бановой открылась
в придачу и язва. Словом, ничто ее не радует.
   - Николая больше не видели?
   - Никогда, - ответила Раиса, - и слава богу: ненавижу их, проклятых...
   Внезапно она зарыдала злыми, горькими слезами, уронив голову на стол.
   Я поглядела, как трясутся плечи и подрагивают редкие волосы  на  макушке.
Нет, надо уезжать, тут адреса Николая не добыть.

Глава 21

   Домой ехала, не замечая чудесного весеннего вечера. Ну как  добраться  до
секты? И потом, что вообще знаю я о гипнозе, экстрасенсах, колдунах и магах?
Честно говоря, никогда не верила в  подобные  вещи.  Может,  порасспрашивать
Филю?
   Домашние занимались своими делами. Маня  возилась  у  компьютера,  Зайка,
напевая, принимала душ, Алиска орала в кухне на Катерину. Ирка  обнаружилась
в кабинете, на руках женщина держала большущую крысу.
   - Откуда она у тебя? -  изумилась  я,  глядя,  как  домработница  ласково
укутывает дрожащего грызуна в мохеровый плед.
   - Это Жюли,  -  вздохнула  Ирка,  устраивая  глядящую  на  нас  влажными,
несчастными глазами собачку в мягком кресле.
   Мой рот непроизвольно открылся. Жюли? Куда  подевалась  роскошная  шерсть
терьерицы? Оказывается, под длинными локонами скрывается тщедушное крохотное
тельце.
   - Валентина чесала, чесала ее, - пояснила Ирка, поглаживая Жюли по  лысой
головке, - потом побрила! Ругалась - страсть.
   Да уж, представляю, какие проклятия изрыгала собачья парикмахерша, весьма
своеобразная дама, не имеющая детей, зато содержащая дома штук семь пуделей.
   - Серафима Ивановна вернется, вот уж расстроится,  -  продолжала  Ира.  -
Теперь, бедолага, все время мерзнет, а Хучик отказывается возле нее спать.
   Таковы мужчины, им главное не трепетная душа, а безупречный внешний  вид.
Мопс обожает терьерицу, пару раз у них случались щенки невообразимой породы,
которую Маруся назвала "ложкинский мопстерьер". Как  мы  пристраивали  их  в
хорошие  руки  -  особый  рассказ.  Но  теперь,  наученные  горьким  опытом,
стараемся не допускать свадьбы. Но нежная дружба все равно связывает Жюли  и
Хуча. Они частенько спят рядом, прижавшись друг  к  другу.  Домашние  только
умиляются, глядя на подобные взаимоотношения. И вот сегодня, когда терьерица
лишилась шерсти, галантный кавалер убежал прочь. Может, он вовсе и не  любил
ее, а просто грелся в пышных роскошных локонах подруги?
   - Черри тоже почти побрили, - докладывала Ира, - Банди со Снапом  удалось
отмыть, Хуча оттерли, а вот кошки  куда-то  задевались.  Вообще  безобразие,
пришли, залили все  какой-то  гадостью,  мебель  попортили,  а  оказалось  -
ошибка!
   - Тебе, дуре, хотелось, чтобы Кеша  и  впрямь  черной  оспой  заболел?  -
поинтересовалась, влетая в кабинет, Алиска. - Ничего, уберешь,  ототрешь  да
постираешь.
   Ира разом выскочила из комнаты.
   - Ну как можно вступать с прислугой в дружеские беседы? -  накинулась  на
меня балерина. - Учу, учу тебя, все без толку. Имей  в  виду,  у  них  такое
поведение хозяйки вызывает только одну реакцию - сразу перестают работать.
   Я только вздохнула. До сих пор испытываю неудобство  оттого,  что  кто-то
моет   полы,   когда   я   преспокойненько   смотрю   телевизор.   Наверное,
пренебрежительное  отношение  к  обслуживающему  персоналу   формируется   с
детства.  Если  с  колыбели  тебя  окружают  лакеи  да  служанки,   невольно
привыкаешь ими командовать.
   Хотя вот у Алиски, например, подобное качество появилось в течение одного
года жизни с Максом.
   - Незачем так на меня глядеть, - сообщила подруга, рухнув на диван.
   Вытянув крепкие, жилистые ноги с изуродованными из-за  пуантов  ступнями,
она блаженно простонала:
   - Устала, как верблюд.
   - Почему верблюд? - машинально спросила я, думая о своем.
   - Частушку не знаешь?
   - Какую?
   - На горе стоит верблюд, - завела Алиска, его четверо...
   Она остановилась.
   - Там потом идет глагол, который ты  не  любишь  употреблять  вслух,  его
пропущу.
   Подивившись подобной деликатности, я кивнула. Балерина начала сначала:
   - На горе стоит верблюд, его четверо... двое в уши, двое  в  нос,  довели
его до слез. Ну как, нравится?
   И она оглушительно заржала. Похабная частушка, но смешная.  Надеюсь,  она
не станет исполнять ее при Мане, потому  что  вчера  слышала,  как  девочка,
разговаривая с одноклассницей по телефону, заявила:
   - Химия мне нужна, как слива в жопе. Пришлось целый час объяснять ребенку
невозможность подобных выражений. Отсмеявшись, Алиска велела:
   - Пошли пить чай.
   Следует признать, благодаря ее требовательности на  столе  всегда  теперь
еда и напитки появляются в горячем виде. Возле блюда с пирожками уже  сидела
Зайка.
   - Чем озабочена? - поинтересовалась я, кусая ароматный, румяный пирог.
   - Купила белую блузку, оказалось, на экране она "пропадает",  -  пояснила
Ольга, - теперь хочу розовый пуловер попробовать.
   Я только вздохнула. Последнее время невестка не может думать  ни  о  чем,
кроме своей работы. Любой разговор сводится к обсуждению макияжа,  одежды  и
прически. Еще она реагировала  на  сообщение  о  разгромном  счете  в  матче
"Зенит" - ЦСКА и оживлялась, обсуждая недостатки сборной по баскетболу.
   - Может, сиреневый лучше? - продолжала размышлять невестка.
   Филя и Алиска  молча  поглощали  удивительно  вкусную  выпечку.  Катерина
вообще отлично готовит, но сегодня просто превзошла себя.
   - Ну что молчишь! - обозлилась Зайка, пиная меня под столом ногой. -  Так
какой лучше?
   - Фиолетовый бледнит, - нашлась я. Ольга всплеснула руками:
   - А кто говорит про фиолетовый? Сиреневый или розовый! Будешь ты меня,  в
конце концов, слушать?
   Что мне нравится в домашних, так это полное нежелание оставить несчастную
мать в покое, наедине со своими мыслями. Почти все мои  подруги  жалуются  в
голос на повзрослевших детей. Невнимательные,  грубые,  резкие,  никогда  не
поговорят с родителями, совета не спросят...
   У нас все наоборот. Когда, разбогатев,  начали  строиться  в  Ложкине,  я
предложила Кеше:
   - Давай возведем на этом участке два одноэтажных дома.  Один  для  вас  с
Зайкой, другой для нас с Наташкой и Машей.
   - Это еще почему? - окрысился сын.
   - Вам, наверное, хочется пожить отдельно...
   - Ни за что, - отрезала Зайка, - только все вместе, одной семьей.
   Я тихонько вздохнула.  Честно  говоря,  надеялась,  отселив  старшеньких,
мирно курить, когда  заблагорассудится,  есть  в  постели  пиццу,  спать  до
полудня, словом, жить как захочется. Но не тут-то было.
   - Интересное дело!  -  возмутился  Аркадий,  -  бросить  тебя  одну,  без
присмотра! Ну уж нет!
   В результате сигарету могу вынуть только в каморке под  лестницей,  пиццу
приходится разогревать тайком, когда все разбредутся по  комнатам,  а  спать
просто невозможно.
   В восемь утра в комнату обычно влетает Маня с воплем:
   - Как думаешь, дубленку надевать или куртку? Ну откуда я могу  знать  про
погоду, сплю, мирно лежу под одеялом!
   - Выгляни в окно.
   - Глядела уже, - кричит Маруся, подпрыгивая  от  нетерпения.  -  Ты  спи,
Мусечка, только скажи, что нацепить.
   Избавившись от дочери,  я  блаженно  закрываю  тяжелые  веки  и...  слышу
ворчание Кешки:
   - Мать, дрыхнешь, что ли? Куда подевались мои черные ботинки?
   - Не знаю.
   - Интересное дело, - злится сынуля, - а кто тогда знает?
   Естественно, хозяин обуви. Но такая простая мысль отчего-то  не  приходит
парню в голову, и он полчаса мечется по спальне, разыскивая почему-то именно
тут затерявшиеся штиблеты.  Неужели  и  в  самом  деле  полагает,  что  мать
способна нацепить "туфельки" сорок пятого размера?
   Наконец, буркнув последний раз "черт побери", он уходит, но  заснуть  все
равно не удается, так как у зеркала  начинает  вертеться  оживленная  Зайка,
требующая немедленного  ответа,  какая  помада  лучше  -  перламутровая  или
"мокрый песок".
   - Ну скажи, - тычет она мне в лицо футлярчики, - розовая?
   - Да, - машинально бормочу я, зарываясь в подушку.
   - Может, сиреневая?
   - Да.
   - Или попробовать "Макс Фактор"?
   - Да.
   - Ужасно, когда свекровь такая невнимательная, тебе бы только храпеть,  -
заявляет Зайка, с обидой хлопая дверью.
   Я лишь повыше натягиваю одеяло. Но утро уже катится  в  привычном  ритме.
Влезает Ирка с требованием денег на расходы, приходит Катерина с вопросом:
   - Свинину зажарить или сделать курицу?
   Еще раз-другой влетает Маруся, потерявшая последовательно кошелек, ключи,
шарф, перчатки, ранец.
   Потом бодрым шагом,  распространяя  запах  одеколона,  входит  Кеша  и  с
чувством произносит:
   - Поехал на работу, спи спокойно.
   Словом, когда на пороге вновь появляется Ольга  с  заявлением:  "Все-таки
розовая лучше всего", - я уже сижу в постели, очумело тряся головой.
   - Проснулась? - почему-то удивляется девушка. - Чего так рано, лежала бы,
еще девяти нет.
   - Так как? - продолжала приставать Заика. - Какую кофточку надеть?
   - Светло-зеленый должен принести удачу, - меланхолично  заметил  Филя.  -
Людям, рожденным под знаком Скорпиона, следует избегать белого  и  розового.
Все оттенки зелени изумительно подойдут!
   - Вот, - удовлетворенно вздохнула Ольга  и  пнула  меня  еще  разок,  для
порядка:
   - Разве от тебя совета дождешься? Спасибо, Филя.
   - Не за что, - улыбнулся колдун, - хочешь, гороскоп тебе составлю?
   Зайка восторженно закивала. Я быстро-быстро запихивала в себя ужин. Авось
сейчас удастся ускользнуть в спальню.
   Из коридора послышался шорох. В столовую почти бесшумно проник Фредди.  В
руках мартышка держала свернутый  трубочкой  "ТВ-парк".  Оскалив  желтоватые
клыки, Фредди принялся внимательно следить за кружащей по комнате мухой. Его
глаза бегали туда-сюда, провожая  противное  насекомое.  Наконец  черненькая
точка уселась на высоко взбитую  прическу  Зайки.  Ничего  не  подозревающая
Ольга продолжала пить чай. Слегка покачиваясь, Фредди добрался до девушки  и
с жутким уханьем опустил ей на голову журнал. Ольга завопила, расплескав чай
на колени.
   - Алиса, уйми своего урода!
   - Котеночек, пусенька, иди к мамочке, - защебетала балерина.
   Но обезьяна в азарте понеслась по столовой, пытаясь  добить  ускользающую
добычу.
   - Фредди, - завопили все в голос.
   Мартышка прогалопировала до двери. В этот момент  в  столовую  бочком,  с
подносом, заставленным тарелками, протиснулась Ирка. Бумажная трубка едва не
попала ей в глаз. Домработница вскрикнула и, споткнувшись ногой о  волосатую
лапу Фредди, шлепнулась вместе с подносом. Тарелки  разбились,  геркулесовая
каша потекла по полу. Обезьяна моментально бросила "дубинку", плюхнулась  на
задницу и принялась подлизывать нашу еду.
   - Что случилось? - раздался из коридора Манин голос:
   - Стой! - крикнула я.
   Но Манюня уже влетела в комнату. Девочка передвигается в основном бегом и
редко смотрит вниз. Вот и сейчас она влезла  тапочками  в  скользкую  массу,
взмахнула руками и шлепнулась на Ирку.
   - Ну  это  просто  невозможно,  -  завопила  Зайка,  глядя,  как  золовка
барахтается в каше, - сколько раз тебе говорили: "Смотри под ноги".
   Муха вновь устроилась на ее начесе. Фредди выудил  заляпанный  геркулесом
журнал и с воинственным криком команчей опустил его на  аккуратную  прическу
телезвезды. Сладкие липкие брызги полетели во все стороны.
   - Ах ты жопа обезьянья, - завопила Зайка.
   Мартышка невозмутимо подняла с пола труп поверженного врага  и  задумчиво
сунула его в пасть.
   - Жизнь в этом доме становится просто невозможной! -  разозлилась  Ольга,
вытаскивая из волос склизкие комья.
   - Фреддинька, лапушка, - воскликнула Алиска, - убил  все-таки  муху,  вот
молодец!
   - Интересное дело, - запротестовала Маня, вылезая из каши, - мне вчера за
жопу влетело по первое число, а Ольге можно так говорить?
   - Почему  же  нельзя?  -  изумилась  Алиска,  зорко  наблюдая,  как  Ирка
ликвидирует следы погрома.
   Маруся, обиженно ворча, отправилась в ванную. Фредди подскочил к столу  и
ухватил пирожок.
   - Приятного аппетита, разбойник, - ухмыльнулся Филя.
   Я только вздохнула. Интересно,  когда  Макс  купит  наконец  бывшей  жене
квартиру? Еще неделя, и мы все начнем изъясняться исключительно матом.
   Ночью никак не удавалось заснуть. Сначала долго  смотрела  на  фотографию
крохотной Верочки. Чья же она дочь? Но кто бы ни  родил  ребенка,  оставлять
его в секте нельзя. Нужно как  можно  быстрей  отыскать  девочку  и  вернуть
бабушке. Только где? Все концы оборваны, нити  ведут  в  никуда.  Ездить  по
Подмосковью и заглядывать в каждую деревню? На такое даже я не способна!
   Аккуратно покурив у открытого окна, я постаралась выгнать дым на улицу  и
еще раз перечитала предсмертную записку Людмилы. Зачем  она  положила  ее  в
сумочку? Глупо оставлять такое письмо без конверта с адресом,  ведь  оно  не
попадет в руки тому, для кого предназначено. Хотя почему без конверта...
   Я внимательно повертела листок. И как только не заметила  сразу.  Он  был
очень странно  сложен:  вдоль,  с  нелепо  загнутым  краем.  Так  приходится
уродовать бумагу, чтобы запихнуть в конверты нового европейского  образца  -
длинные и узкие. Наши старые квадратные кажутся  намного  удобней.  Вот  оно
что! Значит, все-таки "обертка" существовала  и,  кажется,  знаю,  куда  она
подевалась.
   Едва дождавшись утра,  понеслась  на  станцию.  Но  в  будке  стрелочницы
дежурила незнакомая женщина.
   - Где Люся?
   - Уволилась, - пояснила баба, - терпение у нее  лопнуло.  Бросила  своего
пьянчугу и подалась с дитями незнамо куда.
   - Адреса не оставила?
   - Да на что он мне? - отозвалась тетка. - У матери ее спроси,  вон  домик
косенький за магазином. Ступай, да только бутылку прихвати,  Клавка  за  так
говорить не станет.
   Во дворе молча лежала собака. Давно не видела такой худой овчарки. Просто
скелет, обтянутый  черной  шерстью.  У  будки  так  же  тихо  сидела  тощая,
ободранная кошка. Я постучалась в дверь.
   - Кого черт принес? - приветливо донеслось изнутри.
   - Ищу Люсю, подскажите адрес.
   -  Отвалила  твоя  Люська,  -  сообщила  неопрятная   баба,   выходя   на
покосившееся крыльцо. - Прихватила манатки - и тю-тю. Бросила  мать  родную,
мужика законного, который день бедняга с горя пьет, успокоиться не может.
   Я  взглянула  в  одутловатое,  нездорово-бледное  лицо  хозяйки.  Большой
сине-желто-фиолетовый синяк цвел под правым глазом. Явно ручная работа.
   - Дам двадцать долларов, если сообщите адрес дочери!
   - Да не сказала, зараза, - в сердцах воскликнула мать,  -  унеслась,  как
ворог, пока все спали, дитев взяла да сумку. Куды делась, чтоб  ей  сгореть,
девка неблагодарная, я ее кормила,  поила,  одевала,  обувала.  Вот,  гляди,
отблагодарила, бросила меня больную, немощную, без денег.
   И мамаша бурно зарыдала  пьяными  слезами.  Потом,  размазывая  сопли  по
щекам, с надеждой поинтересовалась:
   - Может, так дашь, в порядке гуманитарной помощи?
   - Никогда, - твердо сказала я, - только в обмен на адресок.
   - Ну и вали отсюда,  коза  сраная,  -  разразилась  бранью  моя  любезная
собеседница и захлопнула дверь.
   После этих слов на крылечке повисло густое  облако  перегара.  Чихнув,  я
пошла к воротам. Опять вытащила пустую фишку.
   - Тетенька, - раздалось из-за вновь приоткрытой двери. - Правда  двадцать
баксов дадите?
   - Я обернулась.  На  крыльце  маячил  мальчик  неопределенного  возраста.
Ростом с семилетнего ребенка, но глаза хорошо  пожившего  мужика  и  ухмылка
взрослого парня. В правой  руке  странное  существо  держало  сигарету,  что
совершенно не  сочеталось  с  детскими  штанишками  темно-синего  цвета.  На
карманах брючек красовались наклейки. На правом  -  красавица,  на  левом  -
чудовище.
   - Ну так как, - переспросил странный мутант, - дадите?
   Он затянулся и ловко выпустил  дым  колечками.  В  свое  время  пробовала
научиться подобному фокусу, но ничего не вышло.
   - В обмен на адрес.
   - Пишите, - деловито сказал парень. - Северное  Бутово,  улица  Академика
Комова...
   - Откуда знаешь?
   - Секрет фирмы, - уклонился от ответа мой осведомитель, - гони "капусту".
   - Ну гляди, - пригрозила я, - выясню, что обманул, приеду и оплеух надаю.
И выбрось сейчас же сигарету, в твоем возрасте курить очень вредно!
   Непонятное создание снисходительно пояснило:
   - Да я редко балуюсь, только с похмелья, вчерась маманька какую-то жуткую
дрянь приволокла, называется "Коростылевская", ежели встретите -  не  пейте,
запросто помереть можно, папанька чуть полуботинки не отбросил, всю ночь над
ведром просидел.
   И он, ловко выхватив из моих пальцев бумажки,  исчез  в  глубине  вонючей
избы. Я вздохнула и пошла к машине. Иногда, в самый неподходящий момент,  во
мне поднимает голову воспитатель. Вообще с человеком, работающим  в  системе
образования, жить вместе, наверное, невозможно. Ну как вы попросите у своего
ребенка хлеба? "Ванечка, отрежь кусочек черного". Я же говорю иначе:
   - Маша, выпрямись, не горбись,  смотри  и  слушай  внимательно.  Пойди  к
буфету, принеси хлебницу, достань батон, возьми нож. Положи булку на доску и
отрежь кусок, потом все убери, да смотри, не накроши...
   При этом учтите, что, много лет проработав  в  институте,  я  все  же  не
достигла высшей точки занудства. Говорят,  среди  учителей  младших  классов
девяносто   процентов   разведенных,   что,   если   вдуматься,   совершенно
неудивительно. Ну какого  черта  я  полезла  воспитывать  юного  алкоголика?
Сначала дала ему двадцать долларов на  выпивку,  а  потом  решила  объяснить
"малышу", что он плохо себя ведет.

Глава 22

   До Северного Бутова ехала ровно час. А когда наконец,  миновав  кладбище,
лес  и  какие-то  стройки,  оказалась  внутри  мрачного  спального   района,
сделалось немного не по себе. На улицах никого.  Даже  не  видно  матерей  с
колясками, хотя природа так и манит: теплый погожий весенний день.
   Поглядывая в раскрытый атлас, принялась искать улицу  Комова.  На  бумаге
ясно напечатано - магистраль тянется позади проспекта Вишнякова. Но  сколько
ни каталась туда-сюда, не обнаружила никаких следов разыскиваемой  улицы.  В
конце концов, признав поражение, вылезла возле магазина и поинтересовалась у
скучающей продавщицы:
   - Как проехать по такому адресу - Комова, восемнадцать?
   Не переставая жевать "Орбит", девица тупо посмотрела на меня и заявила:
   - Проехать? Никак!
   - То есть? - оторопела я. - Нет такой улицы?
   - Почему? - продолжала жевать девица. - Есть.
   - Ну и где она? - рявкнула я агрессивно.
   - Туточки, - сообщила продавщица, отчаянно зевая, - прямо за углом,  вниз
к оврагу.
   "Прямо за углом, вниз к оврагу" шла железная лестница. Я вернулась  назад
к магазину с названием "Супермаркет" и, снова пробудив  девушку  от  спячки,
осведомилась:
   - А если на машине, то как?
   - Никак,  -  равнодушно  ответила  любительница  "Орбита",  -  на  Комова
проехать нельзя, только пехом. Да и чего ехать? Всего один дом и есть,  прям
смех.
   - Точно знаете? - удивилась я. Мне нужно здание номер восемнадцать.
   - Оно самое  и  есть,  -  подтвердила  продавщица,  -  внизу,  в  овраге,
одно-разъединственное.
   - Где же первые семнадцать? - глупо удивилась я.
   - А хрен их знает, наверно, построить забыли. Улица Комова - это лестница
и один-единственный дом. - Девушка,  явно  борясь  со  сном,  медленно,  как
черепаха, моргала веками.
   - Господи, - не переставала я удивляться, - почему  народу-то  на  улицах
нет?
   - А чего там делать? День на дворе, люди в Москву  на  работу  уехали,  -
пояснила девчонка.
   Чертыхаясь, я спустилась по лестнице. На самом дне  огромного  оврага,  в
куче мусора, стоял трехэтажный блочный дом, чуть больше нашего  Ложкинского.
Вокруг в беспорядке торчали уродливые деревья и какой-то  поломанный  зимней
непогодой кустарник. На углу висела табличка "18". Удивительное дело, кто же
додумался возвести здание в таком месте и почему ему при