.  Очень
удобно. Правда, немного дороже. Но если приобретете все в  городе,  придется
разворачивать.
   - Как?
   -  Просто.  Конфеты,  шоколад,  чай,  кофе  -  все  россыпью,  в  простых
прозрачных мешочках. А из нашей лавки доставят  контингенту  в  ненарушенной
упаковке.
   Я согласилась, что так удобней, и двинулась  в  магазин.  Купила  большую
клетчатую китайскую сумку и стала крушить прилавок. Десять  блоков  сигарет,
два кило бекона, сыр, тушенка, масло...
   - Можно только 20 килограмм, - сообщила продавщица, щелкая калькулятором.
   Гора продуктов росла, но тут в магазинчик вошли двое в камуфляжной форме.
   - Зинулечка, - радостно крикнул  один,  -  взвесь  нам  этих  вкусненьких
конфеток к чаю.
   И он ткнул пальцем в дешевую "Киевскую" помадку.
   - Отстань, - рявкнула продавщица, - видишь, человека обслуживаю! Денежный
покупатель, не вам чета.
   Мужики присмирели и пристроились возле окна.
   Я быстро сказала:
   - Пожалуйста, отпустите им конфеты, я никуда не тороплюсь.
   Зина вздохнула, выложила на  прилавок  клеенчатую  тетрадь  и  недовольно
осведомилась:
   - Сколько вам?
   - Нет, нет, - обрадованно сообщили мужики, - заплатим  наличными.  Взвесь
сто пятьдесят грамм.
   Близоруко прищуриваясь, продавщица запустила руку с облупившимися ногтями
в банку и принялась сыпать на  весы  неопрятного  вида  комочки.  Она  долго
крошила одну конфетку, добиваясь точного веса. Парни не скрывали радости.
   - Зарплату дали, - сообщил один.
   - Февральскую, -  уточнил  другой.  Они  прихватили  бумажный  кулечек  и
побежали  чаевничать.  Я  ухватила  тяжеленную  сумку  и  поволокла  сдавать
передачу.
   На обратной дороге в голове теснились самые  разнообразные  мысли.  Зачем
такому человеку, как академик Павловский, преподавателю  с  мировым  именем,
растаптывать в пыль мальчишку? А  в  невиновность  Ромы  я  поверила  сразу.
Видела их бед-ненькую квартирку и застиранную кофточку  Катюши.  Деньгами  у
Виноградовых и не пахнет. Так зачем засаживать парня? Ох, чует  мое  сердце,
попал бедный Роман как кур в ощип. Надо  помочь  мальчишке,  никого  ведь  у
бедолаги нет, круглый сирота.
   Дома я сначала долго мылась в душе, пытаясь смыть  запах  колонии.  Потом
села изучать телефонную книжку. Как подобраться к Павловским?  Может,  Алена
Решетникова поможет? Все-таки закончила экономический факультет и работает в
каком-то НИИ.
   Алена великолепно знала Альберта Владимировича.
   - Заведует лабораторией  в  нашем  институте.  Тот  еще  кадр:  спесивый,
надменный, злопамятный. Если невзлюбит, пиши пропало. Не  остановится,  пока
вообще из науки не выпрет. Двоих деток родил. Дочурка Светлана - этакая змея
в сиропе. Будет тебе в глаза ласково-ласково заглядывать, за руку брать и  в
вечной любви клясться. Мы на одном факультете с  ней  учились.  Так  вот  на
третьем  курсе  Светочку  крепко  избили  в  туалете.  Выяснилось,  что  она
наушничает куратору, тайком отмечает тех, кто пропускает лекции. И зачем  ей
это было надо? Ну ладно какая-нибудь провинциалка! Той выслужиться  хочется,
чтобы место в аспирантуре получить да из столицы не  уехать.  Но  Светка!  С
таким папой! Из любви к искусству действовал а. Братик ее, Димочка,  на  два
года моложе. Вот уж  где  полный  караул!  Бедненький  Альберт  Владимирович
замучился, все пытался из сынули кандидата наук  сделать.  Потом,  наверное,
плюнул и сам написал ему диссертацию. Представляешь, какой  цирк  на  защите
вышел! Димочка еле-еле на вопросы отвечает, папуля красный сидит. Ну да  бог
с ним, жалко больного.
   - Кого?
   - Диму, он болен.
   - Чем?
   - Патологическое обжорство. Я захихикала.
   - Нечего смеяться, - сообщила Алена, - на самом деле болезнь такая  есть,
медицинский диагноз. Дима  постоянно  ест,  весит  почти  200  килограмм,  а
остановиться не может. Говорят, на нервной почве возникает.  Еле-еле  женили
бедолагу. Там вообще семейка - жуть. Один Светкин муженек  Валерка  дорогого
стоит. Самозабвенный  бабник,  ни  одной  юбки  не  пропускает,  хотя,  если
вспомнить про Светку, может,  он  и  не  виноват.  Одна  Виолетта  Сергеевна
приятная, милая и интеллигентная.
   - Можешь меня с ними познакомить? Алена призадумалась.
   - Надо сказать, что ты приехала из Казани и хочешь показать диссертацию.
   - Господи, да я же в экономике как свинья в коньяке разбираюсь, и  почему
Казань?
   - Альберт Владимирович родом оттуда и всех казанских привечает. Уж  какие
только дураки не  приезжали,  все  позащищались.  А  потом  тебя  там  никто
спрашивать не будет. Но только учти,  все  кандидатки  в  аспирантки  у  них
сначала домработницами работают.
   - Как это?
   - Просто.  Диссертацию  нужно  выслужить.  Вот  и  бегают  Павловским  по
магазинам, полы моют, сапоги чистят да еще друг друга  локтями  отталкивают,
чтобы  лучше  услужить.  Подумаешь,  годок  грязь  повыносят,   зато   потом
кандидатская, считай, в кармане.
   - А деньги?
   - Альберт Владимирович открыто денег не берет, в основном услугами.
   - Они что, не платят домработницам? Алена расхохоталась.
   - Дурочка.  За  что  деньги-то  давать?  Девчонки  сами  помочь  научному
руководителю набиваются.

ГЛАВА 4

   К Павловским меня пригласили в пятницу. Уютный  кирпичный  дом  на  улице
Косякова, домофон, лифтерша, ковровая дорожка на лестнице. Я робко позвонила
в дверь и скромно потупилась на  пороге,  сжимая  в  руках  три  потрепанные
гвоздики и дешевенькую коробочку конфет. Образ просительницы из Казани дался
нелегко. Пришлось специально покупать на вещевом рынке  дешевый  трикотажный
костюмчик, на ноги нацепила жуткие баретки, в которых наша домработница Ирка
ходит выбрасывать мусор. В ушах сережки из ближайшего ларька. Отполированный
"Вольво" удачно  спрятала  в  соседнем  дворе.  Можно  было  еще  подушиться
"Красной Москвой", но на такой  ужас  я  не  согласна  даже  ради  торжества
справедливости. -
   Обитая красной кожей дверь открылась не сразу. Кто-то рассматривал меня в
глазок. Потом загремели  замки,  и  на  пороге  появилась  мило  улыбающаяся
пожилая женщина. Сначала я приняла ее  за  домработницу,  но  потом  увидела
бриллиантовые серьги в ушах и пару дорогих колец на ухоженных руках.  Передо
мной стояла сама Виолетта Сергеевна.
   - Проходите, душенька, раздевайтесь. Наверное, устали, - ласково  пропела
женщина, указывая на нарядные велюровые тапочки.
   Я скинула ужасные туфли, протянула профессорше дары.
   - Какой букет! - умилилась та и крикнула:
   - Алик,  посмотри,  какие  чудесные  цветы  принесла...  Вас  как  зовут,
милочка?
   - Даша, - пролепетала я.
   - Пойдемте, пойдемте, Дашенька, - обволакивала нежностью старушка,  -  не
надо конфузиться. Альберт Владимирович не кусается.
   Из просторной прихожей мы двинулись в холл. В глазах зарябило  -  повсюду
бронза, хрусталь  и  зеркала.  С  потолка  свисала  пудовая  люстра,  вся  в
ужасающих подвесках. По стенам там и сям лепились жуткие картины  в  богатых
позолоченных рамах. Мебель обита парчой. В углу торшер в виде  негритенка  с
поднятой  рукой.  Весь  пол  устилает  огромный  серый  ковер  с   кровавыми
разводами.  Я  невольно  попятилась,  редко   встретишь   такое   варварское
великолепие.
   Виолетта  Сергеевна  подумала,  что  при  виде  эдакой   красоты   бедная
провинциалка сконфузилась окончательно, и подтолкнула меня в спину. Из двери
в противоположном конце холла величаво выплыло светило экономики. Я закусила
губу, чтобы не расхохотаться. Больше всего Альберт Владимирович  походил  на
индюшонка. Маленького роста, на коротеньких ножках и с толстым животиком. Он
горделиво  посмотрел  на  меня,  словно   проверяя,   произвел   ли   нужное
впечатление, и неожиданно скрипучим, совершенно не преподавательским голосом
спросил:
   - Вы от Решетниковой? Работу принесли? Алена  говорила,  что  диссертация
готова.
   Накануне прозорливая Аленка вручила  мне  довольно  объемистую  папку  со
своей диссертацией, защищенной примерно десять лет тому назад.
   - Он не догадается? - боязливо спросила я. Алена замахала руками:
   - Никогда, столько времени прошло, и потом, научным руководителем у  меня
был совершенно другой человек. Так, проглядит по  диагонали,  велит  кое-что
исправить. Павловскому главное, чтоб в библиографии все его труды помянули.
   - Вдруг разговор заведет на научные темы! Алена всплеснула руками:
   - Прикинешься робкой до невозможности. Провинциалка из Тмутаракани  да  в
гостях у академика, вот язык и отсох. Не волнуйся, насколько знаю  Альберта,
он сам станет перед тобой соловьем разливаться,  обожает  поучать  и  давать
советы.  От  тебя  требуется  только  одно:  качай  головой  и  вздыхай   от
восхищения. Впрочем, можешь вытащить  блокнот  и  конспектировать  нетленные
высказывания.
   Я протянула ученому работу. Альберт  Владимирович  повел  "аспирантку"  в
кабинет. Да уж, там было на что посмотреть.  От  потолка  до  пола  высились
полки, забитые роскошными томами в кожаных переплетах с  золотым  тиснением,
наверное, специально переплетать отдавали. Письменный  стол  -  антикварный,
красного дерева, на ножках в форме медвежьих лап. Со столешницей размером  с
небольшой аэродром. Тяжелые бархатные шторы, роскошная  кожаная  мебель,  на
полу настоящий туркменский ковер - похоже,  ручная  работа.  Стены  украшало
несколько совсем неплохих подлинников - Кустодиев, Репин, Левитан. В комнате
сильно пахло деньгами. Здесь  не  скрывали  богатства,  не  стеснялись  его.
Скорей  выставляли  напоказ,  демонстрируя  удачливость.  Представляю,   как
подобный антураж действует на провинциальных теток.
   Царственным жестом Альберт Владимирович указал  на  просторное  велюровое
кресло. Я попыталась скромно устроиться  на  краю,  но  предательски  мягкое
сиденье прогнулось, и зад утонул в подушке. Колонки  задрались  чуть  ли  не
выше головы. Академик величаво устроился в вертящемся рабочем кресле, теперь
он смотрел на меня сверху вниз. Бог мой,  при  таких  чинах  иметь  комплекс
неполноценности!..
   Пухлой наманикюренной рукой светило  вяло  пролистало  содержание  папки,
заглянуло в библиографию. Потом изрекло:
   - Работы предстоит много, в таком виде, конечно, диссертация  непригодна.
Ни один московский совет не пропустит столь рыхлую работу.
   "Уже пропустил, - подумала я, - десять лет тому назад, и ты  дал  на  нее
положительный отзыв".
   - Но тема интересная, даже актуальная, - продолжал профессор.
   Из его рта полились гладкие фразы. Каждое слово в отдельности понятно, но
общий смысл ускользает. Вспомнив Аленины наставления, я вытащила  блокнот  и
принялась с подобострастным  видом  чирикать  ручкой.  Экономист  говорил  и
говорил, изредка останавливался, поглядывал на большое зеркало,  стоящее  на
письменном столе, и продолжал мудрые речи. К исходу второго  часа  я  хотела
пить, курить и писать.
   Помощь пришла от Виолетты Сергеевны. Дверь  приоткрылась,  и  профессорша
ласково пропела:
   - Алик, ты совсем утомил бедную детку. Наверное, ей хочется кофейку.
   Доктор наук захлопнул рот, как чемодан, и  глянул  на  супругу.  Виолетта
поманила меня:
   - Пойдемте, пойдемте на кухню. Потом старушка повернулась к муженьку:
   - Милый, пора собираться на заседание ВАК.
   - Да, да, - закивал Альберт Владимирович, - что-то я слишком увлекся.
   -  Совсем  себя  не  жалеешь,  -  вздохнула  жена,  -  хочешь  из  каждой
диссертации конфетку сделать. Кстати, на экспертном  совете  сегодня  должны
утверждать Карташову. Помнишь,  какие  гадости  она  говорила  про  тебя  на
собрании?
   Профессор крякнул:
   - Людям свойственна неблагодарность. Но я выше мелкой мести, а голосовать
стану против просто потому, что работа отвратительная.
   Виолетта удовлетворенно улыбнулась и поволокла  меня  на  кухню.  Даже  у
нашей Ирки нет  такого  количества  электробытовых  приборов!  На  столах  и
столиках почти двадцатиметровой кухни теснились: тостер, ростер,  кофеварка,
СВЧ-печка,  мясорубка,  вафельница,  открывалки  для   банок,   ломте-резка,
комбайн, миксер... У окна  высился  гигантский  четырехкамерный  холодильник
"Бош". Тут же помещалась и стиральная машина той же фирмы.
   На огромном обеденном столе стояла  тарелочка  с  двумя  кусочками  сыра.
Рядом в изящной корзиночке лежало несколько тоненьких ломтиков хлеба.
   - Садитесь, садитесь, милая, - ворковала Виолетта, - кофе или чай?
   - Чай, пожалуйста.
   Старушка взяла заварочный чайник и плеснула в чашку  желтоватой  заварки,
потом щедро долила доверху кипятком. Поданный напиток Аркадий именует  "моча
молодого поросенка".
   - Пейте, душенька, - радостно  предложила  профессорша,  -  чаек  свежий,
только вчера заварили.
   Я отхлебнула  попахивающую  веником  жидкость  и  постаралась  изобразить
восторг. Виолетта Сергеевна села напротив и, оглядывая  меня  чуть  блеклыми
голубыми глазками, принялась расспрашивать. Скорей всего  в  молодости  дама
подрабатывала в КГБ, потому что  интересовалась  всем:  возрастом,  семейным
положением, материальным достатком. Я решила  рассказать  "правду".  Живу  в
Казани, преподаю в автодорожном техникуме. Мужа нет, детей тоже, зарабатываю
очень хорошо, целых 400  рублей  в  месяц.  Квартирка  собственная,  правда,
маленькая. Всю жизнь посвящаю науке, преклоняюсь перед трудами Павловского и
счастлива, что познакомилась с ним лично.
   Виолетта  Сергеевна  удовлетворенно  улыбнулась  и  пододвинула   поближе
тарелочку со слегка засохшим сыром.
   - Кушайте, кушайте, в Москве просто  невозможно  пользоваться  общепитом,
страшно дорого. Кстати, где вы остановились?
   - Алена  Решетникова  познакомила  с  дамой,  которая  сдает  комнату.  К
сожалению, там нет телефона.
   Профессорша покачала аккуратно уложенной головой:
   - Плохо, вдруг срочно понадобитесь Альберту
   Владимировичу. Вот что. Вы ведь не торопитесь? Сейчас придет Настя,  и  я
отдам вам ее пейджер.
   Где-то через полчаса в кухню  вошла  молодая  темноволосая  женщина.  Она
поставила на пол две огромные сумки и устало произнесла:
   - Вот. В прачечную не успеваю, поезд через два часа.
   - Притомилась, душенька, - пропела Виолетта Сергеевна, - скоро отдохнешь.
Езжай спокойненько домой.  Альберт  Владимирович  разговаривал  с  ректором,
дадут тебе ставку доцента.
   Женщина кинулась на шею старушке.  Та  отступила  на  несколько  шагов  и
пробормотала:
   - Ладно, ладно, лучше не забывай профессора с праздниками поздравлять,  а
то он так расстраивается, когда аспирантки уезжают, и с концами. У  Альберта
Владимировича ранимая душа. Помни о нас, а мы тебя не забудем.
   - Виолетта Сергеевна, родненькая, - принялась  всхлипывать  пришедшая,  -
после того, что вы для меня сделали...
   - Ой, прекрати, - замахала руками профессорша, - лучше объясни  Дашеньке,
что такое пейджер, как он работает.
   И она вышла из кухни.
   Настя  глянула  на  меня  широко   поставленными   зелеными   глазами   и
поинтересовалась:
   - Диссертацию ваяешь? Я кивнула.
   - Чего молчишь, язык от впечатлений потеряла? Ты откуда?
   - Из Казани.
   - Да, - вздохнула предшественница, - не завидую тебе. Главное, помни:  во
всем угождай Виолетте и не  вздумай  хоть  копейку  из  хозяйственных  денег
утаить. Тут не Алик главный, а она. Что скажет, то  академик  и  делает.  Не
показывай ему никаких своих работ, будет спрашивать, говори - не привезла.
   - Почему?
   - Потому. Смотри  преданно  Алику  в  глаза  и  через  фразу  повторяй  -
"счастлива работать под руководством такого гения".
   - Не слишком ли?
   - В самый раз. У него самооценка высотой с Останкинскую телебашню.  Бойся
Светки - гадина жуткая. Димка ничего, только глупый очень, ну да он вязаться
к тебе не станет. Валерке, зятю, сразу по зубам, как  под  юбку  полезет,  и
пообещай Виолетте пожаловаться.  Композитор  ее  боится  как  огня  и  сразу
отвалит.
   - Композитор?
   - Ага, музыку сочиняет, только никто исполнять не хочет.  Ты  не  вздумай
понадеяться, что он с тобой трахнется и Светку бросит. А то  тут  была  пара
дурочек. Решили москвичками стать. Валерка неразборчив, как павиан, лишь  бы
дырка была, куда засунуть. Не тушуйся, годок помучаешься, зато диссертация в
кармане, да еще работу подыщут. Слышала, мне доцента дают!
   Настя сняла с  пояса  коричневую  коробочку  и  принялась  объяснять  мне
устройство пейджера.
   Домой я ехала в легком обалдении. Сама много лет проработала в институте.
Правда, у нас там не было птиц такого высокого полета,  как  Павловский.  На
весь коллектив три кандидата и один доктор наук.  Но  совершенно  нормальные
люди, без наполеоновских замашек. Вот, значит, как делаются  диссертации!  А
я-то по наивности полагала, что дело только в хорошо написанной работе. Ну и
ну.
   Загнав "Вольво" в гараж, я тихо прокралась в холл  -  не  хватало,  чтобы
кто-нибудь из детей встретил мать в таком виде. Но не успела я  шмыгнуть  на
лестницу, как из гостиной вышел Аркадий:
   - Мать, ты где шляешься?
   Потом сынок оглядел меня с ног до головы и выпалил:
   - Что это на тебе такое напялено? Где откопала эту красоту невиданную?
   - Не нравится? - фальшиво расстроилась я.  -  Купила  сегодня  в  бутике,
говорят, последняя мода. - Ты что задумала? - поинтересовался Кеша.
   - Ничего!
   - Мать, знаю тебя как облупленную. Или рассказываешь  правду,  или  звоню
Александру Михайловичу и говорю, что ты затеваешь таинственные переодевания.
   Тяжелый вздох вырвался из моей  груди,  плохо  иметь  сына-шантажиста.  И
совершенно не хочется впутывать сюда Александра Михайловича. Он мой старый и
верный друг. Познакомились мы много лет тому назад, когда я подрабатывала  в
Академии МВД: вбивала в милицейские головы начатки  французской  грамматики.
Группа подобралась редкостная - через двадцать минут  после  начала  занятий
бравые лейтенанты начинали отчаянно зевать. Я решила разнообразить занятия и
предложила:
   - Вижу, вам скучно читать текст про  Красную  Шапочку,  давайте  займемся
переводом того, что интересно.
   Курсанты оживились.
   - Давайте! - закричали они. - Нас страшно волнует тема "Описание трупа".
   Я вздрогнула, но взяла предложенный листок и принялась подробно объяснять
слова. Пока дело шло о глазах, ушах, почках, было ничего.  Но  тут  вдруг  я
наткнулась на словосочетание "странгуляционная  борозда"  и  вынуждена  была
признать поражение.
   - Мальчики, у меня слова  "борозда"  ассоциируется  только  с  пашней,  а
прилагательное даже по-русски не понимаю.
   Сидящий на первой парте мужчина оживился:
   - Сейчас объясню, все очень просто, вам понравится.
   - Он раскрыл портфель и высыпал на мой стол КУЧУ фотографий жуткого трупа
висельника с выпученными глазами и прикушенным языком. Никогда  своей  жизни
не видела ничего страшней. На беду  перед  семинаром  съела  два  пирожка  с
мясом, и НЕ успел капитан охнуть, как они  в  переработанном,  так  сказать,
виде шлепнулись на отвратительные снимки.
   Курсанты кинулись ко мне и, собирая перемазанные фото,  принялись  ругать
неловкого коллегу. На следующий день он пришел на занятия с букетом  роз.  С
тех пор мы нежно дружим. У Александра Михайловича есть собачка -  английский
мопс Хуч. Это подарок французского  коллеги  -  комиссара  Жоржа  Перье.  Но
приятель пропадает целыми днями на  работе,  бедный  песик  от  тоски  начал
болеть, и мы взяли его к себе. Для  русского  уха  имя  Хуч  звучит  ужасно,
поэтому Ольга назвала собачку Федором Ивановичем. Мопс  согласно  отзывается
на обе клички, и  мы  обожаем  его.  Небольшое  напряжение  возникло,  когда
нанятая для близнецов няня привезла с собой в наш дом  йоркширского  терьера
Жюли. Слегка апатичный Федор Иванович, большой любитель  поесть  и  поспать,
страшно оживился  ~  при  виде  миниатюрной  терьерицы.  Несколько  дней  он
посвятил платоническим ухаживаниям, потом перешел к решительным действиям. В
результате  мы  получили  восемь  штук   мопсерьеров.   Кое-как   пристрои