е девочки, все в отца. От матери достались лишь изящные  руки,  ноги
тридцать пятого размера и робкий характер. Сестры  общались  только  друг  с
другом, стесняясь заводить друзей. Жили они при коммунизме. То, что у  семьи
не было проблем с продуктами, - понятно. Но еще они  одевались  в  двухсотой
секции ГУМа, доступной только для  высшего  партийного  руководства,  ездили
отдыхать за границу. И не, в какую-нибудь там Чехословакию и Болгарию,  а  в
абсолютно недосягаемые для советского человека Францию и Италию. Трехэтажная
дача в Кратове, а за железными воротами гаража  не  одна,  а  две  машины  -
"Волга" и невероятная по советским меркам вещь - "Фольксваген".
   Первые неприятности у девочек начались, когда умерла их  всегда  тихая  и
молчаливая  мама.  Отец  сильно  пил  несколько  недель,  потом  нанял  двух
домработниц. Домой Генрих приходил поздно, почти ночью. Ада и  Амалия  росли
сами по себе,  оставаясь,  несмотря  на  богатство,  нормальными  советскими
детьми, сначала пионерками,  потом  комсомолками.  По  очереди  поступили  в
институт, затем в аспирантуру. Из друзей - только  Макс  Полянский  да  дочь
папиного  заместителя  Ильи  Каца.  Когда   Ада   закончила   учебу,   папа,
спохватившись, увидел двух кандидаток в старые  девы.  Со  свойственной  ему
предприимчивостью Кляйн принялся устраивать судьбу дочерей, и через  полгода
сыграли две свадьбы. Девочки получили в приданое по квартире с  обстановкой,
по машине и по тугой сберкнижке.
   Счастливая жизнь рухнула сразу, когда промозглым мартовским днем  Генриха
арестовали по обвинению в хищении социалистической собственности.  Амалии  и
Аде дали только одно свидание с отцом. Абсолютно белый, без кровинки в лице,
он попрощался с дочерьми, понимая, что из тюрьмы не выйдет. После общих слов
и наказаний дружить друг с другом Генрих произнес странную фразу:  "Главное,
чтобы от вас не убежал заяц. Девочки, умоляю, ходите к маме на могилу каждый
день. Имейте в виду, что заяц может прожить до девяноста лет".
   Ни  Ада,  ни  Амалия  так  и  не  поняли,  что  же  хотел  сказать  отец.
Родительскую шестикомнатную квартиру на улице Горького конфисковали,  та  же
судьба постигла дачу, машины и отцовскую  сберкнижку.  Но  ни  оперативники,
проводившие обыск, ни судебные исполнители не нашли  ни  драгоценностей,  ни
золота, ни валютных запасов.
   Генриха Кляйна расстреляли. Дочери не знали, где и когда  это  произошло.
Тела расстрелянных родственникам не отдавали. Но  судьба  выкинула  странную
шутку. Выполняя наказ отца, Ада и Амалия часто ездили в колумбарий  Донского
крематория, где покоился прах их матери. Один раз  Амалия  отправилась  туда
одна и просидела в каком-то странном ступоре возле ниши почти до ночи.
   Около девяти вечера, когда сторож велел девушке идти домой, она двинулась
по  центральной  аллее  к  выходу  и  у  дверей  крематория   увидела   двух
милиционеров, сгружавших на каталку простой гроб из необструганных досок.
   Удивившись  такому  странному  и  позднему  погребению,  Амалия   подошла
поближе. Милиционеры покатили каталку внутрь. Сама не понимая почему, Амалия
пошла за ними и увидела, как стражи порядка с легким матерком ставят груз на
полозья. Подошла дежурная,  нажала  кнопку,  гроб  провалился  вниз.  Менты,
утирая пот,  ушли.  Служащая  двинулась  было  в  контору,  но  тут  увидела
спрятавшуюся за колонной женщину.
   - Кого это так странно кремировали сейчас? - поинтересовалась Амалия.
   Похоронных дел  мастерица  сначала  промолчала,  но  сторублевая  бумажка
развязала ей язык.
   - Ох, - сказала тетка, - к нам иногда  привозят  тела  казненных,  вот  и
сейчас такого доставили.
   - Посмотрите, как фамилия, - дрогнувшим голосом попросила Амалия.
   - Кляйн Генрих Карлович, 1923 года рождения,  -  ответила  служительница,
кинув быстрый взгляд на документы, - сегодня расстреляли.
   Амалия ухватила ее за  руку,  сунула  бабе  свой  паспорт.  Служительница
посерела и потащила женщину в контору. Там, налив Амалии водки,  баба  молча
выслушала ее  просьбу.  То  ли  она  была  жалостлива,  то  ли  дело  решили
антикварные серьги с бриллиантами, которые Амалия вынула из ушей,  но  около
полуночи служительница принесла в контору банку  из-под  растворимого  кофе,
наполненную пеплом.
   Через несколько дней дочери поставили ее в нишу,  где  хранилась  урна  с
прахом матери.
   После ареста отца муж Амалии бросил ее, решив не связывать свою судьбу  с
дочерью осужденного  по  расстрельной  статье.  Аде  повезло  больше.  Семен
остался с ней. Правда, жизнь у них не очень клеилась. Сеня не пропускал мимо
себя ни одной юбки, детей у них не было. Аделаида увлеклась  садоводством  и
все свободное время проводила  на  даче,  выращивая  там  цветы  и  какие-то
необыкновенные овощи.
   - Просто не могу понять, зачем она его убила,  -  всхлипывала  Амалия,  -
ведь давно привыкла к изменам, можно сказать, махнула на  них  рукой.  Да  и
Сеня как муж был ничего, заботился о  ней.  То  шубу  купит,  то  кольцо,  в
деньгах  не  ограничивал.  Честно  говоря,  Аде  даже  нравилось,  что  Сеня
физически к ней охладел. Она не страстная женщина.
   Семен и не думал разводиться  с  Адой.  Спокойная,  интеллигентная  жена,
закрывавшая глаза на все его приключения, устраивала мужика  полностью.  Вот
такой  брак!  И  совершенно  непонятно,  почему  Ада  так  взбесилась.  Ведь
последнее время, приезжая с дачи домой, она  всегда  предварительно  звонила
мужу, чтобы не поставить ни себя, ни его в глупое положение.
   - Странно, что  она  воспользовалась  пистолетом,  -  вздохнула  я,  -  и
удивительно, как, не умея стрелять, попала в цель!
   Амалия внимательно посмотрела на меня.
   - Мы с Адой почти всю юность ходили в секцию  стрельбы  из  пистолета.  И
она, и я мастера спорта по этому виду. Ада ночью в муху попадет.
   Я разинула рот: ну и информация.
   - Значит, думаете, что убийца - Ада? Амалия снова закурила.
   - К сожалению, здесь и думать нечего. Она мне  вчера  звонила,  у  них  в
камере есть сотовый.
   - Вчера? Когда же вы вернулись?
   - Уже неделю, просто все время в бегах, то продукты передавала, то вещи.
   - И что Ада сказала?
   -  Слышно  было  очень  плохо,  треск,  гул.  Просила  прощения.  Так   и
выкрикнула:  "Извини  меня,  Амалька,  за  все,  не  выдержала,  пристрелила
мерзавца, столько горя тебе причинила. Забудь меня поскорей!"
   Амалия, всхлипнув, подошла к буфету и принялась  капать  в  стакан  резко
пахнущие капли. Я решила переменить тему:
   - Вы знакомы с Радой Ильиничной Соколовой?
   - Конечно, - ответила Амалия, - это ведь наша с Адой единственная близкая
подруга, дочь папиного заместителя Ильи Каца.
   - Как же так? - изумилась я. - Вроде замужем не была, а фамилию поменяла!
   - Илью Соломоновича арестовали вместе с папой, - пояснила Кляйн, - но  не
расстреляли, а осудили на пятнадцать лет. Он умер  в  заключении.  Его  жена
вышла второй раз замуж и дала дочери фамилию отчима. Радочка - очень больной
человек, замуж никогда не выходила, воспитывает племянницу,  чудесную  умную
девочку. А почему вы про нее спрашиваете?
   Я подождала, пока женщина вновь сядет  в  кресло,  и  сообщила  о  смерти
подруги.
   Бедная Амалия посерела и снова схватилась за капли.
   - Я говорила ей, предупреждала, советовала спрятать в банк, так нет, дома
держала. Вот грабители и узнали, может, Яна перед подружками похвасталась.
   Ничего не понимая, я уставилась на Амалию. Та прояснила ситуацию.
   Генриха Кляйна арестовали внезапно, а Илью Каца - только через  два  дня.
Вот мужчина и успел спрятать кое-какие драгоценности. Милиция не  обнаружила
тайника, и Раде Ильиничне досталось все его содержимое. Чтобы не  привлекать
внимания,  женщина  очень  аккуратно   распорядилась   богатством.   Изредка
продавала  царские  золотые  червонцы.  Деньги  тратила  осторожно,  дорогой
одежды, мебели и автомашин не покупала, но старости не боялась.
   Шкатулку с драгоценностями держала в шкафу, под нижним ящиком в небольшой
нише. В свое время Рада показала подругам тайничок. "Если внезапно  умру,  -
пояснила она сестрам Кляйн, - возьмите себе, продавайте потихоньку и давайте
Яне деньги. Молодая она, как бы сразу все не спустила -  А  то  еще  наденет
что-нибудь сдуру в университет, похвастаться перед подружками".
   Хвастаться  было  чем.  Изумительной  красоты   старинный   гарнитур   из
изумрудов:  колье,  кулон  и  кольцо.  Диадема   с   восемнадцатью   чистыми
бриллиантами, примерно десять пар серег с сапфирами,  рубинами  и  алмазами.
Платиновые цепочки грамм по сто каждая, несколько мужских перстней, ожерелье
из настоящего розового жемчуга и многое другое.
   Ада и Амалия упрашивали Раду положить сокровища в банк.
   - Время сейчас другое, - уговаривали они  поДРУГУ,  -  никого  теперь  не
интересует, откуда у тебя деньги. Спрячь драгоценности в надежный сейф.
   Но Соколова отказывалась.
   - Наверное, Яна кому-то сболтнула, - сокрушалась Кляйн,  -  вот  и  убили
несчастную. Не принесло ей счастья богатство. Наш-то  пала  неизвестно  куда
все дел, а у мамы были просто уникальные вещи, я уже и не  говорю  про  яйца
работы Фаберже и три табакерки восемнадцатого века. Все как в  воду  кануло,
испарилось бесследно. А вот Илья Соломонович сберег, да что толку?
   - Вдруг все так и лежит в нише под ящиком? - предположила  я.  -  Милиция
там ничего особенного не искала, квартира бедная. Сняли отпечатки и уехали.
   - Хорошо бы, - вздохнула Амалия, - у Рады  остался  двоюродный  брат,  он
инвалид и очень нуждается. Соколова ему помогала. Правда, делиться не хотела
- он пьет. Мы могли бы взять драгоценности и отдать его жене с дочкой.  Они,
правда, не очень дружили с Радой,  но  лучше,  если  богатство  останется  у
родственников, а не отойдет посторонним... Она поглядела на меня:
   - Давайте поедем, проверим, а?
   - Как же мы попадем в квартиру?
   - У меня есть ключи, - ответила Амалия.
   ...Я решительно сорвала милицейскую пломбу, и мы вошли в квартиру.
   Пахло ужасно - пылью, затхлостью и все тем же мерзким и сладким.  Правда,
уже намного меньше. Амалия прошла на кухню и  побелела.  Беспорядок  остался
такой же, как в день приезда милиции, только тела исчезли.
   На столе стояли чашки и тарелки  с  заплесневелыми  кусками,  тут  и  там
виднелись бурые пятна, и все было обсыпано  мельчайшей  белой  пылью  -  это
милиция искала отпечатки пальцев.
   В комнатах почти порядок. Скорее всего  оперативники  просто  порылись  в
поисках документов и фотографий.
   Амалия уверенно подошла к большому гардеробу, вытащила самый нижний ящик.
Потом присела на корточки, порылась в полу и извлекла три паркетины.
   - Ничего, - разочарованно констатировала женщина.
   Я приблизилась к гардеробу и попробовала сунуть  ладонь  в  тайник,  рука
еле-еле пролезла в узкое пространство. Да,  пусто.  Богатство,  припрятанное
предусмотрительным Ильей Соломоновичем, испарилось без следа.
   Мы разочарованно посмотрели друг на друга.
   И тут зазвонил мобильный. Незнакомый мужской голос осведомился:
   - Дарья  Ивановна?  Подъезжайте  к  девятнадцати  в  Бутырскую  тюрьму  и
поднимайтесь в башню на второй этаж. Попросите  дежурную  позвонить  3-84  и
ждите, к вам спустятся. Не забудьте паспорт.

ГЛАВА 22

   Без десяти семь я припарковалась на Новослободской и  ринулась  к  башне.
Маленький дворик был почти пуст, только у  стены  жалось  несколько  женщин,
составляя список на завтра.
   На втором этаже возле  арки  металлоискателя  сидела  в  железной  клетке
женщина в форме. Она поприветствовала меня милым тюремным обращением:
   - Ну?
   - 3-84.
   Тетка лениво набрала номер и спросила:
   - Это кто? Ах, Алексей Борисович, тут женщина пришла.
   - Дарья Ивановна, - встряла я.
   Но тюремщица уже бросила трубку на рычаг. Я пристроилась на  подоконнике.
Наконец послышались шаги.  Высокий  худощавый  парень  с  простоватым  лицом
поманил меня пальцем.
   - Паспорт отдайте.
   Я протянула тюремщице документ и получила  взамен  железный  номерок.  Мы
пошли вверх по лестнице, миновали  еще  один  пост  и  оказались  в  длинном
коридоре. "Следственная часть" - гласила вывеска.
   Парень  отпер  один  из  кабинетов,  втолкнул  меня  внутрь  и  ушел.   Я
огляделась. Малюсенькое, метров  шесть-семь  помещение,  почти  всю  площадь
которого занимает старый, обшарпанный стол. У стены  несколько  стульев.  На
одном валяется носок. Окно забрано решеткой.
   Вновь послышались шаги, и белобрысый парень ввел Макса.
   - У вас сорок минут, - сказал он  и  исчез.  Полянский  сел  на  стул,  я
схватила его за руку и принялась излагать новости. Макс слушал  внимательно,
только изредка покашливал.
   - Спасибо, передай Ивану Васильевичу, - попросил бывший супруг,  -  пусть
любым путем вытащит меня отсюда. Если надо, признаюсь в убийстве.
   - Но, Макс, - завела я. Полянский поднял руки.
   - Не могу больше, пусть действует. Спасибо  тебе,  Дашка,  но  настоящего
убийцу не найти.
   - Послушай, скажи, где миллион долларов?
   - Как где? На антресолях, в сейфе. Меня сразу арестовали,  не  успел  еще
переправить. Да ты не волнуйся, милиция ничего не нашла, иначе стали бы  про
баксы спрашивать. А так только по поводу Вероники трясут.
   - И ты не отправлял никуда Яну с деньгами?
   - Яну? Нет. Кстати, как она? Не пишет, наверное, решила не связываться  с
убийцей.
   Пришлось рассказать Максу правду про пропавшие деньги, исчезнувшую Яну  и
прочие новости. Полянский не сводил с меня изумленных глаз.
   - Что ты делал в салоне "Оракул"?
   - Я? - чуть не закричал бывший супруг. - Никогда там не был.
   - Кто знал, что дома оказалась огромная сумма денег?
   - Никто, только Вероника. Она была в курсе нашего бизнеса с Круглым.
   - Теперь опиши свои часы.
   - Зачем?
   - Надо.
   - Самой обычной классической формы, белый металл, цифры выложены  мелкими
бриллиантами, стрелки украшены сапфирами. Номерной "Лонжин", купил в Париже.
Сам себе подарок на день рождения сделал.
   - Белый металл! Ты точно помнишь, что часы не золотые?
   - Платина! - коротко бросил Макс. Тут залязгал засов, вошел белобрысый  и
сообщил:
   - Пора.
   Макса увели, провожатый повел меня назад, дождался, пока получу  паспорт,
и тихо сказал, поглядывая на кольцо:
   - Передавайте привет Ивану Михайловичу, хозяйка.
   Не успела я разинуть рот, как  мент  исчез.  Интересно,  сколько  в  этой
тюрьме людей милейшего Ивана Михаиловича?

ГЛАВА 23

   Дома почти все были в сборе. Маня с Бекасом  влезли  в  компьютер.  Зайка
вязала  на  диване  очередную  кофточку  для  Ваньки,  старухи  самозабвенно
смотрели новости. Гера отсутствовал.
   - Такая милая девушка нашлась, - поделилась
   Римма Борисовна, - дочь академика, с квартирой  и  дачей.  Герочка  вчера
ездил к ней домой. Родители за  границей  работают,  Тамарочка  сейчас  одна
живет. Я сыну так и сказала  -  это  твой  шанс,  милый.  Можно,  он  завтра
привезет ее в гости?
   Да, вот будет  сюрприз  для  отсутствующего  папы-академика  -  жених  из
российской глубинки.
   Но больше всех из родственников ажиотирован Кеша. Наконец-то ему  в  руки
попал настоящий клиент, а  не  какой-то  мелкий  жулик.  Мужик  обвинялся  в
разбойном нападении на инкассатора. От роду грабителю всего двадцать, но  за
плечами уже две отсидки. Одна - еще по малолетству,  другая  -  во  взрослой
зоне.
   - Если скосишь мне с десяти хотя бы до семи лет, - сообщил он Аркашке,  -
наши к тебе, как журавли на юг, косяком потянутся.
   - А не страшно с такими людьми дело иметь? - осторожно осведомилась я.
   - Мать, - удивился наш адвокат, - а  ты  что  думала,  по  тюрьмам  сизые
голуби сидят? Не спорю, попадаются иногда невиновные или просто  дураки,  но
основную массу сажают под арест за дело. И потом, чья бы корова мычала!  Кто
меня с Иваном Михайловичем свел? А Бекас твой! Самый натуральный  разбойник,
хотя мне он очень нравится.
   Я вздохнула. Приходится признать, что Кешка прав по всем статьям. А Бекас
мне тоже по душе, хоть и бандит, но какой-то милый, трогательный, как щенок!
   Расчувствовавшись,  плюхнулась  около   Зайки   и   стала   рассматривать
крохотный, словно кукольный, свитерок.
   - Представляешь, что со мной приключилось! - хихикнула Ольга. -  Сто  лет
мужики на улице не приставали,  а  сегодня  покупаю  шерсть  в  магазине,  и
подкатывается ослепительный красавец. Все при  нем  -  рост,  фигура.  Глаза
голубые, волосы белокурые,  одет  превосходно.  Начал  заигрывать.  Я  сразу
сообщила, что  приобретаю  шерсть,  чтобы  связать  близнецам  кофточки.  Не
подействовало! Наговорил кучу комплиментов и  исчез.  Нет,  все-таки  иногда
приятно почувствовать, что  еще  нравишься  мужчинам.  Ну  просто  так,  для
тонуса!
   Я  вздохнула  и  пошла  в  спальню.  Очевидно,   Антон   Медведев   начал
действовать. Надо рассказать Ольге обо всем, предупредить невестку. Но лучше
сделать это завтра, вон как  обрадовалась,  дурочка,  что  привлекла  чье-то
внимание. Все-таки работа работой,  но  Кешка  должен  уделять  жене  больше
внимания.
   Утром  спустилась  к  завтраку  в  тот  момент,  когда   Нина   Андреевна
скармливала Банди большую жирную оладушку, густо намазанную вареньем.  Рядом
облизывались остальные члены собачьей стаи. Увидев меня, свекровь  принялась
оправдываться:
   - Конечно, нехорошо давать малышу сдобное, он опять плохо покакал,  очень
жидко.
   Но я, не слушая ее, стала набирать  телефон  Жени  Поляковой.  Подошедшая
мать радостно сообщила, что дочка еще в больнице,  но  уже  пришла  в  себя,
разговаривает.
   И я отправилась в клинику Второго медицинского института. Женечка  лежала
в отдельной палате. Ужасная желтизна ушла с ее лица.  Но  выглядела  девушка
все равно отвратительно: глаза запали, щеки  ввалились,  губы  по  цвету  не
отличались от наволочки на подушке.
   Когда я осторожно приотворила дверь, студентка устало подняла веки и  тут
же опустила их. Сев около Жени, я взяла ее за сухую горячую руку и  тихонько
проговорила:
   - Женечка, ты меня слышишь?
   - Да, - прошелестела Полякова, еле-еле ворочая языком.
   - Кто тебя так, помнишь?
   - Из милиции, - начала девушка и замолчала.
   - К тебе приходили оперативники, - догадалась я.
   Полякова слабо шевельнула головой, потом вдруг широко  раскрыла  глаза  и
довольно быстро и внятно произнесла:
   - Это Яна меня велела убить. За что?
   - Соколова? - изумилась я. - Ты ее видела? Женечка, постарайся рассказать
мне все, чтобы я смогла тебе помочь.
   Медленно, по капле выдавливая из себя информацию, то и дело  закрывая  от
слабости веки, студентка рассказала о  происшедшем.  Картина  вырисовывалась
ужасная и непонятная.
   Буквально через  несколько  минут  после  моего  ухода  позвонила  Яна  и
сообщила, что вернулась, но вновь должна уехать по делам, и  просила  ее  не
разыскивать. Женечка спросила у подруги,  знает  ли  она,  что  случилось  с
Максимом. Соколова заявила, что не желает иметь  дела  с  убийцей  и  просит
больше в ее присутствии не упоминать имени Полянского.
   Потом сказала, что завтра увезет тетю на дачу, а подруга Танечка будет за
ней приглядывать.
   - Погоди, - изумилась Женя, - у вас же нет дачи.
   - Знакомые пригласили, - пояснила Яна.
   Потом она велела Жене сходить в понедельник в деканат и  написать  от  ее
имени заявление об академическом отпуске в связи с состоянием здоровья.
   Ничего не понимавшая Полякова обещала выполнить эту просьбу.
   Уже почти собравшись на дачу,  поздно  вечером,  в  районе  восьми,  Женя
принялась  искать  конспект  лекций,  хотела  подготовиться   к   последнему
экзамену. Перерыв весь письменный стол, она вспомнила, что дала  тетрадь  по
теоретической механике Яне. Начала звонить подруге, но у Соколовых трубку не
брали. Зная, что, усаживаясь к телевизору, Рада Ильинична  всегда  отключает
телефон, девушка решила поехать на "Щукинскую". Далеко,  конечно,  но  ск