животных, вывело супервыносливых лошадей или ездовых собак, и мы сейчас бы катались в повозках? Конечно, ни один конь не сумеет мчаться со скоростью сто двадцать километров в час, зато от него нету дыма, копоти и смога, один навоз, вещь крайне полезная в сельском хозяйстве.
     Фатальное везение просто преследовало меня.
     Старушка в белом халате, восседавшая за стойкой с табличкой "Справочная", узнав, что посетительнице нужна Раиса Ивановна, мигом бросила пост и пошлепала внутрь клиники. Я села на деревянную жесткую скамейку и расслабилась.
     Входная дверь хлопнула, появилась женщина, тащившая за руку девочку лет семи.
     - Ты врач? - спросила она у меня.
     - Нет, - ответила я.
     - А где доктор? - бесцеремонно продолжала вошедшая.
     Я хотела было ответить: "Извините, не знаю", но тут в холле появился мужчина, облаченный в белый халат, и тетка кинулась к нему:
     - Ты врач?
     Медик ощупал глазами бабенку и сурово поинтересовался:
     - В чем дело?
     - Во, глянь, - заорала баба, подталкивая к нему хнычущего ребенка, - зараза, блин! У всех дети как дети, с этой же вечно невесть что случается! То с крыльца сковырнется, то в пруд зимой угодит, послал мне ее господь в наказание. Стой смирно, не вертись!
     Девочка, которую "добрая" мама больно дернула за руку, захныкала. Походя отвесив чаду оплеуху, тетка спросила:
     - Так будешь глядеть?
     - Что случилось? - ледяным тоном осведомился доктор.
     - У ей ухо болит!
     - Видите ли, любезная, - процедил лекарь, - здесь особая больница, для людей с нарушением психики, девочку следует отвезти в детское учреждение и показать отоларингологу.
     - Кому? - бабенка отступила на шаг. - У ей ухо повредилось.
     - К отоларингологу, - терпеливо повторил врач.
     - Нам ушнюк нужен, - стала злиться баба.
     - Отоларинголог и есть по-вашему ушнюк, - без тени улыбки ответил врач.
     - Этта что? В город волочь?
     - Да.
     Тетка отвесила девочке затрещину.
     - Вон сколько из-за тебя беды! Огород не полот, щи не сварены! Да еще деньги за билеты плати туда-обратно.
     Ребенок отшатнулся и, ударившись затылком о стену, горько заплакал.
     - Молчи, спиногрызка, - поддала ей еще раз мамочка.
     - Не смейте бить дочь! - рявкнул врач. - Что у тебя с ухом?
     Крошка вытерла нос кулаком.
     - Не знаю.
     Доктор присел перед ней.
     - Попробуй все же объяснить. В нем звенит? - ласково продолжил врач.
     - Да.
     - Постоянно?
     - Всякий раз, когда 6 школе на перемену звонок трещит!
     Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Каков вопрос, таков ответ.
     - Дура она, - пояснила мамаша, - все с вывертом говорит, издевается. Муха к ей в ухо влетела, достать надо.
     - Капните туда масло, - посоветовал врач, - потом пусть полежит пару минут, скорей всего, насекомое вылезет само и не понадобится никуда ехать.
     - Лады, - кивнула тетка, - можно попробовать. Пошли, Надька!
     Забыв сказать доктору "спасибо", она поволокла ноющую девочку к двери. Врач хмыкнул и двинулся было к гардеробу, но тут баба обернулась и заорала:
     - Эй! Ты самого главного не сказал!
     - Что именно? - удивился медик.
     - А в какое ухо капать?
     Понимая, что не сумею сдержаться и расхохочусь во весь голос, я встала и тут же увидела, как из коридора выруливает старушка.
     - Ступайте в двенадцатый кабинет, - велела она, - Раиса Ивановна тама.
     Поблагодарив милую бабусю, я дошла до нужной двери, оказалась в просторной комнате, увидела полную женщину лет пятидесяти и сказала:
     - Вам привет от Александра Борисовича Ляпунова из Поливановки, восьмой отряд.
     Раиса Ивановна медленно подняла голову, посадила на нос круглые очки в старомодной оправе и четко, словно учительница младших классов, произнесла:
     - Понятно. Что вы хотите? Имейте в виду, о спиртном и наркотиках даже не просите.
     - Если можно, разрешите поговорить с Татьяной Рыковой.
     - С кем?
     - Татьяной Рыковой, скажите ей, Настя Звягинцева приехала, - добавила я и внезапно испугалась: вдруг с девушкой что-то случилось?
     - Ах, с Танечкой, - просветлела лицом Раиса Ивановна, - нет проблем, сейчас ее приведу. Она молодец, самая хорошая из нашего контингента, услужливая, тихая, мы ей разрешили нянечкам помогать. Таня полы моет, ну и за это мы подкармливаем ее. Очень милая девушка, хоть и убийца, конечно. Ладно, ждите тут. Кстати, давайте продукты, сразу ей в палату отнесу. Только если баночку растворимого кофе положили, то выньте, его нельзя пить нашим, пойдут вопросы: где взяла, кто принес?.. Ну, что вы сидите?
     - Я не привезла еды.
     - Что же вы! - укорила Раиса Ивановна. - Проведать собрались и даже ста граммов зефира не прихватили. Денег жалко?
     - Нет, конечно, я просто не подумала!
     - Ладно, сейчас она придет, - кивнула Раиса и удалилась.
     Я тихо сидела на табуретке. Да уж, очень глупо получилось, ну почему мне не пришла в голову идея запастись хотя бы коробочкой конфет или приобрести мармелад? Даже моих скудных средств с лихвой хватило бы на простое лакомство. Значит, Ира права, я ужасная эгоистка, думающая лишь о себе. Мне нужно поговорить с Таней, и я не сообразила, что запертая в спецклинике девушка, скорей всего, плохо питается и тоскует по конфетам.
     Дверь скрипнула, на пороге появилась Раиса Ивановна, за ней маячила серая тень.
     - Времени вам час, - заявила медсестра, - отсюда никуда не выходите. Впрочем, дверь, уж не обижайтесь, я запру снаружи, на окошке решетка, беседуйте спокойно. Если кто стучать начнет, молчите. Поколотят немного и уйдут, ясно?
     Таня, входи.
     Раиса Ивановна исчезла, послышался сухой звук: щелк, щелк. Нас и впрямь заперли снаружи.
     - Здравствуйте, - прошелестело от двери, - а где Анастасия Петровна?
     Я посмотрела на девушку. Полная, болезненно рыхлая, облачена в какую-то застиранную хламиду неопределенного цвета, на ногах, несмотря на жару, теплые темные чулки и тапки из облезшего искусственного меха. Волосы Танечки, длинные и не слишком чистые, собраны в хвост. Ничего привлекательного в ее облике не было, лицо показалось мне опухшим; курносый нос, слишком крупный рот, низкий лоб.
     Таня стояла, опустив глаза в пол.
     - Извините, - решительно сказала я, - я обманула вас, назвавшись Настей, меня прислала Наташа, бывшая домработница Лавсанова.
     - И чего вы хотите? - по-прежнему безучастно спросила Таня.
     - Всего лишь ответа на пару простых вопросов, - начала было я, но тут Таня посмотрела перед собой, и мой язык прилип к небу.
     Огромные, фиалково-синие, бездонные, словно небо, глаза сияли на лице дурнушки. До сих пор я ни разу, ни у кого не видела столь прекрасных очей. Любой человек, окунувшись в их глубину, мигом забудет о том, что видит перед собой существо в ужасающем одеянии. Такой взгляд мог принадлежать лишь королеве или принцессе, волею злой судьбы превратившейся в Золушку.
     - И что же вы хотите узнать?
     - Э.., э.., я знаю все про то, как вы взяли на себя вину, прикинулись убийцей Сергея Лавсанова.
     Таня молчала.
     - Вам пообещали за это квартиру, деньги и то, что вы не сядете в тюрьму. Настя обманула вас?
     - Нет, - прошептала Таня, - на суде был адвокат, он так дело повернул, что я оказалась тут, в клинике.
     - Хорошо. А квартира?
     Таня стала медленно краснеть. Я продолжала сыпать вопросами.
     - Настя приезжала сюда? Навещала вас?
     - Нет.
     - Может, присылает передачи?
     - Нет.
     - Пишет письма, обещает денег, сообщила о покупке квартиры, в которую вы въедете, освободившись?
     - Нет.
     - Выходит, она вас бросила? Обманула, подставила, наобещала и кинула!
     - Я сама согласилась, - прошептала Таня, - по доброй воле. Кто кашу заварил, тот ее и ест.
     - Вот и нет! - рассердилась я. - Чужие руки крупу в воду насыпали. Тебя просто надули, как ребенка! Неужели совсем не обидно? Сидишь тут ни за что, а Настя гуляет на свободе да над тобой посмеивается!
     Внезапно Таня сделала пару шагов, села на колченогую табуретку, сгорбилась, закрыла лицо руками и с невероятным, рвущим душу отчаянием воскликнула:
     - Делать-то теперь нечего! Так мне и надо!
     Я бросилась к Тане.
     - Не плачь, я постараюсь вытащить тебя отсюда.
     - И куда я пойду, - всхлипнула она, - к отцу возвращаться? Снова битой ходить? Знаешь, мне уж лучше тут. Здесь врачи хорошие, медсестры меня любят, больные уважают. А на воле что? Ну ничего хорошего меня не ждет!
     На секунду я растерялась. До сих пор я абсолютно искренне считала, что неволя - это самое страшное несчастье для любого человека, но сейчас вдруг появились сомнения: а вдруг существуют люди, которым за решеткой лучше?

Глава 20

     К электричке я брела в самом мрачном расположении духа. И хотя цель поездки была достигнута: я узнала, что Настя обманщица, никакого удовлетворения эта новость мне не принесла. Разговор с Таней вышел тягостным, ничего нового она мне сообщить не смогла, на все вопросы меланхолично твердила:
     - Не знаю.
     В конце концов я разозлилась и налетела на нее:
     - Послушай, ты совершила глупость и поняла это. Лучше поздно, чем никогда.
     - Да, - Татьяна внезапно перебила меня, - мне прямо сразу, еще в милиции, страшно стало, я даже пожаловалась своей соседке Зине, но потом Свин пришел...
     - Свин? - подскочила я.
     - Да, - кивнула Таня, - он со мной перед судом встретился и велел ничего не бояться, дескать, они с Настей временно исчезнут, но лишь для того, чтобы их не тронули, иначе кто мне квартиру купит!
     - И ты опять им поверила! - возмутилась я.
     - Ага.
     - С ума сойти!
     Таня вдруг улыбнулась:
     - Да уж! Представляю, как они надо мной смеялись!
     - Я добуду запись и вытащу тебя. Мы заставим Свина купить квартиру. - Я окончательно потеряла от злости голову. - Эта Настя заплатит за все, мало ей не покажется! Знаешь, где она живет?
     - Нет. Вернее, да, раньше жила в поселке Никоново с Сергеем Лавсановым, только она же его женой не была, значит, особняк ей не достался.
     - Я найду Звягинцеву, - кипятилась я, - и прижму к стенке. Прямо так и скажу: "Имею кассету с чудесным "сериалом", выбирай, киса: либо приобретаешь Танюше квартирку, либо переезжаешь в камеру!"
     - Некрасиво шантажировать человека, - прошептала Таня.
     - Согласна, но только не в этой ситуации! - стукнула я кулаком по столу.
     - С какой стати ты решила мне помогать? - вдруг спросила Таня.
     Я внезапно выпалила правду:
     - Потому что я совершила раньше, в своей другой жизни, много ужасных поступков, а теперь хочу частично искупить вину. А еще мне тебя жаль!
     - Ладно, - завела было Таня, но тут в двери заворочался ключ, появилась запыхавшаяся Раиса Ивановна.
     - Время истекло, - заявила она, - хватит, пообщались.
     Таня покорно пошла к выходу. Уже на пороге она вдруг повернулась и проговорила:
     - Если ничего не получится, не волнуйся, мне здесь хорошо. А с тебя грех за одно желание помочь человеку снимется.
     Я стиснула кулаки:
     - Умру, но добьюсь своего.
     Таня, сгорбившись, шмыгнула в коридор.
     - Если вдруг вспомнишь что про Настю, скажи Раисе Ивановне, - крикнула я ей вслед, - я оставлю свой телефон, она мне позвонит!
     Но ответа не последовало.
     На обратной дороге везение покинуло меня.
     Электрички отчего-то перестали ходить, в кассу стояла очередь, впрочем, небольшая, всего из пяти женщин раннего пенсионного возраста.
     - И чего нам делать, - налетали они на кассиршу.
     - Ясным языком написано, - каркала она из окошечка, - черным по белому красными чернилами: поездов до Москвы нет!
     - Нам ехать надо!
     - Ща скорый пойдет, еще быстрей до столицы домчит.
     - С какой стати пассажирские ездят, а электрички нет? - не успокаивались тетки.
     - Вам скандалить или ехать? - не растерялась кассирша. - Покупайте билет.
     - Дорого небось!
     - Тогда идите пешком!
     Бабы завозились в карманах, завздыхали, заохали, пересчитали мятые ассигнации, сунули их в крохотное окошечко и получили взамен длинные розовые бумажки.
     - Ой, - заорала одна из них, - тринадцатое место! Поменяйте билет.
     - Да какая разница, - обозлилась кассирша.
     - Несчастливое число, - скуксилась тетка, - неприятности приносит, еще, не дай бог, в аварию попадем, нет другого местечка, а?
     - Вот уж глупости, - пролаяла кассирша, - на тринадцатой полке беда случится! Раскинь мозгами, чучундра, если скорый с рельсов сойдет, и двенадцатому, и четырнадцатому номеру капец придет. Или, полагаешь, тебя одну вышвырнет, а остальные счастливо домой прикатят? Давай бери билет, ща поезд примчится!
     Я просунулась к кассе.
     - Мне один, тоже до Москвы, на этот скорый, место любое, я совершенно не суеверна.
     Кассирша, пожилая матрона весом больше центнера, с губами кроваво-красного цвета, схватила деньги и выпихнула из-под решетки билет со словами: "Это хорошо, что ни в какую глупость не веришь! Накось седьмое место, говорят, самое счастливое".
     Домой я приехала вовремя и первым делом спросила у Риты:
     - Вроде Ваня работал еще с первой Глафирой, Настей Звягинцевой?
     - Ага, - зевнула певица, - а чего?
     - Да так просто, - вывернулась я, - думала, ему немного лет.
     - Так он и правда молодой, - засмеялась Рита. - Настя-то недолго пела, она быстро ушла.
     Свин в нее вложился, раскрутил, а девка бац - и свильнула. Семен не растерялся и другую Глафиру приволок. Вот она больше работала и пела бы дольше, если бы порошком не увлеклась. Но что одному горе, то другому счастье. Лично я собираюсь использовать представившийся шанс на все сто! Пить не начну, колоться и нюхать дурь тоже, хочу славы и денег! Много! Без края!
     Я хмыкнула и отправилась собирать шмотки для выступления. Слава и деньги! Это, конечно, хорошо. Вопрос: чем придется заплатить за исполнение желаний? Ничто и никому в этой жизни просто так не досталось.
     Первый концерт сегодня предстоял в клубе "Рокко". На служебном входе роилась толпа охранников. Крепкие парни ощупали нас и велели открыть портпледы.
     - Там костюмы, - удивилась я, - вы чего, ребята, в первый раз артистов видите?
     - Ступай себе, - буркнул один из секьюрити, - нашлась Тина Тернер!
     Следовало достойно ответить наглецу, но огромным усилием воли я сдержалась.
     "Рокко" оказался паскудным местом, за кулисами не было ничего хорошего. Обшарпанный грязный коридор, темная, холодная гримерка.
     Впрочем, я уже хорошо поняла, что жизнь артиста имеет две стороны. Яркую, блестящую, феерическую, ту, что видят зрители. Перья, блестки, кружева, сияющие глаза, румянец, роскошные машины, украшения, бешеные заработки.., в общем, не жизнь, а праздник. Но слава богу, что обычный зритель никогда не заглядывает за кулисы. Там все иначе. Перья, блестки и кружева костюмер спрячет в кофры. С лица звезды удалят косметику, и хорошо, что фанаты не видят своего кумира в такую минуту. Кто этот бледный до синевы, замученный бесконечными концертами человек?
     Вот он, обжигаясь, быстро ест из лоточка лапшу неизвестного производства, запивая ее маловкусным напитком, гордо именуемым кофе. В гримерке жуткий холод, по столику бегают тараканы, злая уборщица, наплевав на звездный статус, колотит в запертую дверь:
     - Эй, долго еще ждать? Мне домой пора!
     - Давай, Коля, - торопит администратор, - у нас еще одна площадка, отпоешь - и свободен.
     Звезда мрачно кивает:
     - Ладно, только превратите меня в суперстар, фанаты ждут!
     Через пятнадцать минут из служебного входа выныривает молодой человек самого роскошного вида. Толпа с визгом бросается к кумиру.
     - Дайте пройти, - мрачно цедит охрана.
     - Погодите, ребята, - укоризненно останавливает бодигардов певец, - это же моя публика, я люблю ее.
     Секьюрити сурово смотрят, как вверенное им тело братается с народом. Потом один из них, решив, что объятия затянулись, выхватывает "объект" любви и всовывает его вместе с разлохмаченными букетами в роскошный автомобиль. Следует приказ шоферу:
     - Гони, опаздываем.
     Суперстар отбрасывает цветы и стонет:
     - Уберите букеты, у меня аллергия началась.
     Ночью уставшего, как ездовая собака после пятидесятикилометрового перегона по льдам, певца заносят в дом.
     - Ты спи, котик, - фальшиво-ласково советует администратор, - отдыхай вволю, машина в восемь утра придет.
     - Зачем? Сейчас-то три утра уже, - пугается кумир.
     - Забыл, зайчик, - укоряет администратор, - мы на Север летим, с гастролями. Тридцать городов за двадцать пять дней.
     Едва за ним захлопывается дверь, как звезда рушится в койку. Но сна нет, желудок начинает ныть, усталые ноги гудят, спину ломит, а в голову лезут тяжелые мысли. Может, старость подкрадывается тихим шагом? Редко кто доживает на эстраде до пятидесяти. И кому ты будешь потом нужен? Уйдешь на покой - мигом забудут все.
     Перестанешь петь, плясать, светиться на экранах и кричать из радиоприемников - публика тут же тебя похоронит. Если потом и вспомнят и позовут лет через пять в какую-нибудь передачу типа "Наши ветераны", зрители с удивлением начнут шептаться:
     - Это он? Мы думали, давно умер!
     А ведь эстрадный артист зарабатывает ногами и горлом, следовательно, надо успеть до пенсии сделать все, что хочется, обеспечить свою старость. Для этого нужно работать, как вол, ездить по стране, спать в ужасных гостиницах, дрожать от холода или задыхаться от жары в каком-нибудь Энске, где о кондиционерах никто даже не слышал. Семьи, как правило, нет, мало кто способен подстроиться под график звезды. Если же находится супруга среди самых верных фанаток, то даже она не выдерживает и начинает "катить баллоны":
     - Что за жизнь! Ты одиннадцать месяцев в разъездах.
     Еще хуже, если в брак вступили коллеги, ничего хорошего, как правило, из такого тандема не выходит. "За все цена одиночество, иначе не получается", - поется в одном шлягере. Но это еще не самое плохое. Отвратительно сознавать, что не можешь полностью реализоваться в творческом плане. Многих певцов подминает под себя продюсер, заставляя петь "кассовые" песни, а не те, которых просит душа. Все надеешься: вот сейчас "напоешь" денег, и можно сделать нечто этакое, нетленное. Но золотые дублоны тают, гениальные мелодии так и не появляются на свет. Кто виноват? Что делать? Вечные вопросы. А еще в душе живет страх: что будет, если придет болезнь? Пропадет голос? Или капризная публика перестанет ходить на твои концерты? Вдруг новая песня "не пойдет"? Как быть тогда?
     Но наступает вечер, и ты снова во всем блеске, молодой и счастливый, на эстраде. Партер гудит, воет, топает, размахивает зажженными зажигалками или свечами. Публика хочет видеть звезду. Но и певцу необходим зал, ему до дрожи нужно слышать крики, аплодисменты, чувствовать прилив энергии, который льется на сцену. Ради этого он, в конечном счете, и взошел на нее, из-за этого терпит неудобства, по этой причине лишил себя нормальной жизни, он счастлив в свете софитов, с микрофоном в руке, больше нигде и никогда не испытать подобных чувств, ничто не заменит шквала зрительской непостоянной, но огромной любви. Спросите у певца, доживающего век в честно заработанном гастрольными поездками доме: что он готов отдать, дабы вернуться хоть на короткое время на подмостки? Девяносто актеров из ста ответят:
     - Все!
     И не надо осуждать обитателей кулис за пьянство и любовь к наркотикам. За стимуляторы и алкоголь тут хватаются в надежде подстегнуть угасающие силы. Запись новой песни, три концерта в день, интервью, телевидение, радио... Вот бы иметь побольше времени, не спать, тут-то и тянется рука к таблеткам и ампулам. Это шоу-биз, в нем выживает самый сильный, самый упорный, самый бешеный, готовый ради успеха пробить лбом бетонные стены, не всегда самый талантливый и умный, но всегда наиболее работоспособный. Лентяю на сцене делать нечего, тут никого не пожалеют. Вон вчера девочки из "Конго" рассказали, как к Гале Бог