али.
   Из свертка  появился  миниатюрный  портрет  Николаса,  и  краски  на  нем
остались такими же сочными и яркими, как и в тот день, когда его писали.
   - О Николас! - прошептала она, касаясь изображения кончиками пальцев. - О
Николас, неужели  я  и  впрямь  навсегда  рассталась  с  тобой?  Неужели  ты
окончательно покинул меня?!
   Она смотрела на портрет, гладила его, а когда  перевернула,  то  увидела,
что на обратной стороне  что-то  нацарапано.  Повернув  портрет  так,  чтобы
надпись была освещена солнцем, она прочла: +++
   Время ничего не значит - Любовь будет вечной! +++
   Под этим стояла буква "Н", а над нею - "Д"!
   Откинув назад голову и прислоняясь затылком к  холодной  каменной  спинке
старинной скамьи, она смахнула с глаз набежавшие слезы.
   - О, Николас, вернись же ко мне! -  прошептала  она.  -  Ну,  пожалуйста,
вернись!
   Просидев довольно долго в саду, она наконец поднялась со скамьи. Ленч уже
прошел, но в кафе она заказала  чашку  крепкого  черного  чая  с  молоком  и
тарелку "сконов". В Беллвуде она приобрела справочник  для  туристов  и  еще
один купила в Торнвике, так что теперь, поедая "сконы" и  запивая  их  чаем,
она одновременно читала справочники.
   С каждой новой прочитанной строчкой она повторяла себе, что боль, которую
она испытывает, утратив  любимого,  искупается  переменами,  происшедшими  в
прошлом. Что, в самом деле, значит чувство, возникшее  между  двумя  людьми,
если, отказавшись от любви, они смогли переменить ход истории?! Кит  остался
в живых, леди Маргарет тоже выжила, выжил Джеймс, и Николас не был казнен. И
не только их жизни, но сама честь семьи была спасена, а нынешний Стэффорд  -
герцог и состоит в родстве с королевой!
   На фоне всего этого что может значить небольшое любовное приключение?!
   Покинув кафе, Дуглесс зашагала к станции. Теперь она может  ехать  домой,
лететь в Америку, назад, к  своей  родне!  И  никогда  более  она  не  будет
чувствовать себя какой-то посторонней в своей семье и никогда ей не придется
прикидываться кем-то, кем она в действительности не является!
   Сидя в поезде, который вез ее в Эшбертон, она твердила себе,  что  должна
испытывать настоящий подъем! Ведь им с Николасом столь  многое  удалось!  Ну
кому еще удалось изменить ход истории?! А вот ей, Дуглесс, такая возможность
представилась!  Ведь  благодаря  ее  усилиям  семейство  Стэффорд  и  сейчас
процветает! И сейчас еще стоят те прекрасные здания,  которые  спроектировал
Николас, а ведь это она убедила его использовать свой талант по назначению!
   Но полностью изменить ход своих мыслей она не могла:  что  толку  внушать
себе, что именно она должна  чувствовать,  если  на  самом  деле  ей  плохо,
по-настоящему плохо.
   В Эшбертоне она медленно побрела к своей гостинице. Надо будет  позвонить
в кассу и забронировать билет!
   Но в вестибюле гостиницы ее поджидали Роберт с Глорией. В  данный  момент
она не была уверена, что найдет в себе достаточно сил,  чтобы  противостоять
им.
   - Я сейчас принесу  браслет,  -  сказала  она  и  поскорее,  пока  он  не
заговорил с ней, отвернулась. Однако он остановил ее, схватив за руку.
   - Слушай, Дуглесс, мы не могли бы поговорить?
   Она вся напряглась, готовая выслушать его оскорбления.
   - Я же сказала, что сейчас принесу браслет, и прошу извинить меня за  то,
что держала его у себя.
   - Ну, пожалуйста! - повторил он, и выражение его глаз было нежным.
   Дуглесс  взглянула  на  Глорию  -  с   лица   девушки   куда-то   пропало
самодовольное выражение, когда казалось,  она  хотела  сказать:  "Я  все  же
заставлю вас обратить  на  меня  внимание!"  В  полном  изнеможении  Дуглесс
опустилась в кресло напротив отца с дочерью.  Прямо-таки  -  Люси  и  Роберт
Сидни! - подумала Дуглесс. Просто поразительно сходство  Глории  С  невестой
Кита, современного Роберта - с Робертом из шестнадцатого  столетия!  Дуглесс
подумала о том, что они с Николасом совершенно изменили течение  жизни  этих
людей:  у  Роберта  Сидни  не  осталось  решительно  никаких  причин,  чтобы
ненавидеть Николаса, который и  не  думал  заделывать  Арабелле  ребенка  на
столе! А Люси благодаря Дуглесс обрела некоторую веру в себя!
   Откашлявшись, Роберт произнес:
   - Знаешь, мы с Глорией обсудили все, и мы... гм... пришли к выводу,  что,
возможно, были не вполне справедливы к тебе.
   Глаза Дуглесс округлились от удивления. Когда-то, на каком-то витке своей
жизни она смотрела на Роберта как бы с шорами на глазах: видела лишь то, что
хотела видеть, и наделяла его такими чертами характера, которых у него  и  в
помине не было. Теперь, как бы обозревая всю их предыдущую жизнь вдвоем, она
понимала, что он никогда не любил ее!
   - Чего ты от меня хочешь? - устало спросила она.
   - Ну, мы просто хотели извиниться, - ответил Роберт, - и  были  бы  очень
рады, если бы ты присоединилась к нам на весь остаток нашей поездки!
   - И вы можете сидеть впереди! - добавила Глория. Дуглесс лишь  переводила
взгляд с одного на другую, совершенно  озадаченная  -  и  не  тем,  что  они
говорили,  потому  что  Роберт  нередко  и  в  прошлом  извинялся  или  даже
предпринимал что-то, чтобы добиться от нее того, чего ему хотелось,  а  тем,
сколь искренни были выражения их лиц! Казалось, они и впрямь верят в то, что
произносят!
   - Да нет уж, - мягко ответила она, - Завтра утром улетаю домой!
   Склонившись к ней, Роберт взял ее за руку:
   - Надеюсь, ты  имеешь  в  виду  мой  дом!  -  спросил  он,  и  глаза  его
заблестели, -  Тот  дом,  который  станет  нашим,  как  только  мы  с  тобой
поженимся!
   - Поженимся? - прошептала Дуглесс.
   - Да, Дуглесс! Пожалуйста, выходи за меня замуж! Я был таким дураком, что
не понимал, как хорошо мы с тобой жили!
   Дуглесс лишь слегка усмехнулась. Ну вот, она и услышала то, чего  ей  так
сильно хотелось: можно выйти замуж за всеми уважаемого, надежного человека!
   Сделав глубокий вдох, она улыбнулась Роберту,  ибо  вдруг  почувствовала,
что  ей  не  хочется  продаваться  так  дешево!  Теперь  она   уже   не   та
недотепа-малышка в семье, не  достигшая  высот,  которые  занимают  в  своем
положении ее старшие сестры! Она - женщина, которую перебрасывали  в  другую
эпоху, и она там не только сумела выжить, но и  осуществить  крайне  трудную
задачу! Нет, больше ей не требуется как-то  реабилитировать  себя  в  глазах
слишком  идеального  семейства,  притаскивая  в  дом  какого-нибудь   вполне
преуспевающего супруга! Нет, теперь и сама Дуглесс может преуспеть в жизни!
   И, взяв руку Роберта, она вернула ее к нему на  колени  и  очень  любезно
проговорила:
   - Спасибо, но не нужно, большое спасибо!
   - Но я думал, ты хочешь выйти замуж! - воскликнул  он,  глядя  на  нее  в
полной растерянности.
   - И еще папочка говорил, что я могла бы быть подружкой невесты  на  вашей
свадьбе! - добавила Глория.
   - Когда я и впрямь соберусь замуж, то  выйду  за  того,  кто  всего  себя
отдаст мне! - проговорила Дуглесс, а затем, глядя на Глорию, добавила:
   - Ну, и подружек на собственную свадьбу я предпочту выбирать сама!
   Глория вся залилась краской и потупясь уставилась на свои ногти.
   - Да, Дуглесс, ты изменилась! - тихо заметил Роберт.
   - Да, изменилась. Или нет? - отозвалась Дуглесс, как бы и сама  удивляясь
сказанному. - Да, верно,  действительно  изменилась!  -  подтвердила  она  и
встала. - Сейчас я принесу ваш браслет!
   Она пошла к лестнице, но Роберт, оставив Глорию в вестибюле, двинулся  за
ней. Он не произнес ни слова, пока она не отперла дверь номера и не вошла  в
комнату. Последовав за нею, он закрыл за собой дверь.
   - Скажи, Дуглесс, у тебя есть кто-то другой, да? - спросил он.
   Она достала из своего  чемодана  браслетик  с  бриллиантами  и  протянула
Роберту.
   - Нет, у меня никого нет, - ответила она, вновь  ощущая  всю  боль  из-за
утраты Николаса.
   - И даже того парня,  которому,  по  твоим  словам,  ты  помогала  в  его
изысканиях?
   - Нет, все изыскания закончились, и он... он исчез.
   - Навсегда? - спросил Роберт.
   - Да, настолько навсегда, насколько это  позволяет  одно  лишь  время!  -
ответила Дуглесс и на мгновение  отвернулась  в  сторону.  Затем,  глядя  на
Роберта, сказала:
   - Знаешь, я абсолютно измоталась, а утром мне предстоит  длинный  перелет
домой, так что сейчас лучше всего распрощаться. Когда я  окажусь  в  Штатах,
заберу у тебя свои вещи.
   - Но, Дуглесс! - воскликнул он. - Пожалуйста, пересмотри свое решение! Мы
же не можем взять да и покончить со всем,  что  у  нас  было,  просто  из-за
какой-то небольшой ссоры. Мы же любим друг друга!
   Она поглядела на него и подумала, что действительно когда-то, в  какой-то
период ее жизни, ей казалось, что  она  его  любит.  А  затем  их  отношения
развивались лишь в одну сторону: Дуглесс всячески стремилась ублажить его  и
всегда пыталась сделать что-нибудь ему приятное.
   - Что тебя так изменило? - спросила она. - Как случилось, что всего  лишь
несколько дней тому назад ты взял да и бросил меня совершенно одну, в  чужой
стране, не оставив ни пенса, а теперь вновь здесь и упрашиваешь  меня  выйти
за тебя замуж?!
   Роберт слегка покраснел и в замешательстве отвернулся от нее.
   - Право, я в самом деле приношу тебе  извинения  за  все  случившееся!  -
выдавил он из себя. Потом посмотрел ей в глаза, и выражение лица у него было
неподдельно искренним и чуть-чуть смущенным. - Это была глупейшая история! -
проговорил он, - Все это твои деньги, они приводили меня просто в бешенство,
ты же знаешь! Я с огромными  трудностями  учился  в  медицинском  институте,
питаясь одной консервированной фасолью, а  у  тебя  было  все!  Была  семья,
которая души в тебе не чаяла, и богатства, накопленные за столетия. Мне было
ненавистно твое поведение, когда ты разыгрывала какой-то фарс, живя лишь  на
свою учительскую зарплату, потому что я отлично знал, что, стоит тебе только
попросить, и тебе твои родичи дадут  столько  денег,  сколько  ты  захочешь!
Когда я бросил тебя у церкви, я знал, что твоя сумочка у Глории и  был  даже
этому рад! Мне хотелось,  чтобы  ты  почувствовала,  что  такое  -  пытаться
выжить, не имея денег, и всегда полагаться исключительно на  себя,  как  это
вечно приходилось делать мне! - Он глубоко вздохнул, лицо его приняло мягкое
выражение, и он продолжил:
   - Но вчера вечером вдруг все изменилось. Мы с Глорией были в ресторане, и
внезапно я ощутил острое желание, чтобы и ты была с нами. И я... я больше не
злился на тебя. Скажи, ну есть  ли  в  этом  какой-то  смысл?!  Вся  злость,
которую я испытывал из-за того, что тебе всегда  было  дано  все,  мгновенно
испарилась, будто ее и не было никогда,  она  пропала,  исчезла  начисто!  -
Подойдя к ней и положив руки ей на плечи, он проговорил:
   - Я был просто дураком, что позволил тебе уйти, отпустил  от  себя  такую
женщину, как ты! Если бы только ты разрешила, я всю оставшуюся жизнь  только
и делал бы, что исправлял свою ошибку! Мы можем и не вступать в  брак,  если
тебе этого не хочется! Нам даже не обязательно жить вместе!  Я  бы...  я  бы
стал за тобой ухаживать, если бы ты разрешила! Да, ухаживать, одаривать тебя
цветами и конфетами и... и еще воздушными шарами! Ну, что  скажешь  на  это?
Дашь мне еще шанс?
   Дуглесс внимательно смотрела на него. Роберт сказал, что вчера его злость
прошла. Все время, что она  провела  в  шестнадцатом  веке,  соответствовало
всего лишь нескольким минутам по счету  века  двадцатого,  и  вот  за  столь
короткий срок, находясь с Николасом, она как-то сумела стереть с лиц  Глории
и Роберта одинаковое выражение злости! А может,  эта  самая  злость  Роберта
была подспудно вызвана  тем  горьким  чувством,  которое  он  испытал  из-за
событий, произошедших в шестнадцатом веке? Ведь когда Роберт впервые  увидел
Николаса, то смотрел на него  с  нескрываемой  яростью.  Но  почему?  Может,
потому, что некогда Николас сделал ребенка его жене?
   Глория как будто тоже совсем не испытывает более злости к  ней,  Дуглесс!
Может,  это  из-за  того,  что  когда-то  Дуглесс  помогла  более   быстрому
созреванию Люси?!
   Дуглесс даже головой помотала, чтобы  упорядочить  свои  мысли.  Как  это
говорил Николас: "Если даже мне  суждено  умереть  завтра,  душа  моя  будет
помнить тебя!"? Так может, Роберт и Глория воплощают собой души  тех  людей,
которые жили когда-то?!
   - Так ты дашь мне еще шанс? - повторил Роберт, - Нет, - ответила Дуглесс,
улыбаясь и целуя его в щеку, - нет, не дам, хотя очень  благодарна  тебе  за
твое предложение!
   Он отстранился от нее, и Дуглесс с удовлетворением увидела, что злости он
не испытывает.
   - У тебя есть кто-то еще? - вновь спросил он, как  бы  демонстрируя,  что
его "я" легче справляется с ее отказом, чем ее собственное, предпочитающее в
ситуации выбора скорее уж не иметь дела ни с кем, чем предпочесть его!
   - В определенном смысле -  есть!  -  ответила  она.  Роберт  поглядел  на
браслетик на своей ладони.
   - Да, - задумчиво произнес он, - если бы  только  вместо  этого  я  тогда
купил обручальное колечко... Впрочем, кто знает? - И, вновь  подняв  на  нее
глаза, договорил:
   - Ладно, кем бы он ни был, этот сукин сын, он - счастливчик!  Желаю  тебе
всего хорошего, что только есть на белом свете! - И с этими словами он вышел
из комнаты, закрыв за собою дверь.
   Некоторое время  Дуглесс  стояла  в  пустой  комнате,  а  потом  пошла  к
телефону, чтобы позвонить родителям, - ей захотелось услышать их голоса.
   Трубку взяла Элизабет.
   - А что, мама с папой еще не вернулись? - спросила Дуглесс.
   - Да нет, они еще  там,  в  своей  хижине.  Слушай,  Дуглесс,  я  все  же
настаиваю на том, чтобы ты объяснила, что там у  тебя  происходит!  Если  ты
опять влипла в какую-нибудь передрягу, лучше скажи, чтобы я  могла  тебя  из
нее вытащить! Надеюсь, на этот раз тебя не посадили, а?
   К собственному изумлению,  Дуглесс  обнаружила,  что  слова  ее  во  всех
отношениях совершенной старшей сестры на этот раз не злят ее и не заставляют
испытывать комплекс вины!
   - Слушай, Элизабет, - решительно  произнесла  она,  -  я  была  бы  очень
признательна, если бы ты больше не разговаривала со мной  подобным  образом!
Я, собственно, позвонила затем, чтобы сообщить, что возвращаюсь домой.
   - О! - протянула Элизабет. - Я ведь решительно ничего плохого не имела  в
виду, дело в том, что вечно во что-нибудь вляпываешься - не в  одно,  так  в
другое!
   Дуглесс на это ничего не ответила.
   - Хорошо, извини! - произнесла Элизабет. - Встретить вас с  Робертом  или
же у вас будет своя машина?
   - Я буду одна, - ответила Дуглесс.
   - 0! - во второй раз воскликнула  Элизабет,  вновь  предоставляя  Дуглесс
возможность  что-то  объяснить.  Но  поскольку  Дуглесс  молчала,   Элизабет
произнесла:
   - Слушай, Дуглесс, мы все будем очень-очень рады видеть тебя!
   - И я тоже буду рада увидеться с вами! - ответила Дуглесс. - Не надо меня
встречать: возьму машину напрокат. И я... я скучала по тебе, Элизабет!
   -  Давай,  скорее  приезжай  домой,  и  я  приготовлю  по  этому   случаю
праздничный обед!
   Тяжко вздохнув в ответ на это предложение, Дуглесс спросила:
   - Слушай, а когда возвращается мама?
   - Ну ладно, ладно, - сказала Элизабет, - разумеется, я - не самая  лучшая
повариха в мире! Ты все приготовишь, а я уберусь на кухне!
   - Заметано! - ответила Дуглесс. - Послезавтра я буду дома.
   - Да, Дуглесс! - воскликнула Элизабет. - Я по тебе тоже скучала!
   Дуглесс положила трубку и улыбнулась: по всей  видимости,  изменилось  не
только течение истории, переменилось также и настоящее!  Она  знала,  просто
ощущала это каким-то внутренним чувством, что уже никогда впредь ей не  быть
героиней семейных шутливых историй, потому что она  уже  не  чувствует  себя
никчемной и неспособной обустроить собственную жизнь!
   Она позвонила  в  аэропорт  Хитроу,  забронировала  билет  на  самолет  и
принялась укладываться.

Глава 21

   Дуглесс пришлось встать очень рано, чтобы успеть на поезд до  Лондона,  а
оттуда  еще  долго   ехать   в   дорогом   такси   до   аэропорта.   Чувство
удовлетворенности, которое поддерживало ее с той минуты, когда она  покинула
шестнадцатый век,  начало  исчезать.  Теперь  она  ощущала  только  страшную
усталость и полное одиночество. Да, она уже дважды влюблялась в Николаса!  И
она помнит, как он появился в двадцатом столетии и какое  удивление  было  у
него на лице, когда он прикоснулся к книге с цветными  фотографиями  в  ней!
Помнит, как он зачарованно следил за тем, как таксист  переключает  скорости
на рычаге передач! Помнит и журнальчик "Плейбой" в ящике, когда они  были  в
гостях у Арабеллы!
   А когда она сама оказалась в шестнадцатом веке и он сначала  не  вспомнил
ее и даже испытывал к ней ненависть, она стала думать, что он изменился.  Но
это оказалось не так: он остался тем же  человеком,  который  более,  чем  с
собой, считается с интересами своей  семьи,  и  когда  он  попытался  и  ее,
Дуглесс, ввести в лоно своей семьи, то и любовь его к ней сделалась такой же
цельной, какой была ко всем родным!
   Объявили посадку, а Дуглесс все ждала чего-то до самой последней  минуты.
А может, ей не следует покидать Англию? В Англии она все-таки была бы  ближе
к Николасу. Может, ей следует купить дом в Эшбертоне и  ежедневно  ходить  к
нему на могилу? Может, если она станет хорошенько молить Бога  об  этом,  он
вернет ее к Николасу?!
   Как она ни сдерживалась, слезы полились из глаз. Да, Николас окончательно
и навсегда ушел от нее! И уже никогда вновь ей не видеть и не  слышать  его,
не прикасаться к нему!
   Слезы застилали глаза, и, садясь в самолет, она наткнулась  на  какого-то
мужчину, а ее дорожная сумка при этом сорвалась у нее с плеча  и  шлепнулась
на колени какого-то пассажира из салона первого класса.
   - Ой, очень прошу извинить меня! - проговорила она и посмотрела  прямо  в
голубые глаза очень красивого мужчины. На какую-то долю  секунды  сердце  ее
отчаянно забилось, но она тут же одернула себя: нет, это не Николас, глаза у
него совсем другие!
   Она забрала с колен мужчины свою сумку, а он с явным интересом  уставился
на  нее.  Но  Дуглесс  не  проявила  к  нему  ни  малейшего  внимания:   тот
единственный на свете мужчина, к которому она питала интерес,  был  погребен
под мраморной плитой!
   Она пробралась на свое место, запихнула сумку под сиденье перед  собой  и
посмотрела в окно. Самолет как раз начал выруливать на стартовую  полосу,  и
Дуглесс, осознавая вдруг, что прощается с  Англией,  расплакалась.  Какой-то
мужчина, сидевший рядом, в кресле у прохода, вероятно, англичанин,  уткнулся
в газету, чтобы не смущать ее.
   Дуглесс очень старалась сдержать поток слез. Мысленно  утешая  себя,  она
приводила всякие пустяковые аргументы и напоминала себе, сколь  многого  она
сумела добиться, так что потеря Николаса - относительно небольшая  плата  за
все  хорошее,  что  ей  удалось  совершить.  Однако   подобные   соображения
заставляли ее плакать еще сильнее.
   К тому времени, когда самолет  поднялся  в  воздух  и  надпись  на  табло
"Прикрепите привязные ремни" погасла, Дуглесс уже рыдала столь отчаянно, что
даже не замечала, что происходит рядом. Между тем  голубоглазый  мужчина  из
первого класса с бутылкой шампанского и двумя бокалами в руке подошел к  ним
и попросил соседа Дуглесс поменяться с ним местами.
   - Вот, возьмите! - проговорил он. Сквозь слезы  она  разглядела  бокал  с
шампанским, который протягивал ей ее новый сосед.
   - Не смущайтесь, берите! - настаивал он. - Это вам поможет!
   - Вы что... а... американец, наверное? - спросила она, глотая слезы.
   - Я из Колорадо. А вы?
   - Из М... М... Мэна, - с трудом выговорила Дуглесс и, взяв у него  бокал,
принялась пить так поспешно, что поперхнулась. - У ме... у  меня  двоюродные
братья в Колорадо.
   - Да что вы? А где?
   - В Чэндлере, - ответила она, чувст