я  похоронили,  карточки,  где  ты  в  гробу,   старухе
показывала! Откуда снимок твоих похорон взялся?
   - Боже! - схватилась за голову Света. - Вот дрянь, она  одна  про  бабулю
знала. Здесь такой обряд проходят все. Ложатся в  домовину  и  их  отпевают,
вроде как люди с суетным миром прощаются. Жутко на  нервы  действует.  Потом
клеймо в подмышку ставят - и все, назад возврата нет.
   Я вздрогнула:
   - Больно, наверно! Света вздохнула:
   - Да нет, никаких ощущений. Николай мастер по части всяких  микстур.  Мне
плошку поднесли, и я ничего не помнила, словно  и  впрямь  скончалась.  А  с
Шабановой мы учились вместе, она меня и  привела  в  секту,  тварь  поганая.
Подевалась куда-то, раньше все с Николаем и Нинкой тусовалась,  теперь  глаз
не кажет.
   - Людмила умерла, покончила с собой!
   - Господи! - ахнула девушка. - Бежим отсюда скорей!
   - Погоди, - остановила я ее, - мне на самом-то деле нужно найти маленькую
девочку, совсем крошку, лет двух, Верочку. Она где-то тут спрятана.
   - Знаю, - ответила Света, - это Надькина  племянница,  в  избе  спит,  ее
недавно из города Николай привез. Надька его будто  бы  попросила.  А  зачем
тебе?
   - Веди в детскую, - приказала я.
   Мы снова шагнули во двор и вмиг добрались до "детской". Тот же  стол,  те
же лавки и нары. Только  на  деревяшках  подростки,  страшно  худые,  просто
скелеты, обтянутые кожей. Никто из них даже не пошевелился, когда я вытащила
из-под грязной тряпки спящую Верочку.
   Головка девочки моталась на тоненькой шейке, безвольные  руки  свисали  и
покачивались в такт моим шагам. Мы вернулись в теплую, уютную избу  Николая,
и я стала разглядывать малышку.
   Маленькое, буквально с кулачок,  личико.  Под  закрытыми  глазами  синие,
почти черные тени, скулы резко выделяются, жидкие волосы  растрепаны,  босые
ножки покрыты коркой грязи, ручки, больше всего напоминающие веточки,  густо
усеяны синяками.
   - Ее, что, били? - в ужасе поинтересовалась я у Светы.
   - А кто их знает, - равнодушно ответила девушка. - Взрослые не тронут,  а
подростки, может быть, я в детскую избу не хожу. Зачем тебе девчонка?
   - Потом объясню, - отмахнулась я, сдергивая со стола большую скатерть,  -
показывай тайный ход.
   Света пошла  в  глубь  избы,  я  за  ней,  держа  на  руках  укутанную  в
импровизированное одеяло Верочку. Ребенок казался невесомым, наш  английский
мопс Хуч куда тяжелей. И еще беспокоил  странный,  явно  неестественный  сон
девочки. Ее вынули из кровати, вытащили на  воздух,  потом  снова  внесли  в
жаркую избу, тормошили, заворачивали... Любая другая малышка  уже  принялась
бы оглашать окрестности трубным воплем, но Вера спала, вернее,  пребывала  в
забытьи. Маленький лобик покрывала  испарина,  ножки  безвольно  мотались  в
воздухе.
   Мы миновали несколько комнат и оказались  на  большой  просторной  кухне.
Света отперла кладовку, отогнула край линолеума. Под  ним  обнаружился  люк.
Девушка с видимым усилием подняла тяжелую крышку. Внутри сразу зажегся свет,
и я увидела железную лестницу, ведущую вниз.
   - Ступай следом, - велела провожатая и исчезла.
   Прижимая к себе правой рукой Веру, я полезла следом.
   Ход удалялся от лестницы длинным коридором. Света закрыла  люк,  но  свет
продолжал гореть. Кто-то вложил в создание лаза  уйму  денег.  Глиняный  пол
отлично утрамбован, стены словно оштукатурены.
   В конце тоннеля еще  одна  лестница.  Девушка  ловко  взобралась  наверх,
открыла люк. Электрический свет моментально погас, но  в  круглое  отверстие
полились  жидковатые  лучи  весеннего  солнца.  Пока  мы  бегали  туда-сюда,
наступил рассвет.
   Кряхтя, Света  закрыла  ход.  Он  был  ловко  замаскирован  сверху  кучей
хвороста. Я пнула ногой ветки,  ни  одна  даже  не  пошевелилась.  Надо  же,
приклеены намертво.
   - Где машина? - поинтересовалась девушка.  Я  растерялась.  А  и  правда,
где?
   - Не знаю, шли по лесу довольно долго...
   - Наверно, вон на тот косогорчик выбрались, - указала Света на  пригорок,
где вчера мы с Ниной обозревали сверху деревню.
   - Точно.
   - Туда идем, тут всего две дороги и есть.
   - Откуда знаешь? Света рассмеялась.
   - Ходила много раз. "Отец" смоется, а я по лесу гулять  отправляюсь,  все
бежать пыталась, только без машины никак. Я  ведь  почему  решилась  к  тебе
обратиться. Беременная я, три месяца почти. Хочу аборт сделать, боюсь чудище
родить. Вот и металась по округе - вдруг, думаю, кто проедет! А никого!  Тут
на много километров никакого жилья, лишь брошенные деревни. Мне неделю идти,
видишь, что с ногами.
   И  она  задрала  юбку.  Я  невольно  отшатнулась,  все  лодыжки   покрыты
гноящимися трофическими язвами.
   - Что это?
   Света пожала плечами:
   - Хрен его знает. Сначала маленькая была, потом инфекция попала, гноиться
стала. Трофическая язва - дело  тонкое,  это  я  как  бывший  медик  говорю.
Правда, на стоматолога выучилась, но кое-что из общего курса помню.
   В этот момент за забором начали раздаваться  мерные  удары  колокола.  От
неожиданности я чуть не уронила ребенка.
   - Не бойся, - пояснила бывшая сектантка, - подъем бьют, на работу пора.
   - Нас не хватятся?
   - Нет, да и некому. Николай с Ниной  уехали,  а  остальным  без  разницы,
думаю, и не заметили тебя. У них сейчас дел полно - скотину подоить,  свиней
покормить, кур выпустить, рассаду готовить. Натуральным хозяйством живут.
   Быстрым шагом мы заторопились к лесу  и  через  секунду  запетляли  между
вековыми деревьями. Неожиданно  в  голову  пришла  дикая  мысль:  что,  если
Николай и Нина, решив,  будто  я,  одурманенная,  валяюсь  в  избе,  забрали
"Вольво"? Парочка думает только о деньгах, а  такая  машина  стоит  не  одну
тысячу долларов!
   Но, наверное, у "святого отца" не дошли руки до тачки, потому что  верный
коняшка мирно скучал на полянке. Я  уложила  девочку  на  заднее  сиденье  и
завела мотор.
   По дороге рассказала Свете все, что знала про Людмилу.  Девушку  потрясла
ее смерть.
   - Говоришь, сестра Николая?! Ну никогда бы не поверила, хотя видела,  что
у них какие-то особенные отношения. Честно сказать, думала - она его  бывшая
любовница, хотя...
   - Что?
   - Николай ведь пастве как объяснил, когда меня у себя  поселил.  Дескать,
помощница я его, "напиток веры"  раздаю,  молельный  зал  готовлю.  Сектанты
уверены, что он девственник, никто ничего дурного и не  думает.  До  меня  в
помощницах другая ходила, Таня Аверкиева. Год примерно у него жила, а  потом
в Палестину уехала.
   - Куда? - удивилась я. - В Палестину?
   - Ага, - подтвердила Света, - так он объявил. Таня "просветлела", и он ее
переправил в другую деревню "путников", за границу. Скоро все туда переедут,
а пока лишь избранные. Но мне думается, Аверкиеву Николай убил.
   - Почему?
   - Видишь ли, - проговорила Света, с видимым удовольствием вытягивая ноги,
- он тут разболтался разок, расслабился. Очень ему  сына  надо,  на  девочек
наплевать, а мальчик просто необходим. Якобы и у деда был такой же дар,  как
у него. Он бешеных собак взглядом тормозил и из всех окружающих веревки вил.
Отцу таланта не досталось, а Николаю отсыпалось полной мерой... Но, говорил,
программа в нем заложена - родить наследника,  чтобы  ветвь  не  засохла.  В
семье у них  всегда  много  девочек  получалось,  мальчик  же  только  один.
Жениться Николай не  имеет  никакой  возможности.  Нормальную  бабу  завести
трудно, начнет допытываться, что  да  как,  откуда  деньги,  где  работаешь.
Деревню-то он надолго оставить  не  может,  максимум  на  неделю.  Сектантов
следует постоянно "подпитывать" на сеансах, на одних  наркотиках  далеко  не
уедешь, потом человек мучиться  начинает,  голова  болит.  Меня  знаешь  как
крутило, когда сеансы прекратились да "напиток  веры"  перестала  принимать!
Только у Николая противоядие есть, через десять дней на ноги меня  поставил.
Вот он и выискивает среди "путников" молодых баб. Хотя, по  большому  счету,
женщины ему без надобности, трахается, как работу делает... Небось Аверкиева
девчонкой разродилась... Где-нибудь в лесу и зарыл обеих... И меня такая  же
судьба ждала! Знаешь, как перепугалась, когда поняла, что беременна!  Жизни,
значит, девять месяцев осталось, ну, предположим, если мальчишка появится  -
года два. Выкормлю, и не нужна, слишком много знаю.
   - Да зачем ему обязательно ребенок?
   - Не знаю, - вздохнула Света. - Говорит, нужен. А тебе это к чему?
   ...К девяти утра мы добрались до Нагорья. Марья Сергеевна, увидав Свету и
Верочку, попыталась упасть в обморок, но я строго ее остановила:
   - Быстро собирайте необходимые вещи, документы, деньги, и уезжаем.
   - Куда? - в один голос спросили девушка и пожилая женщина.
   - Ко мне, в Ложкино, там Николай вас не достанет:  во-первых,  адреса  не
знает, во-вторых, территория отлично охраняется.
   - Но как же? -  забормотала  Марья  Сергеевна.  -  А  ваши  домашние  что
скажут?
   - Ничего, - ответила я, подталкивая Балабановых к дверям, - никто  ничего
не скажет, они привыкли.
   По дороге в Ложкино разработали хитрый план. Марья  Сергеевна  -  дальняя
родственница моей первой, ныне покойной свекрови Элеоноры Яковлевны.  Света,
естественно, ее внучка, Верочка - правнучка.
   Узнав, что девочка на самом деле ей не родная, старуха твердо сказала:
   - Слышать ничего не желаю, люблю девочку всем  сердцем  и  воспитаю,  как
свою. Да мне, кстати, и деньги дадены не маленькие для этого.
   "Их могло быть намного больше", - подумала я, вспоминая стрелочницу Люсю.
   - У меня, - завела я разговор, поглядывая в  зеркальце,  -  есть  хорошая
квартира в Верми. Это Сибирь, лететь туда чуть больше четырех часов. Имеется
там и добрая знакомая, даже родственница. Пару дней у меня перекантуетесь  -
и в путь.  Стоматологи  везде  нужны,  выпускники  московских  вузов  высоко
ценятся. Устроитесь, обживетесь, дом в Нагорье продам, вышлю вам  деньги,  а
квартиру оформлю на Свету.
   Женщины молчали. Потом девушка тихо сказала:
   - Квалификацию потеряла, давно не практиковала.
   - Ничего, - успокоила я ее, - главное начать, а там вспомнишь навыки.
   В Ложкино ворвались  около  двенадцати.  Зайка  с  Аркадием  не  выказали
никакой радости, но и не удивились. К  череде  гостей  и  родственников  все
давно привыкли.
   Оставив вновь прибывших устраиваться, я пошла к воротам и строго-настрого
наказала  охранникам  не  пускать  на  территорию  никаких  посторонних.   В
особенности молодых людей обоего пола, черноглазых и черноволосых.
   Парни молча кивнули. Успокоенная, я  вернулась  в  дом.  На  воротах  при
въезде в  Ложкино  дежурят  ребята,  участники  боев  в  Чечне.  Вид  у  них
совершенно зверский, лишний раз с просьбой не обратишься, но  они  абсолютно
надежны. Из тех, что сначала  выстрелят,  а  потом  примутся  интересоваться
паспортными данными. К тому же Снап и Банди огромные,  здоровенные  псы.  Не
всякому понравится летящий со всех лап прямо на вас питбуль. У  него  же  на
лбу не написано, что Бандюша торопится продемонстрировать любовь и нежность.
   В доме  полно  людей,  прислуга,  Фредди,  в  конце  концов.  Нет,  здесь
совершенно безопасно. Кстати, ни Нина, ни Николай не знают  адреса.  Правда,
получить его через Мосгорсправку ничего не стоит, но на это требуется время.
А Марья Сергеевна, Света и Верочка через два дня отправятся в Вермь.
   - Даша, - пробормотала старуха, пробираясь ко мне в спальню, -  прямо  не
знаю, что  и  думать.  Верочка  спит  и  спит.  Вроде  дышит  ровно,  но  не
откликается. Уж тормошила, тормошила... Может, врача позвать?
   В комнате для гостей уже стояли Зайка и няня Серафима Ивановна. Худенькое
тельце Верочки с неудобно подвернутой правой  ручкой  покоилось  на  большой
кровати. Казалось, ребенок просто спит.
   -  Мне  думается,  волнение  впустую,  -  авторитетно  заявила   Серафима
Ивановна, - девочка маленькая, устала в дороге. У детей бывает иногда  такой
глубокий сон!
   Светлана в сомнении покачала головой:
   - Все ужинали в семь,  а  ей  дали  еду  раньше,  думаю,  около  половины
седьмого. Наверное, тут же и заснула, а сейчас скоро  два  часа  дня.  Почти
пятнадцать часов прошло! Хотя, не знаю, может, она всегда так много дрыхнет!
   Зайка с удивлением покосилась на девушку, а Серафима Ивановна вскрикнула:
   -  Немедленно  зовите  врача,  такой  глубокий,  непрерывный  сон   может
свидетельствовать о поражении головного мозга. Она падала?
   Марья Сергеевна беспомощно погладила внучку. Светлана пожала плечами:
   - Не знаю!
   - Хорошая же вы мать, - не выдержала Зайка.
   - Я не... - завела Света, но, получив от меня пинок, заткнулась.
   Ольга вытащила телефон и вызвала "Скорую помощь".
   Марья Сергеевна осторожно поправила подвернутую ручку и прикрыла  девочку
пледом.
   Врач приехал  быстро.  Помахивая  железным  ящичком,  он  вошел  в  холл,
огляделся по сторонам и почему-то скривился. Потом процедил:
   - Где больная?
   Мы с Зайкой проводили его к Верочке. Доктор вошел внутрь комнаты и велел:
   - Всем выйти, кроме матери.
   - Но... - начала Зайка.
   - Всем вон! - жестко приказал эскулап. Мы  оказались  в  коридоре.  Марью
Сергеевну внезапно затрясло.
   - Уведи ее в гостиную и дай чаю с коньяком, - распорядилась я.
   Ольга потащила несопротивляющуюся старушку по коридору. Тут дверь комнаты
приоткрылась, и доктор спросил:
   - Молоток есть?
   Недоумевая, я сбегала в кладовку и  притащила  инструмент.  Через  минуту
"Гиппократ" потребовал:
   - Теперь плоскозубцы и напильник, а еще лучше шило.
   - Что вы делаете с несчастным ребенком? - завопила я, влетая в комнату.
   - Ничего, - спокойно ответил врач,  -  у  чемодана  замок  заклинило,  не
открывается.
   Кое-как он все же справился с замком и  принялся  отламывать  "носики"  у
ампул. Иголка ткнулась в худенькую попку, я невольно вздрогнула, но  Верочка
даже не шевельнулась.
   - Интересно, интересно, - бормотал педиатр,  щупая  пульс  на  маленькой,
тощенькой ручке, - как будто бы здорова, а не реагирует. Ну надо  же,  прямо
Спящая красавица, словно заколдованная.
   И он снова принялся щелкать пальцем по ампуле.
   - Не надо, - тихо сказала я, - кажется, я знаю, что с ней.
   Помочь в этой странной перепалке мог только профессор Мельниченко.  И  я,
забыв переодеться, как была в грязных джинсах и мятом пуловере, помчалась на
факультет психологии.
   Андрей Николаевич читал лекцию, и я вынужденно просидела  около  полутора
часов на подоконнике в коридоре. Освободился он только в  половине  шестого.
Но, нужно отдать должное Мельниченко, ехать согласился  мгновенно,  даже  не
спросив о сумме гонорара. Впрочем, возможно, думал, что я знаю,  сколько  он
берет за визит.
   По дороге,  как  могла,  ввела  профессора  в  курс  дела.  Брови  Андрея
Николаевича  поползли  вверх,  но  слушал  он  чрезвычайно  внимательно,  не
перебивая, без оханий и возмущений.
   Конец рабочего дня не лучшее время для поездок по центру столицы.  Кругом
змеились отвратительные пробки, москвичи  торопились  по  домам.  В  Ложкино
удалось добраться лишь около восьми.
   Марья Сергеевна кинулась навстречу.  Верочка  по-прежнему  спала.  Дышала
девочка ровно, без всякого усилия и надрыва, но в себя не приходила.
   Мельниченко оглядел пациентку и сказал:
   - Большое поле работы. Но надо сначала покурить и настроиться на сеанс.
   Процесс подготовки занял минут тридцать. В  половине  девятого  профессор
выставил всех за дверь и приступил к "расколдовыванию".
   Домашние собрались в гостиной.  Алиска  пробормотала,  откусывая  сладкую
булочку:
   - Нет, хорошо, что у меня нет детей, от них одна докука.
   - Глупости! - .влезла Маня. - Дети - цветы жизни!
   -  На  могиле  своих  родителей,  -  немедленно  отпарировала  Алиска.  -
Спиногрызы.
   - Ужасно эгоистично так  рассуждать,  -  не  сдавалась  Машка.  -  Каждая
женщина обязана испытать радость материнства, а тех, кто  лишен  этого,  мне
лично жаль.
   Я так устала,  что  молча  вытянулась  на  диване,  не  вмешиваясь  в  их
перебранку. Откуда-то из-за спинки с сопением  вылез  Фредди  и  пристроился
возле меня. От мартышки пахло каким-то знакомым  ароматом  -  горьковатым  и
тонким.
   Алиска увидела, что я принюхиваюсь, и захохотала:
   - Вылил на себя весь флакон "Коко Шанель".
   - Где он его взял?
   Балерина радостно сообщила:
   - Залез к тебе в ванную и подушился от пуза.
   Я только вздохнула. Пропажа пузырька  любимых  духов  в  свете  последних
неприятностей выглядит сущей ерундой. И все же, ну когда они наконец, Алиска
и обезьяна, уберутся от нас? Надоели до смерти! Да и Филя осточертел.
   - Где колдун? - вяло поинтересовалась я,  чувствуя,  как  последние  силы
покидают тело.
   - Нечего издеваться, - взъерепенилась Алиса, - он поздно приедет.
   "Небось на шабаш подался", - подумала я, уже засыпая.
   - Даша, - раздалось над ухом, - Даша.
   Я машинально села и уткнулась взглядом  в  лицо  Мельниченко.  В  комнате
горел только торшер, но даже в его неярком свете видно, как устал профессор.
   - Который час? - спросила я, еще не совсем проснувшись.
   - Три утра или ночи, смотря как вам нравится, - с улыбкой ответил  Андрей
Николаевич.
   - Что с ребенком?
   - Спит.
   Я огорченно воскликнула:
   - Неужели ее невозможно разбудить?!
   - Да нет, - успокоил профессор, -  вы  не  поняли.  Верочка  просыпалась,
поужинала и сейчас отдыхает, я вывел ее из транса. Вот хочу  попросить  вас,
разрешите где-нибудь до утра прикорнуть. Домой ехать далеко.
   - К сожалению, не могу предоставить отдельную комнату, но  этот  диван  в
гостиной очень удобный, сейчас я постелю.
   - Не надо никаких простыней, - пробормотал Мельниченко, плюхаясь на ложе,
- вот только пледиком накроюсь. Уж извините за доставленное неудобство.
   Я пошла, пошатываясь, наверх. В этом доме гостем больше, гостем меньше  -
уже не имеет значения.
   В спальне наконец стащила опротивевшие джинсы и грязный  пуловер.  Сейчас
помоюсь как следует,  а  то  стала  похожа  на  бомжа.  Остроумные  французы
называют лиц без определенного  места  жительства  коротко  и  характерно  -
человек-сыр. Если вспомнить,  какой  неистребимый  аромат  источают  рокфор,
камамбер и бри, становится понятно это возвышенное сравнение. Ну, до рокфора
мне еще далеко, а вот стадия камамбера явно налицо.
   Я наклонилась  над  раковиной.  Висевший  на  цепочке  "волшебный"  кулон
звякнул о край. Надо же, совсем забыла! Как Филя его  называл?  Роро,  момо,
додо...
   Камень мешал умываться, и я сняла цепочку. Еще вчера утром  талисман  был
приятно розовым, руки так и тянулись погладить  его.  Сейчас  перед  глазами
оказался черный, неприятный на вид кусок с оплавленными краями.
   Изумленно я вертела камень  перед  носом.  Он  горел?  Отбросив  странную
штуковину в мусорную корзинку, я подошла поближе к зеркалу и направила лампу
на грудь. Так и есть. Там, где талисман соприкасался с кожей, виднелся явный
след ожога. Словно кто-то приложил пониже ключиц тлеющую сигарету.  Внезапно
вспомнилось неприятное жжение под пуловером, начавшееся тогда, когда Николай
принялся расспрашивать о домашних. Оно отрезвило  меня  и  не  дало  попасть
целиком под власть негодяя.  А  странный  удар  электрического  тока,  когда
переступала порог комнаты мерзавца. Он твердил мне в спину:
   - Когда окажешься  за  дверью,  забудешь  все,  останется  лишь  ощущение
радости, счастья. Запомни его и знай - без меня никогда более  не  испытаешь
подобных чувств.
   После этих слов я шагнула к двери и едва не свалилась от  боли.  Но  ведь
ничего не забыла и никакого счастья не ощутила. Наоборот,  помню  отчетливо,
как пакостник выспрашивал про счета, дома и машины...
   Внезапно зазвонил телефон. Недоумевая, кто это может быть в такой час,  я
проговорила:
   - Алло.
   В ответ - звенящая тишина
   - Говорите, не слышу!
   И вновь ни звука, потом понеслись гудки. Наверно, ошиблись номером  и  не
захотели