- Что за женщину подвозил ей?

Дворник задумчиво почесал нос грязным ногтем и шмурыгнул.

- Жизнь дорогая пошла, страсть! А зарплата - слезы, только на хлеб.

Я достала кошелек и многозначительно повертела его в руках. Юра оживился.

- Могу такого про Нинку рассказать! Столько такого!

- Ну да? - изобразила я удивление. - Небось врешь?

- Кто, я? - пришел в негодование дворник. - Да я про всех все знаю - мне
мусор рассказывает.

- Участковый? - не поняла я.

- Да нет, мусор из квартиры, - пояснил дворник. - Вот гляди, - и он ткнул
пальцем в сторону ароматной кучи. - Три коробки из-под "Зефира в шоколаде",
значит, Соловьевой из восемьдесят первой пенсию заплатили; пакеты из
гипермаркета "Рамстор" семьдесят девятая выбросила, гостей ждут; пять
бутылок явно Сережка кинул, родители уехали, вот он и гуляет. Анелия
Поликарпова из семьдесят восьмой замуж недавно выходила. Платье белое,
фата... Бабки на скамейках чуть от умиления не скончались - ну и невеста,
сплошная невинность, не то что теперешние - не пьет, не курит и жениху до
росписи не давала, все под ручку ходили. Старушки причмокивают, а я правду
знаю. Будущему мужу точно не отдавалась, только кто, скажите, в мусорник
прикольные презервативы бросал, ну те, в виде зайчиков и собачек? В стояке,
где квартира Поликарповой, кроме нее, одни божьи одуванчики - кому
восемьдесят, кому семьдесят пять... Навряд ли они такими мульками
пользуются.

- А Нина?

- Небось задохнулась тут? - неожиданно проявил чуткость дворник. - Пошли к
верблюду, там и поговорим.

Мы пересекли небольшую площадь и подошли ресторанчику с надписью "Camel".
Внутри приятно пахло мясом и кофе. Юра устроился за столиком и крикнул:

- Люська, неси курицу-гриль.

Очевидно, его тут хорошо знали, потому что высунувшаяся женщина строго
спросила:

- Деньги есть?

- Дама заплатит, - пояснил Юрка.

Я кивнула головой и полезла за кошельком

Люська замахала руками:

- Что вы, порядочного клиента сразу видно, а у Юрки проверить сперва надо.
Сколько раз жрал, а потом убегал. Пользуется, что мы с его женой подруги.
Только денег ему не давайте: запойный он.

- Иди себе на кухню, - обозлился Юра и повернулся ко мне, - платишь за обед
и гони двести рублей.

- А есть за что?

- Есть!

Получив бумажки и курицу. Юрка в мгновение ока сожрал бройлера,
удовлетворенно рыгнул и сообщил:

- Слушай, Нинка - наркоделец.

- Отчего пришел к такому выводу, опять объедки подсказали?

- Нет, - совершенно серьезно заявил мужик. - Ну подумай сама. Частенько к
ней люди приходят. Шмыгнут как тени, и нет их. Одеты все в черное, чтоб
внимание не привлекать. Туда-сюда шныряют, инвалиды придурочные.

- Почему инвалиды?

- А черт их знает, может, под трамвай попали, кто без руки, кто без ноги. А
тут, гляжу, баба эта в заграницу летит...

- Какая? - перестала я что-либо понимать. - Объясняй по-человечески.

Юрка вздохнул. Излагать мысли ясно тоже надо уметь, с непривычки не сразу
получится. Кое-как дворник попытался изобразить связный рассказ.

Он целый день торчит во дворе. Во-первых, живет здесь в крохотной
квартирке, которую случайно отхватили в элитном доме еще его родители, а
вовторых, постоянно поджидает левого заработка. В квартирах остались сплошь
старухи - писательские вдовы. Юрку они помнят с детства и доверяют, пускают
к себе, когда нужно прокладку в кране сменить или лампочку поменять. За
что-то более серьезное дворник не берется. Еще он поднимает наверх
всяческие тяжести вроде сумок с продуктами и узлов из прачечной. К тому же
у Юрки есть машина - вполне приличные "Жигули", и престарелые дамы просят
довезти их иногда до аптеки или до рынка.

- Не боятся с тобой садиться, пьешь ведь? спросила я.

- Думаешь, алкоголик? - окрысился мужик. - У меня цикла.

- Что?

- Цикла, три недели работаю, одну пью, а чтоб каждый день, такого не
бывает.

Я вздохнула, значит, не алкоголик, а пьяница, употребляющий водку циклами.

Короче говоря, в одну трезвую "циклу" к нему подошла Нинка и попросила
привезти из больницы женщину. Дескать, родственница, а у самой Нины машина
сломалась. Юра обрадовался и доставил молодую девушку. Выглядела пассажирка
ужасно - серо-белая, с отечным лицом. Правая ступня отсутствовала, брючина
была просто заколота булавками, левая нога загипсована до бедра.
Самостоятельно инвалидка идти не могла, и дворнику пришлось на руках тащить
ее в квартиру.

Примерно дня через два Амалия Карловна из сто семьдесят пятой отрядила Юрку
сгонять в Шереметьево. Ее дочка, постоянно живущая в Англии, передала
матери с оказией посылочку. Дворник быстро добрался до нужного места,
забрал сверток и уже хотел двигать назад, как заметил возле столиков, где
заполняли декларации, Нинку. Девушка быстро оформляла бумагу. Рядом в
инвалидной коляске сидела безногая. Она смотрелась чуть лучше - на щеках
появился румянец, губы накрашены.

Не зная почему. Юрка спрятался за киоск в газетами и принялся следить за
странной парочкой. Тут объявили посадку на Париж, и Нинка ходко повезла
коляску к таможенному контролю. Дворник последовал за ними.

У стойки поджидали еще две убогие. Одна без руки, другая со всеми частями
тела, зато практически лысая, будто новорожденный поросенок. Розоватую кожу
головы покрывал редкий пух. Нинка подвезла коляску и вручила какому-то
видному мужику бумаги. О чем они говорили, Юрка не понял, так как не знал
иностранных языков, запомнил только одно слоно - "бен", "бен", "бен",
которое без конца повторяла Нина. Наконец таможенник дал добро, и странная
компания отправилась на посадку.

- Ну, точно наркодельцы, - подвел итог Юра.

Я с недоумением поглядела на мужика.

- При чем здесь наркотики?

- Кино "Брильянтовая рука" глядела? Помнишь, как Никулин в гипсе золото
вез? А эти, падлой буду, героин таскают, небось деньжищи лопатой гребут, -
мечтательно протянул дворник.

Его взор затуманился. Очевидно, ему мерещились чемоданы, набитые долларами.
Я молчала, стараясь понять, что к чему.

- Ну, давай, покеда, - неожиданно прервал беседу дворник, - недосуг тут
трепаться, работа ждет.

И он пошел к выходу, удовлетворенно рыгая. Я машинально глядела ему вслед.
Господи, во что я влезла на этот раз?

ГЛАВА 18

Домашние не проследили за температурой в отопительной системе, и в столовой
стояла просто африканская жара. К ужину Катерина соорудила в числе прочих
блюд нежно любимое мной молочное желе. Аркашка в детстве называл его
"дрожалкой" и отказывался даже прикасаться к белому холмику. Впрочем,
сегодня он тоже резко отодвинул тарелку с колыхающейся массой и
пробормотал:

- Как можно есть эту дрянь!

- Очень вкусно, Кешик, - завопила всеядная Маня, - ты только попробуй
кусочек.

- Ни за что, - категорично ответил брат.

- Давай тогда я доем, - предложила Манюня, плотоядно оглядывая его порцию.

- Не дам, - помотал головой Кешка.

- Почему?

- У тебя объем талии скоро сравняется с ростом, - пояснил добрый брат, -
матери придется дочурку на тележке катать, сама ходить не сможешь, ноги
подломятся под тяжестью тела.

Маруська вспыхнула и завопила:

- Сам глиста обморочная, укропина зеленая, как с тобой Зайка живет? Знаю,
знаю, почему она между кроватями поставила тумбочку, чтобы о твои кости не
колоться.

Ольга впрямь недавно поменяла огромное супружеское ложе на две автономные
лежанки.

- Каждый раз просыпается в семь и перелезает через меня, чтобы встать, -
жаловалась она, - пусть теперь отдельно спит...

У них с Аркадием давний спор. Зайка - сова, Кета - жаворонок. И на этой
почве частенько возникают трения. Ольга хочет по утрам подольше поспать, а
муженек не понимает, как можно залеживаться до одиннадцати. Зато вечером,
лишь только заиграют позывные программы "Время", Аркашка начинает судорожно
зевать. Мы с Зайкой свежие, как розы, готовы сидеть до полуночи.

- Еще мала рассуждать, кто и как спит, - прошипел Аркадий. Если Маня что и
не переносит т это намеков на свой юный возраст. Девочка надула и, недолго
думая, швырнула в братца куском желе. Скользкий тяжелый комок не долетел до
цели и шлепнулся в тарелку к молчащему Мише. Совершенно не удивившись,
математик принялся ковырять ложкой "угощение".

- Мать, - возмущенно сообщил Аркадий, - как можно так разбаловать ребенка?
Скоро всем на голову сядет, в разговоры вмешивается, без конца болтает, и
потом мы просто ее не прокормим, аппетит, как у Гаргантюа.

Я уткнулась в тарелку. Смешно, ей-богу, ругаются будто маленькие. Очевидно,
та же мысль посетила и Ольгу, потому что Зайка пробормотала:

- Отвяжись от ребенка, Кешка, пусть ест, пока естся. Захочет - похудеет.

- Я что, толстая? - возмущенно заорала Манюня. - Да ем, как птичка.

- Элеонора Яковлевна тоже всегда приводила данный аргумент, - хмыкнул
братец.

- Только не вспоминай Нору, - моментально один голос заявили мы с Зайкой.
Элеонора - моя первая свекровь, мать отца Кеши. При росте примерно полтора
метра весила сто пятьдесят килограмм. Стоило нам сесть за стол, как мамуля
громко сообщала калорийность каждого блюда и без конца повторяла: "Дарья,
ешь меньше, а то ты очень потолстела". В нашей семье существует верная
примета: помянули имя Норы - жди неприятностей.

- Да я ем намного меньше Гали, - продолжала бушевать Маня.

Гостья, положившая на тарелку уже четвертую порцию желе, нервно вздрогнула
и отодвинула десерт.

- Так неприлично говорить, - решила проявить педагогическое умение Зайка.

- Галочка, не обращайте внимания, ешьте, в вашем возрасте уже все равно.
Аркашка хмыкнул и принялся сосредоточенно намазывать масло на хлеб. Но

Манюня никак не хотела успокаиваться.

- Я совершенно не толстая,- верещала девочка, пытаясь дотянуться до блюда с
желе, - просто расту сейчас, лет в шестнадцать перестану столько есть.

- В шестнадцать лет, как мило отметила Олюшка, тебе будет уже все равно,
жировой запас закладывается в детстве, - продолжал издеваться брат.

Машка издала победный клич и вскочила на ноги, чтобы броситься на него с
кулаками. Манюню всегда отличала удивительная "ловкость". В детстве она с
завидной регулярностью опрокидывала все емкости, встречающиеся на ее пути,
- вазы, чашки, кастрюли. "Мастер художественных неприятностей" - так долго
называл ее Кешка. Со временем дочь все же приучилась слегка сдерживать
порывы, но только не в момент стресса. Вот и сейчас она, взвившись над
стулом, локтем столкнула на Зайку заварочный чайник, по счастью, с холодным
содержимым. В нашем доме никогда нельзя добиться обжигающего чая.

- Ай-ай-ай, - запричитала Зайка, - Манька, обезьяна неаккуратная.

- Сама такая, - буркнула не желающая раскаиваться девочка.

- Сейчас же извинись перед Ольгой, - велел Кеша.

- Чего лезешь? - возмутилась сестра. - Сами разберемся.

Она резко повернулась и другим локтем сшибла Мишину тарелку. Довольно
горячее картофельное пюре шлепнулось на мирно спавшего на коленях
математика Хуча. Мопс взвыл не столько от боли, сколько от неожиданности.
Миша, также не ожидавший ничего плохого, машинально встал. Песик, с головы
до ног вымазанный пюре, грохнулся об пол и неожиданно заплакал тоненьким
жалобным голоском, словно щенок.

- Хучик! - крикнули со всех сторон Кешка, Ольга и Маня.

В следующую секунду они рванулись к несчастному воющему мопсу, и тут
произошло непоправимое. Аркашка запнулся за край ковра и с высоты почти
двухметрового роста рухнул на пол. Падая, он инстинктивно ухватился за Мишу
и увлек математика за собой. Мужчины свалились прямо на Хуча. Тот заорал
таким голосом, что теперь уже все кинулись на помощь. Второпях Маня
зацепила рукой торшер.

- Падает! - заорала Зайка, кидаясь к лампе. Но поздно. С ужасающим грохотом
и звоном довольно тяжелая бронзовая "нога" рухнула на копошившихся на полу
мужчин. Хуч верещал, не останавливаясь. Услышав, что приятель издает
предсмертные гудки, Снап завыл, Жюли с Черри моментально забились под
диван, а Банди, естественно, не растерялся и тут же налил на пороге лужу.

- Кешик! - завопила Ольга.

- Миша! - закричала Галя.

- Хучик! - заорала Маня, и все женское население кинулось поднимать торшер.

- Вы живы? - осведомилась я, подбегая к месту битвы.

- Ну-ну, - раздалось вдруг с порога, - милое семейство в своем репертуаре,
скажите быстренько, кто обоссался у входа?

Домашние замерли. Мы хорошо знали, кто это, и я совершенно уверена, что во
всех головах мелькнула одинаковая мысль: "Господи, сделай так, чтобы Ефим
Иванович исчез!"

Употребляя модное нынче слово, можно сказать, что мы в семье редко приходим
к консенсусу, А если попроще, то постоянно спорим. Если на ужин дают рыбу.
Маня требует мясо. Стоит заказать мясо, недовольна Зайка, а курицу не
выносит Аркашка. Хорошо еще, что у каждого в комнате теперь по телевизору,
и мы избежали ежевечерних баталий по поводу программы. Зато, когда на беду
решили отремонтировать парижский дом, переругались до смерти, выбирая
краску для стен. И вообще, мы очень разные, и каждый хочет обрадовать
другого своей радостью.

- Заинька, съешь вкусненькое пирожное, - предлагает Машка постоянно сидящей
на диете Ольге.

- Дашка, - кричит Зайка вечером, - бросила тебе на подушку пару любовных
романчиков.

А я на дух не переношу слюнявую чепуху, предпочитая детективы.

- Кешик, - иногда забываюсь я и протягиваю сыну тарелку, - съешь ягодку!

Аркашка, который идет красными пятнами, когда просто смотрит на клубнику,
быстро убегает.

Чаще всего мы сдерживаемся, иногда начинаем орать и ругаться. Есть только
одно, в чем солидарна вся семья, - мы хором ненавидим Ефима Ивановича, а
он-то как раз и явился в гости.

Сколько лет этому крепкому мужику, большому любителю выпивки, красивых
женщин и вкусной еды, не знает никто. Когда-то кем-то упоминался год его
рождения, вроде бы 1906-й, но Ефим Иванович как престарелая кокетка,
скрывает возраст и двадцать лет подряд празднует свою шестьдесят пятую
годовщину. Впрочем, он и выглядит не старше шестидесяти. Прямой, сухопарый,
с быстрыми движениями и яркими глазами.

Это мой бывший свекор. Вернее, первый муж моей свекрови Элеоноры Яковлевны,
матери Костика, отца Аркадия. Понятно объяснила? Нора расплевалась с Ефимом
еще в конце сороковых годов, выйдя замуж за блестящего военного и родив от
него сына. В браке с Ефимом детей не было. Бывший муж быстренько женился
вновь и уехал в Сочи. Но поскольку около одной жены Ефим Иванович просто не
способен продержаться больше трех лет, его жизнь - цепь бесконечных
разводов. Здесь он переплюнул меня - не то девять, не то восемь браков и
куча коротких связей.

Поскольку Ефим каждый раз оставлял жилплощадь брошенной супруге, он был
вынужден переезжать. Обретался ловелас в самых разных городах: Сочи, Ялте,
Минске, Тбилиси, Баку. Последние годы осел в Петербурге. Но каждую осень
всенепременно приезжал к Элеоноре Яковлевне в гости. Нора стоически терпела
его визиты, а после ее кончины Ефим Иванович достался мне.

Костик его на дух не выносит и просто не пускает старика на порог. Мы тоже
кривимся при виде бывшего актера, но проклятое воспитание не позволяет
указать на дверь.

- Так кто обоссался у входа? - вопрошал Ефим, блестя глазами.

- Здравствуйте, - пролепетала Зайка, опомнившаяся раньше других.

- Привет, - небрежно бросил гость, бесцеремонно обшаривая глазами ее
складненькую фигурку, - пора на диету садиться, эк тебя с прошлой осени
разнесло, прямо галифе висят!

Он специально, как всегда, сказал гадость, но в минуту опасности домашние
сплачиваются, и только что оравшая на Ольгу Манюня кинулась на защиту
невестки.

- Добрый вечер, дедушка Фима! Правда, здорово, что Зайка поправилась? Она
так хотела, просто мечтала, каждый вечер пиво пила... А ты будешь у нас
свое девяностопятилетие праздновать?

Старик перекосился. Он крайне нервно относится к упоминанию его возраста.
Маняша глядела на Ефима бесхитростным детским взором. Девочка великолепно
знает, что молодящийся Казанова использует всяческие ухищрения, борясь с
подступающей старостью: красит волосы и брови. Впрочем, сходивший с ним
один раз в баню Кешка убедился, что окрашиванию подвергаются и более
интимные места. Поэтому Маша всегда называет греховодника только дедушкой,
чем бесит его до белых глаз.

Кое-как поставив на место торшер, Миша с Кешкой ощупали Хуча и, убедившись,
что мопс цел и невредим, сели к столу. Ефим Иванович не испытывает к
животным никакой нежности, поэтому, когда ласковый Хучик поставил лапки ему
на колено, мужик сердито проговорил:

- Иди, иди, крыса! Собакам у стола не место.

Впрочем, наши псы тоже недолюбливали старика, и Банди при этих словах начал
тихо порыкивать. Но Ефим уже заметил Мишу и спросил:

- Даша, знакомь с хахалем.

- Мишенька - жених Гали, - быстро сообщила Маня.

- Ты, я вижу, все болтаешь без остановки, - не унимался гость.

- Конечно, дедушка Фима, - отозвался Кеша, - Манечка очень приветливая
девочка, вы, как всегда, правы. Вам положить котлет? Впрочем, извините,
забыл. В прошлый раз вы говорили, что после девяностолетия перестали есть
мясо.

Ефим побагровел. Еще не так давно он безнаказанно подшучивал над детьми, но
теперь они выросли и превратились в достойных соперников.

- А я думал, - снова пошел в атаку старик, - Дарья совсем очумела и опять
под венец собралась. Хотя ясно, что ничего хорошего не выйдет, вековать ей
век жалмеркой.

- Зачем Даше муж? - изумилась Зайка. - Дети есть, любовников навалом, а
денег у самой столько, что на десять жизней хватит. При таком раскладе
лучше одной - сама себе хозяйка!

При упоминании о моем богатстве Ефим Иванович поскучнел. У него есть
несколько страстишек в частности, карты и бега. Но, говорят, если везет в
любви, то не жди удачи в игре. Поэтому дедуля постоянно проигрывается и
явно хочет сейчас попросить у меня тысчонку-другую.

Дедок принялся улыбаться, обнажая безупречно сделанные съемные протезы, и
тут заметил тихо сидящую Галю.

- Позвольте представиться, дорогая, Фима, киноактер.

Он и впрямь снялся в трех-четырех лентах не имевших особого успеха. Всю
жизнь в основном озвучивал роли за кадром.

Галочка порозовела. Казанова взял ее за руку и поцеловал у запястья.

- Какие чудесные духи, - закатил глаза старик.

- Я не душусь, - пролепетала окончательно смутившаяся женщина.

- Значит, ваша кожа изумительно пахнет, невероятно сексуально!

Галя сделалась цвета свеклы. Ефим галантно усмехался, Миша принялся нервно
накручивать волосы на палец, Аркашка сжал зубы так, что на щеках заходили
желваки. Зайка быстренько выскользнула из столовой, я за ней. Кажется, в
ближайшее время дома станет жарко.

Сон убегает от меня всякий раз, когда голова заполняется мыслями. И сегодня
я просто извертелась в кровати, скидывая одеяло и без конца переворачивая
подушку. Наконец закурила и попыталась разложить все по полочкам.

Труп Никитина, почему-то оказавшийся в моем багажнике. Базиль Корзинкин,
связанный с Алексеем Ивановичем деловыми узами, исчез бесследно. Майя
Колосова убита, таинственная Вера Ивановна и внезапно разбогатевшая
Ниночка... Что делала Самохвалова вместе с Базилем в заброшенной Горловке?
Искала клад? Он такой дурак, что взял с собой чужую женщину? Хотя почему
чужую? Может, Ниночка и есть та таинственная любовница, ради которой
престарелый идиот бросил Сюзетту? Интересно, нашли ли они "хованку"? И еще
- если Алексей Иванович и Вера Ивановна на самом деле дети Трофима, значит,
они родственники Корзинкина. Знал ли об этом Базиль? Куда он, в конце
концов, подевался? Может, отправился с Ниночкой в Птичий?

Я решительно выбросила окурок в сад и глянула на будильник - два часа. В
Париже полночь, скорей всего Сюзетта нс спит, она редко укладывается раньше
часа.

Сюзи и впрямь сразу схватила трубку.

- Дашка! Где Базиль?

- Послушай, супруг говорил что-нибудь о московских родственниках?

- Нет у него никаких родичей, - закричала подруга, - только дед и был. Ищи
Базиля, умоляю, - и она заплакала.

Кое-как