дней, когда Кэтрин уже подготовили к  путешествию,  Аликс
почти что отменила отъезд, но Джудит  обняла  ее  за  плечи,  и  она  стойко
помахала дочке на прощание, которая отбыла в сопровождении двадцати  рыцарей
Гевина и двух нянь.
   Аликс, затаив дыхание, ждала развития событий. По-прежнему  Рейн  молчал,
но одна из нянюшек регулярно посылала отчеты через сложную  сеть  сообщения,
налаженную Гевином с Джослином.
   Няня описывала всеобщее удивление, вызванное  прибытием  леди  Кэтрин,  и
храбрость маленькой девочки, хотя ее очень напугали сначала дом, люди  Рейна
и сам Рейн. Сперва няне казалось, что лорд Рейн не собирается уделять  своей
дочери внимания, но однажды, когда Кэтрин  играла  в  саду,  Рейн  кинул  ей
обратно мячик и немного посидел на скамье, наблюдая за игрой.  Потом  Кэтрин
покатила мяч к отцу, и он с ней занимался целый час.
   Письма няни стали  изобиловать  рассказами.  Лорд  Рейн  взял  Кэтрин  на
верховую прогулку. Лорд Рейн уложил свою дочку спать.  Лорд  Рейн  клянется,
что его дочь уже умеет говорить и что она самый смышленый  ребенок  во  всем
королевстве.
   Аликс было приятно  узнавать  такие  новости,  но  она  чувствовала  себя
несчастной и одинокой. Она хотела вместе с ним делить  радости  родительской
любви.
   В середине ноября письма прекратились, и только  перед  самым  Рождеством
Аликс узнала кое-что новое. К ней пришел Гевин и сказал, что Кэтрин привезли
домой и она внизу, в зимней гостиной.
   Аликс слетела с лестницы как птица. Слезы  залили  ей  глаза,  когда  она
увидела свою дочь в вычурном платье, расшитом золотом, стоящую  около  огня.
Прошло несколько месяцев, как они расстались, и Кэтрин отступила  назад  при
виде матери.
   - Ты меня не помнишь, моя прелесть? - умоляюще прошептала Аликс.
   Ребенок  опять  отступил,  а  так  как  Аликс  шагнула   вперед,   Кэтрин
повернулась, подбежала к отцу и обхватила его ноги.
   Аликс удивленно взглянула в его ярко-голубые глаза.
   - А тебя я... не заметила, - пробормотала она. Рейн молчал.
   Сердце Аликс ушло в пятки. Она едва не задохнулась  от  переполнявших  ее
чувств.
   - Ты хорошо выглядишь, - сказала она как можно спокойнее.
   Он наклонился, взял Кэтрин на руки, и Аликс ревниво  отметила,  как  дочь
прильнула к отцу.
   - Я хотела, чтобы ты познакомился со своей дочерью, - прошептала она.
   - Зачем? - спросил он, и, услышав его голос, этот низкий  звучный  голос,
она едва не заплакала. Но плакать Аликс не собиралась.
   - Зачем? - прошептала она. - Ты ни разу не видел дочь и еще  спрашиваешь,
зачем я послала ее к тебе?
   Его спокойный, низкий голос зазвучал снова:
   - Зачем  ты  послала  ее  к  человеку,  который  бросил  тебя  и  который
предоставил тебе в одиночестве устраивать его дела?
   Аликс раскрыла глаза. А Рейн погладил локоны своей дочери.
   - Она красивый ребенок, добрый и такой же великодушный, как ее мать.
   - Но я не... - начала было Аликс и осеклась, потому что Рейн направился к
ней. Однако он миновал ее, открыл дверь и передал Кэтрин няне.
   - Мы можем поговорить? Аликс молча кивнула.
   Рейн подошел к очагу и с минуту смотрел на ярко горящее пламя.
   - Мне казалось, я способен убить тебя, когда ты отправилась к  королю,  -
сказал он, волнуясь. - Это было все равно, как если бы ты объявила  на  весь
мир, что Рейн Монтгомери не может сам за себя постоять.
   - Но я никак не хотела...
   Он поднял руку, чтобы заставить ее молчать.
   - Нелегко мне говорить, но это должно быть сказано. Когда мы жили в лесу,
нетрудно было понять, почему люди невзлюбили  тебя.  Ты  чересчур  заносчиво
себя держала, и они тебя не признавали в той же мере. Но  когда  ты  поняла,
что  ведешь  себя  нехорошо,  ты  стала  это  преодолевать  в  себе.  И   ты
переменилась, Аликс.
   Он долго молчал.
   - Но судить себя не так легко и приятно...
   Он стоял, повернувшись к ней широкой спиной, склонив голову, и ее  сердце
рванулось к нему.
   - Рейн, - прошептала  она.  -  Я  все  понимаю.  Ничего  не  надо  больше
говорить.
   - Но я должен. - И он повернулся к Аликс. - Ты  думаешь,  это  легко  для
меня   -   для   мужчины   -   понять,   что   такое   маленькое   существо,
полуребенок-полуженщина, способно сделать невозможное для меня?
   - А что такое я сделала? - искренно удивилась она.
   При этих словах он улыбнулся, а в его взгляде она прочла нежность.
   -  Представь  себе,   я   считал,   что   могу   действовать,   как   мне
заблагорассудится. Например, пожертвовать всем своим достоянием ради грязных
нищих. Может быть, мне даже нравилось быть королем преступников.
   - Рейн! - И она коснулась его рукава. А он схватил ее за  руку  и  прижал
кончики пальцев к губам.
   - Зачем ты поехала к королю Генриху?
   - Чтобы испросить для тебя прощение. Чтобы убедить его дать разрешение на
брак Элизабет и Майлса.
   - Это уязвило мою гордость, Аликс, - прошептал он. - Я-то мечтал  явиться
к королю, сверкая серебряными доспехами, и говорить с ним на  равных.  -  На
щеке у него появилась ямочка. - А вместо этого к нему  явилась  моя  жена  и
умоляла его пощадить мужа. И это очень больно.
   - Но я не хотела... О, Рейн, да я бы любого  умоляла,  только  бы  спасти
тебя от смерти.
   Он, казалось, не замечал, что его рука вот-вот раздавит ее пальцы.
   - Меня изуродовала гордыня. И я хочу... просить у тебя прощения.
   Аликс же захотелось крикнуть, что  она  все-все  прощает,  по  время  для
скоропалительных обещаний прошло.
   - Думаю, нет, я уверена, что в будущем я еще не раз уязвлю твою гордость.
   - Я тоже в этом уверен.
   Она немножко вздернула подбородок:
   - И как же ты поступишь, когда я это сделаю опять?
   - Накричу на тебя. Очень, очень разозлюсь. Буду угрожать, что убью.
   - Ох, - тихонько ответила Аликс,  смаргивая  слезы,  -  но  тогда,  может
быть...
   - Аликс, я хочу видеть рядом  тебя,  а  не  еще  кого-нибудь,  кто  будет
соглашаться с каждым моим словом. - Он запнулся и поморщился. - Ты правильно
сделала, что отправилась к королю.
   - А что насчет Роджера Чатворта? Глаза Рейна полыхнули огнем, но это было
всего одно мгновение.
   - Насчет него ты ошиблась. Если бы я его тогда убил, Майлсу  не  пришлось
бы...
   - Если бы ты убил его, король Генрих убил бы тебя! - крикнула Аликс.
   - Нет, я бы сумел разделаться с телом. Никто бы...
   - Но потом тебе пришлось бы каяться на площади перед  казнью,  -  сказала
она с отвращением. - Нет, я правильно поступила.
   Рейн хотел возразить, но, подумав, согласился:
   - Возможно, ты и права.
   - Я - что? - спросила пораженная  Аликс  и  вдруг  увидела  на  его  щеке
ямочку.
   - Да ты меня дразнишь! - И решительно сжала губы.
   Рейн рассмеялся своим низким, искусительным смехом и привлек ее  к  себе,
не давая вырваться.
   - По-видимому, мы никогда ни в чем не будем  согласны,  но,  может  быть,
сумеем действовать вместе. Может, ты захочешь сначала обсудить со  мной  то,
что собираешься сделать?
   Она с минуту размышляла над его предложением:
   - А что, если ты станешь возражать? Нет, я, наверное, буду поступать, как
прежде.
   - Аликс, - почти прорычал он и рассмеялся. - Аликс, Аликс, Аликс.
   Смеясь, он подбросил ее вверх и поймал на лету.
   - Да, мы, наверное, всегда будем ссориться. Ты сможешь так жить?
   - Но мы не станем ссориться, если  ты  будешь  сначала  думать,  а  потом
действовать. Хоть изредка, но ты должен думать о завтрашнем дне. Если бы  ты
остановился  тогда  и  подумал,  что  делаешь,  может,  в  не  возглавил  бы
королевскую армию против... -  И  голос  ее  затих,  потому  что  Рейн  стал
покусывать се шею.
   - Я человек, которого ведут страсти, - пробормотал он,  -  и  ты  хочешь,
чтобы я изменился? Она вскинула голову, чтобы ему было удобнее.
   - Я способна бросить вызов твоей страсти, Рейн! - И она  отодвинулась  и,
пристально и очень серьезно взглянув на него, добавила:
   - И тогда ты снова меня оставишь? Если я сделаю то, что тебе не по нраву,
ты опять бросишь меня и наших детей? Его взгляд тоже посерьезнел.
   - Я тебе даю клятву, Аликсандрия Монтгомери, священную клятву  рыцаря.  Я
никогда больше не брошу тебя во гневе.
   С минуту она раздумывала, внимательно изучая его  лицо,  а  потом  обвила
руками его шею:
   - Я так тебя люблю!
   - Я, конечно, мог бы запереть тебя в твоей  комнате,  приставить  к  тебе
стражу и тому подобное, что полагается. Но я больше никогда не сплавлю  тебя
к своему брату, чтобы он разбирался с моими неурядицами.
   - Какие неурядицы! - закричала она ему в ухо. - Да я луч света  для  всей
твоей семьи. Ты, только ты разбиваешь их сердца. Ты, огромный, упрямый...
   Рейн потер полуоглохшее ухо.
   - Ах, этот нежный женский голосок, безмятежный, как весеннее утро, тихий,
как... - И он замолчал, потому что Аликс прижалась  ртом  к  его  рту  и  он
позабыл все слова.


    Джуд ДЕВЕРО
    БАРХАТНАЯ САГА: "БАРХАТНЫЙ АНГЕЛ"


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Анонс

   Непримиримая вражда связывает семьи английских аристократов  Чатвортов  и
шотландских лордов Монтгомери. Причины ее  сложны  и  запутанны:  вероломное
убийство, похищение,  насилие...  Междоусобная  воина  грозила  еще  многими
бедами...  если  бы  не  любовь,  вспыхнувшая  между  гордой,   неприступной
красавицей Элизабет Чатворт и мужественный рыцарем Майлсом Монтгомери.

   Посвящается Джоан Шулхафер, моему  первому  издателю,  а  "последствии  -
другу. Спасибо за твою любовь, юмор, но более всего  за  то,  чему  ты  меня
научим.

Глава 1

ЮГ АНГЛИИ

АВГУСТ 1502 ГОДА

   Элизабет Чатворт  стояла  на  краю  крутого  обрыва,  возвышающегося  над
обширным полем ячменя. Внизу с косами на плечах брели казавшиеся  лилипутами
крестьяне, некоторые ехали верхом на лошадях, один погонял упряжку быков.
   Но Элизабет не видела ничего вокруг себя: высоко поднятый подбородок  она
держала так  твердо,  что,  казалось,  не  было  силы,  способной  заставить
опустить его. Порыв теплого ветра едва не сбросил ее с обрыва, но  Элизабет,
широко расставив ноги, устояла. Если даже случившееся с девушкой  сегодня  и
то, что ожидало в будущем, не поколебало ее духа, то что ей ветер!
   Ее зеленые глаза были сухи, губы плотно сжаты, в горле застряли злость  и
слезы. Пытаясь успокоить рвущееся на  части  сердце,  она  глубоко  и  часто
дышала, и было видно, как судорожно подергиваются мышцы лица.  Порывы  ветра
трепали копну ее  спутанных  золотистых  волос,  и  незаметно  для  Элизабет
последняя жемчужина из ее прически  соскользнула  по  грязному,  оборванному
красному платью на землю.  Пышный  наряд,  который  она  надела  на  свадьбу
подруги, был изорван в клочья, волосы спутались и развевались на  ветру,  на
щеке темнело грязное пятно. Руки девушки были грубо связаны за спиной.
   Элизабет подняла глаза и, несмотря на  яркий  дневной  свет,  не  моргая,
взглянула в небо. От рождения наделенная ангельской внешностью, никогда  еще
не выглядела она такой нежной и спокойной, не была так  похожа  на  небесное
создание, как в эту минуту:  густые,  тяжелые  волосы  струились  по  спине,
словно  шелковая  мантия,  а  разорванное  платье  делало  ее   похожей   на
христианскую мученицу. Но  Элизабет  была  далека  от  сладостных  мыслей  о
всепрощении.
   - Я буду бороться до последней минуты, - пробормотала она, глядя в  небо.
Ее глаза потемнели и стали цвета изумруда в лунную ночь. - Ни  один  мужчина
не возьмет надо мною верх. Ни один мужчина не заставит меня подчиниться  его
желаниям.
   - Молишься Господу Богу? - раздался за спиной голос человека, полонившего
девушку.
   Медленно, словно ей некуда спешить, Элизабет повернулась к мужчине, и  ее
ледяной взгляд заставил его сделать шаг назад. Он был такой же  хвастунишка,
как и это мерзкое создание Пагнелл Уолденгэм, которому он служил, но  как  и
всякая мелкая сошка был в отсутствие хозяина еще и трусом.
   Джон нервно кашлянул, затем шагнул вперед и схватил Элизабет за плечо.
   - Может, ты и считаешь себя важной леди, но сейчас я твой господин.
   Не подав вида, что он причиняет ей боль, Элизабет посмотрела ему прямо  в
глаза - в конце концов, за свою жизнь она  перенесла  более  чем  достаточно
физических и душевных мук.
   - Ты никогда не станешь чьим-либо господином, - сказала она спокойно.
   На мгновение Джон слегка отпустил ее плечо, но в ту же секунду  рванул  к
себе, а затем грубо оттолкнул.
   Элизабет чуть не упала, но все-таки ей удалось  сохранить  равновесие,  и
она пошла вперед.
   - Каждый мужчина является господином  какой-нибудь  женщины,  -  произнес
Джон. - Такие,  как  ты,  просто  еще  не  осознали  этого.  Все,  что  тебе
требуется, это настоящий мужчина, который оседлает тебя: тогда поймешь,  кто
твой господин. А, насколько я слышал, этот Майлс Монтгомери  как  раз  такой
человек,  какой  тебе  требуется.  -  Услышав   имя   Монтгомери,   Элизабет
споткнулась и упала на колени.
   Джон громко и неестественно расхохотался,  словно  ему  удалось  одержать
победу. Он стоял  рядом  и  нагло  смотрел  на  Элизабет,  делавшую  попытки
подняться: ноги ее запутались в  юбке,  а  связанные  руки  делали  движения
неуклюжими.
   - Что? Испугалась предстоящей встречи с Монтгомери? -  язвительно  бросил
Джон, рывком поставив ее на ноги. Он  коснулся  ее  бархатистой  щеки  цвета
слоновой кости и провел грязным пальцем по нежным  губам.  -  И  как  только
подобная красотка может быть  такой  ведьмой?  Мы  могли  бы  с  тобой  быть
повнимательнее друг к другу, и лорд Пагнелл никогда не  узнал  бы  об  этом.
Какая  разница,  кому  быть  первым?  Монтгомери  все   равно   лишит   тебя
девственности, днем раньше или позже.
   Элизабет плюнула ему прямо в лицо. Попытка  увернуться  от  его  пощечины
стоила ей липшей боли в измученном теле.  Элизабет  пригнулась  и  побежала.
Связанные руки мешали бежать быстро, поэтому Джон легко догнал  ее,  схватил
за обрывки юбки и швырнул на землю.
   - Ну и сука! - выдохнул он, переворачивая девушку на спину и раздвигая ей
ноги. - Ты  заплатишь  за  все.  Я  старался  быть  снисходительным,  но  ты
заслуживаешь хорошей порки.
   Руки Элизабет, прижатые к земле собственным телом, причиняли  нестерпимую
боль, и, как она не сдерживалась, ее глаза все равно наполнились слезами.
   - Ты не посмеешь бить меня! - произнесла она с уверенностью в  голосе.  -
Пагнелл узнает об этом и накажет тебя. Мужчины, подобные  тебе,  никогда  не
рискуют собственной шкурой.
   Джон схватил ее за грудь и стал жадно целовать в губы, но  Элизабет  даже
не шевельнулась. Озлобленный ее  поведением,  он  отпрянул  и  направился  к
лошадям.
   Элизабет присела и попыталась успокоиться. Это ей удалось, и  теперь  она
хотела сберечь силы перед предстоящим тяжелым испытанием.
   Монтгомери! Только это имя вертелось в голове. Имя Монтгомери,  казалось,
было причиной всех ее несчастий и бед. Из-за Монтгомери ее невестка утратила
красоту и частично лишилась рассудка. Монтгомери был  виновен  в  позоре  ее
старшего брата и исчезновении второго брата,  Брайана,  и  в  довершение  ко
всему - Монтгомери стал причиной ее похищения.
   На  свадьбе  у  своей   подруги   Элизабет   случайно   подслушала,   что
отвратительный Пагнелл, которого  она  знала  таким  всю  жизнь,  собирается
отдать хорошенькую молоденькую певицу своим развращенным  родственникам  для
совершения обряда  суда  над  ведьмами.  Когда  Элизабет  попыталась  спасти
девушку, Пагнелл поймал их и в шутку пообещал  передать  Элизабет  ее  врагу
Монтгомери. Возможно, все было  не  так  плохо,  если  бы  певица  в  порыве
откровенности не проболталась о ненависти Элизабет к семейству Монтгомери.
   Пагнелл связал Элизабет, заткнул ей рот  кляпом  и,  завернув  в  грязный
кусок холстины, приказал своему слуге Джону доставить ее пресловутому Майлсу
Монтгомери, известному своим распутством, цинизмом и  горячностью.  Элизабет
знала, что из четверых мужчин в  семействе  Монтгомери  самой  худой  славой
пользовался младший, двадцатилетний Монтгомери, который был лишь на два года
старше самой Элизабет. Даже в монастыре, где она провела последние несколько
лет,  до  нее  доходили  некоторые  истории,  связанные  с   именем   Майлса
Монтгомери.
   Ей поведали, что в шестнадцать лет он продал душу дьяволу и поэтому обрел
сверхъестественную власть над женщинами. Элизабет долго  смеялась  над  этой
историей, но никому не сказала, почему  она  смеялась.  Ей  вдруг  пришло  в
голову, что Майлс Монтгомери похож  на  ее  умершего  брата  Эдмунда,  силой
принуждавшего женщин спать с ним. Жаль, что семя этого Монтгомери  оказалось
таким  плодовитым:   ходили   слухи,   что   у   него   было   более   сотни
незаконнорожденных детей.
   Три года тому назад  молодая  девушка  Бриджит  покинула  монастырь,  где
воспитывалась Элизабет,  чтобы  отправиться  на  работу  в  старинный  замок
Монтгомери. Это была  прелестная  девушка  с  огромными  темными  глазами  и
крутыми бедрами. За день до отъезда настоятельница беседовала с Бриджит  два
часа, а во время вечернего богослужения глаза девушки были красны от слез.
   Одиннадцать месяцев спустя бродячий музыкант  принес  весть  о  том,  что
Бриджит разрешилась от бремени большим крепким малышом, которого она назвала
Джеймсом Монтгомери. Считалось, естественно, что его отцом являлся Майлс.
   Элизабет присоединила  свой  голос  к  хору  молитв,  замаливающих  грехи
девушки. Про себя она проклинала мужчин, подобных ее брату Эдмунду и  Майлсу
Монтгомери - исчадий ада, считавших, что  у  женщин  нет  души,  и  думавших
только о том, как их избить, изнасиловать и принудить к  совершению  разного
рода непристойностей.
   Джон прервал мысли Элизабет, схватив ее за волосы и резко подняв на ноги.
   - Время молитв истекло, - сердито бросил он ей в лицо. -  Монтгомери  уже
разбил лагерь, и пора бы ему взглянуть на очередную... - он  ухмыльнулся,  -
...мать еще одного ублюдка.
   Он громко рассмеялся, когда Элизабет начала отбиваться, а она, поняв, что
доставляет ему своим сопротивлением удовольствие, притихла,  метнув  в  него
уничтожающий взгляд.
   - Ведьма! - набросился Джон на Элизабет.  -  Посмотрим,  сможет  ли  этот
дьявол Монтгомери покорить ангела, на которого ты так похожа, или  его  ждет
такое же черное, как у него самого, сердце.
   Улыбнувшись, он грубо накрутил ее волосы на руку. Затем, вынув  маленький
острый кинжал, приставил его к горлу девушку.  Когда  же  она  не  дрогнула,
почувствовав холодную сталь, его улыбка сменилась ухмылкой.
   - Иногда мужчины из семейства Монтгомери совершают ошибку,  опускаясь  до
бесед с женщинами, вместо того чтобы сразу использовать  их  по  назначению,
предначертанному  Богом.  Я  прослежу  за  тем,  чтобы  этот  Монтгомери  не
последовал их примеру.
   Острым лезвием он медленно провел по горлу  девушки  и  остановил  его  у
квадратного выреза ее разорванного платья. Затаив  дыхание  и  глядя  ему  в
лицо, Элизабет стояла не шелохнувшись, с трудом сдерживая гнев.
   Джон лезвием кинжала разрезал платье и тесный  корсет  под  ним.  Обнажив
полные округлые груди, посмотрел на девушку.
   - Ты слишком долго скрывала свои прелести, Элизабет, - прошептал он.
   Элизабет отвернулась от него и замерла. Его слова соответствовали истине:
одевалась  она  строго,  затягивала  грудь,  увеличивала  бедра.   Ее   лицо
притягивало взгляды мужчин больше, чем ей хотелось, но с этим ничего  нельзя
было поделать.
   Джона не интересовало больше  ее  лицо:  он  сосредоточенно  стаскивал  с
Элизабет остатки платья. Ему не часто доводилось видеть  обнаженных  женщин,
тем более из высшего общества и такой красоты, как Элизабет Чатворт.
   Элизабет словно окаменела, но, когда ее одежда упала на  землю  и  теплое
августовское  солнце  коснулось  обнаженной  кожи,   до   нее   дошло,   что
происходящее с ней гораздо хуже того, что с ней уже сделали.
   - К черту Пагнел