или, что в 1959 году ни одна из улиц столицы  не  называлась  словом,
заканчивающимся на "упы".
   Поиск заглох.
   Я посмотрела на Евдокию Семеновну:
   - Не густо!
   - Да уж, - ответила та, - теперь понимаете, почему мать не нашли.
   - Жаль, что нельзя поговорить  с  няней,  обнаружившей  подкидыша.  Вдруг
женщина что-то заметила?
   - Почему нельзя? - удивилась директриса. -
   Екатерина Михайловна до сих пор работает в  Доме  малютки.  Выучилась  на
медсестру и всю жизнь трудится на одном месте. Идите  к  ней,  здесь  рядом,
буквально через дорогу.
   Я двинулась на поиски Красновой. Интересно, почему мне пришло  в  голову,
что смерть Катюши связана с квартирой Павловских? Вдруг корни  истории  надо
искать в прошлом  погибшей  женщины?  Во  всяком  случае,  такую  версию  не
следовало сбрасывать со счетов.
   Екатерина Михайловна сидела  в  кабинете  и  самозабвенно  читала  газету
"Криминальная  хроника".  Женщина  выглядела  моложаво:  аккуратная  фигура,
короткие каштановые волосы, легкий макияж.
   Интересно, сколько ей лет? И, вероятно, любит детективные истории.
   Медсестра приветливо закивала головой.
   - Это вы хотите узнать о Катюше? Мне Евдокия Семеновна  звонила.  Неужели
правда, что ее убили? Какая жалость!
   В глазах женщины горел неподдельный интерес, но сожаления в ее взгляде  я
не увидела, только любопытство. Ее даже не пришлось спрашивать, сведения так
и посыпались горохом.
   В 1959 году  Екатерине  Михайловне  только-только  исполнилось  двадцать.
Девушка училась в медицинском училище  и  подрабатывала  нянечкой.  День  16
марта запомнился молоденькой техничке на всю жизнь. Коробку  увидела  сразу,
как только открыла калитку. Сначала подумала, что кто-то подсунул котят.
   - Чуть не умерла, сняв крышку,  -  делилась  воспоминаниями  Краснова,  -
только  приподняла  картонку,  а  младенец  как   заверещит!   Ужас!   Такая
хорошенькая, здоровенькая, из богатой семьи.
   - Почему решили, что мать состоятельная?
   - Ну, - замялась медсестра, - коробка из-под магнитофона...
   - Вы сразу поняли, что это упаковка от дорогостоящего  прибора?  Владеете
немецким и прочитали надписи?
   - Нет, - покраснела Краснова, - потом милиционеры сказали.
   - Тогда что навело на  мысль  о  благополучии  роженицы?  -  вцепилась  я
мертвой хваткой  в  свидетельницу.  Ох,  чует  мое  сердце  -  тетка  что-то
скрывает!
   - Полотенчико новое совсем, кто же  такое  выбросит!  -  вяло  отбивалась
медсестра, явно жалея о своей оговорке. Но я решила не отступать.
   - Прямо так сразу и заметили качество полотенца? Не разворачивая?
   Краснова замолчала, кусая  губы.  Видно  было,  что  медсестра  не  хочет
говорить дальше.
   - Екатерина Михайловна, я всего лишь адвокат, который пытается установить
истину. Разговор с вами ведем с глазу на глаз, никто ничего  не  узнает.  Но
мне кажется, что вы скрываете информацию. Не хотите рассказывать - не  надо.
Сейчас поеду на службу, свяжусь с коллегами из уголовного  розыска,  которые
занимаются делом Виноградовой. Тогда придется давать показания официально, с
оформлением протокола. Это неприятно, тем более если есть  что  скрывать.  И
еще - тем, кто помогает следствию, выдают денежную премию.
   Я достала  из  кошелька  сто  долларов  и  положила  на  стол.  В  глазах
собеседницы отразилось  колебание.  Она  поглядела  на  приятную  бумажку  и
решилась.
   - Все так давно происходило, меня не должны наказывать!
   - Конечно, за сорок лет истекли все сроки давности, наказания не будет.
   - Ладно, - вздохнула Краснова и принялась каяться.
   В восемь утра в Доме малютки работала  только  одна  дежурная  санитарка.
Врачи и воспитатели приходили к половине девятого. Девушка втащила находку в
кабинет  и  распеленала  младенца.  На  шейке  ребенка  болталась   красивая
необычная золотая цепочка с крестиком. А в коробке лежал конверт с деньгами.
Екатерина Михайловна пересчитала купюры - ровно тысяча.  Огромная  для  1959
года сумма. Зарплата санитарки в то время  составляла  50  рублей  в  месяц.
Девушка дрогнула и забрала конверт с цепочкой.
   Я возмутилась:
   - Оставили бы хоть крестик, по нему, возможно, могли бы отыскать мать!
   Екатерина Михайловна вздохнула.
   - А зачем ее искать? Сама решила от младенца  избавиться.  А  на  цепочке
никаких знаков, смотрите.
   Краснова  сняла  с  шеи   тоненькую   золотую   ниточку.   Действительно,
оригинальное плетение, крестик маленький, на оборотной  стороне  буква  В  и
дата - 1934 год. Я сжала улику в кулаке, расстегнула у себя на шее  красивую
золотую цепочку с кулоном и предложила:
   - Давайте поменяемся. Глядите - моя толще вашей и длинней, вот проба.
   Медсестра ловко схватила украшение и  сунула  в  карман.  Больше  она  не
сообщила ничего интересного и страшно обрадовалась моему уходу.
   Жара стояла немыслимая. Небо затянули серые облака,  но  дождь  никак  не
начинался. Асфальт плавился  под  ногами,  от  шоссе  поднимался  бензиновый
смрад. Хотелось пить. Я тихо побрела к ближайшим ларькам.  Может,  позвонить
Павловским? Небось пейджер переполнился сообщениями!
   - Деточка, - укоризненно сказала Виолетта, - вызываю, вызываю, и все  без
ответа! Куда подевались?
   - Простите, сидела в библиотеке, а там велят пейджер выключать.
   - В такую жару и работаете! - восхитилась профессорша. - Впрочем, Альберт
Владимирович тоже за столом и ждет вас.
   Шлепая пятками о скользкие босоножки, я поползла искать такси.
   - Милочка, - заявила Виолетта,  увидав  мое  красное  и  потное  лицо,  -
сбегайте в магазинчик, купите минеральную воду. Предпочтительно "Веру",  без
газа. Ее такими упаковками продают, по восемь бутылок.
   Когда я перла прозрачные бутылки, ноша  казалась  почти  неподъемной.  На
крыльце столкнулась с
   Димой.
   -  Здравствуйте,  -  неожиданно  приветливо  сказал  обжора   и   отобрал
тяжеленную упаковку. Ощутив легкость в руках, я невольно прониклась к  парню
добрыми чувствами. Может, и не такой противный!
   Дима легко внес эту самую "Веру" в холл, и  я  смогла  наконец  перевести
дух. В квартире Павловских стоял прохладный полумрак. У  Виолетты  Сергеевны
голова обвязана полотняной повязкой.
   - Ужасная мигрень, - сообщила старушка,  -  как  только  люди  при  такой
погоде   на    улицу    высовываются.    Дашенька,    поделитесь    секретом
жароустойчивости.
   Я пошевелила лопатками и почувствовала, как  тонкая  маечка  отлипает  от
потной спины. Ни за что бы не поехала  к  тебе,  любезная  бабуля,  но  ведь
кто-то должен доставить академику минералку.
   Тут в кухню вплыло само светило. По причине зноя  профессор  облачился  в
светлый  костюм  из  легкого  тика.  Больше   всего   Павловский   напоминал
Винни-Пуха, собравшегося ко сну. Впрочем, это я зря! У плюшевого  медвежонка
такой добродушный взгляд и  очаровательная  морда.  А  Альберт  Владимирович
глянул на меня, как хозяйка на таракана, и довольно нелюбезно каркнул:
   - Ждал почти целый день, пока соизволили отозваться,  чуть  от  жажды  не
умер!
   Он нетерпеливым движением скрутил пробку и с наслаждением глотнул. Тотчас
на лице появилась гримаса:
   - Минералка с газом!
   И правда, со дна стакана  бодро  поднимались  быстрые  пузырьки  воздуха.
Наверное, продавщица перепутала упаковки.
   - Совершенно ничего нельзя поручить!  -  возмущался  академик.  -  Самому
прикажете в такую погоду по магазинам шляться? Вот и в науке  вы  так:  тяп,
ляп, без внимательности и аккуратности, безобразие.
   Он  шлепнул  стакан  об  стол.  Прозрачная  жидкость  забурлила.  Альберт
Владимирович гневно фыркнул и выкатился из кухни.
   Скажите, пожалуйста, какой нежный. "Вера" с газом ему не подходит!
   Виолетта Сергеевна прижала пальцы к вискам.
   - Только не подумайте, что академик капризничает.  Врачи  строго-настрого
запретили ему употреблять газированные напитки -  очень  пучит.  Ну  ничего,
сейчас быстренько еще разочек сбегаете, только теперь будьте внимательней.
   Жаль, что плохо знакома  с  ненормативной  лексикой.  Три  известных  мне
существительных  и  один  глагол,  произнесенные  про  себя,   не   принесли
облегчения.  Хотя  ругаться,  разумеется,  следует   вслух,   только   тогда
успокаиваешься.
   На  крыльце  я  раскурила  сигарету  и  поежилась.  Опять  топать   через
раскаленную рыночную площадь к супермаркету! Сзади хлопнула дверь,  появился
Дима.
   - Хотите помогу? - спросил мужчина. Я кивнула. Интересно, почему  сегодня
такое любезное поведение?
   Мы потащились к магазину. Внезапно Дима замер у ларька.  -  Даша,  купите
"Сникерс".
   - Сами покупайте, - огрызнулась я. Обидится, и черт с ним.
   Но Дима печально вздохнул:
   - Деньги отняли, ни копейки нет.
   - Почему?
   - Марго постаралась, вот только это дала, - и он  протянул  проездной  на
метро.
   - Чем прогневали супругу?
   - Говорит,  слишком  потолстел,  и  посадила  на  диету.  Салат,  огурцы,
помидоры без масла и соли. Сахар  нельзя,  хлеб  тоже.  Просто  умираю,  как
сладенького хочется!
   Я поглядела на необъятный живот и затравленные глазки  кавалера.  Черт  с
ним, куплю батончик. Дима моментально разодрал упаковку и впился в  "толстый
слой шоколада". На лице обжоры появилось почти молитвенное выражение. В  два
счета конфетка исчезла в безразмерном желудке.
   - Хорошо, что сейчас везде еду продают, - вздохнул  Гаргантюа,  -  раньше
просто мучился.
   До ноздрей донесся запах жареного  мяса,  и  в  голову  пришло  внезапное
решение.
   - Дима, хочешь, шашлычком угощу?
   - Очень! - простодушно воскликнул спутник. Мы сели под сине-белым тентом.
Глядя, как Дима впивается в дымящееся мясо, я спросила:
   - Давно так много ешь?
   - С детства,  -  промычал  мужчина,  -  всегда  покушать  любил.  Бывало,
родители отругают за двойки, я сразу к холодильнику бегу. Погрызу колбаски и
успокоюсь.
   - Тебе бы к психотерапевту сходить! - Я не псих,  -  возмутился  Дима,  -
просто обладаю здоровым аппетитом.  Светка  тоже  много  ест,  а  к  ней  не
вяжутся, почему?
   "Потому  что  сестрица  хоть  иногда  останавливается,   а   ты,   словно
снегоуборочный комбайн, все лапами в рот загребаешь", - подумала я, глядя на
исчезающий шашлычок из собачатины.
   - Как же в школе на уроках высиживал?
   - Одно мученье, только и  ждал,  когда  будет  большая  перемена.  Звонок
прозвонит, я сюда бегу.
   - Куда?
   - Да вот сюда, где сейчас сидим. Здесь раньше  базар  работал.  Назывался
Колхозный рынок имени Цюрупы. Мы тут всю  жизнь  живем.  Папа  из  Казани  в
Москву в начале пятидесятых приехал, поступать в  институт.  Потом  с  мамой
познакомился, та как раз в медицинском училище училась. У мамы комната  была
в бараке. Они, когда поженились, там жить стали. Адрес  так  смешно  звучал:
Колхозный рынок имени Цюрупы, барак семь. Когда я родился, бараки расселили.
Видите дома. - Он указал на ряд белых трехэтажных кирпичных зданий.  -  Всех
жильцов туда и отправили. "Хрущобы" еще не строили, не  умели,  вот  и  дали
людям нормальные квартиры, правда, коммунальные.  Бараков  на  рынке  стояло
восемь, и домиков построили восемь. Так и вселялись - первый барак в  первый
дом, второй во второй.  У  родителей  три  комнаты  было,  потому  что  дети
разнополые, я и Светка. Только папа быстро начал хорошо  зарабатывать,  и  в
1959 году мы  въехали  в  кооператив.  Я  плохо  помню,  маленьким  был.  Он
замолчал, облизывая жирные губы.  Прихватив  укладку  с  нужной  "Верой",  я
добралась до лифта и села в темноватой кабине на корточки. Лифт несся ввысь,
мысли улетели  в  другом  направлении.  Адрес  на  газете,  подложенной  под
брошенного младенца: ...упы, б. 7. Улицы с таким названием не нашли, может -
Рынок имени Цюрупы, барак семь?

ГЛАВА 17

   Благополучно добравшись до спальни, я отперла дверь, потребовала  ледяной
лимонный сок и попробовала составить план работы на завтра.  Дел  накопилось
много. Надо съездить в домоуправление по  адресу,  куда  выписали  Федорова,
неплохо найти и клиентку, приходившую к Пановой. Хотя  Александр  Михайлович
говорил, что их было четверо. Предположим, тетка,  с  которой  Вика  куда-то
уезжала на красивой иностранной машине, мне известна. Это я. Ладно, хватит и
Роговой Антонины Матвеевны с Полярной улицы. Хорошо, что обладаю, абсолютной
памятью, скажут один раз - помню всю жизнь. А еще интересно  порасспрашивать
тех теток, соседок Катюши по столовой. Что такого они ей сказали? Напоследок
найду следователя  Искандера  Даудовича.  Хлопот  полон  рот.  К  сожалению,
придется ездить без  машины,  на  чужих,  воняющих  бензином  и  дребезжащих
тачках.
   В дверь поскреблись. Я натянула одеяло и слабым голосом пропищала:
   - Войдите.
   На этот раз появился Женька.
   С экспертом дружим давно. Сначала просто  раскланивались,  встречаясь  на
работе у полковника, потом подружились. С нашей  легкой  руки,  Женька  стал
собачником. Приобрел чудесных йоркшириц - Лиззи и Карлотту,  теперь  требует
совета по каждому поводу. Сейчас притворится, что озабочен моим здоровьем, а
на самом деле волнует его какая-то собачья проблема.
   Так и вышло.
   - Шов не болит? - осведомился приятель, изображая из себя хирурга.  Можно
подумать, я  не  знаю,  что  сам  он  зашивает,  да  и  то  кое-как,  только
патологоанатомический разрез.
   - Нет, чувствую себя не так уж и плохо. А у вас как дела?
   - Понимаешь, - завел Женька, - Лиззи  такая  скучная,  второй  день  пьет
только воду, от еды отказывается. Сейчас сварил ей креветки, отвернула нос и
сопит. Кошмар!
   Да, вот бы пожить у Женьки собакой!  Лежать  на  диване,  есть  креветки,
никаких проблем! А тут только-только из гроба восстала и ношусь по городу.
   - Подожди, сейчас спрошу у  Маруси.  Вызванный  ветеринарный  подмастерье
прописал клизму.
   - Ужас, - заорал Женька,  -  не  могу  такое  с  Лиззи  провернуть,  руки
трясутся, вдруг больно сделаю!
   Скажите, какой нежный! Человека  разрезать  -  ему  раз  плюнуть.  Всякие
отвратительные трупы утопленников и висельников не вызывают у Женьки никаких
эмоций. Сама видела, как эксперт лопал суп, а рядом в  лотке  лежало  что-то
омерзительное.
   - Дашка, - продолжал вопить приятель, - будь человеком, помоги!
   - Предлагаешь вылезти из кровати и отправиться к тебе? - Женька  умоляюще
закивал головой. - Не разрешают выходить из дома, - вздохнула я.  -  Аркадий
запретил.
   - Сейчас договорюсь, - засуетился эксперт, - со мной можно.
   Он сбежал вниз по лестнице, я принялась одеваться.
   Примерно через  час  я  сидела  на  лавочке  перед  Женькиным  подъездом.
Выведенная перед процедурой погулять Лиззи носилась по двору. Тосковавшая на
той же скамейке старуха укоризненно покачала головой:
   - Совсем Евгений Степанович с ума сошел. В стране кризис, а он двух собак
завел. Цацкается с ними,  как  с  младенцами.  В  дождик  гулять  выводит  в
комбинезонах, шапках и вроде как в калошах. Смотреть противно. У людей денег
нет, а этот с жиру бесится. Ну да понятно, в милиции работает, небось каждый
день пакет с долларами имеет. Чем он только сучонок этих кормит?
   Я поглядела на злобную бабульку.  Женька  никогда  не  берет  взяток,  он
кристально честный человек. Хотя  несколько  раз  к  нему  подкатывались  со
сладкими предложениями. И просили-то  всего  ничего:  констатировать  другое
время смерти. Но Женька бережет свою честь,  именно  поэтому  и  работает  с
Александром Михайловичем.  Но  как  объяснить  такое  подъездной  сплетнице,
уверенной, что все милиционеры - "менты  поганые"  и  взяточники.  Следовало
напугать бабульку.
   - Ну как раз с едой у собачек проблем нет.
   Женя-то хирург.
   - И что? - кинулась в бой старуха.
   - Да ничего, то печенку с работы принесет, то почки, но больше всего  они
легкие  уважают.  Правда,  с  ними  трудности.  Народ  курит  повально,  все
внутренности черные! Ну не давать же сучкам отраву!
   Бабка посерела, ойкнула и моментально убежала домой. Надеюсь,  сейчас  ее
выворачивает наизнанку.
   - Жень, позвони в отделение милиции на Зеленой улице и договорись,  чтобы
меня завтра принял следователь Искандер Даудович.
   - Ни за что, - тут же сообщил приятель, -  Александр  Михайлович  узнает,
убьет.
   - Ладно, - беззлобно согласилась я, - вези домой.
   - А клизма? - оторопел приятель.
   - А звонок в отделение? Мучительные колебания отразились на лице мужчины.
С одной стороны, боялся, что полковник прознает о звонке и открутит  голову;
с другой - хотел, чтобы обожаемая Лиззи опять трескала  креветки.  Угадайте,
что победило?
   Пока общалась с йоркширицей, приятель повис на телефоне.
   - Ну, - спросила я, видя, что трубка ложится на рычаг, - примет?
   - Нет, - покачал головой Евгений.
   - Почему?
   - Потому что Искандер Даудович Бекоев нарушил  нормы  ведения  следствия,
иными словами, взял взятку и сейчас отдыхает в СИЗО-2,  больше  известном  в
народе под названием Бутырская тюрьма.
   - Иди ты!
   Женька развел руками:
   - Извини!
   Дома я сразу двинулась  в  комнату  к  Аркадию.  Сын  дремал  на  диване,
поглядывая одним глазом в экран телевизора. Занавески задернуты, тихо шуршит
вентилятор. На столике красуется полная  тарелка  окрошки  и  кусок  курицы,
очищенной от кожи. Так, опять  ничего  не  ел,  и  Ирка  притащила  любимому
хозяину обед в спальню. Но зря понадеялась. Кешка ест меньше кошки. Остается
загадкой, почему он не пухнет с голоду. В детстве мальчишка доводил  нас  до
обморока полным нежеланием что-нибудь проглотить. Конфеты, мороженое, фрукты
- все, что другие дети  истребляют  с  восторгом,  наш  отодвигал  подальше.
Единственные продукты,  вызывавшие  небольшое  оживление,  -  белый  хлеб  с
маслом. Остальное преображалось до неузнаваемости. Рыба  разминалась  вилкой
до  пюреобразного  состояния,  мясо  мы  засовывали  тесто,  а  с  курицы  в
обязательном порядке снимали кожу.  Однажды  Наташка,  обрабатывая  цыплячью
ножку, обожглась и в сердцах произнесла:
   - Вот женишься, посмотрю, как жена тебе бройлера будет "раздевать". Сунет
тарелку под нос - и все.
   Вышло по-другому. Ольга самоотверженно пытается возбудить у мужа  аппетит
и ободранные куриные  части  подсовывает  Аркашке  постоянно.  И  всегда  он
бледный, просто синий, с огромными синяками под глазами. При этом, вот  ведь
странность, никогда не  болеет.  Даже  основные  детские  инфекции  миновали
малоежку.
   - Кешик! - выкрикнула я с порога. Сын вздрогнул.
   - Мать, чего надо?
   - Хочу нанять тебя адвокатом.
   Аркашка  сел  на  диване,  моргая   заспанными   глазами.   Я   принялась
рассказывать про Искандера Даудовича. Кеша не проявил  никакого  энтузиазма,
более того, принялся выискивать  поводы  для  отказа.  Понятное  дело,  кому
захочется в жуткую жару сидеть три часа в очереди, а потом париться вместе с
подзащитным в тесной каморке. Но я знала, чем купить его, и по дороге  домой
заехала в фирменный салон фирмы "Мерседес".
   - Смотри, какие штучки!
   - Что за прелесть! - закричал сынок, мгновенно соскакивая с дивана.
   Он принялся самозабвенно разглядывать серебристую оплетку на руль из кожи
антилопы и такого же цвета чехольчики на подголовники.
   - Потрясающие штучки, -  бормотал  сдвинутый  автолюбитель,  -  таких  не
видел, где взяла?
   - В центре "Мерседес" только один комплект и  был.  Александр  Михайлович
будет в восторге.
   Сынуля резко повернулся.
   - Так это полковнику?
   - Ну да.
   -  Мусечка,  -  заныл  сынок,  не  отрывая  жадных  глаз  от  вожделенных
прибамбасов, -  ну  зачем  Александру  Михайловичу  такая  красота?  Да  эти
штукенции  стоят  больше,  чем  вся  его  "копейка".  В  "Жигули"  требуется
что-нибудь  попроще,  из  кожи  "молодого  дерматина".  А  эта  оплеточка  и
чехольчики только для "Мерседеса". Отдай мне!
   - Ладно, - милостиво согласилась я, - только...
   - Хорошо, хорошо, - закивал Аркашка кудлатой головой, -  завтра  поеду  к
этому жадному Бекоеву.
   Настолько привыкла прос