.  Там
сидела Зоя. - Вы, конечно, знаете, какое несчастье случилось у Игоря? -  без
обиняков спросила Виолетта.
   Я кивнула.
   - Ксения покушалась  на  самоубийство!  Профессорша  возмущенно  стукнула
ладонью по столу.
   - С чего решили говорить о самоубийстве? Сначала и правда  так  подумали,
но теперь она пришла в себя и рассказала, что случайно выпила  двойную  дозу
снотворного.
   - Да вот в "Экспресс-газете" прочитала, что Игорь полюбил Алину Кармен, а
его жена решила отравиться!
   - Бог мой, - возмутилась Виолетта, - так и написано? И фамилии указаны?
   - Да, - решила я порадовать собеседницу, - там еще сказано, что  Игорь  -
внук академика Павловского!
   От возмущения  у  старушки  пропал  голос,  она  секунду  молчала,  потом
приказала:
   - Давайте газету!
   - Извините, выбросила.
   - Ну хорошо, - вздохнула  пожилая  дама,  -  надеюсь,  не  верите  желтой
прессе? У Ксении началась бессонница. Она приняла  две  таблетки  реланиума,
потом забыла и, видя, что не засыпает, съела еще три. Потеряла сознание, а у
медиков только версия самоубийства  в  голове!  Нашли  пузырек  и  решили  -
суицид!  Такой  удар  по  престижу  семьи!  Теперь  понесется  сплетня,  как
Павловские едва не довели невестку до могилы!
   Она сокрушенно покачала головой и  в  задумчивости  принялась  вертеть